Глава 32. Весь следующий день Шурочка, если можно так выразиться, смотрела на весы

Весь следующий день Шурочка, если можно так выразиться, смотрела на весы. Три чаши были на этих весах.

На первой чаше весов лежал бордель. Ещё несколько месяцев существования, на сколько хватит силёнок. Смерть через некоторое время, короче.

На второй чаше лежал шприц с «золотым уколом». Последний кайф, и смерть сразу.

На третьей чаше был некий, совершенно непонятный центр при церкви. Это была надежда на жизнь. Но – надежда совершенно призрачная.

И разве Шурочка действительно ничего не теряла, если бы выбрала этот центр?

Нет, теряла. Если выбрать этот призрачный центр, то Шурочка теряла первый вариант. Она теряла то некоторое время, которое было у неё в борделе. Ведь назад – пути туда не было. Она уже и так там еле держалась.

Значит, если она откажется от борделя, а с центром ничего не получится, то у неё останется только вариант номер два. «Золотой укол». Шесть тысяч «гробовых» в нижнем ящике комода. И всё.

Ну, что же. Всё, так всё. Тогда надо решать сразу, не откладывая.

Вечером Шурочка позвонила свекрови. Она рассказала про письмо и узнала, что новостей о Юре особых нет. Потом она набрала в лёгкие побольше воздуха и сказала:

– Я согласна. Где там ваш центр? Я могу завтра пойти.

– Завтра? Завтра вторник… Хорошо. Только туда надо пораньше, часов в восемь утра.

Наталья Леонидовна как будто не удивилась. Голос её был спокойным и деловым.

– Когда? – Шурочке стало страшно от такого раннего часа. – Я в восемь утра уже давно не вставала. Я не встану…

В восемь – уже надо там быть. Нам надо обязательно к священнику попасть. А у него народу много. Я буду тебе звонить с полседьмого утра. В конце концов, ты проснёшься. Встречаемся в метро, в центре зала. Узнаешь меня. Я буду в синей юбке и в платке.

– А я…

– Я узнаю тебя… – сказала мать Юры.

Шурочка проснулась утром от навязчивых, непрерывных звонков. Пришлось встать, кое‑как влить в себя кофе, и идти, едва переставляя ноги. В метро Наталья Леонидовна подошла к ней сама. Секунду они постояли друг против друга, а потом обе сделали шаг навстречу…

Они стояли обнявшись, как два путника, встретившиеся на пустынной дороге.

– Господи, помилуй нас грешных, – несколько раз повторила мать Юры. У неё из глаз текли слёзы.

То ли при взгляде на Шурочку, почти прозрачную, тяжело дышащую наркоманку, зябко кутающуюся в большую мужскую рубаху с длинными рукавами.

То ли текли её слёзы потому, что она вспомнила о сыне. О своём маленьком мальчике, страдающем так далеко от неё…

То ли были эти слёзы – о себе самой, матери такого сына.

«Господи, помилуй нас, грешных…»

Шурочке понравилось то место, куда они пришли. Место было… как бы это сказать… настоящим, что ли. Мощенный камнем двор, строения, которым было много не лет, а много веков. Тишина стояла над этим двором. Над этим Подворьем.

Казалось, что с этого места ближе к небесам. Ближе даже ей – такой вот, потерянной и разбитой, какой была она, Шурочка.

Сердце Шурочки замерло, когда они поднялись по шаткой деревянной лестнице, и Наталья Леонидовна отворила двери храма. Наталья Леонидовна перекрестилась, Шурочка же просто вошла, вслед за ней.

В храме было пусто и сумеречно.

– Садись на лавочку пока, – сказала Наталья Леонидовна. – Садись, будем ждать. Может, даже хорошо, что пока никого нет. У тебя будет время подумать.

– Да что думать, – ответила Шурочка. – Думано всё, передумано. Смерть пришла, вот и все думы. Я уже еле дышу. Если не получится – умру я скоро. Вы же видите… какая я.

– Ты крещёная?

– Да. Когда‑то крестили меня, когда маленькая была.

– Ладно, посиди. Я ведь тоже… в храм пришла, когда Юрка сел. Да когда муж умер. На всё – Божья воля. – И свекровь встала перед иконой в центре храма и начала молиться.

А Шурочка сидела‑сидела, смотрела‑смотрела… То на иконы, то вниз, на кирпичные полы храма. Кирпичи были выложены «ёлочкой». На кирпичах были непонятные тёмные точки. Шурочка даже поковыряла ногтем одну из них. Точками оказался застывший на кирпичах свечной воск.

«Хорошо здесь», – подумала Шурочка, и задремала, положив голову на какой‑то высокий ящик.

Она проснулась от того, что её будила Наталья Леонидовна. В храме уже было много народу.

– Вставай, батюшка пришёл уже. Мы первые.