Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
А) Временность усматривающего озабочения
Как нам достичь направленности взгляда для анализа временности озабочения? Озаботившееся бытие при «мире» мы назвали обращением в окружающем мире и с ним. Примерными феноменами бытия при… мы избрали применение, манипулирование, изготовление наличного и их дефектные и индифферентные модусы, т.е. бытие при том, что принадлежит к повседневной потребности. И собственная экзистенция присутствия тоже держится в таком озабочении – даже тогда, когда оно для нее оказывается «безразлично». Не озаботившее подручное, – причина озабочения, так чтобы последнее возникало лишь на почве воздействий внутримирного сущего. Бытие при подручном и не дает себя онтически объяснить из последнего, и наоборот это последнее не выводимо из того. Озабочение как бытийный модус присутствия, и озаботившее как внутримирно наличное, опять же, и не просто вместе наличны. Тем не менее, между ними имеется «взаимосвязь». От верно понятого с‑чем обращения падает свет на само озабочивающееся обращение. И обратно, упущение феноменальной структуры с‑чем обращения имеет следствием неузнание экзистенциального устройства обращения. Для анализа ближайше‑встречного сущего, правда, существенное приобретение уже, если мы перескочим через специфический для этого сущего характер средства. Надлежит, однако, сверх того понять, что озабочивающееся обращение никогда не останавливается на отдельном средстве. Применение определенного средства и орудование им, остается как таковое ориентировано на взаимосвязь средств. Когда мы напр. ищем «задевавшийся» инструмент, то при этом ни единственно, ни первично не подразумевается в изолированном «акте» лишь это искомое, но заранее уже раскрыт круг инструментального целого. Всякий «приступ к работе» и задел не из ничего, натыкается на изолированно предданное средство. Но возвращается из всегда уже разомкнутого в заделе рабочего мира к тому или иному средству. Для анализа обращения в аспекте его с чем отсюда вытекает указание ориентировать экзистирующее бытие при озаботившем сущем именно не на изолированно подручное средство, но на целое средств. Так формулировать с‑чем обращения заставляет и осмысление отличительной бытийной черты подручного средства, имения‑дела. Оборот речи: имение с чем‑то дела, которое в том‑то, призван не онтически констатировать некое обстоятельство, но указать на способ бытия подручного. Релятивный характер имения‑дела, его «с чем… в чем…», означает, что одно средство онтологически невозможно. Конечно, под рукой может быть лишь одно единственное средство, а других «недостает». Тут, однако, дает о себе знать принадлежность как раз подручного к другому. Озаботившееся обращение способно вообще дать подручному в усмотрении встретиться только когда оно уже понимает нечто подобное имению‑дела, которое всегда с чем‑то в чем‑то. Усматривающе‑раскрывающее бытие озабочения при… есть допущение‑иметь‑дело, т.е. понимающий набросок имения‑дела. Если допущение‑имения‑дела составляет экзистенциальную структуру озабочения, а оно как бытие при… принадлежит к сущностному устройству заботы, и если забота со своей стороны основана во временности, то экзистенциальное условие возможности допущения‑иметь‑дело надо искать в некоем модусе временения временности. В простейшем орудовании средством, лежит допущение‑имения‑дела. В‑чем дела имеет характер для‑чего: в виду его средство применимо, соотв. применяется. Понимание для‑чего, т.е. в‑чем, дела имеет временную структуру ожидания. В ожидании для‑чего озабочение только и способно вместе с тем вернуться к чему‑то такому, в чем имеется‑дело. Ожидание того, в‑чем дело, вместе с удержанием того, с‑чем имеется‑дело, делает в своем экстатичном единстве возможной специфически манипулирующую актуализацию средства. Ожидание для‑чего не есть ни усмотрение «цели», ни выжидание предстоящей готовности срабатываемся произведения. Оно вообще не имеет характера тематического схватывания. Но и удержание того, с‑чем имеется дело, не означает тематической фиксации. Манипулирующее обращение в равно малой мере относится лишь к тому, в‑чем, как и к тому, с‑чем допущения‑имения‑дела. Последнее конституируется скорее в единстве ожидающего удержания, а именно так, что отталкивающаяся отсюда актуализация делает возможным характерное растворение озабочения в его мире средств. «Собственная», цельно отдавшаяся занятость чем‑то не бывает «вся вместе» ни лишь при работе, ни при ее средстве, ни при обоих. Основывающееся во временности допущение‑имения‑дела уже учредило единство связей, в которых озабочение усматривающе «движется». Для временности, которая конституирует допущение‑имения‑дела, существенно специфическое забывание. Чтобы «потерявшись» в мире средств «вработаться» в работу и уметь манипулировать, самость должна забыться. Поскольку, однако, в единстве временения озабочения ведет всегда ожидание, то все равно, как мы еще покажем, своя бытийная способность озаботившегося присутствия тоже подлежит заботе. Ожидающе‑удерживающая актуализация создает свойскость, в меру которой присутствие как бытие‑друг‑с‑другом «разбирается» в публичном мироокружении. Допущение‑имения‑дела мы понимаем экзистенциально как допущсние‑«быть». На его основе подручное способно встретиться усмотрению как сущее, какое оно есть. Временность озабочения мы можем, поэтому, еще прояснить, обратив внимание на те модусы усматривающего допущения‑встречи, которые раньше были характеризованы как заметность, навязчивость и назойливость. Подручное средство встречно в аспекте своего «истинного по‑себе» именно не для тематического восприятия вещей, но в незаметности «самопонятного», «объективно» преднаходимого. Если, однако, в целом этого сущего что‑то бросается в глаза, то здесь лежит возможность, что совокупность средств, как таковая, тоже навязчива. Как должно быть экзистенциально структурировано допущение‑имения‑дела, чтобы оно могло дать встретиться чему‑то заметному? Вопрос нацелен сейчас не на фактичные стимулы, направляющие внимание на что‑то предданное, но на онтологический смысл этой направимости как таковой. Неприменимость, напр. определенный отказ средства труда, может быть заметна лишь в манипулирующем обращении и для него. Самое острое и пристальное «восприятие» и «представление» вещей никогда не сумело бы открыть ничего подобного порче рабочего средства. Должна быть помеха орудованию, чтобы встретилось несподручное. Что, однако, это значит онтологически? Ожидающе‑удерживающая актуализация через то, что потом выявится как порча, остановлена со стороны своего растворения во взаимосвязях имения‑дела. Актуализация, равноисходно ожидающая своего для‑чего, застопорена применяемым средством, а именно так, что теперь впервые отчетливо встречны ее для‑чего и с‑тем‑чтобы. Однако актуализация сама может столкнуться с чем‑то неприспособленным к… опять же, лишь поскольку уже движется в ожидающем удержании того, с чем имеет в чем‑то дело. Актуализация «застопорена», значит: она вкладывает себя, в единстве с удерживающим ожиданием, еще больше в саму себя и устраивает так «осмотр», проверку и устранение помехи. Будь озаботившееся обращение лишь последовательностью протекающих «во времени» «переживаний» и будь между этими последними сколь угодно глубокая «ассоциация», допущение встречности заметного, неприменимого средства оставалось бы онтологически невозможно. Допущение‑имения‑дела как таковое, что бы из взаимосвязи средств оно ни делало доступным в обращении, необходимо основывается в экстатичном единстве ожидающе‑удерживающей актуализации. А как возможно «фиксировать» недостающее, т.е. неподручное, а не просто несподручно подручное? Неподручное открывается усмотрению в нехватке. Она и фундированная в ней «констатация» неналичия чего‑либо, имеет свои особые экзистенциальные предпосылки. Нехватка никоим образом не неактуализация, но дефективный модус актуальности в смысле недоактуализации ожидавшегося, соотв. всегда уже имеющегося‑в‑распоряжении. Не будь усматривающее имение‑дела «с порога» ожидающим по отношению к озаботившему и не временно, это ожидание в единстве с актуализацией, присутствие никогда не сумело бы «найти», что чего‑то не хватает. Обратно, возможность быть захваченным чем‑то врасплох основана в том, что ожидающая актуализация одного подручного не ожидает другого, состоящего с тем в возможной взаимосвязи имения‑дела. Неожидательность растерянной актуализации впервые размыкает «горизонтный» простор, внутри которого непредвиденность может застать присутствие врасплох. Чем не овладевает озаботившееся обращение как изготовление, устройство, но также как отклонение, отодвигание, оберегание себя от…, то обнажается в своей неодолимости. Озабочение мирится с этим. Примирение с… есть опять же особый модус усматривающего допущения встречи. На основе этого раскрытия озабочение способно обнаруживать неудобное, портящее, мешающее, угрожающее, вообще как‑то сопротивляющееся. Временная структура примирения лежит в ожидающе‑актуализирующем неудержании. Ожидающая актуализация напр. не рассчитывает «на» непригодное, но при том имеющееся в распоряжении. Непринятие в расчет есть модус ведения расчета в отношении того, за что люди не могут держаться. Такое не забыто, но удержано так, что оно остается под руками именно в своей негодности. Подобное подручное принадлежит к повседневному составу фактично разомкнутого окружающего мира. Лишь поскольку на основе экстатичной временности озабочения открыто сопротивляющееся, фактичное присутствие способно понимать в своей оставленности «миру», которым оно никогда не овладеет. Даже если озабочение остается ограничено настоятельными нуждами обыденности, оно все же никогда не есть чистая актуализация, но отталкивается от ожидающего удержания, на основе которого, соотв. в качестве какового «основания» присутствие экзистирует в мире. Потому фактично экзистирующее присутствие всегда уже известным образом разбирается и в чужом «мире». Фундированное через временность допущение‑имения‑дела при озабочении есть еще сплошь да рядом доонтологическое, нетематическое понимание имения‑дела и подручности. Насколько временность, в конечном счете, фундирует и понятность этих бытийных определений как таковых, будет показано в последующем. Прежде надо еще конкретнее продемонстрировать временность бытия‑в‑мире. В видах этого мы проследим «возникновение» теоретического отношения к «миру» из усматривающего озабочения подручным. Усматривающее равно как теоретическое раскрытие внутримирного сущего фундированы на бытии‑в‑мире. Их экзистенциально‑временная интерпретация будет подготовкой к временной характеристике этого основоустройства присутствия.
Date: 2015-07-11; view: 296; Нарушение авторских прав |