Рафаэлла, Париж, 1967

В день своего семилетия Рафаэлла Ле Серре шла по парижской улице, держась за руки с лучшей подругой Одиль Роне, и ее сердце прыгало от радости. Одиль отметила свой день рождения десять дней назад, и ей подарили велосипед, фантастическую блестящую красную машину.

Рафаэлла тоже мечтала о таком подарке.

Миссис Макди, ее шотландская няня, шагавшая рядом с няней Одиль, повернулась к маленьким девочкам и по‑доброму поторопила их.

– Быстрее, быстрее, – подгоняла она. – У вас не будет времени переодеться, если вы опоздаете.

Рафаэлла нервно захихикала и сильнее сжала руку подружки. Одиль тоже рассмеялась, и девочки зашептались о велосипедах, куклах, платьях и шоколадном торте.

Няня Макди повела их на проспект Фош, где Рафаэлла и Одиль жили в соседних домах. Девочки чмокнули друг друга в щеки и разбежались по своим жилищам.

– Не беспокойтесь, вы увидитесь через минуту, – ворчала няня Макди.

Парадную дверь открыл дворецкий. Рафаэлла проскользнула мимо и по огромной лестнице пробежала к себе в комнату, где на кровати было разложено праздничное платьице. «Какое оно красивое», – подумала она, глядя на розовый наряд с широкой юбкой. Рафаэлла сбросила школьную форму и уже собиралась натянуть платьице.

– Ну нет, дорогая, – заявила запыхавшаяся няня, заходя в комнату. – Сначала нужно помыться. Так, мисс?

Рафаэлла недовольно вздохнула. Мыться так скучно. Но девочка подчинилась, потому что ссориться с няней было бесполезно. Вскоре она была готова. Лицо вымыто, руки тоже. Длинные черные волосы причесаны и заплетены. Розовое платьице надето.

– Теперь мы готовы, – удовлетворенно сказала няня Макди. – Пошли, дорогая.

В гостиной ее ждали родители, Анна и Люсьен. Рафаэлла остановилась в двери, чтобы дать им полюбоваться собой, потом радостно бросилась к отцу. Он подхватил ее на руки и принялся подбрасывать в воздухе, как тряпичную куклу.

– Папа, папа! – радостно вскрикивала она.

– С днем рождения, моя сладенькая, – сказал он приятным глубоким голосом.

Рафаэлла освободилась и подбежала к матери, которая обняла девочку, обволакивая ее экзотическими запахами.

Боковым зрением Рафаэлла заметила множество красиво упакованных коробок.

– Это тебе, – улыбнулась мама и отпустила ее. – Можешь открыть их.

Однако Рафаэлла расстроилась, не заметив велосипеда. С мрачной решительностью она начала срывать обертки в надежде, что драгоценный подарок разделен на части и спрятан.

– Не так быстро, – приказала няня Макди.

– Неважно, она слишком возбуждена, – сказала Анна Ле Серре, удивленно наблюдая за дочерью.

– Ее мама ведет себя точно так же, когда получает подарки, – пошутил Люсьен и обнял свою красавицу‑жену, которая смотрела на мужа с откровенным восхищением.

Няня Макди отвела глаза. Она никогда не работала в семье, где супруги были так влюблены друг в друга, как Ле Серре. Они вели себя словно молодожены и ласкали друг друга так, будто никого вокруг не было.

Няня работала в этой семье с рождения Рафаэллы и давно решила, что виной всему происхождение Ле Серре. Он такой странный… Во‑первых, этот человек очень знаменит. Великий тенор, поет в самых престижных операх мира. Во‑вторых, он почти черный: наполовину эфиоп, наполовину американец. Но более красивого мужчины няня никогда не видела.

Рядом с мужем‑гигантом Анна Ле Серре выглядела как маленькая куколка с алебастровой кожей и иссиня‑черными волосами. Это была женщина редкой красоты, великолепно сложенная, стройная, соединившая в себе английскую и французскую кровь. Ей прочили блестящую карьеру балерины, но она бросила все, чтобы выйти замуж за Люсьена. Теперь Анна надеялась, что дочь пойдет по стопам матери.

Рафаэлла унаследовала от родителей оливковый цвет кожи, роскошные черные волосы, длинные ноги и подвижную красоту.

Девочка расстроилась, распечатав подарки и не обнаружив там велосипеда.

В этот момент позвонили в дверь, и школьные друзья Рафаэллы появились в гостиной. Одиль в коричневом бархатном платье с белым кружевным воротничком попросила показать подарки. Она посочувствовала подружке, когда не обнаружила среди них велосипеда.

Чай был очень вкусным, сопровождался пирожными, крошечными бутербродами с сыром и огурцами, вареньем и шоколадной пастой. Как раз то, что любила Рафаэлла. А потом принесли торт со взбитыми сливками и клубникой. На нем горело семь свечей.

«Мне семь, – удивилась Рафаэлла. – Я уже почти взрослая».

Люсьен взял девочку на руки и поцеловал.

– Я так люблю тебя, моя сладенькая, – произнес он зычным голосом. – Ты украшаешь мою жизнь. Никогда не забывай об этом.

Отец отнес ее в прихожую, где стоял самый лучший, самый блестящий красный велосипед, который она когда‑либо видела.

С криком радости Рафаэлла водрузилась на него. Великий день состоялся.

Позднее, когда друзья разошлись, кроме Одиль, оставшейся на ночь, девочки сидели у ног Анны. Они с мужем собирались уходить. Девочки наблюдали, как Анна накладывает косметику, поправляет прическу, надевает сережки с бирюзой и бриллиантами и такое же ожерелье.

Рафаэлла была уверена в красоте матери и гордилась ею. Вскоре появилась няня Макди с намерением выпроводить девочек.

– Дайте маме побыть одной, ради Бога! – ворчала она.

Они спустились в библиотеку, где Люсьен развлекал отца Одили, Генри, известного французского политика. Мужчины по‑соседски дружили и теперь вместе собирались на важный политический прием. Мать Одили, Изабелла, уехала к родственникам.

– Ну, что вы еще натворили? – с улыбкой поинтересовался Люсьен.

Девочки запротестовали, и им обеим дали по бокалу запрещенной кока‑колы. Няню бы хватил удар. Никаких газированных напитков, особенно перед сном.

В комнату вошла Анна в бледно‑лиловом шифоновом платье.

– Я готова, – извинилась она. – Надеюсь, не задержала вас. Мужчины не удержались от комплиментов, и она грациозно ответила.

Рафаэлла была счастлива. Такой прекрасный день рождения!

– Нам пора, – заявил Люсьен. – Опаздывать нельзя, – он внимательно посмотрел на дочь. – В тебе что‑то изменилось, малышка. Кажется, знаю, – добавил он с усмешкой. – Ты выглядишь на семь лет.

Смеясь, взрослые направились к двери. Люсьен распахнул ее и хотел пропустить жену вперед.

– О Боже! – воскликнула Анна. – Я, кажется, кое‑что забыла. Заводи машину, я буду через минуту.

– Мы поедем на машине Генри, – нетерпеливо сказал Люсьен, – поторопись.

Улыбаясь отцу Одили, Анна сказала:

– Ты тоже не выносишь, как Люсьен водит машину, правда, Генри? – и с этими словами она взбежала вверх по лестнице.

Рафаэлла поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать отца, но не достала. Взяв ее на руки, он прошептал:

– Счастливых сновидений, малышка.

– Папа, я уже не малышка, – запротестовала она.

– Ну, хорошо, – он с любовью поцеловал девочку. – В таком случае, счастливых сновидений, моя взрослая дочь.

Они с мистером Роне спустились по ступенькам и сели в серебристый «мерседес».

Девочки стояли у открытой двери и махали, когда появилась няня.

– Вы простудитесь насмерть, – возмутилась она. – А винить будут меня. Пошли наверх. Прямо сейчас.

Рафаэлла подчинилась, за ней последовала Одиль.

– Пора спать, – ворчала няня, хотя на самом деле она совсем не злилась.

Анна уже спускалась по лестнице, ее шифоновое платье развевалось на ходу. Ей не хотелось задерживать Люсьена и Генри. Как прекрасно она выглядела в тот вечер!

Но внезапно раздался взрыв. Это случилось на улице. Он был настолько сильным, словно бомба разорвалась на крыше дома.

А потом произошло следующее: окна выбило, все упали на пол и осколки стекла накрыли их.

Рафаэлла увидела, как мать падает на лестнице. Девочке показалось, что она смотрит замедленный танец.

Стекло попало Рафаэлле в ногу, стало невыносимо больно, и она начала кричать.

– Папочка! Папа, спаси нас! Пожалуйста, спаси!

Крис Феникс, 1968

Несмотря на поздний старт, Крис наконец‑то обрел вкус к сексу. Да так, что даже перещеголял старого друга.

– Черт подери! – однажды воскликнул Базз. Они были на Майорке, весьма популярном испанском курорте. – Ты не можешь остановиться! Нужно же давать себе передышку.

Крис засмеялся. Прошло два с половиной года после отъезда из дома. Полтора года они колесили по Европе, и это вселило в Криса уверенность в себе. Теперь он не сомневался в том, что может обойтись без забот матери, и научился кадрить лучших девушек. Пусть он не очень высок и не столь красив, но в двадцать у него появился свой стиль. Он был приятен, носил грязные длинные волосы, тело стало мускулистым и прекрасно загорело.

– Слава Богу, что я увез тебя из Англии, – заметил Базз. Крис перевернулся на горячем песке. Он не спускал глаз с двух смеющихся девушек в бикини, стоявших у воды.

– Не буду спорить, – он подмигнул девушкам. – Которая твоя? Базз, естественно, удивился.

– Значит, я могу выбрать?

– А почему бы и нет? – щедро предложил Крис.

– Вон та, с большими сиськами, – решил Базз.

– Пошли. Но только сделай мне одолжение. Ведь я знаю, что ты любишь худых.

– А сегодня мне хочется другую.

– Черт бы тебя побрал!

Друзья рассмеялись, а девушки, отлично понимавшие, что за ними наблюдают, притворялись, будто ничего не замечают.

– Кадри их сам, – сказал Крис. Базз застонал.

– Я еще не отошел от ночи с сумасшедшей шведкой. Мне даже двигаться трудно.

Базз уже не был бледным и стал похож на цыгана. Длинные нечесаные волосы и золотая сережка в правом ухе производили неизгладимое впечатление. Он был настолько худым, что ребра торчали.

– Черт возьми! – притворился Крис. – Почему я всегда должен кадрить? – но все же поднялся и направился к хихикающим девушкам.

– Привет, дорогуши, – уверенно произнес он. – Говорите по‑английски?

Конечно, они говорили по‑английски, потому что приехали на каникулы из Ливерпуля.

Крис с Баззом давно уяснили, что легче всего клеить англичанок. Пара слов – и этого достаточно. На втором месте шли скандинавки – шведки, датчанки, финки. С ними было легко. Местные испанские сеньориты всегда отказывали, а немки и француженки приносили только неприятности. Что же касается американок, то с этими было трудно. Без ухаживаний не обойтись, а на это нужны время и деньги. Ни Баззу, ни Крису такое не подходило.

После небольшого разговора Крис подвел девушек к Баззу, и вскоре они уже пили сангриас (смертельную смесь из красного вина, фруктов и лимонада) и игриво щупали друг друга на горячем песке.

К заходу солнца ситуация была уже более серьезной, и после романтической прогулки по пляжу они отвели девушек в деревянные кабинки, где через пять минут наступил критический момент.

Крис словно отыгрывался с каждой новой девушкой. Он постоянно вспоминал заносчивых дочерей Эдвардса и своих одноклассниц, которые когда‑то называли его колдуном и отвергли. Когда он спал с новой женщиной, то брал их всех, а поэтому чувствовал себя прекрасно.

– Мы еще увидимся? – спросила последняя жертва, натягивая бикини.

– В каком отеле ты остановилась? – он сумел не ответить прямо на ее вопрос.

Девушка объяснила, а Крис многозначительно кивнул.

– Сколько ты там пробудешь?

– Еще шесть дней, – ответила она и с надеждой добавила: – Мы увидимся?

Значит, нужно шесть дней не появляться на этом пляже и не подходить к этому отелю.

– Жаль, но сегодня не смогу. Я занят, – с сожалением вздохнул Крис – Давай увидимся завтра здесь же.

Так случалось всегда. Берешь женщину и убегаешь. Вечера заняты работой. Крис играл на гитаре и пел в местном ресторане. Потом до поздней ночи – в дискотеке, где собиралось много музыкантов и можно было насладиться музыкой. Они так прекрасно научились играть на гитаре, что многие профессионалы, приезжавшие отдохнуть на Майорку, мечтали поиграть с английскими ребятами.

Крис с Баззом жили на Майорке уже почти год в однокомнатной квартире. Погода прекрасная, выпивка дешевая, а бесконечный поток туристов делал жизнь здесь интересной, не говоря уже о изобилии женщин, холодных и темпераментных. До приезда в Испанию они побывали в Бельгии, Германии, Франции и Италии, подрабатывая по дороге и наслаждаясь свободой.

Однако Криса беспокоило главное: они так и не добились славы, хотя Базз был вполне доволен жизнью на жарком солнце. Крис по‑прежнему считал, что нужно организовать рок‑группу, но это было невозможно на испанском курорте, где большую часть жизни отнимали женщины. В конце концов, им придется вернуться домой, хочет этого Базз или нет. В Англии шла оживленная музыкальная жизнь, и Крис мечтал включиться в нее. Постоянно появлялись новые группы, о которых он читал с опозданием в две‑три недели в «Музыкальном экспрессе» и «Зеркале звукозаписи». Там было полно историй: например, о Роде Стюарде, ведущем вокалисте группы «Джефф Бек», или о таких ансамблях, как «Ху», «Ес» и «Лед Зеппелин».

Шел 1968 год, и музыкальный Олимп Англии после бешеного успеха «Битлз» и «Роллинг стоунз» был полон знаменитостей. В шестидесятые годы Лондон стал столицей моды, кино и, конечно, музыки. Значит, нужно ехать туда.

Однажды, получив письмо от матери, Базз сказал:

– Нужно пригласить Дафну к нам на пару недель. Базз всегда называл мать по имени.

– Зачем? – выпалил Крис, внезапно ощутив уже забытый комплекс вины.

Размахивая письмом, Базз добавил:

– Она бросила работу и выгнала парня, с которым жила в последнее время. Мне кажется, она на пределе. Тебе понятно?

– А где она будет спать? – спросил Крис. – У нас нет места.

– На моей кровати, а я переберусь на пол. Ты ведь не против? Боже! Неужели Базз знает? Это невозможно. Дафна умоляла его сохранить их тайну и не могла открыться сыну. Крис ответил, стараясь ничем не выдать себя:

– Да мне плевать.

– Тогда я позвоню ей, – решил Базз. – Думаю, у меня хватит денег, чтобы купить ей билет.

Крис не знал, постарается ли Дафна возобновить их отношения, да и не хотел этого. Крис уже не был тем невинным ягненком, которого она посвящала в секреты секса на полу в гараже. Дело не в том, что Дафна ему не нравилась, просто подло иметь дело с матерью лучшего друга.

Базз ушел в бар звонить, а Крис так и не мог решить, как ему поступить.

Но раздумывать долго не пришлось. Базз вернулся страшно бледный.

– Что случилось? – быстро спросил Крис.

Базз присел на краешек кровати, на его лице читался ужас.

– Она покончила с собой. Дафна умерла.

Возвращение в Англию на похороны было самым тяжелым временем для Криса. Стоял октябрь, дул ледяной ветер, темнело к четырем часам, постоянно моросил дождь, на улицах было полно машин. Крис совсем забыл, что значит жить дома с сестрами, которые так и не вышли замуж и постоянно орали друг на друга. Отчим Горас остался телевизионным зомби, а мама Эвис все еще убирала чужие дома и командовала дома громким голосом.

– Ты такой худой, – сразу же заявила она Крису. – Почему не писал? Я тебе сейчас надеру уши, негодяй!

Сестры с завистью смотрели на него. Младшая осмелилась сказать:

– Некоторым людям везет, они просто полеживают на солнышке и не посылают маме денег, а мне приходится платить за жилье и стол.

– Не беспокойся, – заверил Крис. – Я не собираюсь здесь оставаться.

– Стыд и позор! – воскликнула старшая сестра, унаследовавшая ядовитый язычок матери. – Собираешься в Америку стать великой звездой, не так ли?

Крис не выносил сестер, но с братом было еще хуже. Брайан приходил по воскресеньям с женой Дженнифер и двумя сопливыми ребятишками. Из‑за первого ребенка Брайану пришлось жениться, а второго Дженнифер родила, чтобы испортить брату жизнь. Лицо Брайана говорило одно: «У меня есть работа, жена и семья, а что есть у тебя, младший братик?»

– Тебе пора взяться за ум, – нудно поучал Брайан. – Неужели ты не понимаешь, что нельзя беспокоить маму?

– Пошел к черту, – пробормотал Крис, но так тихо, чтобы услышал только Брайан.

Но, к сожалению, двухлетний сын подхватил это выражение и принялся распевать:

– Посел к целту, посел к целту!

– Ах ты подлец, – разозлился Брайан, – учишь малыша ругаться! Ты просто лентяй, стань мужчиной, остриги волосы и найди работу!

– Ты думаешь, что только так проявляется мужчина? – ехидно спросил Крис. – С короткой стрижкой и на проклятой работе?

– Мне‑то беспокоиться не приходится, – пыхтел Брайан. – Это ты выглядишь, как «голубой».

Крис рассмеялся, что еще больше разозлило Брайана. Эвис прервала их.

– Может, заткнетесь оба? – громко сказала она. – Если хотите поругаться, идите вон!

– Вот именно, – хором вступили сестры, радуясь, что вот‑вот начнется потасовка.

– Еще чашечку чая, – попросил Горас, не замечая никаких пререканий. – Не хочу пропустить футбол.

Крис отлично понимал, что долго не выдержит в своей семье. Он привык к свободе. Было неприятно ютиться на кушетке в гостиной, потому что одна из сестер заняла его комнату. Он провел дома пять дней, и уже нужно бежать. Но денег не было, а Базз не мог помочь. После смерти Дафны друг не выходил из дома. Он не хотел заниматься музыкой и бродить по клубам. Базз вообще ничего не хотел.

Дафна покончила с собой обычным способом: засунула голову в духовку и включила газ. Никто не знал, почему.

– Бедняжка, у нее было много неприятностей, – сказал один из родственников на похоронах. – А их вынести трудно.

Базз думал по‑другому.

– Все случилось, потому что я оставил ее одну, – мрачно заметил он. – Мы всегда были близки, а я бросил ее.

Крис не знал, что сказать. Он чувствовал себя виноватым.

– Да ладно, – сказал он Баззу. – Нельзя так сидеть в одиночестве. Нужно что‑то делать.

– Что? – спросил окаменевший Базз. – Что?

– Не знаю, – с отчаянием ответил Крис. – Но я что‑нибудь придумаю, поверь мне.

Одолжив пятьдесят фунтов у матери и получив временную работу мойщика окон, Крис смог переехать и утянул за собой Базза. Тот не мог оставаться в своем доме. Аренда заканчивалась, и пришлось убраться. Дафна оставила несколько сотен фунтов. К сожалению, похороны съели большую часть денег. Базз отдал все ее вещи родственникам и переселился к Крису в его убогое жилище. Это был заброшенный дом, в котором жили хиппи, руководствующиеся лозунгом «Любовь и мир». Там было страшно грязно, но Баззу такая жизнь понравилась. Он ни черта не делал целый день, а ночью при свече играл на гитаре, окруженный группой длинноволосых девушек, с обожанием смотревших на него.

Но Крису здесь не нравилось. У него были более амбициозные планы. На одолженные деньги он купил мотороллер, на котором ездил в богатый район Лондона в джазовые и рок‑клубы, надеясь наладить связи.

Крис вскоре обнаружил, что он не один. Он познакомился с негром по имени Раста Стенли, будущим барабанщиком, который работал посыльным в компании грамзаписи. А также с Олли Штольцем, талантливым бас‑гитаристом, который учился в Королевской академии музыки.

Крис с триумфом сообщил Баззу, что наконец‑то нашел музыкантов для рок‑группы.

– Это все ерунда, – сказал Базз, затягиваясь сигареткой с марихуаной. – Я не собираюсь участвовать в сумасшедших гонках.

– Он прав, – согласилась Флауа, последняя любовница Базза, шестнадцатилетняя беглянка из Брайтона. У этой девушки были огромные пустые голубые глаза и светлые волосы, спускавшиеся ниже пояса.

Крис почувствовал, как его охватил гнев. Они стремились к этому со времен школы. Мечтали найти музыкантов, чтобы создать динамичную группу, и теперь… Черт подери!! Они так близки к славе, вскоре им не придется оглядываться назад. Он сможет купить матери норковую шубу и послать Брайана подальше.

Теперь младший братишка с грязными волосами заставит Базза делать то, что нужно. Он не потерпит отказа. Никоим образом он не позволит.

– Флауа, – спокойно сказал Крис, – почему бы тебе не сходить в магазин и не купить конфет? – он достал из кармана фунт и протянул ей. – Я угощаю.

Флауа купилась. Кроме наркотиков и занятий любовью, она обожала шоколад.

– Правда, Крис? – неуверенно спросила она, словно он собирался забрать деньги.

Крис положил банкнот в ее жадную ладошку и сказал:

– Иди немедленно, хорошо?

Девушка посмотрела на Базза, ожидая разрешения. Он лаконично кивнул. Флауа вскочила со старого матраца, расправила мятую блузку, надела мини‑юбку, рваные сандалии и убежала.

Базз последний раз затянулся марихуаной, затушил сигарету об пол и забросил руки за голову.

– Начинай, – сказал он. – Попробуй обработать меня. Крис знал, как поступить. Он отвернулся и сказал:

– Послушай, парень. Если ты хочешь целый день валяться и накачиваться наркотиками, пожалуйста. Мне плевать.

– А мне такая жизнь нравится, – упрямо произнес Базз.

– Вот и хорошо. Я просто хотел узнать все наверняка, прежде чем уехать.

– Как уехать, одному? – подозрительно спросил Базз.

– Если ты думаешь, что я буду наблюдать за тобой и твоими девочками, то глубоко ошибаешься. Я собираюсь объединиться с Олли и Раста, а кроме того, есть еще один парень, он играет на гитаре и отлично поет. И вполне может занять твое место, – Крис сделал многозначительную паузу. – Я просто хотел убедиться, что ты не хочешь играть с нами.

– Черт подери, – взорвался Базз, – какой другой парень?

– Отличный, тебе понравится. Мы тебя пригласим на первое выступление.

Базз моментально сел.

– Я тебе этого удовольствия не доставлю.

– Конечно, он еще не так хорошо играет, как ты, но после нескольких репетиций…

– Заткнись! – Базз вскочил с матраца и натянул грязную черную рубашку. – У тебя ни черта не получится без меня. Пошли.

Через несколько дней они уже репетировали вместе. Они назвали себя «Дикари». Ведущими гитаристами стали Крис и Базз, с бас‑гитарой справлялся Олли Штольц, а барабанщиком взяли Раста Стенли. Крис и Базз также солировали.

Они были готовы к взлету, но пути еще не наметили.

– Черт вас подери! – ворчал Базз. – Надо выступить или подохнуть, мне осточертело быть бедным.

Внезапно у Базза взыграла амбиция. Крис решил, что это добрый знак.

Date: 2015-07-11; view: 269; Нарушение авторских прав