Глава 15. То, что беда не приходит в одиночку, не секрет

То, что беда не приходит в одиночку, не секрет. И все же когда навалилось все сразу, Наташа поняла: она на грани срыва.

Рожнов, проработав месяц на вожделенном автобусе, запил и нарвался на увольнение. Вечно пьяный, бритый наголо, без передних зубов, Рожнов неумолимо напоминал ей отчима, которого Наташа в свою бытность подростком яро ненавидела. Точнее, она испытывала к отчиму горючую смесь чувств: ненависть, презрение, брезгливость, а когда умерла мама, то еще и жалость.

Отчим был маленький, скрюченный, вечно наголо обритый, с синими от наколок руками. Наташа тогда была уверена, что он был таким всегда, чуть ли не от рождения. Но теперь, наблюдая за деградацией некогда весьма симпатичного Рожнова, она догадалась, что и отчим мог быть когда-то более-менее похожим на человека. Но в процессе жизни плавно перешел из человека в обезьяну.

Бородин не звонил. Прошел месяц. Ровно месяц Наташа с тоской поглядывала на телефон, не понимая, как можно так все оборвать разом. Без объяснений. Ни с того ни с сего.

На работе ей грозила подготовка новогодних утренников. Единственная почка и не совсем здоровое сердце требовали все больше внимания. Однажды утром, еле дотащив себя до работы и выгрузив то, что от нее осталось, в кабинете директора, Наташа категорически заявила:

— Увольняйте меня. Я выдохлась.

Директор забегал. Наташа приготовилась к чему-то подобному, но реакция сотрудников все-таки превзошла ее ожидания.

Он собрал всех, кто находился в это время в здании, и все они в унисон начали стонать по поводу ее заявления. Наташа не хотела никого видеть. Она убежала к себе в студию и там разревелась. Завхозиха отпаивала ее валерьянкой, все вокруг ходили на цыпочках. А к концу рабочего дня запыхавшийся директор положил перед ней на стол синюю путевку. В Сочи…

Весь коллектив снова столпился у дверей, и Наташа опять разрыдалась, только теперь по другому поводу. Она никогда не была в Сочи. Это ее голубая мечта. Лерка дома искренне порадовалась за мать.

— Но ты-то как тут без меня… с отцом? — сомневалась Наташа.

— И не думай об этом, мам, — успокоила Лерка. — Нас обещали на карантин закрыть — полкласса гриппует. Я тогда в деревню уеду.

Особо раздумывать было некогда — нужно было за пять дней пройти комиссию.

И вот, проведя ряд профилактических бесед с Рожновым и оставив дом на Лерку, Наташа села в поезд и укатила в Сочи.

Проведя ровно два карантинных дня в обществе пьяного папаши, Лерка собрала сумку и отправилась на вокзал с твердым намерением навестить бабушку. Но на подъезде к нужной станции она вдруг отчетливо поняла, что готова проехать свою остановку. И что именно так она и сделает. В Вишневом, выйдя на единственную асфальтовую улицу, Лерка осознала, что сотворила нечто. А если ей там не обрадуются? Все-таки Юля — мамина подруга, а не Леркина. Хотя с другой стороны, с Леркой они даже ближе по возрасту. С мамой Юлю разделяют почти тринадцать лет, а с ней, Лерой, только одиннадцать. Так что Лерка имеет все основания ждать от Юли радости по поводу приезда гостьи. Да Лерка не будет никому в тягость! Она станет возиться с Оленькой, читать ей книжки, заниматься с Сашкой, мыть полы, даже готовить.

Ну в самом деле, что делать у бабушки? Пьяный дед ничуть не лучше пьяного отца, это проверено. А Юрка? Воспоминание о Юрке теперь вызывало у Леры чувство, схожее с недоумением. Чем он так долго мог привлекать ее? Почему он казался ей интересным, недосягаемым, симпатичным? Она просто была маленькая. Теперь Лера чувствовала себя намного старше.

Подойдя к дому с деревянной калиткой, Лера постучала, немедленно вызвав лай собаки, и стала притаптывать ногами снежок. Открывать ей не торопились. Тогда на минуту ее поступок представился в новом свете: она притащилась, а дома никого нет! Юля с Оленькой могли уехать к бабушке, а Андрей с Сашкой… Лерка испугалась собственных мыслей, и толкнула калитку.

Пес, узнав ее, заскулил и завилял хвостом, а затем мирно улегся в будку. Дверь в сени оказалась незапертой, Лерка облегченно вздохнула. В сенях она остановилась перевести дух. Сердце отчего-то выстукивало чечетку в груди. А потом Лерке показалось, что она слышит, кроме собственной чечетки, еще какие-то звуки. Лерка прислушалась. К механическим звукам, напоминающим стук или катание на ровной поверхности чего-то тяжелого и неровного, примешивалось человеческое дыхание, настолько шумное, что создавалось ощущение, будто человек в комнате занимался непосильной физической работой.

Припомнив в деталях обстоятельства прошлого своего пребывания здесь, Лера решила, что в любом случае ее помощь не помешает, и шагнула из сеней в прихожую. Не сделав и двух шагов, остановилась озадаченная. Посреди большой комнаты была установлена лавка — не лавка, а что-то в этом роде. Сооружение это было не выше стола, но размером с кровать. На лавке, лицом вверх, лежал Андрей. Он располагался к Лерке головой, а посему видеть ее не мог. Весь он был поглощен собственными перемещениями по этой лавке. Постепенно, приглядевшись, Лера догадалась, что поверхность лавки оснащена какими-то не то колесиками, не то шариками и являлась для Андрея то ли тренажером, то ли массажером.

Помогая себе здоровой ногой и руками, Андрей двигал свое непослушное тело туда-сюда по доске. Зрелище было одновременно притягивающим и отталкивающим. Закончив свои упражнения на доске, Андрей дотянулся, достал из-под лавки какую-то колючую щетку и начал массировать больную ногу, начиная от бедра. Он мял ее до тех пор, пока она не стала красной. Спина Андрея покрылась потом. Но, похоже, он не собирался давать передых ни себе, ни своей ноге.

Лерка на цыпочках отошла к двери и постучалась.

— Войдите, — не оборачиваясь, пригласил Андрей. Она для видимости стукнула дверью и вновь проделала путь от дверей до дверей.

— Не ждали? — улыбнулась она.

— А, это ты, длинноножка? Почему без мамы?

Лерку слегка покоробил вопрос. В конце концов, она уже не маленькая, чтобы ее за руку водили. Но удержалась от дерзкого ответа. Не переставая удивляться себе самой, она ответила весьма легкомысленным тоном:

— Мамочка в Сочи укатила. Так что я сама себе хозяйка.

— А что же, хозяйка сама себя от школы освободила? — в тон ей поинтересовался Андрей.

— А от школы меня освободил его величество карантин! — Лерка плюхнулась на диван. — И поскольку я обещала Юле приехать и позаниматься с твоим братиком, я и явилась.

— Правильно явилась. — Андрей уже поднялся со своего тренажера и прошелся по комнате на костылях. Лерка обратила внимание, какие сильные мышцы на его руках, спине. — Он уже неделю ходит в школу, но, честно говоря, трудно ему приходится. Особенно по иностранному.

— Так я и знала! — всплеснула руками Лерка. — Иностранный — мой конек. Я Сашку в два счета подтяну, не проблема.

Лерка с радостью отметила перемены, произошедшие в Андрее за то время, что не видела его. Тогда, в госпитале, он выглядел таким замкнутым, совершенно закрытым для общения. В прошлый свой приезд, с телевизионщиками, Лера увидела Андрея в его страдании, боли. Подслушивая разговор матери с солдатом, она стала невольным свидетелем его прошлого. Сегодня Андрей предстал перед ней энергичным, волевым и… открытым.

Лерке легко было с ним общаться, и она с удивлением улавливала в себе отсутствие скованности, непременной спутницы ее общения с малознакомыми парнями. То есть обычно скованность находилась внутри Леркиного существа, а наружу она вырывалась как раз в виде бравады, порой даже чрезмерной. В таких случаях Лерка злилась на себя, но взнуздать свое “я” не умела. В общении же с Андреем ни бравада, ни вульгарность были не нужны. Она чувствовала себя естественно, хотелось все рассказать о себе, все расспросить о нем…

Но Андрей быстро нашел ей дело — посадил чистить картошку и сам занялся делами. Довольно ловко он умудрился выгрести из печки золу, забить голландку дровами, затем пропылесосить весь дом. Оставив гостью жарить картошку, сам ушел во двор, и до Лерки донесся стук молотка — он что-то налаживал на крыльце.

Весело Лерке было жить у Юли. Самые обычные дела — возня с малышами, поход в магазин, уборка или готовка — превращались для нее в маленький праздник. Дела, которые она дома терпеть не могла! Маме всегда приходилось напоминать ей насчет грязной посуды. Здесь, в Вишневом, глядя на то, как Андрей, превозмогая боль, истязает себя на тренажере или целый день работает — подбивая, прикручивая то в одном месте, то в другом, — глядя на все это, просто невозможно было валяться перед телевизором с пакетом кукурузных палочек в руках. Хотелось тоже выглядеть хлопотуньей, легкой на подъем хозяюшкой. Лерка до того вошла в новую для себя роль, что Юле приходилось иногда останавливать ее.

— Нет уж, Валерия, вечером отдыхай.

И отнимала у гостьи веник или посудное полотенце.

Вечерами читали не распроданные Юлей газеты. Разгадывали кроссворды, переписывали кулинарные рецепты. Иногда каждый углублялся в свое чтиво, и только что-то очень интересное оглашали вслух, привлекая внимание остальных.

— Вот, послушайте, что я нашла!

Лерка забралась с ногами на диван и громко прочитала:

— “Модельное агентство “Ирис” производит набор юношей и девушек не моложе 15 лет, рост — от 170 см”.

Огласив незамысловатое объявление, она оглядела присутствующих. Вскочила на ноги, прошлась.

— Ну, чем не модель? Рост как раз сто семьдесят, лет даже больше, чем надо. Возьмут?

Она подбоченилась и повертелась перед Юлей и Андреем.

— Возьмут, — рассмеялась Юля. — Как не взять? Вылитая топ-модель.

— Нет, ну я серьезно! — В Лерку словно бес вселился. Она мерила комнату своими длинными ногами, вертелась, изображая модель.

— Думаешь, твоей матери это понравится? — обронил Андрей.

Лерку как водой облили. Она резко развернулась в сторону Андрея.

— При чем здесь моя мать? Я, между прочим, паспорт имею и могу уже работать!

— Наши модельные агентства — это такие конторы… — примирительно забормотала Юля. — Как правило, девочек там ни во что не ставят. Пользуются их молодостью, а платят мало.

— Сидишь за мамой, в тепле и заботе, и сиди, — произнес Андрей и уткнулся в газету.

Лерка насупилась и тоже спряталась за газету. И что он постоянно напоминает ей, что она малолетка? Да она ростом с Юлю! И фигура самой себе начинает нравиться. И он должен это признать! Она вполне сформировавшаяся девушка!

Пропыхтев в подобных мыслях примерно полчаса, Лерка стала замечать, что начинает думать по-другому. Да он просто беспокоится о ней! Ему не все равно, что с ней будет, он заботится о том, что вдруг в этом агентстве с ней плохо обойдутся, кто-нибудь обидит… Ну конечно!

Взбодренная подобным поворотом мыслей, Лерка сдвинула в сторону газеты, быстро организовала всех играть в лото, а потом первая уснула, не дождавшись поздней музыкальной передачи. Юля, как обычно, долго возилась на кухне, наводя порядок, приготовила Оленьке одежду на завтра и легла последняя. Перед сном она по привычке немного подумала о своей жизни. По совету Наташи она старалась совсем не думать о прошлом. Уползающие туда мысли она упорно гнала вперед, в будущее. Картинка их с Олей будущего неизменно буксовала. Она пыталась представить дочку взрослой, а себя — зрелой женщиной. Здесь, в Вишневом. Ничего не выходило. Картинка растекалась, едва сложившись. Представить себе, что вся ее жизнь протечет здесь, на этой серой улице, по утрам утопающей в тумане, а вечерами тонущей в кромешной тьме? Фонари здесь выглядят чем-то декоративным, нефункциональным.

— Зачем я здесь? — вопрошала она кусок неба, поместившийся в окне. — Как меня сюда занесло?

Юля попыталась вспомнить, о чем она мечтала, засыпая в своей прошлой жизни. О том, как будет выглядеть в новом платье? Ха! Теперь ей некуда даже надеть все эти платья, что выбирал ей Никита в лучших бутиках.

Юля уснула, только когда котенок забрался ей на живот и замурлыкал, отгоняя невеселые мысли.

Проснулась она от голосов. За окнами стояла темень. В доме все спали. И все-таки Юля была уверена, что ее разбудили именно голоса. Словно кто-то ругался или звал на помощь. Нервы шалят, подумала она, и все же накинула халат и сунула ноги в тапочки.

Она подошла к Оле и поправила одеяло. Котенок спал теперь у дочери в ногах. Юля отчетливо услышала голос Андрея.

— Иди сюда! — четко произнес он.

Юля в нерешительности застыла между спальней и залом. В зале, на диване, свернувшись калачиком, спала Лерка.

— Неси же! — донеслось из спальни Андрея.

Юля беспомощно оглянулась: чего нести-то?

— Пятое заряжай, мать твою! Быстрее давай!

Юля на цыпочках пересекла зал, кухню и остановилась у двери в спальню Андрея.

— Оттуда стреляют, я видел, — объяснял Андрей, перемежая раздраженные обращения матом и вовсе непонятными Юле словами.

Только теперь, начиная догадываться в чем дело, Юля приоткрыла дверь и на цыпочках шагнула в спальню Андрея.

В размытом свете луны лицо Андрея казалось мертвенно-бледным. Он метался во сне, разбрасывал руки и ударял ими в стену. Бред его был мучительным, и во сне лицо солдата выглядело так, будто он молил кого-то о пощаде. Но, не щадя, мозг показывал ему вновь и вновь уже пережитые картинки.

— Не ходи! Не ходи сюда! — просил кого-то Андрей, сводя прямые брови к переносице. — Они убьют, не ходи!

Но, видимо, этот “кто-то” не слышал Андрея или не хотел слушаться и настырно двигался туда, где опасно. Лицо Андрея скривилось. Юле показалось, что он сейчас заплачет. Испугавшись этого, она подошла и несильно тряхнула Андрея за плечо.

— А? Что? — Он вздрогнул всем телом так, что кровать содрогнулась вместе с ним. И уставился на Юлю ничего не понимающими глазами.

— Андрей, ты бредишь. Тебе, наверное, что-то снилось…

— Да? — Андрей смотрел на Юлю, вероятно, с трудом меняя реальность сна на настоящую. — Я кричал? Ничего не помню. Разбудил тебя? А дети?

В темноте крошечной спальни его голос звучал слишком интимно.

Юля заторопилась уйти:

— Дети спят. Ты перевернись на другой бок.

— Подожди! — Андрей поймал ее руку. — Посиди со мной. Не уходи…

Юля лихорадочно искала, что ответить, но он уже тянул ее руку к себе. Она молча присела на краешек кровати.

— Тебе, наверное, снилась война, — предположила Юля, чувствуя двусмысленность этой неожиданной ситуации.

— Бог с ней, с войной этой, — отмахнулся Андрей, глядя на Юлю снизу и мягко удерживая руку. — Ляг со мной. Ты такая… красивая…

Юле кровь бросилась в голову. Она не нашлась что ответить. Ее рука уже успела дернуться и напрячься в ответ на его прямолинейное предложение. Но еще большее удивление вызвала мысль, что она почти готова выполнить его просьбу. Она, никогда не изменявшая мужу, уже готова лечь в постель, к этому мальчишке! Что это? Сексуальный голод? Шалость? Замкнутое пространство? Или — все вместе? Ладонь его была теплой, он гладил ее руку до самого локтя, и тепло отправлялось гулять по всему телу.

— Не бойся, — сказал он и приподнялся на локте.

— Нет. — Юля поднялась и убрала свою руку. — Тебе лучше уснуть.

Теперь он смотрел на нее чуть презрительно. Его рот исказила тень усмешки.

— Из-за этого, да? — Он тронул пальцами стоящий в изголовье костыль.

Юля, не найдя что ответить, попятилась к двери.

— Спокойной ночи, — пролепетала она и услышала, как шумно Андрей выдохнул и упал головой на подушку.

Юля почти бегом вернулась в спальню, но на пороге что-то заставило ее обернуться. Наверное, неестественная тишина. Она оглянулась и натолкнулась на распахнутые глаза своей гостьи. Лерка все слышала.

— Спи, — сухо бросила Юля и, как в спасительную гавань, спряталась в свою постель. Но ни она, ни Лерка, ни Андрей так и не смогли уснуть до рассвета.