Глава 23. Юля простучала каблучками по пластиковому полу малого зала своего салона

Юля простучала каблучками по пластиковому полу малого зала своего салона. Беглым взглядом окинула территорию. Все чисто. Девочки в униформе приветливо улыбаются клиентам. Шустро мелькают в руках блестящие ножницы, пахнет лаком и шампунем. Юля заглянула в массажный кабинет и солярий. Все работники находились при деле, никто не слонялся и не бил баклуши. Вот уже четыре месяца она создавала этот салон и руководила тем, что создавала. И все время находилась в напряжении и даже боялась задуматься: а туда ли она вложила доставшиеся от Никиты деньги, станет ли салон приносить прибыль? Чтобы не думать лишнего, Юля старалась просто не оставаться без дела. Она приходила в салон раньше остальных и уходила последней. В ее директорском кабинете, обставленном изящно, без вызова, всегда царила рабочая атмосфера — тренькали телефоны, синим светом мигал компьютер.

Каждый день Юля начинала с планерки, сама осматривала рабочие места и беседовала с клиентами. Иногда ей казалось, что жизнь взяла ее в тиски, заставила шагать в тесном строю, постоянно равняя шаг. Но не этого ли она хотела? Да, она хотела жить хорошо и добивалась этого каждый день. Ей удалось снять хорошую квартиру в центре города, перевезти к себе маму, устроить Оленьку в престижную школу. Юля знает, что мама и дочка ни в чем не нуждаются, и она сделает все, чтобы так было и впредь.

И все же неприятный эпизод прощания с Вишневым сидел занозой в отношениях Юли с дочкой. Самой большой неожиданностью для Юли стало тогда поведение Оли.

Когда Юля объявила, что ей нужно уехать в город по делам, а Оля должна пожить в Вишневом с бабушкой и Сашей, все было нормально. Но когда Юля приехала за родными на такси и в багажник были уложены вещи, до Оли дошел смысл происходящего.

— Я не хочу ехать в город, — вдруг заявила девочка и уселась на крыльцо. — Можно я здесь останусь, мамочка, с Сашей?

— Ты что, Оля? Как же я без тебя? — мягко удивилась Юля. — Я ведь для тебя это делаю, пойми.

Оля подняла на мать чистые глаза.

— А мне здесь больше нравится. У меня здесь свой садик, мы с Сашкой цветы посадим возле калитки. И я хочу увидеть, как зацветает вишня. И еще здесь котенок и собака.

— Оля, я куплю тебе щенка. Ты сама выберешь на рынке. Я тебе обещаю. Прощайся скорей с Сашей, машина ждет.

— Тогда Сашу с собой возьми! Пусть Саша со мной поедет!

Оля плакала. У Юли в душе зарождалась паника. Что делать? Она ругала себя за то, что не забрала с собой девочку сразу. Она начинала злиться на себя, на дочь, на мать, которая не смогла за это время подготовить внучку.

По тропинке так некстати шли соседи — Лариса с Вовчиком и Маринка.

— Уезжаете? — не здороваясь, поинтересовалась Лариса. — Ну и правильно. Чего здесь ловить?

Как назло, нигде не было видно Сашки. Зашли в дом только для того, чтобы оторвать Олю от ледяного крыльца.

Лариса попыталась расспрашивать о новом месте работы, о делах. В ее расспросах сквозило некоторое возбуждение. “Она словно даже рада, что я уезжаю”, — с удивлением обнаружила Юля.

Вошел Санька. Он топтался на пороге, хмуро и неулыбчиво. Ни на кого не глядя. Руки держал за спиной, Вовчик первый обнаружил, что мальчик прячет что-то в руках, и заныл:

— Дай поиглать, Саша!

Сашка дернул плечом.

Юля новыми глазами смотрела на происходящее. Она не ожидала ничего подобного, поглощенная собственными переживаниями.

Чувства детей она в расчет не брала, не до того было.

— Иди-ка сюда, — бросил Сашка Оле и, ни на кого не глядя, прошел на кухню.

Дети сели за стол. Сашка вытащил из-за спины то, что прятал. Это была игрушка, собранная из ровных деревянных цилиндров и шариков. Игрушка представляла собой какое-то животное на нестойких вихляющихся ножках.

— На память, — бросил Сашка хмуро.

— Я тебя никогда не забуду, — прошептала Оля, взяла Сашкину поделку и прижала к себе. — Ты приедешь к нам вместе с Андреем?

Сашка молчал. Он был старше Оли и понимал то, что она пока понять не могла.

— Лучше ты приезжай летом. На Волгу будем ходить.

— Я на все лето попрошусь. Бабушка добрая, она согласится поехать со мной! — горячо пообещала Оля.

Сашка кивнул.

Юля слушала разговор детей, до боли закусив губу. Она чувствовала себя предательницей. Присутствие посторонних напрягало и тяготило ее.

С минуты на минуту мог приехать Андрей. Прощания с ним она просто не вынесет!

Вспомнив о нем, Юля подхватилась, стала торопить мать, та засуетилась.

Юля нечаянно наткнулась на взгляд Ларисы. В нем легко прочитывалось осуждение.

— И не надо на меня так смотреть! — взорвалась Юля. — Я вправе поступать, как считаю нужным! И ты бы на моем месте поступила бы так же!

— Да разве я тебе что говорю? Поезжайте, я присмотрю за Санькой.

— И говорить ничего не надо, я по глазам вижу, что ты меня осуждаешь! Не нужно мне ваше осуждение, я сама себе судья! Оля, собирайся!

Теперь Юле противно вспоминать, как она выдернула из кухни плачущую дочь, как, затолкав ее в машину, стала что-то, говорить Сашке, стараясь не смотреть ему в глаза, и как тот по-взрослому ей ответил:

— Я все понимаю, теть Юль. Берегите Олю.

И как всю дорогу ревели молча втроем — она, мать и Оля. Потом Оля уснула в обнимку с деревянным зверем, а Юля, стиснув зубы, смотрела за стекло.

Юля нажала клавишу внутреннего телефона. Стукнув в дверь, в кабинет вошла девушка-секретарь.

— Что у нас сегодня на вечер, Танечка? Что-нибудь важное?

— Презентация социальных проектов в Художественном музее и показ в Доме моды.

— В Художественный музей поеду я, а в Дом моды придется отправить Славу и кого-нибудь из девочек. Узнай, может, есть желающие?

Секретарша вышла. Юля подошла к окну, В квадрате земли, отороченном асфальтом, торчала трава.

Зеленые листья тополей глянцево блестели — их не успела испортить еще пыль большого города.

Трамвай прозвенел, постукивая на стыках, и в его железной песне Юля услышала знакомое имя. “Андрей… — звенел трамвай. — Андрей”.

— Я сойду с ума, — подумала она. — Еще немного, и я начну бредить!

Везде, где бы она ни была, что бы ни делала, мысль об Андрее не отступала и не слабела, а расстояние и время сделали ее острее и болезненнее.

Особенно мучительно стало слушать песни. Юля старалась не включать дома магнитофон. Но разве этим оградишь себя от бесцеремонного вторжения слов и мелодий? Песни о любви Юля неизменно проецировала на себя. Это происходило само собой, помимо ее воли. Песни группы “Любэ” она вообще не могла слушать. Андрей вставал перед ее внутренним взором так явственно, так осязаемо, что перехватывало горло. Каждый день ей приходилось ездить на работу мимо госпиталя, где она увидела его впервые. Юля попросила шофера возить ее другой дорогой, но это мало помогало. Она думала о нем постоянно. Дома Олины вопросы о Вишневом просто выводили ее из себя.

“Когда же это кончится? — вопрошала Юля зеленый квадрат травы за окном и сама себя успокаивала: — Может, во всем виновата весна?”

От созерцания городской весны ее отвлек звонок внутреннего телефона.

— Юлия Сергеевна, к вам посетитель, — игривым голосом пропела секретарша.

— Кто? — Юля с трудом вынырнула из своих мыслей.

— Олег Юрьевич Зернов.

У Юли внутри что-то неприятно дернулось. Зернов явился средь бела дня, без звонка, без предупреждения. К чему бы это?

— Проводи его ко мне, Таня, — вздохнула Юля.

Сама виновата. Она не пресекала его знаки внимания, которые оказывались с самого начала. Да и не могла она обойтись без его поддержки. Все-таки генеральный директор банка. Он как-то сразу поставил себя так, что со всеми вопросами Юля должна была обращаться к нему. Но последнее время Юля начала замечать, что Зернов делает все, чтобы деловые отношения переросли в другие. Юлю охватила паника.

Зернов появился в дверях сразу после своего букета. Букет был огромен. У Зернова вообще наблюдалась тяга ко всему огромному: коробка конфет — так в полстола. Букет — так чтобы за ним не было видно его безупречно выбритого лица с мерцающими стеклышками очков.

— Это вам, Юленька, — объявил Зернов очевидное.

— Ну к чему это, Олег Юрьевич, — поморщилась Юля, вынимая из шкафа вазу. — Что за повод?..

— Повод есть, — мягко возразил Зернов, освободившись наконец от букета. От него стремительно распространялся аромат дорогого одеколона. — Я хочу вас, Юленька, пригласить сегодня на ужин. Только, пожалуйста, не отказывайтесь. Я знаю, что у вас сегодня вечером наверняка запланирована какая-нибудь презентация…

— Вы угадали, Олег Юрьевич. Вечером я — в Художественном музее.

Зернов достал из кармана аккуратно сложенный платок и промокнул лицо. Юля с удивлением отметила, что, похоже, Зернов волнуется. Он снял и принялся протирать очки.

— Я готов посетить эту несчастную презентацию вместе с вами. А потом мы отправимся в “Аквариум”. Возражения не принимаются.

Так и есть! За своим напором Зернов пытается спрятать волнение. Его быстрая заученная речь выдавала. Юля поспешно обдумывала ответ.

— Я заеду за вами в семь, — опередил ее Зернов и, прежде чем она успела возразить, скрылся в приемной.

В семь! Он уже знает, во сколько презентация, ее время у него расписано! Она как под увеличительным стеклом у этого человека! А почему он так разволновался? Что он хочет сказать ей на этом ужине? Или объявить? Или предложить?

Волна протеста поднялась у Юли в душе. Она схватила букет и вытащила его в приемную.

— Таня, поставь в зале, у меня на эти цветы аллергия.

— Ладно, Юль Сергевна. — Танечка удивленным взглядом проводила, начальницу.

— И вызови мне шофера.

Вернувшись, в кабинет, Юля быстро покидала в свою сумку кое-какие вещи, позвонила домой. И сделав несколько распоряжений своим служащим, покинула салон. Темно-вишневый “мицубиси” мчал ее за город.

— Алеша, открой окно, — попросила она водителя. Сквозняк трепал ее волосы.

— Смотри, Алеша, вишня зацвела! — ахнула она, и водитель притормозил.

Он вышел из машины и приблизился к забору чьей-то дачи. Через минуту в руках у Юли уже была ветка с бело-розовыми пахучими цветками. Она прижала ее к щеке.

— Включи музыку, — попросила она.

— Вы же не любите… — удивился Леша.

— Включи. Я люблю.

Вишневый утопал в цветении садов. С самого начала Юлю не покидало ощущение, что они въехали в длинное цветущее облако. Сады цвели по обе стороны улицы — буйно, откровенно. Даже вызывающе. От аромата, приносимого услужливым ветром, кружилась голова. Сады спускались вниз, до самого берега Волги, и напротив — взбегали наверх, по холму, пряча, передавая тополям оранжевое здание кадетского корпуса.

— Останови здесь. Я выйду. А ты поезжай, Алеша.

— Может, подождать?

— Нет-нет. Обратно я доберусь.

Юля обошла холм и по ступенькам поднялась к крыльцу. В коридорах школы пахло краской. Ее шаги гулко раздавались в пустых помещениях. Она поднялась на второй этаж, но и тут никого не встретила. Она заглядывала в спальни. В каждой из них стояли ровные ряды пустых железных коек с панцирными сетками. Только одна спальня показалась ей обжитой. Койки были ровно заправлены суровыми шерстяными одеялами. Подушки торчали белыми углами ровно в ряд. На стенах пестрели плакаты. Не типографские, написанные от руки гуашью. “Один за всех, и все за одного” — бросилось в глаза знакомое изречение. А у окна красным жирным шрифтом выделялся совет: “Не вешать нос!”

Юля улыбнулась. Она подошла к открытому окну, и глазам ее предстала спортплощадка, на которой кипела жизнь. Несколько мальчишек примерно Сашкиного возраста преодолевали полосу препятствий. Они ныряли под низкие навесы, ползали вокруг вбитых в землю колышков, взбирались на отвесную стену, подтягивались, бежали.

Центром всей этой суеты был Андрей. Юля узнала его по очертаниям, по таким знакомым жестам. Вот он повернул голову, похлопал себя по бедру, взмахнул рукой. Сердце у нее замерло и забилось часто-часто. Она спустилась вниз и подошла к спортплощадке со стороны тополей. Встала за деревом и стала издали наблюдать за происходящим.

Мальчишки уже все выпачкались в пыли и выглядели как маленькие солдаты после похода. На их лицах светилось что-то значительное, глаза блестели. Только один, худой и ушастый, сидел в пыли, отвернувшись от всех, и, кажется, ревел. Он методично стучал кулаком по примятой траве, старясь спрятать за этим движением предательскую дрожь плеч.

Андрей подошел к бедолаге и одним движением поставил его на ноги. Пацан дернул плечом и отвернулся. На краю спортплощадки пестрел щит с изречениями, как и в спальне. Андрей повел пацана к щиту. Следом двинулась вся ватага. Юля с интересом наблюдала за происходящим.

Пацан стоял лицом к щиту и резким упрямым движением вытирал слезы. Ватага выстроилась сзади, превратившись в шеренгу.

Пацан что-то говорил, начертанное на щите. Юля не расслышала.

— Громче! — приказал Андрей.

— Никогда не сдаваться, — донеслось до нее. Андрей что-то сказал мальчишке, и тот, преодолевая дрожь в голосе, крикнул громко:

— Никогда не сдаваться!

Он повторял этот девиз снова и снова, пока голос не окреп и из него не выветрились следы недавних слез.

“Ну и методы”, — подумала Юля и заметила, что пацаны дружной шеренгой шагнули вперед, приняв в строй того, кто плакал. Теперь их было не различить. По жесту Андрея они стали орать в дюжину глоток дружно и азартно:

— Ни-ког-да не сда-вать-ся! Ни-ког-да не сда-вать-ся!

Орать пацанам нравилось. От усердия у них горели уши. Наконец воспитатель не выдержал их криков, улыбнулся и махнул рукой.

— Бегом в душ!

Строй повернулся и рассыпался. Пацаны помчались к школе. Юля узнала среди них Сашку Морева, вышла, хотела окликнуть, но тот так сиганул, обогнав других, что только его и видели. В эту же секунду Андрей повернулся к Юле лицом. Она смогла увидеть всю гамму чувств, промелькнувшую на его смуглом лице. Его глаза вспыхнули, на скулах выступил румянец. Но потом как-то сразу ему удалось притушить блеск в глазах. Он только не знал, что делать с руками. Он сцепил их. Скрестил на груди и в такой позе стоял и смотрел на Юлю. Она подошла и остановилась. Все слова, которые приготовила для Андрея, вылетели из головы. Она не знала, что сказать, и вдруг явственно увидела себя со стороны глазами Андрея Голубева. Додумалась приехать в Вишневое в своем перламутровом костюме, в туфлях на высоченных каблуках. А эта сумочка, в которой настойчиво и некстати пиликал мобильник?

Юля зажала сумку локтем, словно надеялась заткнуть телефону рот.

— Ты что-то забыла… здесь? — спросил Андрей, сумев придать голосу полное отсутствие эмоций.

— Нет, я…

— Тебе нужен ключ от дома?

— Я хотела… Я хотела увидеть тебя, Андрюша.

— У тебя все в порядке? — спросил он.

— Да. Я вижу, и у вас все хорошо?

— У нас с Санькой все отлично. Вот приняли первых воспитанников. Летом подтянутся остальные.

— У тебя неплохо получается. — Юля кивнула в сторону полосы препятствий.

— Стараемся. — Андрей пожал плечами.

— Они все сироты? — спросила Юля.

— Беспризорники, — поправил Андрей.

— Андрей! — Юля выронила сумку, потому что ее руки сами собой схватили Андрея за локти. — Я не могу так. Мы ни о чем не поговорили, мы так расстались… Я хотела…

— По-моему, ты все сделала именно так, как хотела, Юля…

— Нет, Андрюша, не говори так! Мне было непросто! Да, я боялась разговора с тобой, я не знала, что будет…

— Ты боялась, что останешься? Или что я стану просить тебя остаться?

— Нет. Но нужно же было проверить себя, нельзя ведь бросаться с головой в чувство, которое мы сами себе придумали? Ведь ничего же не было, Андрюша…

— Тогда о чем разговор?

Он освободил свои руки, но Юля чувствовала, как он напряжен, в нем просто звенел каждый мускул.

— Я поняла, что не могу без тебя, Андрей.

В эту минуту сзади Юли, в школе на втором этаже, стукнула рама окна. Десяток мальчишечьих голов высунулись наружу.

— Андрей Иваныч! Ан-дрей И-ва-ныч! — скандировали они.

— Твоя рота обожает кричать хором, — улыбнулась Юля.

— Извини, мне пора.

Андрей поднял с земли ее сумку, сунул в руки Юле. Пошел к школе, слегка прихрамывая. Юля смотрела ему вслед, пока он не завернул за угол.

Она постояла одна на пустой спортплощадке, повернулась и направилась в сторону тополей. Оттуда она спустилась к дороге и направилась в сторону станции. В воздухе стоял едва уловимый гул. Юля остановилась и прислушалась. Гул не унимался. Юле вдруг остро захотелось оказаться в своем саду, пройти по дорожкам, увидеть собаку и кота. Подошла к дому. Воздух торжественно гудел. Пчелы! Собака заскулила, пригнулась к земле, виляя хвостом. Кот семенил по крыше, завидев хозяйку.

Юля постояла в саду, наслаждаясь ароматом цветущих вишен, достала ключ и открыла дверь дома. Здесь все было как раньше. В комнатах остался тот же порядок. Даже на кухне кастрюльки и емкости с крупой были расставлены в том же порядке, в каком оставила их она. Чуть слышно тикали часы. Кот терся о Юлины ноги. Юля открыла створки шкафа и сразу увидела свой халат. Он висел посреди рубашек Андрея, словно она жила здесь, никуда не уезжала и в любое время ей мог понадобиться этот халат. Она достала его и с удовольствием облачилась, повесив вместо него на плечики свой перламутровый костюм. В прихожей она нашла свои тапочки.

Через полчаса в доме кипела работа. Юля мыла окна, до блеска начищая стекла. Она пела, готовя ужин, украшая стол, вытирая пыль.

В кухонном столе она отыскала две свечи, которые там всегда лежали, установила их на столе и полюбовалась сооруженной композицией. Посередине, в низкой вазочке, торчали три цветущие ветки. Юля вылила грязную воду, помыла руки в емкости во дворе и вернулась в дом. Солнце уже подалось на запад и теперь попадало в окна Андрея и Саши.

Юля прилегла на диван и укрылась курткой Андрея. Куртка пропиталась его запахом. Юля прижала к щеке рукав. Когда Андрей вернулся, Юля крепко спала, свернувшись клубком под его курткой. Она не услышала шагов, но, видимо, сквозь сон ощущала на себе его взгляд. Открыла глаза и сонно улыбнулась. Андрей сидел на паласе и смотрел на нее сухими блестящими глазами.

— У тебя глаза блестят как фонари, — пробормотала она сонно.

— Зачем ты это делаешь?

Она не поняла вопроса. Она вообще не хотела слышать и понимать эти колючие никчемные слова. Она протянула руки и потрогала щетину на его щеках. Он невольно отдернул голову. Она потянулась в его сторону и… свалилась с дивана, стукнулась подбородком о его колено.

Андрей наклонился к ней, она тут же обвила его голову руками. Больше ничего не удалось сказать. Они оба оказались на полу, уже было непонятно — кто кого целует. Колючая щетина Андрея царапала Юлину щеку, и она терлась об нее, вдыхая его запах — знакомый и незнакомый одновременно. Она трогала пальцами его прохладные упругие мышцы, гладила спину, ежик седых волос на голове и не замечала, как ранние сумерки перетекают в ночь, не думала о том, что будет завтра. Они любили друг друга, и это было главное сейчас. Только под утро, когда мутный свет стал затягивать окна, они наконец зажгли две свечи и сели за стол напротив друг друга. Им предстоял серьезный разговор.

На Леркин выпускной Наташа пришла вместе с Королевым. Он привез огромный букет цветов. Наташа держала этот букет, стараясь не шуршать оберткой. На них оглядывались и учителя и родители. “Представляю, что они думают, — усмехалась Наташа. — Не успела мужа похоронить, завела себе молодого. И знаменитого”.

Королева узнавали. Леркины одноклассники постоянно шушукались. Они и предположить не могли, что Королев приехал не ради Леркиной эффектной матери, а ради нее, Лерки! В белом костюме, светлых ботинках и очках с тонированными стеклами, Королев словно только что сошел с телеэкрана.

Лерка тоже выглядела здорово — Наташа постаралась. Они не стали покупать платье на один раз, а решили с дочерью, что лучше всего купить костюм, в котором можно потом ходить на экзамены. Все же нужно попробовать куда-нибудь поступить. На Лерке были облегающие брючки и белый пиджачок-болеро. На бледном лице хорошо выделялись ее пухлые губки и большие серые глаза. Глядя на Лерку, Наташа не могла не думать о Рожнове — дочь неуловимо напоминала отца.

Наташа вспоминала Рожнова и себя молодыми. Как они несли Лерку из роддома, как купали ее первый раз. И если бы Рожнов не пил, а остался тем Рожновым, которого она любила, то как приятно было бы сейчас сидеть здесь вместе, как все родители, парой.

После торжественной части Лерка не захотела оставаться в школе. Она подхватила Королева под руку, и они втроем вышли из школы.

— Предлагаю продолжить праздник в ресторане. — Телеведущий попеременно взглянул на мать и на дочь.

Наташа пожала плечами. В Леркиных глазах трудно было прочесть что-либо. Она их прятала. Но на предложение поужинать в ресторане внушительно кивнула. И они отправились в ресторан.

Королев выбрал заведение “Спутник”, в котором Наташа однажды была с Женей. Все в ней отозвалось на атмосферу зала, на тихую музыку, льющуюся со сцены. Королев сделал заказ — им принесли мясо, вино и фрукты. Королев с аппетитом ел, Лерка ковыряла вилкой в тарелке. Наташа щипала виноград. Вдруг ее как прострелило: дочь выросла! Она окончила школу!

— Я скажу тост, — играя ямочками на щеках, объявил Королев.

Наташа с Лерой переглянулись и подняли свои бокалы.

— Я хочу выпить за вас, Наталья Михална, — начал он. — Это прежде всего ваш праздник. Вы сумели вырастить Леру такой умницей. За вас.

Королев говорил обычные вещи, даже банальные, но Наташе было приятно. И она охотно согласилась с ним, что у нее прекрасная дочь. А она — хорошая мать.

Выпили. Королев пригласил Лерку танцевать. Он говорил ей что-то веселое, она смеялась. Потом Королев пригласил Наташу. Ничего смешного он говорить не стал. Напротив, он присмирел, заволновался. Наташа почувствовала его состояние и испугалась.

— Наталья Михайловна, — набрав воздуха в легкие, начал Королев. И, словно преодолев препятствие, заговорил скоро, не давая ей опомниться: — Пусть то, что я скажу сейчас, не покажется вам несерьезным или пустым. Все серьезно. Я люблю вашу дочь и, кажется, сейчас решусь сделать ей предложение.

У Наташи пересохло во рту. Сердце упало в живот. Она не знала — хорошо или плохо то, что говорит Королев. Ей оставалось только молча слушать.

— Я понимаю, что Лера слишком молода. И я думаю, она прислушается к вашему мнению, она вас очень любит.

— Я не могу влиять на дочь в этом вопросе, — поспешно возразила Наташа.

— Да, я понимаю… И все же для меня очень важно ваше мнение.

— Вы мне симпатичны, Саша, — уклончиво ответила она, осторожно касаясь взглядом Леркиных легких волос и задумчивых глаз.

Где сейчас витает одуванчик? Нетрудно догадаться… Вот так вечерок! Не успели аттестат в руках подержать, уже замуж зовут… Только сейчас Лерка остудит пыл своего очаровательного поклонника. Люблю, мол, другого, и — адью! А что еще от нее ожидать? Потеряют такого друга. У Наташи все съежилось внутри от предчувствия. Лерка сейчас испортит вечер.

— Я хочу, чтобы Лера получила образование, и уверяю вас, Наталья Михална, все сделаю для того, чтобы она училась. Я вообще для нее сделаю все, что смогу.

— Не сомневаюсь.

Наташе наконец удалось взять себя в руки.

— Но думаю, вы слишком торопитесь, Саша. Конечно, Лера по-своему привязалась к вам… По-своему. И я не знаю, что бы мы без вас делали, но… У Лерки еще ветер в голове, она совсем ребенок, а вы…

Но прежде чем Наташе удалось свернуть беседу и сделать какой-никакой логический вывод, музыка кончилась, и они вернулись на место.

Лерка вынырнула из состояния мечтательности и, словно проснувшись, взглянула на мать и своего шефа. И улыбнулась.

— Валера… — Королев всегда называл Лерку полным именем, и Наташе это резало слух. А Лерке нравилось. Она кивнула. — Валера… Я сейчас тебя кое о чем попрошу, — начал Королев, гипнотизируя ее своими сверкающими глазами. — Ты можешь не отвечать сразу, можешь думать сколько тебе заблагорассудится. Я готов ждать.

Лерка потупила глаза, и Наташа заподозрила, что эта чертовка, собственно, догадывается, о чем пойдет речь.

— Я прошу тебя стать моей женой, — выдохнул Королев.

— Я согласна, — ответила Лерка, не поднимая глаз.

Наташа поперхнулась вином и закашлялась. Когда она справилась с нахлынувшим на нее кашлем, Королев уже надел на Леркин палец изящное колечко. Весь вечер Королев смотрел на Лерку совершенно ошалевшими глазами, держал ее руку в своей, а она непринужденно щебетала, явно наслаждаясь своей сегодняшней ролью. Наташа с честью выдержала весь этот торжественный ужин, но едва за Королевым закрылась дверь и они с Леркой остались одни, мать уставилась на дочь и стала пристально рассматривать.

— У тебя с ним что-то было? — вдруг осенило ее.

— Ты о чем, мам?

— Все о том же!

— У тебя одно на уме.

— Спасибо, доченька.

— Ты прекрасно знаешь, что нет. Не порть мне вечер своими подозрениями. Мне хорошо сегодня.

— Тебе хорошо? Правда? — не поверила Наташа. — Но ты ведь обманываешь человека! Ты ведь не любишь Александра Николаевича!

— Разве он спрашивал меня о любви?

Наташа вытаращила глаза на дочь.

— Он все знает, — устало отозвалась Лерка. — Я ему говорила, что люблю Андрея. Ну и что? Андрей-то меня не любит…

Лерка стащила с себя белый выпускной костюм, который Наташа покупала вскладчину со свекровью. На туфли добавляла сестра Рожнова. С миру по нитке — Лерке на выпускной.

— Но как же ты будешь без любви? — растерялась Наташа. — Не ты ли недавно задавала мне этот вопрос, Лер? Когда я приехала из Сочи?

— Ну и что же, что задавала. Я не хочу, мам, прожить жизнь, как ты. Что толку, что ты безумно любила отца? Лучше бы он тебя любил так! И выполнял бы все твои желания!

— Лера, ты мне говоришь такие вещи… — обомлела Наташа.

— Потому что ты спрашиваешь! Я не хочу повторить твою жизнь. Пусть я не люблю, зато он любит меня! Он заботливый, умный, взрослый.

— Как отец для тебя, — подсказала Наташа.

— Да, как отец! — подхватила Лерка уже на повышенных тонах. — Разве я виновата, что была лишена отцовской любви и заботы? Я хочу быть счастливой, мам! Ты всю жизнь выдумываешь какие-то препятствия для собственного счастья! Ты могла бы тоже быть счастливой, если бы захотела! А я свое счастье сделаю! Я его буду по кирпичику складывать. И буду счастлива всем назло.

Наташа взирала на дочь удивленно и недоверчиво. Очень хотелось верить, что все так и будет, как Лерка говорит. Хотя обидно слышать такое от дочери. Но это уже другое поколение. И по сравнению с Леркиными представлениями о счастье Наташа чувствовала собственные мечты бреднями романтической дурочки.