В отпуске

На пути домой Кфира одолевали смешанные чувства. В то время еще не было прямых рейсов из Одессы, нужно было лететь через Москву. Кфир не знал, останется ли он на этой работе, а если останется, вернется ли в Одессу. С другой стороны, приятно было подумать о возвращении домой после шести месяцев отсутствия. Увидеть своих, узнать новости, привести дела в порядок, поспать в своей постели.

В Москве, окончательно отчитавшись о проделанной работе и сдав рабочий инвентарь, которым пользовался, он почувствовал себя свободным. Начальник демонстративно сложил все в один пакет и, положив его в шкаф в своем кабинете, сказал: «Это будет тебя ждать!» Было приятно это услышать, но он ничего не ответил.

Самолет на Тель‑Авив улетал в два часа ночи. Кфира подбросили в аэропорт около одиннадцати. Весь процесс регистрации на рейс, таможня и паспортный контроль были очень утомительными. Советский контроль, хотя уже и несколько ослабленный, в сочетании с печально известным ненавязчивым сервисом, выражался в традиционных, огромных, медленно движущихся очередях. Когда все было пройдено, почти сразу же началась посадка на рейс.

Пассажир, у которого было место между местом Кфира у прохода и местом у окна, внес в салон массу сумок, пакетов и ящик с отверстиями. Как оказалось, это был репатриант. Распихав кое‑как свой багаж, включая то, что он собирался держать на коленях, он обратился ко Кфиру с просьбой взять на колени его ящик. В ящике была небольшая собака. Естественно он согласился и, усмехнувшись про себя, вспомнил рейс из Николаева в Москву.

В Тель‑Авиве для него была заказана неплохая гостиница. Обычно для сотрудников такое не практиковалось, но в его случае, как для жителя Эйлата, сделали исключение. Проспав несколько часов и приняв душ, он спустился на завтрак. После этого позвонил в контору и договорился о встречах на следующий день. Затем Кфир поехал навестить маму в один из близлежащих городов. Конечно, он мог остановиться у нее, но отношения с ее мужем делали пребывание в гостинице более предпочтительным. Трудно описать мамин восторг. Конечно, она знала о его приезде, ждала и готовилась, однако все равно эмоциям не было границ. Его, конечно, критиковали за то, что он остановился в гостинице, но Кфир мотивировал это тем, что в связи с работой жить там гораздо удобнее, что, в общем‑то, в определенной степени было правдой. За обедом он рассказывал о том, что происходит «там», в стране исхода. Была масса вопросов, на которые он с удовольствием отвечал, пытаясь описывать увиденное как можно более красочно и образно. Наверное, Кфир получал от этого не меньшее удовольствие, чем его аудитория, которая к вечеру пополнилась несколькими друзьями. На следующее утро, после завтрака он, не спеша, направился в контору. Первая встреча была назначена на 10 утра, и Кфир получал огромное удовольствие от неторопливой прогулки по утреннему Тель‑Авиву. У него было странное чувство, как у туриста, которому все нравится. Такое чувство у него часто бывало, когда он ездил по разным странам. По возвращении из предыдущих поездок он всегда с сожалением обращал внимание на то, что было хуже, чем на Западе. Сейчас же, вернувшись с Востока, ему все нравилось, и это было удивительно приятно. Оказалось, что в Израиле чисто, ухоженно, красиво и благоустроенно, как и должно быть в развитой стране.

В конторе Кфир ощутил по отношению к себе нечто среднее между интересом и равнодушием. У него были назначены встречи со всеми, к кому он имел какое‑либо отношение, от мала до велика. Часто приходилось повторяться, что утомляло. В конце дня он получил расписание на следующий день. В течение всего дня он не услышал ни единого намека на критику по отношению к тем нюансам работы, которые, по его мнению, могли быть проблематичными. По‑видимому, положение было стабильнее, чем он ожидал. Это придавало уверенности.

Вечер Кфир провел у мамы, а после ужина вернулся в гостиницу, где, наконец, отоспался.

На следующий день в конторе Кфиру сообщили, что через пару дней Одесская делегация будет в Израиле. Они приезжали раньше, чем он ожидал, что влияло на его планы, касающиеся поездки домой в Эйлат. В связи с этим весь график работы менялся и становился гораздо более интенсивным. Это был утомительный день, и, освободившись поздно вечером, Кфиру уже ничего не оставалось кроме гостиницы и сна.

После приезда делегации на представленной в его распоряжение машине он поехал в Хайфу навестить своего друга Семеновского. Делегация остановились в шикарной гостинице на горе Кармель с великолепным видом на Хайфский залив.

Кфир приехал рано, с тем, чтобы за завтраком обсудить с Семеновским планы. Они договорились, что на следующий день после обеда Кфир заедет за ним, чтобы покатать по Тель‑Авиву, а затем за ужином познакомить с некоторыми сотрудниками, с которыми тот так жаждал контакта.

На следующий день они очень приятно погуляли по Тель‑Авиву и Яффо. Попили кофе в лобби Хилтона. Затем, желая продемонстрировать свободу доступа к любому номеру в гостинице, они подошли по выбору Семеновского к какой‑то комнате. Эта маленькая шалость была реакцией на жесточайший контроль над гостиницами в СНГ, на Украине и в Одессе в частности. Посторонним не давали зайти в гостиницу, даже если у них там останавливались знакомые. Можно было зайти в сопровождении гостя после получения соответствующего пропуска в администрации, оставив в залог какой‑то документ.

Ужинали с коллегами Кфира в кошерном китайском ресторане. Ужин затянулся. Было сказано очень много интересного, и никто никуда не спешил. Поздно ночью Кфир отвез гостя в Хайфу.

На следующий день они обедали в хайфской гостинице со всей делегацией по приглашению Семеновского. По‑видимому, он уже успел рассказать своим коллегам о вчерашнем ужине с коллегами Кфира. Это ощущалось в их взглядах и осторожных улыбках, адресованных Кфиру, и по какой‑то несколько предупредительной едва заметной церемонности. После вышеописанного ужина Кфир также почувствовал какую‑то перемену в отношении к себе со стороны руководства. Перед отъездом домой, в Эйлат у Кфира была встреча в отделе кадров. Там, подсчитав рабочие дни, ему сообщили, сколько дней отпуска ему полагается, но при этом подчеркнули, что было бы очень желательно, если бы он смог вернуться в Одессу раньше. Он был неимоверно рад это услышать, но не подал виду. В ответ лишь сказал, что если речь идет о тех условиях, на которых он работал, то об этом не может быть и речи. Дело в том, что кроме многих других привилегий, которыми пользовались московские коллеги, их командировочные, а это было существенной статьей дохода, были процентов на тридцать выше, чем у тех, кто не работал в посольстве. Это был очередной бунт. Сказывался приобретенный опыт и неизвестно откуда взявшееся, где‑то до сих пор дремавшее нахальство.

В конце дня ему передали, что его старый знакомый с проницательным взглядом ждет Кфира в знакомом ему кабинете. «Так ты не хочешь возвращаться?» – сходу спросил он, как только Кфир переступил порог. «Я этого не говорил» – ответил он. Затем последовало длинное и нудное, но хорошо обоснованное сравнение условий работы московских коллег и таких «бездомных» сотрудников, как Кфир. В результате он четко и ясно показал, насколько легче и безопаснее работа московских коллег, притом, что их заработок существенно выше. Все это время его собеседник внимательно слушал, не проронив ни слова. Когда Кфир замолчал, он как всегда внимательно, сверля глазами, ответил: «Твои требования логичны. Однако, как известно, не всегда то, что логично – правильно. Я передам их на обсуждение в комиссию, которая решает эти вопросы. Она как раз вскоре будет заседать. А пока езжай домой, отдыхай, а мы с тобой свяжемся». На следующий день Кфир уехал в Эйлат.

В Эйлате было прекрасно вновь окунуться в ту спокойную, обывательскую среду, от которой он отвык. Непринужденная атмосфера, с обычными человеческими отношениями, теперь представлялась какой‑то наивной, но помогла снять напряжение, сопровождавшее Кфира последние полгода. Он был рад встретиться с друзьями, коллегами и естественно с дядей. Без всяких церемоний, тот сразу же ввел его в рабочее расписание, чему Кфир был искренне рад. Конечно, с дядей пришлось объясниться, ведь он уезжал на три месяца, а вернулся через шесть, и то всего лишь в отпуск. Он знал, что в какой‑то мере разочаровывал его, тем более что туризм восстановился, и работа шла полным ходом. Однако дядя понимал этот «зов сердца». Он ведь сам был романтик и любитель приключений. Прервав неловкие попытки Кфира объяснить положение вещей, дядя, как всегда в своей скромной манере, с улыбкой, но серьезно сказал, что Кфир всегда сможет вернуться к нему на работу, если захочет.