Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Встреча в привокзальном кафе
Тут настала пора моих вопросов и сомнений... Что это – фантазии не реализовавшей себя в писательстве девушки? Обыкновенный розыгрыш? Попытка проверить уфолога на сюжете какого-нибудь зарубежного фантастического рассказа? Все это могло иметь место, но интуиция подсказывала – здесь, скорее всего, реальность. Невероятная, непознанная, недоказуемая, но реальность. Конечно, я сразу же отослал обстоятельное письмо Надежде, задал немало уточняющих вопросов, но по всему выходило, что все равно необходима личная встреча. После второго письма Тепловой, где был сообщен также номер домашнего телефона, я выехал в Санкт-Петербург. По телефону мы договорились встретиться на железнодорожной станции их города на крытом переходе к платформам электричек. Я никогда до этого не был в том городе, ничего не знал о вокзале и переходе, но все оказалось так, как это мне описала Надежда. Я ждал на условленном месте и невольно мысленно играл в ролевую игру: кто из проходящих людей – та самая Надежда? Моя корреспондентка опаздывала, и я уже не раз посматривал на часы. Может, прошла мимо, убедившись в заурядности моей внешности, решив в последний момент не связываться с незнакомым человеком?.. Правда, я бы тогда поехал к ним домой – никогда не простил бы себе упущенного случая. – Извините, я припоздала... – миловидная молодая женщина с черными прядями волос из-под шапочки, с внимательными темными глазами, стройная и со вкусом одетая, выделилась из спешившей к электричкам толпы и со скрытой усмешкой смотрела на меня. – Я играл в игру, вычисляя вас... – обрадовался я Надежде. – Куда пойдем? – Здесь неподалеку есть кафе, давайте посидим там... Мы перешли привокзальную площадь, поднялись на второй этаж торгового центра, зашли в помещение кафе, где в это утреннее время было мало народу и многие столики пустовали. – Вы предупредили мужа о моем приезде? Тут нет каких-то детективных обстоятельств? – поинтересовался я. – Нет-нет, он знает, и он придет через час, вы тоже можете задать ему вопросы, – сказала Надежда. – С чего начнем? – она слегка улыбалась. Ну, вопросов-то у меня было много, я заранее пометил в блокноте все неясные места, и придвинулся к моей собеседнице ближе, извинившись за свой диктофон, без которого немыслимо было бы вести подобную беседу. Она понимающе кивнула. – Откуда у вас уверенность, что вас, обучающихся, было много на планете? – начал я по составленному заранее списку. – Во-первых, я действительно встречала там множество землян, почти все мои ровесники: 15–16 лет. Может, на пару лет старше, некоторые младше. Но я общалась именно со своими сверстниками. Я не знаю, были ли там другие возрастные группы, но нередко создавались игровые ситуации, когда нам меняли и возраст, и облик, и даже пол. Например, я несколько раз была в образе мужчины. Скажу сразу – мне не понравилось. Мне не близка мужская психология. Но если говорить об игре, то знаете, я могу сравнить обучение с сетевыми играми – когда садятся, и сразу понятно, кто играет по ту сторону: автомат или человек. Если это не в первый, а, скажем, в десятый раз, то уже чувствуешь, входишь ты в контакт с людьми или с... этими. У каждой группы был куратор. Из этих... – Из каких этих? – Вот из ЭТИХ... – Надежда выразительно посмотрела на меня, явно не желая называть своих кураторов пришельцами. Я догадался, что, вероятно, разговор у нас тоже не тет-а-тет, а, возможно, с невидимыми свидетелями. – Как выглядел куратор? Он тоже мог прийти в образе мужчины или женщины? – Как угодно – и так, и этак. Совершенно стандартная внешность. Одежда обычная: водолазка, джинсы, если женщина – платье, брючный костюм... Возраст от 25 до 30 лет, более пожилых я не видела. – Куратор один, постоянный? – Скорее всего, да, но это не факт, они могут меняться. Их начинаешь чувствовать на каком-то подсознательном уровне. Все происходит в очень тесном контакте, не так, как мы, например, сейчас с вами беседуем, а иначе: ты входишь в его шкуру, а он – в твою. Это какое-то слияние на ментальном уровне. Ты понимаешь, что вот сейчас перед тобой оболочка, в ней находится один куратор, а назавтра чувствуешь – другой. То есть по каким-то жестам, по отношениям понимаешь, что произошла замена Учителя. – Его можно потрогать руками? – Но ведь обучение происходит не физически... Скорее всего, это тонкоматериальная структура. – Ваше тело в это время находится в кровати, вы спите? – Наверное. Мама могла бы однажды заметить, что меня нет в спальне. Но поводов для расспросов с ее стороны не было. – А как вы лично определяете свое состояние? Вы в ментальном слое, в астральном? – Честно говоря, я не знаю, что это такое, – задумалась Теплова. – Понимаете, когда это только-только начиналось, я думала, что это просто сны. Я ложилась спать, и начинался какой-то очень интересный сон. Потом я стала различать, что это вроде и не сны, потому что в реальности начинаешь ловить отголоски того, что происходило с тобой «там». То есть, например, во сне обыгрывается какая-то ситуация, а через два дня она воспроизводится в жизни, но не полностью, а звучат какие-то реплики, разговоры из сна. И я должна была прийти к выводу, что или я вся такая из себя ясновидящая или колдунья, или все это идет откуда-то извне. И мне ничего не остается, как верить в реальность этих снов, а главное – событий в них. – Как выглядели ваши партнеры по игре? Они же были постоянными... Один чернявый, другой блондин... Так? – Нет-нет. У каждого был... – она задумалась, – свой код. И еще у нас были клички, настоящих имен мы не знали. К примеру, мой муж был Сэмом, а на самом деле Валентин. Другого звали Гарри, я – Нэнси... Ну, в подростковой среде так обычно и бывает, с кличками... Но я прошу не называть их настоящие имена. Этим нечаянно нам можно навредить. Но вообще нам на первых порах было непросто обнаруживать друг друга в качестве постоянной группы. Ведь могли меняться и внешность, и возраст. Но потом мы както приспособились. Это словно бы так, как у каждого свой почерк. Как радист передает азбуку Морзе: знаки одни, а почерк разный, и опытные связисты узнают друг друга по манере передачи. – Хорошо, но как же вы нашли друг друга в реальности, если визуально четко не идентифицировали никого? – недоумевал я. – А как сходятся люди, когда встречаются? Какие-то симпатии, как будто ты его уже знаешь давно. Во всяком случае, первым меня узнал-вычислил Равиль. Он об этом потом рассказывал. Мол, я стою в толпе абитуриентов, пришедших на первый экзамен. Он на одном конце, я на другом. И вдруг между нами словно возникает туннель. Он больше никого не видит – только меня. «И все: я пошел к тебе прямым ходом», – рассказывал Равиль. Вот так я встретилась и с другими членами группы – по какой-то взаимной симпатии. Апроще – нас свели... Кстати, этот эпизод Надежда чуть позже объяснила так: «В августе 1987 года нам объявили, что обучение завершается, но в реальности нам будто бы предстоит встретиться и в дальнейшем действовать сообща. Память нам заблокируют, но в «час икс» мы вспомним все, что будет нужно. Никто из нас, сами понимаете, не хотел терять память! И мы договорились между собой, что будем сопротивляться ИМ до последнего, а для начала мы решили раскрыть друг другу настоящие имена и место жительства. Нам это было строжайше запрещено! Однако мы не успели, нас сразу же разъединили. Один парень только успел мне сказать, чтобы я искала его на журфаке университета. Вроде бы ОНИ ему обещали, что я найду его первой, когда он будет уже учиться после школы. Мне же «Штирлиц» пообещал, что встретимся мы все вчетвером в один день и час. Я не знаю, почему одна из всех я продолжаю все это отчетливо помнить. Могли ли ОНИ забыть про меня или не блокировали мою память намеренно? Я этого не знаю. Надо ли говорить, что я отправилась искать своего «коллегу» на журфак Ленинградского госуниверситета? Тогда ЛГУ был единственным университетом в Ленинграде. Я окончила там подготовительные курсы, но на вступительных экзаменах не добрала балла. Разозлилась. И, чтобы не терять время, подала документы в другой институт на факультет гидов-переводчиков: зря, что ли, язык учила? На первом же вступительном экзамене наша четверка встретилась, как я уже писала. Сначала нас было трое. Равиль, он татарин по национальности, нашел меня первым. Бесцеремонно выдернул меня из толпы с каким-то вопросом. Потом подошел Валентин. Руслан был в приемной комиссии (он старше нас на два года), но ему, видимо, наскучила рутина, и чуть позже он спустился к нам, абитуриентам... Поскольку с Равилем и Валькой мы учились вместе, то и появлялись везде втроем. Девчонки на меня смотрели косо: наш институт был бабьим царством, на 40 человек в потоке было лишь пять парней, а я «увела» сразу двух, и это злило... Впрочем, наша история кончилась не лучшим образом. Возник классический треугольник. Я пыталась сохранить дружбу с обоими, но стычки между ними возникали все чаще. Может, по моей вине, но я подозреваю, что тут не обошлось и без ИХ всесильного вмешательства. Короче, в один прекрасный момент мне пришлось сделать выбор. События форсировал старый приятель «Штирлиц». Я не собиралась замуж, хотела сначала окончить институт, но «Штирлиц» сказал, что наступают плохие времена, он должен меня спрятать, а для этого мне необходимо сменить имя и место жительства. Это был 1991 год, и у НИХ там, в их мире, происходило что-то нехорошее, тревожное. «Штирлиц» сказал, что хочет воспользоваться неразберихой, иначе моя жизнь сложится очень плохо, а сам он не сможет меня больше защищать. Он сказал, что мое имя вроде бы стерли из ИХ списков и я нигде не числюсь. Вот почему я не хочу, чтобы вы писали об этом. По крайней мере, с подлинными именами. Я боюсь не людей, я боюсь ЭТИХ... Одним словом, я приняла предложение Валентина. Руслан был свидетелем со стороны жениха. Кстати, к тому времени наш институт переименовали в университет, и можно утверждать, что пророчество по отношению к Руслану тоже сбылось: мы встретились еще раз, когда он оканчивал университет. Но откуда ОНИ заранее знали, что институт будет переименован?! Вот это вопрос!.. С Русланом мы с мужем поддерживаем отношения до сих пор. Одно время он пошел в политику, работал в петербургской мэрии, участвовал в избирательных кампаниях, поддерживая Собчака, но потом ушел: «слишком много грязи», – по его словам. Сейчас руководит фирмой, женат, имеет дочь. А с Равилем все наши связи оборвались. Мы поругались, но не насмерть, конечно, однако он обиделся на меня за мой выбор. Впрочем, если начнется какая-то заварушка, мы, конечно, будем вместе». – Поэтому ваши слова в письме: «Ждем своего часа, как бомбу...» – не случайны? Ощущение не исчезает, что «час икс» может наступить? Это вас пугает? – продолжил я расспросы. – Да, это меня пугает... Я не знаю, с чем именно катавасия на Земле будет связана. Может, природные катастрофы, может, политическое противостояние... Во всяком случае, из разговоров с НИМИ получается, что сейчас складывается ситуация, как перед Второй мировой войной. То есть накануне. Возникает какое-то мощное противостояние. Возможно, мировой терроризм – это один из факторов, как спусковой механизм. Кстати, не думайте, что это противостояние только между людьми. Нет! ОНИ еще и сами вмешиваются во все это. Их системы... И я не знаю, каковы ИХ истинные цели. А когда я не знаю, я поневоле начинаю опасаться. Да, у меня чувство, будто мы накануне... Но, правда, у меня сохраняется надежда и на второй вариант. Может, ничего и не будет, и все обойдется? Ведь прошло около 20 лет, и все пока если не спокойно, то в рамках цивилизованности. Может, эта Сеть направлена на изучение нас? Или, предположим, ОНИ не нас учат, а сами учатся на нас? Мне очень хочется, чтобы был второй вариант, с мирным исходом. – А если все же первый вариант, то, по вашим ощущениям, как скоро он может наступить? Или вы успеете состариться, вырастить внуков... – не унимаюсь я. – Это было бы хорошо. Но у меня ощущение, что все это не кончается. У меня есть доказательства того, что наша жизнь разбита на какие-то дробные куски, и нечто подобное, в смысле контактов, происходило со мной и в прошлой жизни. Не обучение в «школе», а именно контакт с «иными». Я уже была у НИХ на контроле! И это будет в будущем. Возможно, я от НИХ никуда не денусь!.. Я внимательно слушал Надежду. В кафе звучала музыка, неподалеку семья с детьми заказала пирожные и газировку, подходили к стойке бара еще посетители, а мы вот так, запросто, как о чем-то будничном, рассуждали о совершенно невероятном!.. Нет, моя собеседница не была напугана, она, скорее всего, свыклась с необычной ситуацией и лишь иногда пытливо посматривала на меня: как я отношусь к ее рассказу, ведь он явно тянет на диалог не совсем нормальных людей. С обывательской точки зрения, разумеется. Но для меня все это было так ново и необычно, что, кажется, и у Надежды отпадали сомнения насчет меня, и она все с большим интересом погружалась в свои воспоминания. – Вы писали, что после обучения пробовали искать тех, кто был там с вами, и с десяток человек нашли. Как вам это удалось? – По-разному. Вплоть до того, что я давала объявления в газеты, где печатались бесплатные купоны на объявления, и указывала какие-то кодовые слова, а люди потом реагировали на них. – Какие кодовые слова? – Ну вот, все вам расскажи... Нет! – Хотя бы примерно... – Скажем, лозунг, который проскальзывал в наших играх. Например, как было в войну: «За Родину! За Сталина!» Что-то подобное. И люди реагировали на это, в их мозгу складывалась определенная реакция: «Я помню...» Когда они это читают, у них возникает некая ассоциация, и они звонят или пишут мне. – Но что вас подталкивало писать такие объявления? – Мне хотелось знать истину. Что было с нами? Ведь ни о чем подобном я нигде не читала и не слышала. Да, мы вчетвером встретились, мы нашли друг друга. Но этого мало! У меня в то время было боевое настроение, я искала доказательства работы с нами, искала правду. И люди откликались! Немногие, но откликались! Один парень был из Прибалтики, девушка из Казахстана, но она к нам лично не имела отношения, просто была некоторое время в той системе. Одна из Белоруссии, еще двое мужчин... Я повторяю, с десяток таких бывших «учеников» я обнаружила. Они подтверждали, что с ними происходило то же самое, что и со мной. Да, мы говорили о снах... Но люди очень этого опасаются, они не склонны об этом долго рассуждать. Мы, россияне, вообще сильно подвержены страхам: боимся КГБ, психушек, врачей, даже к науке относимся с опаской. В основном реакция этих людей была такая: они проявляли ко мне интерес, заставляли высказаться, а потом говорили: «Слава Богу, со мной все в порядке!» И... прощались!.. В поисках ответа на мои вопросы однажды я вышла на человека, который утверждал, что он ясновидящий и может рассказать о прошлых жизнях. Поскольку в играх нам о наших реинкарнациях уже рассказывали, я решила проверить: совпадет или не совпадет? Встретилась с ним. Он начал рассказывать, что видит старинный замок, это XVII–XVIII век. Турки или кто-то подобные бегут с палашами. Один врывается в дом, видит там женщину – это я. Он хочет меня убить, но вдруг сверху льется яркий луч, который разделяет нас. Он не видит меня... А над домом висит... летающая тарелка! В луче вырисовывается человек, который вытягивает руку с ладонью, и турок падает от луча из ладони. И тут ясновидящий прерывает сеанс и говорит, что он со мной больше не будет разговаривать! «У меня никогда подобного в жизни не было, уходите от меня...» Так и пришлось уйти. – Но это его видение соответствовало действительности? – Ну как... Я не помню никаких турков, но в то же время я этому ясновидящему не рассказывала, что я знаю каких-то людей с летающей тарелки, что у меня там друзья... Понимаете? С одной стороны, вроде как что-то подтверждается, а с другой – нет. Истина где-то рядом... – Но кто же все-таки ОНИ? – приступил я к главной загадке. – К какому выводу вы пришли? – Ой, я не знаю! – пожала плечами моя хорошенькая собеседница. – Может, инопланетяне, может, боги, ангелы, бесы... Не знаю. Но я не исключаю, что ОНИ относятся к «темным» силам Космоса. – Почему? Разве это в чем-то выражается? – Так мне сказали контактирующие люди, с которыми меня свела судьба, – неуверенно сказала Надежда. – Амой опекун «Штирлиц» не опроверг. Наоборот, он предложил мне самой разбираться в данном вопросе: что есть зло, Бог, дьявол... Мне «пошла» литература на эту тему, преимущественно религиозная и философская. Но если откровенно, то я не считаю их «темными». Они мне сделали много хорошего, строго спрашивали за мои действия и мое несовершенство... Что мне в них импонирует, так это их естественность. ОНИ не требуют беспрекословного повиновения, не называют себя Высшим Разумом (мой друг «Штирлиц» – он, как вы поняли, не из тех, кто проводил занятия в колледже, – сказал мне дословно: «Причислять себя к Высшему Разуму – значит проявлять свою вселенскую глупость. И над нами есть законы».) Да, мою жизнь и жизнь моих близких контролируют, но делают это открыто. Остальных людей, может, тоже всех контролируют. Но они не знают об этом. ОНИ несколько раз спасали мне жизнь, излечили моего ребенка. Кстати, я родила его легко, абсолютно без боли. Врач сказала, что я вхожу в три процента женщин, рожающих без боли. Но я-то знаю другое: все это время я ощущала ИХ присутствие рядом. Тем не менее я просила оставить мою семью в покое, и ОНИ вроде как обещали... – ОНИ вас спасали... Припомните хотя бы один эпизод. – С ходу трудно... Ну вот, скажем, когда я школьницей ходила на курсы английского языка вечером после школы, домой мне можно было идти двумя путями: длинным, но зато по асфальту и под уличными фонарями, и коротким – через темный пустырь. Однажды зимой дохожу до этой развилки, намереваюсь идти по освещенной улице, и тут вдруг поднимается такой ветер, что чуть с ног не сбивает, и меня буквально сдувает на дорожку через пустырь. Я сопротивляюсь, но даже дышать не могу – такой ветрище! Я заплакала и пошла по пустырю. Ветер, казалось, сразу стих. А когда я подошла к досуговому центру, где я занималась, то увидела, как неподалеку, на освещенной части улицы идет какая-то ожесточенная драка, чья-то разборка. Может, меня бы и не заметили в этой суматохе, а может, и нет... Может, я бы ногу сломала... А в иных случаях просто не знаешь, почему вдруг произошла задержка транспорта, почему пошла по другой дороге – возможно, так отвели какую-то беду. – Вы писали, что «занятия» с вами шли каждый день. Неужели не было никаких перерывов? Ведь это немалая нагрузка. – С нами занимались каждый день. Единственный перерыв был, когда наш 10-й класс на месяц ездил во Францию. Там – как отрезало. И вообще я французов в тех играх почему-то не встречала. Англичане были, был американец из штата Миннесота, как он сказал... – Вам, я так понимаю, нравились занятия? – Очень! Я ложилась спать с удовольствием, с ожиданием новых приключений. Иногда «игра» занимала, может, полчаса, а бывало и по три часа. Я после особенно «сильных» снов просыпалась: было, к примеру, 2 часа, тишина, а у меня сердце колотится от впечатлений... – Каких? Что бывало такого необычного в ваших снах? – У меня где-то на антресолях хранятся некоторые записи тех снов в виде рассказиков, сценариев, которые мы ставили школьниками. Если хотите, я поищу и вышлю вам. – Конечно, хочу! Но все-таки, о чем были сны? – Ну, например, частая ситуация... – задумалась на мгновение Надежда. – Ты оказываешься в каком-то помещении, сидишь за столом и не знаешь элементарного: кто ты? что ты? зачем здесь? И начинаешь выруливать из этой ситуации, как бы приходить в себя, я так это квалифицирую. Будто мы в какой-то момент можем потерять память... Или, нередко, жизнь на развалинах, и мы должны спасать кого-то. Иногда сразу задается вводная: такая-то страна, такой-то год, должны сделать то-то и то-то. Годы могли быть разные – и минувшие, и будущие. Чаще речь идет о выживании. Естественно, и о самоспасении. Если ты сам не выживешь, ты, разумеется, никого и не спасешь. В принципе моя задача, чем я чаще занималась, и, видимо, в том моя склонность – организовывать людей, группы, призывать к действиям. Но если не находилось какого-то лидера, значит, этим лидером становилась я сама. Вынужденно. Но я не люблю эту роль. Иногда все же приходилось ее исполнять. А если был лидер, то я должна была помогать ему. – Были только земные сюжеты или инопланетные тоже? – В основном только земные. Были разрушения, очень много войн. И исторические, когда играющие были на лошадях, с пиками и саблями, но были и современные. Например, с немцами во Второй мировой войне. Однако были и совсем современные, с современным оружием, БМП, танками. Правда, в том возрасте я не очень-то концентрировалась на этом, но сами стрелять – стреляли. Я до сих пор не знаю цели обучения. Но в моей жизни случалось уже столько игровых локальных конфликтов, землетрясений и войн, что я, глядя на нашу теперешнюю жизнь и сегодняшний страх перед террористами, прихожу невольно к заключению, что весь ужас у нас еще впереди. Конкретно меня в Сети учили оказывать первую помощь, успокаивать толпу, организовывать жизнь на развалинах, служить посредником между конфликтующими сторонами. С позиций сегодняшнего дня я не вижу ничего удивительного – это очень нужные навыки! Но «школа» была в конце 1980-х годов, когда о конфликтах не шло и речи. Все чаще я спрашиваю себя: что ждет нас? И молюсь, чтобы «знания» мои мне никогда не пригодились. Иногда игровые видения преследовали меня потом как навязчивый кошмарный сон. Знаете, мне до сих пор снится сон про падающий самолет. Три-четыре раза в год – обязательно. Очень реалистичный. Самолет падает на дома, а я бегу и начинаю вытаскивать всех этих раненых, горящих. Жутко, вонь такая, мне плохо, но я их упорно вытаскиваю, вся в крови и гари... И никак не могу проснуться. Для меня это как реальность. После такого сна я бывала вся разбитой, два дня не могла ничего делать, все валилось из рук. Я считаю, что это какое-то последствие, прошлое. Но если будущее, то – не дай бог! А люди во снах... Были и русские, но много и иностранцев. Иной раз специально ставят задачу: выработать общий план, несмотря на то что мы не знаем общего языка. Я почему и стала изучать языки – чтобы лучше понимать людей из наших снов. Я же не знала, сколько эти игры продлятся. – Получается, если случится какая-то заварушка, то нас, Россию, это не минет? – допытываюсь я. – Я все равно продолжаю настаивать, что это не имеет отношения к нашему будущему. Хочу так! – Надежда строго, но и как бы с мольбой смотрит на меня и долго потом молчит. – Я вспомнила! – удивляется она сама себе. – Были и инопланетные сюжеты в наших снах. Например, мы вели спасательные работы на Марсе. Вы первый, кто поднял в своей книге проблему, почему нас не пускают на Марс. Среди «ролевых» игр была одна, посвященная восстановлению Марса после темпоральной катастрофы, то есть связанной со временем. Нами создавался двойник планеты в одном из наиболее устойчивых хронопластов. Этот «второй Марс», параллельный, удаляется от нас во времени все больше, так как раскол возрастает. Мы искали уцелевших марсиан и запихивали их в космические корабли. Они были треугольного типа, как бы поставленные на одну из граней. Правда, это преподносилось нам как игра для подрастающего поколения, и в ней может не быть ни слова правды. Но меня поразило, что вы в своей книге вообще упомянули об этом. Среди нас, играющих, ходили слухи, что во всем виноваты земляне, которые в будущем изобретут темпоральную бомбу (изобретая лишь машину времени) и повезут ее испытывать от Земли подальше – на Марс. И что нынешнее деление на прошлое-настоящее-будущее – тоже отголоски той катастрофы. Правда, сама я воспринимаю сей тезис за чистую фантастику. Нам еще говорили, что нас, землян, на Марс никогда не пустят. – А как выглядел Марс физически? Пустыня, горы или зеленый? – Там, помню, были каменные города, очень старые. Похожие на какие-то аулы, с домами, где вместо окон какие-то вертикальные щелочки, узкие. Наверное, из-за сильных ветров. Растительности не было совершенно. А про новый Марс помню, что там была степь и росла зеленая трава. Только трава. Но нам надо было уходить. Было интересно посмотреть, что там будет, но нам говорили наши кураторы, что это не наш мир, и я уходила с сожалением – ведь никогда не узнаю, каким стал параллельный Марс. Руслан говорил мне, что в XXI веке люди изобретут темпоральную бомбу, пытаясь изобрести машину времени. Не знаю, откуда он это взял. Возможно, у него сохранилось из тех снов-игр. Руслан один из тех, кто кое-что все же запомнил. По крайней мере, лучше, чем мой муж. Мы иногда с ним так и разговаривали-вспоминали: «А помнишь, берег моря, где тропа уходит прямо вверх?» – говорил он мне. А я вспоминала: «Там еще мостик ажурный и направо высился особняк?..» То есть мы дополняли иные сны-видения, вспоминая одну и ту же ситуацию. Так было не раз. Кстати, хотите взглянуть на ребят из нашей группы? – Надежда полезла в сумочку и достала несколько черно-белых фотографий. На них были молодые симпатичные юноши и одна девушка. Один чернявый, по всему видно, Равиль. Другой, Руслан, очень напоминал мне молодого Николая Еременко, артиста, сыгравшего главную роль в «Пиратах XX века» – такая же густая шевелюра, похожие черты лица. И очень симпатичной выглядела сама Надежда – улыбчивая, задорная, с развевающимися непослушными локонами... «А вот мой будущий муж», – указала она на высокого юношу с густой шевелюрой. «Интересно... все такие заметные, незаурядные ребята, – подумал я про себя. – Словно нарочно выбирали. Не может быть, что здесь вмешались «темные»...» – Почему вы полагаете, что с вами общались представители темных сил? – возвращаюсь я к беспокоящей меня мысли. – В основном потому, что ОНИ говорили, что не входят в КОН – коалиционный отряд наблюдателей. Вот я и думала, что раз ОНИ не входят туда, значит, словно отщепенцы, значит, ближе к «темным». Понимаете, ОНИ не раз утверждали, что ОНИ инопланетяне и подобных цивилизаций очень много. Но те, которые создали Сеть, – там представители нескольких цивилизаций. ОНИ ведут свою программу, не согласованную с большинством, с КОН то есть. Тогда, в 1980-х, была еще угроза ядерной войны и все боялись. Горбачеву удалось снизить накал страха и недоверия друг к другу. Я однажды даже спросила, неужели будет атомная война? Мне ответили: нет, не будет. Но существовало мнение – не наше, не земных людей – стереть нас с лица Земли и начать все сначала. Те, с кем мы общались, отстаивали право поменять нас, людей, таким образом, чтобы развивать в нас творческий потенциал. То есть готовить из нас поэтов, музыкантов, художников, писателей, и тогда все будут заниматься творчеством, а не тем, чтобы убивать друг друга. Это была ИХ программа, но не все с этим, как я поняла, были согласны. – Нет, Надя, мне ОНИ вполне симпатичны, и зря вы думаете о НИХ плохо, – подвел я некий итог. – Убери из нас, людей, ген жадности, а от него в нас и агрессивность, и зависть, и предательства, – мы бы давно уже вошли в космическое содружество цивилизаций. Нас боятся – вот в чем все дело! Мы, как дикарь с дубиной, – непонятно, чего от него можно ожидать. Как бы я хотел, чтобы кто-то из могущественных быстрее занялись нашим перевоспитанием!.. – Я тоже, если откровенно, не считаю их «темными», – сказала Надежда. – Я много хорошего почерпнула от их обучения. Например, после тех снов я научилась неплохо рисовать, причем удаются даже портреты. Но технология рисования удивительна: я вижу на листе бумаги белые линии и начинаю их обводить, и получается портрет человека. Эти линии невидимы для других, только я их различаю. Это качество проявилось еще в то время, в 1980-е годы, но сохранилось до сих пор. Иногда хочется кого-то нарисовать, поздравить, скажем, с днем рождения, и всякий раз я боюсь, что вдруг не увижу этих линий... Нет, пока вижу! Рисую при этом карандашом. – Развивать эту способность дальше не пробовали? До профессионализма художника? – Зачем? Дар богов чаще всего бесполезен, как все подарки богов... – Вам после окончания небесного колледжа выдали нечто вроде диплома, свидетельства? – Нет. Сказали просто: спасибо, учеба закончилась. Вы свободны. – Было грустно? – Да, да, конечно, мне стало чего-то не хватать. И сны вообще как отрубило. До сих пор никаких снов!.. Но связь с иными силами, контролирующими нас, я, похоже, не утратила. Иногда, в сложных ситуациях, я с ними советуюсь. – Вас интересует их мнение? – А куда мне от этого деться? Я знаю, что могу делать все что угодно, но будет так, как скажут они. Только я обращаюсь к ним в самых трудных ситуациях. И реальная помощь от них есть. Правда, жестких повелений не бывает. У меня всегда остается как бы выбор. Или, правильнее, иллюзия выбора. Но что бы я ни выбирала, все равно будет так, как ОНИ сказали. Я пробовала делать иначе, по-своему, но все равно ситуация поворачивала так, как говорили ОНИ. Вот и сейчас почему я с вами сижу и беседую? Я им обещала... – Как?! Они санкционировали встречу?!.. – Да, они говорили мне о вас еще в июне. Сказали, что есть человек, который может заинтересоваться всей этой историей. А следом подсунули, иначе я не могу сказать, вашу книгу. Там был указан ваш абонентский ящик, и что-то подтолкнуло меня написать письмо. А затем, в октябре, мне вновь напомнили: мол, этот человек хочет приехать, чтобы встретиться. И далее типа, не уклоняйся от встречи, хотя я очень колебалась по этому поводу. Но знала, что будет так, как они скажут. Полагаю, что многие из нас подконтрольны каким-то могущественным силам... Я не знал, что сказать... Последняя информация от Надежды была настолько неожиданной, что я онемел. Значит, и мои действия подконтрольны? И не случайны многие встречи, феноменальные происшествия, а, может, и идея этой рукописи тоже вовсе не случайна?.. И ведь ничем не докажешь эту неслучайность! Может, мерещится человеку или бес гордыни распирает? Да-а, дела... – А вот и муж! – сказала Надежда, показав глазами на высокого молодого человека в длинном плаще, который шел между столиков к нам. – Знакомьтесь: Валентин. Я пожал руку второму члену из четверки выпускников небесного колледжа и тут же стал задавать ему вертевшиеся на языке вопросы. Однако Валентин лишь слегка улыбался и пожимал плечами: «Я почти ничего не помню, но у меня также нет оснований не верить Нэнси, – он поперхнулся, – Наде... Если честно, то мне хотелось бы забыть всю эту историю, у нас много других забот на этой земле, а то, прошлое, было так давно, еще в детстве. Честное слово, я мало чем могу вам помочь. Может, все прошло и никак больше не проявится?.. Хотелось бы так думать...» Я выключил диктофон и перевел разговор на обыденное. Вскоре мы попрощались, договорившись, что Надя отыщет свои старые записи в их квартире на антресолях. Но никаких писем от нее не последовало...
Date: 2015-07-11; view: 334; Нарушение авторских прав |