Глава 25. — Я же говорил вашим людям еще в самый первый раз

— Я же говорил вашим людям еще в самый первый раз! — возмущался Джек Винесс — Я был в пабе «Миллер энд Гриндстоун». Я не знаю, до которого часа, потому что иногда остаюсь там до закрытия, а иногда нет; а дневник я, черт возьми, не веду, понятно? Но я был там, и после этого мы с приятелем зашли в кафе купить чего-нибудь на ужин. И сколько бы вы меня ни спрашивали, ответ будет один и тот же. Так какой смысл доставать меня?

— Смысл в том, — ответил Уинстон Нката, — что мы узнаем все больше и больше фактов, Джек. А чем больше узнаем, кто что делал, тем больше нужно проверять, не делал ли кое-кто попутно и еще кое-что. И в какое время. Вот этим-то мы и занимаемся, приятель.

— Занимаетесь вы тем, что шьете дело тому, кто первый попадется под руку, а до настоящего преступника вам дела нет. Крепкие же у вас нервы, приятель! Люди проводят в тюряге по двадцать лет, потом оказывается, что их подставили, а вы ничего не желаете менять в своих «методах».

— А вы боитесь, что такое может случиться и с вами? — спросил его Нката. — И какие на это у вас основания?

Разговор происходил в вестибюле здания, где Нката столкнулся с Винессом, возвращавшимся с парковки. Администратор «Колосса» покидал рабочее место, чтобы стрельнуть сигарет у двенадцатилетних мальчишек, околачивающихся на заднем дворе. Одну он сразу закурил, другую спрятал в карман, третью засунул за ухо. Сначала Нката принял Джека за одного из «клиентов» воспитательной организации, и только когда сам Винесс остановил его со словами: «Эй, вы! Что вам тут надо?» — он понял, что неряшливый и лохматый парень — это сотрудник «Колосса».

Нката спросил Винесса, не найдется ли у него нескольких свободных минут, и предъявил удостоверение. С собой у Нкаты был список дат, когда проводились собрания МИМа (составленный Барри Миншоллом по совету адвоката); на эти дни и нужно было получить алиби Джека Винесса. Проблема заключалась в том, что алиби Джека оставалось неизменным на каждый день, о чем тот и заявил, кипя негодованием.

Теперь Джек важно прошествовал в приемную, словно гордясь своим положением в «Колоссе» и, как ни странно, вниманием, проявленным к его персоне со стороны полиции. Нката последовал за ним. В приемной на одном из облезлых диванов развалился подросток. Он безуспешно пытался пускать под потолок кольца из сигаретного дыма.

— Марк Коннор! — прикрикнул на него Винесс — Тебе дать пинка под зад или что? Во внутренних помещениях «Колосса» курить запрещается, и ты в курсе. Чего это тебе в голову взбрело?

— Да здесь же никого нет, — со скукой в голосе протянул Марк Коннор. — И никто не узнает, если только ты меня не сдашь.

— Здесь есть я, ясно тебе? — отрезал в ответ Винесс — Проваливай отсюда или туши хабарик.

Марк пробурчал: «Дерьмо», — перекинул ноги через подлокотник дивана, поднялся одним рывком и вразвалочку пошел к выходу в своих джинсах, промежность которых болталась у колен по моде хип-хопа.

Джек сел за компьютер и начал набирать что-то на клавиатуре.

— Ну, что там еще? — спросил он у Нкаты. — Если хотели поговорить с остальными, то никого нет. Никого, кроме меня.

— А Гриффин Стронг?

— У вас что, проблемы со слухом?

Нката не ответил. Не сводя глаз с Винесса, он ждал ответа. И секретарь сдался, но всем своим видом демонстрировал крайнее недовольство.

— Его с утра еще не было, — ответил он. — Наверно, записался в косметический салон, брови выщипать.

— А Гринэм?

— Кто знает? Он думает, что обеденный перерыв не длится менее двух часов. А то и трех. Чтобы успеть свозить мамочку к доктору, говорит.

— Килфойл?

— А он и не появляется здесь до тех пор, пока не развезет сэндвичи. Лично я очень надеюсь, что это произойдет уже скоро, потому что я заказал багет с салями и ветчиной, а жрать уже давно хочется. Ну что, все?

Он взял карандаш и стал многозначительно постукивать по телефону. Словно по сигналу, телефон зазвонил.

— Нет, — сказал в трубку Винесс, — ее нет. Что-нибудь передать? — Потом со значительностью в голосе он произнес: — Сказать по правде, я думал, что она как раз сейчас и встречается с вами, мистер Бенсли. Так она мне сказала, когда уходила. — С видом человека, чья теория только что неожиданным образом подтвердилась, Винесс заверил собеседника, что передаст информацию по назначению.

Записав под диктовку несколько слов и цифр на бланке для принятых сообщений, он закончил разговор и положил трубку. Вы все узнали, что хотели? — спросил он Нкату. — У меня много дел, как видите.

Все биографические данные Винесса Нката знал наизусть, как и данные остальных работников «Колосса», вызвавших у полиции особый интерес. Он знал, что у молодого человека есть причины испытывать беспокойство. Когда случается преступление, первыми под подозрение попадают бывшие осужденные, и Винесс это понимает. В свое время он уже отсидел срок (и совсем неважно, что обвинялся он за поджог) и вряд ли хочет повторить опыт. И он прав, говоря о склонности копов концентрировать внимание на тех, с кем уже сталкивались на почве защиты закона. По всей Англии сидят в кабинетах краснолицые шерифы и лепят из добытых грязными методами сведений обвинения на любой вкус: от взрыва самодельных бомб до убийств.

Очевидно, Джеку Винессу хватает ума, чтобы ожидать худшего от любой встречи с полицией. Но с другой стороны, это все могло быть и ловкой маскировкой с его стороны.

— На вас лежит большая ответственность, — сказал Нката. — Особенно когда остаетесь один.

Джек не сразу ответил. Перемена в поведении Нкаты несомненно вызвала у него подозрения. Наконец он решился на нейтральное:

— Я справляюсь.

— Кто-нибудь замечает?

— Что?

— То, как вы справляетесь. Или все слишком заняты своими делами?

А вот эта тема нашла отклик в душе Винесса. Он уже с большей охотой ответил:

— Да никто почти и не замечает. Я тут в самом низу лестницы, если не считать Роба. Если он уйдет, мне конец. Стану ковриком для ног.

— Вы имеете в виду Килфойла?

Джек с сомнением уставился на него, поэтому Нката сделал вывод, что слишком поторопился задать такой вопрос.

— Ну нет, этого вы от меня не дождетесь. Роб нормальный парень. У него были проблемы, о чем вы и без меня прекрасно знаете, как знаете и о том, что я тоже кое-где побывал. Но это не значит, что кто-то из нас — убийца.

— Вы общаетесь с Килфойлом вне работы? Не ходите вместе в паб, например? В ваш «Миллер энд Гриндстоун»? И кстати, это не он — тот приятель, с которым в тот вечер вы заходили в кафе?

— Послушайте, я не собираюсь доносить на Роба. Сами делайте свою грязную работу.

— Да я не про него, а про всю ту же ситуацию с пабом, — пошел на попятный Нката.

— Мне так не показалось, но… хрен с вами, ладно. — Джек схватил лист бумаги и нацарапал имя и номер телефона, потом протянул его Нкате. — Вот. Это тот человек, который вам нужен. Позвоните, и он скажет вам то же самое, что и я. Мы были в пабе, потом зашли купить что-нибудь поесть. Спрашивайте его, поспрашивайте в пабе, поспрашивайте в той китайской забегаловке. Она напротив Бермондси-сквер, кстати. И все они повторят мои слова, и только.

Нката аккуратно перегнул листок пополам и вложил в блокнот, а потом произнес:

— Одна беда, Джек.

— Что? Какая беда?

— Когда изо дня в день делаешь одно и то же, события начинают сливаться, верно? Спустя несколько дней или даже недель после некоего события разве кто-нибудь сможет точно сказать, когда именно ты был в пабе, когда покупал карри, а какой вечер пропустил, занимаясь какими-то своими делами?

— Какими такими делами? Поехал прикончить пару ребятишек, что ли? Да пошел ты, мне плевать…

— У тебя проблемы, Джек?

В приемную вошел мужчина — полноватый, с волосами, слишком жидкими для такого возраста, и лицом, слишком красным даже для человека, пришедшего с мороза. У Нкаты мелькнула мысль, не подслушивал ли этот человек под дверью.

— Чем могу помочь? — спросил вошедший, окидывая сержанта взглядом с ног до головы.

Джек не проявил особой радости при появлении коллеги. Он считал, что и сам бы отлично справился с ситуацией и что спасать его нет нужды.

— Привет, Нейл, — сказал он, — у нас гости из полиции.

Значит, это Гринэм, заключил Нката. Вот и прекрасно. С ним тоже нужно поговорить.

— Снова хотят алиби, — продолжал Джек. — Только на этот раз не на один день, а на неделю. Надеюсь, ты в своем дневнике отмечаешь каждый шаг, потому что сейчас все это потребуется. Познакомься с сержантом Вахахой.

Нката представился Гринэму:

— Уинстон Нката, — и потянулся за удостоверением в карман.

— Не беспокойтесь, — сказал Нейл. — Я верю вам. И очень хотел бы, чтобы вы тоже мне поверили. Сейчас я пойду в кабинет, — он указал на дверь, ведущую во внутренние помещения «Колосса», — и позвоню адвокату. Потому что я прекращаю отвечать на вопросы и дружески болтать с офицерами полиции. Все общение — только через профессиональных юристов. Вы переходите все границы со своими расспросами, — Он повернулся к Джеку: — А ты будь поосторожней. Они не уймутся, пока не возьмут одного из нас. Передай всем, чтобы были начеку.

И с этими словами он вышел из приемной, направляясь в кабинет.

По-видимому, на этом берегу реки больше нечего делать, только зайти в паб «Миллер энд Гриндстоун» и в китайское кафе. Если это Джек Винесс бродит по городу в предутренние часы и раскладывает мертвые тела неподалеку от мест обитания своих коллег, то он не станет распространяться об этом среди приятелей по пабу или знакомых официантов в кафе. И все же, если новым источником юных жертв он выбрал МИМ, то, возможно, отсутствие Винесса в пабе или кафе по определенным дням могло вызвать интерес окружающих. Зацепка слабая, но все-таки следует проверить.

Нката вышел из «Колосса», попросив Винесса сообщить Робби Килфойлу и Гриффину Стронгу, что в Скотленд-Ярде ожидают от них звонка. Он прошел по стоянке машин на заднем дворе и сел в «эскорт».

С другой стороны парковки пытались вести бизнес четыре авторемонтные мастерские, служба такси и доставки и магазин велосипедов. Они были втиснуты в прокопченные и сплошь покрытые граффити арки железнодорожного виадука, который шел от вокзала Ватерлоо за город. Перед этими шарашкиными конторами околачивалась местная молодежь. Пока Нката наблюдал за вялыми перемещениями подростков от одного забора к другому, из магазина велосипедов вышел хозяин азиатской наружности и стал гнать молодежь прочь от витрины. Они попытались спорить, но торговец стоял на своем, тогда подростки стронулись с места и двинулись к Нью-Кент-роуд.

Нката поехал вслед за ними и увидел под железнодорожным виадуком еще нескольких парней, болтающихся без дела, и чем дальше ехал, тем больше их попадалось. Словно раскатившаяся горсть бисера, они по двое, по трое, по четверо стояли у стен унылого торгового комплекса, занявшего целый угол площади Элефант-энд-Касл. Они бесцельно слонялись по тротуару, усеянному окурками, жвачками, коробками из-под сока, обертками, мятыми банками из-под кока-колы и недоеденными кебабами. Почти в каждой группе по рукам ходила сигарета или, что было гораздо вероятнее, косяк — хотя, сидя в машине, Нката не мог разглядеть точно. Но в любом случае в этой части города парни могли не опасаться, что их поймают за руку, что бы они ни делали. Их было больше, чем недовольных граждан, которые хотели бы помешать им делать все, что хочется. А в данный момент им хотелось слушать на оглушительной громкости рэп и задирать продавца кебабов, чье крохотное заведение приютилось между пабом «Чарли Чаплин» и мексиканским продуктовым магазином. Подросткам нечем было заняться, некуда пойти: школу они закончили или бросили, надежды устроиться на работу нет, и остается лишь ждать, когда течение жизни подхватит и понесет — куда-нибудь.

Но ведь никто из них, размышлял Нката, не был таким поначалу. Каждый был чистым листом, и все дороги были открыты. Это заставило его вспомнить о собственной счастливой судьбе: случайно совпавшие во времени и пространстве человеколюбие и обстоятельства привели туда, где он сейчас и оказался. И все то же самое привело Стоуни туда, где был теперь он…

Нет, он не будет думать о брате, помочь которому уже не в силах. Надо оказывать помощь там, где она возможна и где ее ждут. Поступает ли он так в память о Стоуни? Нет. Он поступает так в знак благодарности небесам за то, что они дали ему шанс на спасение и способности воспользоваться этим шансом.

Гостиница «Кентербери» расположился в одном из отреставрированных домов из белого камня, выстроившихся от Лексем-гарденс до Кромвель-роуд, в самом сердце Южного Кенсингтона. В давным-давно прошедшие времена это было элегантное здание среди других элегантных зданий в престижной части города, поблизости от Кенсингтонского дворца. Теперь же эта улица мало кого привлекала. Она стала приютом для иностранцев с очень скромными запросами или очень скромным бюджетом, а также для пар, ищущих место на час или два, где можно было бы удовлетворить сексуальные потребности и где не задают лишних вопросов. Гостиницы здесь носят парадные названия, среди которых часто встречаются такие слова как «корт» или «парк», а еще широкоизвестные исторические названия, но интерьеры и сервис отнюдь не соответствуют заявленной в названиях роскоши.

С улицы гостиница «Кентербери» выглядела так, что даже невзыскательная Барбара без энтузиазма думала о предстоящем визите. Грязно-белая вывеска в двух местах была продырявлена, так что гостиница оказалась переименованной в «Кен бери», а на ступенях мраморного крыльца не хватало примерно трети плиток. Барбара остановила Линли, когда тот уже потянулся к дверной ручке.

— Вы же понимаете, о чем я? — Она помахала перед лицом босса листками с исправленными фотороботами. — Это единственное, что мы с вами еще не обсуждали.

— Я же не возражаю, — сказал Линли. — Но за неимением большего…

— Мы имеем Миншолла, сэр. И он начинает сотрудничать.

Линли кивком указал на дверь в «Кентербери».

— Следующие несколько минут покажут, так это или не так. А сейчас мы знаем только, что ни Муваффаку Масуду, ни нашему свидетелю из спортзала нет никакой выгоды обманывать. Что касается Миншолла, то ситуация здесь прямо противоположная, и мы с вами оба это знаем.

Они говорили о фотороботах. Барбара утверждала, что на них нельзя полагаться. Муваффак Масуд описывал человека, который покупал у него машину много месяцев назад. Посетитель спортзала «Сквер фор Джим» видел человека, который следил за Шоном Лейвери почти месяц назад («Но ведь он же не на сто процентов уверен, действительно ли тот следил за Шоном или просто гулял, признайте это, сэр», — горячилась Барбара). То есть их осведомленность о внешности подозреваемого сейчас зависит целиком и полностью от возможностей памяти двух мужчин, которые в момент встречи с предполагаемым преступником не имели ни единой причины запоминать черты его лица или обращать на него особое внимание. Таким образом, высока вероятность, что составленные по их описаниям фотороботы яйца выеденного не стоят, тогда как портрет, нарисованный с помощью Барри Миншолла, мог вывести полицию на нужного человека.

Только в том случае, возражал Барбаре Линли, если Барри Миншоллу можно было бы доверять. Кто знает, насколько верно данное им описание? И сомнения будут оставаться до тех пор, пока они не убедятся, что в других показаниях, например в рассказе о событиях в гостинице «Кентербери», Барри Миншолл был честен.

Линли открыл дверь. Вестибюля за входной дверью не оказалось, только узкий коридор с потертым ковриком и окошко регистрации в стене, за которым был виден скромный кабинет администратора. Несколько неожиданными стали для Барбары и Линли звуки распыления аэрозоля и едкий запах, от которого у них немедленно заслезились глаза. Источник и звуков, и запахов находился, по-видимому, за окошком регистрации. Весьма подозрительно, решили они, не сговариваясь, и поспешили разобраться, что происходит.

Оказалось, то, что происходит, никак не связано с бумажными пакетами и вдыханием токсичных субстанций. Все было совершенно невинно: девушка примерно двадцати пяти лет со свисающим с мочки левого уха предметом, который напоминал небольшую люстру, сидела на корточках у расстеленной газеты и опрыскивала водоотталкивающим составом пару сапог. Своих собственных, судя по необутым ногам девушки. Линли показал полицейское удостоверение, но девушка и не взглянула на него. Она осталась сидеть на полу, окутанная ядовитыми парами и, несомненно, уже испытывая на себе их воздействие.

— Подождите, — сказала она и продолжила поливать сапоги аэрозолем, раскачиваясь на пятках из стороны в сторону.

— Идиотка! Надо срочно проветрить.

Барбара метнулась к входной двери и настежь распахнула ее. Когда она вернулась к окну регистрации, то девушка уже сумела подняться.

— Ого! — сипло рассмеялась она. — То есть это не шутка, когда пишут, что заниматься этим стоит в хорошо вентилируемом помещении. — Она достала из картонной коробки регистрационную карточку и шлепнула ее на стойку вместе с авторучкой и ключом от номера. — Пятьдесят пять за ночь или тридцать в час. Или пятнадцать, если вы не брезгливы в отношении постельного белья. Лично я не стала бы рекомендовать пятнадцатифунтовый вариант, но не говорите никому, что я вам так сказала.

И только после всех этих слов девушка удосужилась взглянуть на парочку, с которой разговаривала. О том, что посетители были из полиции, она так и не догадалась, хотя Линли по-прежнему держал удостоверение у нее на виду. Ее внимание теперь было полностью поглощено сравнением двух посетителей — она переводила взгляд с Барбары на Линли и затем снова на Барбару с выражением глубочайшего удивления. Кто поймет этих мужчин, было написано на лице девушки.

Барбара спасла Линли от необходимости объяснять, что предположения о цели их визита в гостиницу ошибочны. Нащупывая в сумке документы, она сказала:

— Этим мы предпочитаем заниматься на заднем сиденье автомобиля. Конечно, тесновато, но зато дешево. — Она сунула удостоверение девице под нос — Скотленд-Ярд, — объявила она. — Мы восхищены вашим стремлением помогать горожанам утолять их всепоглощающие страсти. А это, да будет вам известно, суперинтендант Линли.

Наконец до девушки дошло, что это за удостоверения ей так настойчиво показывают. Она подняла руку к уху и стала теребить висюльки на своей люстре («Неужели это все-таки сережка?» — недоуменно подумала Барбара).

— Ой, извините, — протянула девица. — Я сразу так и подумала, что вы двое не можете…

— Вот и молодец, — перебила ее Барбара. — Давайте начнем с вашего рабочего графика. В какие часы вы работаете?

— А что?

— В ночную смену здесь сидите? — уточнил Линли.

Она покачала головой:

— Я заканчиваю в шесть вечера. А в чем дело? Что-то случилось? — Похоже, она хорошо вызубрила, что нужно делать в случае, если в гостиницу нагрянут легавые: ее рука потянулась к телефону. — Я вызову мистера Татлисеса, он ответит на все вопросы.

— Значит, он ночной администратор?

— Нет. Он управляющий. Эй, что вы делаете?

Этот вопрос был адресован Барбаре, которая перегнулась через стойку регистрации и нажала на рычаг телефона, прерывая соединение.

— Нас вполне устроит обычный администратор, который работает по ночам, — сказала она девушке. — Где он сейчас?

— Он легальный, — сказала та. — У всех, кто здесь работает, есть все необходимые документы. У нас ни одного нелегала, и мистер Татлисес следит, чтобы все занимались на курсах английского.

— Какой примерный гражданин, надо же, — сказала Барбара.

— Где нам найти вашего ночного клерка? — спросил Линли, — Как его зовут?

— Он спит.

— Такого имени я еще не слышала, — заметила Барбара. — Какой он национальности?

— Что? У него здесь комната. Вот почему… Послушайте, он не любит, когда его будят после смены.

— Не волнуйтесь, мы сами его разбудим, — заверил Линли. — Так где же он?

— На верхнем этаже, — ответила девушка. — Сорок первый номер. Там всего одна кровать, поэтому он не должен платить. Мистер Татлисес вычитает из его зарплаты… Половину стоимости…

Она выпаливала эти сведения одно за другим, как будто таким образом могла помешать полицейским найти ночного клерка. Когда же Барбара и Линли двинулись к лифту, девица снова схватилась за телефонную трубку. Барбара не сомневалась, что администратор либо хочет вызвать подкрепление, либо звонит в сорок первый номер, чтобы предупредить о грядущем визите полиции.

Допотопный лифт, заставший на своем веку еще Первую мировую, спустился с приличествующим возрасту неторопливым достоинством. Решетчатая клеть вмещала двух пассажиров без багажа; впрочем, багаж постояльцам данного заведения обычно и не требовался. Барбара и Линли медленно вознеслись на верхний этаж.

Дверь в искомом номере была приоткрыта. Его обитатель стоял у входа, поджидая их, — в пижаме и с заграничным паспортом в руках. Выглядел он лет на двадцать максимум.

— Хеллоу, — сказал он. — Как вы поживаете. Я Ибрагим Сельджук. Мистер Татлисес — мой дядя. Я говорю английский маленький. Мои документы в порядке.

Как и все то, что говорила девица-администратор, слова юноши были выученным наизусть текстом: вот что вы должны говорить, если коп станет задавать вопросы. Должно быть, здесь настоящее гнездо нелегальных иммигрантов, но в данный момент их волновало другое. И Линли постарался объяснить это перепуганному Ибрагиму:

— Мы не занимаемся вопросами иммиграции. Восьмого числа в вашу гостиницу привезли мальчика. Его спутником был необычного вида мужчина — с белесыми волосами и в темных очках. Мы называем таких альбиносами. Его кожа бесцветная. Мальчик совсем юный, светловолосый… — Линли показал Сельджуку фотографию Дейви Бентона, которую вынул из кармана вместе с полицейским снимком Барри Миншолла, сделанным в участке на Холмс-стрит. — Ушел он из гостиницы, скорее всего, с другим мужчиной, который и заказывал для всех них номер.

— И вся эта схема, возможно, разыгрывалась здесь не раз и не два, — добавила Барбара, — когда мальчишки приходят с альбиносом, а уходят позже с другим мужчиной, так что, Ибрагим, не пытайся убедить нас, будто ничего не видел. — Она сунула под нос ночного клерка два фоторобота со словами: — Он может выглядеть вот так. Тот мужчина, с которым ушел светловолосый мальчик. Да? Нет? Ты узнаешь его?

— Мой английский маленький, — повторил юноша нервно. — У меня есть паспорт. — При этом он переминался с ноги на ногу, словно ему срочно нужно было бежать в туалет. — Люди приходят. Я даю им карточку заполнить и ключи. Они платить деньги, это все. — Он сжал в худеньком кулаке подол пижамы и бросил взгляд через плечо. — Пожалуйста.

— Черт бы его побрал, — буркнула Барбара. — Должно быть, на курсах английского не учат, как сказать: «Я вот-вот обмочусь», — сказала она, обращаясь к Линли.

Комната за спиной юноши была погружена во мрак. В свете падающем из коридора, виднелась смятая постель. Он определенно спал перед их приходом, но кто-то научил его, как нужно общаться с полицией: отвечать как можно короче, ни в чем не признаваться. Барбара собиралась предложить Линли в качестве отчаянной меры подержать парня с полным мочевым пузырем минут эдак двадцать, авось и разговорится, но тут в коридор из-за угла вывернул низкорослый мужчина в костюме и засеменил к ним.

Должно быть, сам мистер Татлисес пожаловал, подумала Барбара. Его визитной карточкой могло служить выражение несгибаемого оптимизма на лице. С сильным турецким акцентом он сказал:

— Это мой племянник, его английский пока слаб. Я мистер Татлисес, и я буду рад помочь вам. Ибрагим, я разберусь. — Он затолкал юношу в номер и закрыл за ним дверь. — Итак, — воскликнул он, широко улыбаясь, — вам что-то нужно, да? Но не номер. Нет-нет. Мне уже сказали.

Он засмеялся и посмотрел на Линли с выражением «Мы, мальчики, знаем, с кем развлекаться». Барбаре нестерпимо захотелось врезать как следует мерзкому типу и сказать ему: «Как будто с тобой кто-то захочет развлекаться, старый хрыч! Ага, как же!»

— Насколько нам известно, этот мальчик пришел сюда в сопровождении вот этого мужчины. — Линли показал Татлисесу соответствующие фотографии. — А ушел он вместе с мужчиной, который, как нам кажется, может выглядеть примерно вот так. Хейверс? — обратился он к Барбаре, и она показала управляющему фотороботы. — На данный момент мы только просим вас подтвердить, так ли все было.

— И потом? — поинтересовался Татлисес.

На снимки и фотороботы он едва взглянул.

— Вы не в том положении, чтобы задавать подобные вопросы, — сказал Линли.

— Тогда я не вижу, как…

— Слушай-ка, приятель, — вмешалась в разговор Барбара. — Полагаю, та девица в сапогах уже ввела тебя в курс дела. Мы не из вашего местного участка. Мы не два ловких копа, которые выискивают новую кормушку среди твоих сородичей, хотя, не сомневаюсь, ты именно так и подумал. Наш вопрос будет чуть поважнее, так что, если тебе известно, что творится под этой крышей, советую открыть варежку и начать говорить, ясно? Мы знаем вот от этого человека… — она ткнула пальцем в полицейский снимок Барри Миншолла, — что один из его приятелей из некоего общества МИМ встречался в вашей гостинице с тринадцатилетним мальчиком. Миншолл утверждает, что такие встречи здесь происходят регулярно, поскольку кто-то из персонала гостиницы тоже состоит в МИМe. И что-то мне подсказывает, что речь идет о тебе. Ну, что скажешь на это?

— МИМ? — переспросил Татлисес и для пущей убедительности похлопал ресницами. — Это кто-то…

— Уверен, вы отлично знаете, что такое МИМ, — сказал Линли. — Также я уверен в том, что если мы проведем очную ставку, то мистер Миншолл без колебаний укажет на вас как на члена МИМа, того самого, который здесь работает. Можно будет избежать неприятной процедуры, если вы подтвердите слова Миншолла, опознаете мальчика и скажете, не похож ли мужчина, с которым этот мальчик ушел, на один из этих фотороботов. В противном случае мы можем продлить удовольствие от общения и на время поселить вас в участке на Эрлс-Корт-роуд.

— Если мальчик действительно ушел с ним, — уточнила Барбара.

— Я ничего не знаю, — упорствовал Татлисес.

Он забарабанил в дверь сорок первого номера. Ибрагим открыл ее так быстро, будто стоял за ней и прислушивался к каждому слову беседы полицейских с дядей. Татлисес затараторил на своем языке с невероятной скоростью и невероятной громкостью. Он подтащил юношу за пижаму к полицейским, выхватил снимки и рисунки и поднес их к самому носу племянника.

Отличное представление, отметила про себя Барбара. Из кожи вон лезет, чтобы убедить зрителей, будто педофил не он, а племянник. Она глянула на Линли, испрашивая разрешение. Он кивнул, и она приступила к делу.

— Послушай, мелкий гаденыш, — сказала Барбара Татлисесу, хватая его за руку. — Если ты думаешь, будто мы хотя бы на секунду поверили тебе, то ты еще тупее, чем кажешься. Оставь парня в покое и скажи ему, чтобы он ответил на наши вопросы, на которые, кстати, мы от тебя тоже еще не получили ответов. Ты меня понял? Или мне придется встряхнуть тебе мозги, чтобы лучше соображали? — Она отпустила его, но прежде заломила ему руку, в такт последнему вопросу.

Татлисес сыпал проклятиями на своем языке, во всяком случае, так она интерпретировала страстную тираду, от которой несчастный Ибрагим окончательно перетрусил. Наконец управляющий перешел на английский:

— Я сообщу о вашем поведении.

На это заявление Барбара ответила:

— Прям описалась от ужаса. А теперь переводи своему «племяннику», или кто он на самом деле. Вот этот мальчик… Он был здесь?

Татлисес тер руку, на примере которой Барбара пыталась донести мысль о необходимости сотрудничать. Она ожидала, что управляющий продолжит завывания о насилии и травме, ему причиненной, но он, не прекращая усиленно реанимировать поврежденную конечность, сказал:

— Я не работаю по ночам.

— Чудесно. Но Ибрагим же работает. Скажи, чтобы он ответил.

Татлисес кивнул своему так называемому племяннику. Молодой человек посмотрел на фотографию и тоже кивнул.

— Ну вот, можете, если хотите. Теперь пойдем дальше, хорошо? Вы видели, как он покидал гостиницу?

Племянник снова кивнул.

— Он уходит с другим. Я вижу это. Не альбин, как вы звали его…

— Не с альбиносом, то есть не с тем мужчиной, у которого белесые волосы и белая кожа.

— Другой, да.

— И вы видели это? Их обоих? Вместе? Мальчик шел? Говорил? Он был жив?

Последнее слово по какой-то причине заставило двух турок с новой силой залопотать на своем наречии. Наконец младший повалился на колени.

— Я не делал! Я не делал! — закричал он, и на пижамных штанах расползлось темное влажное пятно. — Он уходит с другим. Я вижу это. Я вижу.

— Что происходит? — потребовал объяснений Линли, обращаясь к Татлисесу. — Вы обвинили его…

— Недостойный! Недостойный! — вопил Татлисес, осыпая голову племянника ударами. — Какими гадостями ты занимаешься в моей гостинице? Ты не догадывался, что поймают?

Юноша закрывал голову руками и причитал:

— Я не делал!

Линли оттащил управляющего в сторону, и Барбара встала между двумя турками.

— Объясняю в последний раз, вы оба, так что запишите себе на лбу, что сейчас скажу, — прикрикнула она. — Вот этот тип привел мальчика в гостиницу, а вот этот ушел с ним. Вы сколько угодно можете обвинять один другого, но учтите, что в этой дыре мы пересажаем всех, вплоть до последней крысы, за сводничество, сутенерство, педофилию, да за что угодно, уж найдем за что. Поэтому предлагаю взяться за ум, а не то в ваших документах появится жирная красная печать наискосок.

Она увидела, что эти слова не пропали даром. Татлисес оставил племянника в покое. Тот вжался в стену возле своей комнаты. Оба они будто переродились в одно мгновение. Возможно, Татлисес действительно имеет договоренность с дружками из МИМа об использовании гостиницы «Кентербери» в сомнительных целях, возможно и то, что он собрал целый сундук добра, сдавая номера для гомосексуальных контактов с несовершеннолетними, но, похоже, убийства не входили в его список допустимых прегрешений против закона.

— Этот мальчик… — сказал он, показывая на фотографию Дейви Бентона.

— Так, хорошо, — подбодрила его Барбара.

— Мы почти уверены в том, что он ушел отсюда живым и здоровым, — сказал Линли управляющему. — Но все же существует вероятность, что его убили в одном из ваших номеров.

— Нет-нет! — Познания племянника в английском языке чудесным образом улучшились. — Не с альбиносом. С другим мужчиной. Я вижу это.

И он повернулся к своему так называемому дяде и что-то долго втолковывал на понятном им обоим языке.

Татлисес перевел. Мальчик на фотографии пришел с альбиносом, и они вместе поднялись в тридцать девятый номер, который был заказан ранее другим человеком. Он к тому времени уже был там. Мальчик ушел с этим вторым мужчиной позднее. Часа через два, не больше. Нет, мальчик не выглядел больным, пьяным, одурманенным или каким-то еще, хотя, сказать по правде, Ибрагим Сельджук не приглядывался, у него не было на это никаких причин. И это был не первый раз, когда альбинос приводил мальчика, который после этого уходил с другим мужчиной.

Ночной клерк добавил, что мальчики были разными, и мужчины, оплачивающие номер, были разными, но мужчина, сводивший их вместе, всегда был одним и тем же: тем самым альбиносом, который изображен на полицейском снимке.

— Это все, что ему известно, — закончил Татлисес.

Барбара еще раз попросила Ибрагима посмотреть на фотороботы. Похож ли человек, который заказывал номер в последний раз, на одного из мужчин, изображенных на рисунках?

Сельджук изучил портреты и выбрал тот, где был изображен мужчина помоложе.

— Может быть, — сказал он. — Это похоже немного.

Итак, необходимое подтверждение получено: Миншолл говорит правду — по крайней мере о том, что касается гостиницы «Кентербери». Поэтому существовала вероятность, пусть невысокая, что в гостинице может обнаружиться еще что-нибудь. Линли попросил, чтобы ему показали тридцать девятый номер.

— Там вы ничего не увидите, — засуетился Татлисес — Комнату тщательно убрали. У нас все номера убираются после каждого постояльца.

Однако Линли был тверд, и всей компанией — за исключением Сельджука, которому было дозволено вернуться в кровать, — они опустились этажом ниже. Татлисес извлек из кармана ключ и открыл для Линли и Хейверс номер, в котором Дейви Бентон встретил своего убийцу.

Это было жалкое подобие покоев для сладострастных утех. Центральным элементом комнаты была двуспальная кровать, покрытая стеганым покрывалом цветочной расцветки, которая прекрасно скрывала следы человеческих слабостей — от пролитого алкоголя до физиологических выделений. У стены стоял светлый деревянный комод, исполняющий при надобности и функции письменного стола: к нему был приставлен стул от другого гарнитура. На комоде, сдвинутые в угол, разместились чайные принадлежности, в том числе сомнительной чистоты заварочный чайник и еще более грязный электрический чайник. На узком окне висели занавески — то ли выцветшие, то ли пыльные, то ли и выцветшие, и пыльные; пол покрывал коричневый, весь в разномастных пятнах ковер.

— «Савой», должно быть, бьется в агонии из-за такого конкурента, — заметила Барбара.

— Первым делом пришлем сюда команду криминалистов, — сказал Линли. — Я хочу, чтобы здесь изучили все до последнего квадратного дюйма.

— Эту комнату убирали, — протестовал Татлисес — Вы ничего не найдете. И здесь не было ничего такого, что…

Линли повернулся к управляющему.

— Меня не интересует ваше мнение по этому вопросу, — отчеканил он. — И буду признателен, если вы оставите его при себе. — И Барбаре: — Вызывайте экспертов. Оставайтесь в комнате до их приезда. Затем найдите регистрационную карточку, заполненную при сдаче этого… — Он затруднился сразу подобрать верное слово. — Этого… места, и уточните, что там за адрес указан. Сообщите в участок на Эрлс-Корт-роуд обо всем, что здесь происходит, если они еще не в курсе. Говорите только с их суперинтендантом, ни с кем младшим по званию.

Барбара кивнула. Она почувствовала прилив возбуждения — и от понимания, что расследование движется, и от ответственности, возложенной на нее. Это было почти как в былые времена.

— Будет сделано, сэр, — сказала она и вынула из сумки мобильный телефон, глядя, как Линли выпроваживает Татлисеса в коридор.

Линли остановился, выйдя из гостиницы. Он никак не мог избавиться от ощущения, что они бестолково размахивают кулаками, целясь во врага, который уворачивается куда более ловко, чем наносятся удары.

Он позвонил в Челси. К этому времени Сент-Джеймс уже, должно быть, успел прочитать и проанализировать очередную порцию отчетов, которые пересылали ему из Скотленд-Ярда. Возможно, надеялся Линли, Сент-Джеймс обнаружил то, что придаст следствию новый импульс. Но на звонок ответил не старый друг, а автоответчик, который голосом Деборы сообщил, что дома никого нет. Оставьте, пожалуйста, сообщение после гудка.

Линли прервал связь, не оставив сообщения, и сразу набрал номер мобильного телефона друга. На этот раз повезло. Сент-Джеймс ответил и сказал, что у него вот-вот начнется встреча с банкиром. Да, он прочитал отчеты, и там есть два интересных момента… А вот через полчаса у него будет время побеседовать… Не подъедет ли Том на Слоун-сквер?

Договорившись о встрече, Линли двинулся в путь. От того места, где он сейчас находился, до площади было пять минут езды — при условии, что движение не застопорилось. Оказалось, что нет, и Линли без особых проблем двигался к реке. Со Слоун-авеню он свернул на Кингс-роуд и, пристроившись за автобусом одиннадцатого маршрута, медленно, но верно стал продвигаться к площади. Там тротуары были сплошь заполнены пешеходами, спешащими из одного магазина в другой. Людно было и в «Ориель Брассери», где Линли удалось занять столик, из-за которого как раз в момент его появления в кондитерской поднялись три женщины, нагруженные двумя дюжинами пакетов.

Он заказал кофе и стал ждать, когда Сент-Джеймс закончит дела Его столик стоял у окна, поэтому он заметит друга, когда тот будет пересекать площадь и шагать по аккуратной, обсаженной деревьями дорожке, ведущей мимо фонтана к военному мемориалу. В это время суток в центре площади было пустынно, и только голуби выискивали под скамьями съедобные крошки.

Пока Линли ждал, позвонил Уинстон Нката. Джек Винесс предоставил координаты приятеля, который сможет подтвердить его алиби, а Нейл Гринэм отныне будет общаться с полицией только через адвоката. Сержант оставил для Килфойла и Стронга сообщение, чтобы они перезвонили, но, несомненно, их предупредят коллеги по «Колоссу», что полиции потребовались новые алиби, и они сумеют подготовиться до того, как свяжутся со Нкатой.

Линли сказал, чтобы сержант продолжал делать все, что в его силах. Он в три глотка выпил принесенный кофе. Обжигающая жидкость кинулась в гортань с рвением ножа хирурга. Линли было все равно.

Наконец он увидел Сент-Джеймса, шагающего по площади. Он подозвал официанта и заказал еще два кофе — чашку для себя и вторую для друга. Напитки прибыли одновременно с Сент-Джеймсом, который оставил пальто на вешалке при входе в кондитерскую и пробрался мимо столиков и стульев к Линли.

— Лорд Ашертон отдыхает, — произнес Сент-Джеймс с улыбкой, выдвигая стул и с осторожностью усаживаясь.

Линли поморщился.

— То есть ты уже в курсе?

— Трудно было остаться в неведении. — Сент-Джеймс подвинул к себе сахарницу и приступил к традиционной процедуре превращения обычного кофе в несъедобный для любого другого человека продукт. — Твой портрет вывешен в каждом газетном киоске.

— Продолжение следует, — сказал Линли. — Если я не сумею предложить Корсико и его редактору что-нибудь поинтереснее собственной персоны.

— А что будет в продолжении?

Сент-Джеймс добавил в чашку молока — для цвета — и начал размешивать ложечкой получившуюся смесь.

— По-видимому, с ними связался Найс. Из Йоркшира.

Сент-Джеймс оторвался от кофе. С момента своего появления он все время улыбался, но теперь посерьезнел.

— Ты должен остановить их.

— Я должен уберечь остальных членов команды. Особенно Уинстона. Они планируют заняться им сразу после меня.

— Оберегая Уинстона, ты готов выставить на всеобщее обозрение свое грязное белье, Томми? Я не в восторге от этой идеи. Это несправедливо по отношению к тебе и, даже в большей степени, по отношению к Джудит. Да и про Стефани нельзя забывать.

Родная сестра, родная племянница, думал Линли. Йоркширское убийство самым непосредственным образом касается и их, ведь у одной оно отняло мужа, у другой — отца. Спасая команду от ненасытных репортеров, он подвергал публичному унижению не только себя, но и своих близких.

— Другого выхода я не вижу. Могу только предупредить, чтобы они были готовы. Надеюсь, справятся. Им уже довелось через это пройти.

Сент-Джеймс хмуро смотрел на кофе. Он помолчал, раздумывая, покачал головой и сказал:

— Переведи стрелки на меня, Томми.

— На тебя?

— Моя история на некоторое время отвлечет газетчиков и от Йоркшира, и от Уинстона. Я тоже член команды и принимаю участие в расследовании, пусть и не такое активное, как остальные. Разыграй мою карту, пусти по моему следу.

— Ты представляешь, что это значит?

— Да, поэтому эта перспектива у меня энтузиазма не вызывает. Но нельзя допустить, чтобы семейные дела твоей сестры обсуждались в желтой прессе. А через меня они выйдут лишь на…

— Вождение в пьяном виде и твою травму. — Линли оттолкнул от себя чашку с кофе. — Господи, сколько же ошибок я совершил!

— Только не в тот раз, — сказал Сент-Джеймс — Мы оба были пьяны. Давай не будем об этом забывать. И кроме того, я очень сомневаюсь, что твой репортер из «Сорс» посмеет коснуться темы моего… физического состояния, скажем так. Это было бы в высшей степени неполиткорректно. Только представь: «Зачем вы носите на ноге это приспособление, сэр?» Это столь же немыслимо, как поинтересоваться у мужчины, когда он перестал бить жену. И вообще, если репортер настолько толстокож, что поднимет эту тему, я скажу, будто кутил с другом — и вот результат. Наглядный урок для нынешних сумасбродных подростков.

— Нет. Ты же не хочешь, чтобы они на тебя набросились.

— Конечно нет. Меня засмеет вся родня, и я уж не говорю о том, что скажет матушка в своей неподражаемой манере. Но давай посмотрим на это вот с какой точки зрения: я ведь и внутри расследования, и вне его, и обстоятельство это можно использовать как угодно, особенно при общении с Хильером. Можешь стоять на том, что я член команды — а ведь он сам хотел, чтобы про всех членов команды написали в газете, не так ли, сэр? — а можешь доказывать, что я, будучи независимым ученым и законченным эгоистом, готов идти по головам ради славы, достичь которую в таком положении можно только через освещение моей великой личности в прессе. Говори ему, что хочешь. — Тут он снова улыбнулся. — Я знаю, смысл всей твоей жизни — в том, чтобы мучить несчастного бездаря. В ответ Линли тоже невольно улыбнулся.

— Это великодушный поступок, Саймон. Так мы действительно уведем их от Уинстона. Хильеру это не понравится, само собой, но с ним-то я уж как-нибудь справлюсь.

— А к тому времени, когда журналисты высосут из меня все, что можно, и вспомнят про Уинстона и остальных, то, бог даст, это дело уже будет закончено.

— У тебя для меня что-то есть? — спросил Линли, кивая на портфель, который Сент-Джеймс принес с собой.

— Да, пришлось сгонять за бумагами домой. Я нашел кое-что, но у меня был целый ряд преимуществ.

— Ты хочешь сказать, что я что-то проворонил. Ладно. Постараюсь пережить этот факт.

— Не то чтобы проворонил… Я бы не так выразился.

— Ну а как бы ты выразился?

— Я бы сказал, что, во-первых, положение внешнего консультанта позволяет взглянуть на дело со стороны, тогда как ты полностью в него погружен. И во-вторых, на меня не давит Хильер, не давит пресса и бог знает кто еще, требуя немедленного результата.

— Хорошо, я почти оправдан. Признателен за это. Так что ты нашел?

Сент-Джеймс потянулся к портфелю и поставил его на свободный стул, который подтащил от соседнего столика. Открыв замок, он вынул из портфеля стопку свежих отчетов, присланных для изучения.

— Вы узнали, откуда убийца получал амбру?

— У нас есть два возможных источника. А что?

— Она у него закончилась.

— Амбра?

— На теле, оставленном в Куинс-вуде, амбры не обнаружена всех остальных жертвах она есть, не всегда в одном и том же месте, но тем не менее присутствует. А вот на последнем нет.

Линли обдумал эту деталь. Ему на ум пришло возможное объяснение отсутствию амбры на теле Дейви Бентона.

— Тело было обнажено. Может, амбра была на одежде.

— Но тело в Сент-Джордж-гарденс тоже было обнажено…

— Тело Киммо Торна.

— Да. Однако следы амбры на нем имелись. Нет, мне кажется, что одно из возможных объяснений состоит в том, что у преступника закончились запасы амбры, Томми. Ему понадобится пополнить их, и, если вы нашли два места, где можно купить такое масло, я бы сосредоточился на них. Одно из них может стать ключом к разгадке.

— Ты говоришь, что это одно из возможных объяснений, — сказал Линли. — Тогда какое второе? Ты нашел что-то еще, да?

Сент-Джеймс задумчиво кивнул. Он, очевидно, испытывал сомнения, будет ли польза от следующей находки.

— Что-то нашел, да, Томми. Я расскажу тебе, но и только. Никаких интерпретаций я не буду предлагать, чтобы не ввести тебя в заблуждение.

— Принято. Договорились. Так что это?

Сент-Джеймс вынул еще одну пачку бумаг.

— Это содержимое желудков, — сказал он. — Вплоть до последнего тела, того, что нашли в Куинс-вуде…

— Дейви Бентона.

— Да. Так вот, до него все мальчики ели примерно за час до смерти. И во всех случаях содержимое желудков было идентично.

— Идентично?

— Вот именно. Во всех случаях, Томми.

— Кроме Дейви Бентона?

— Он ел задолго до момента гибели. По крайней мере восемью часами ранее. Если учесть еще и отсутствие амбры на теле… — Сент-Джеймс наклонился вперед и положил руку на документы, лежащие между ним и Линли, чтобы подчеркнуть следующие слова: — Тебе ведь не нужно подсказывать, что это означает?

Линли отвернулся и посмотрел в окно. Там, за стеклом, серый зимний день неуклонно двигался к ночи и ко всему, что ночь несла с собой.

— Нет, Саймон, — наконец сказал он. — Подсказывать не нужно.

Date: 2015-07-11; view: 293; Нарушение авторских прав