Глава 1 4 page

Когда Манипу спешился и взял девушку за талию, чтобы помочь ей спрыгнуть на землю, Энни напряглась всем телом, избегая встречаться с ним взглядом. Однако он был, как всегда, нежен и мягок и обращался с ней как с величайшей драгоценностью. Он бережно опустил девушку на землю, а затем, подхватив ее под локоть, повел в дом, обходясь с ней так, словно она – нежный цветок.

Переступая порог дома, Энни почувствовала, как на нее дохнуло теплом. В пути Энни озябла от вечерней сырости. От аппетитного запаха дичи, которая тушилась с луком в котелке над огнем, у девушки засосало под ложечкой. В доме метались отблески огня, высвечивая висевшие на стенах травы и боевое снаряжение Манипу.

Но взгляд Энни привлекли не лук и стрелы, и не боевые палицы. Сердце девушки дрогнуло, когда она увидела спокойно сидящую рядом с очагом прекрасную маорийку. Было совершенно очевидно, что эта красавица – жена Манипу. Эта женщина не могла быть служанкой. Так какую же роль на самом деле отвел ей вождь: служанки или наложницы? Щеки Энни загорелись от унижения.

Она растерянно смотрела на туземку. О, как прекрасны ее огромные темные глаза! Женщина выглядела очаровательно в своем замшевом платье с красивым узором. Затем взгляд Энни упал на золотые серьги маорийки. Эта женщина носила золотые украшения! Но каким образом туземцы смогли приобрести такие дорогие вещи? Ни один из белых торговцев не расстался бы с подобными сокровищами и не стал бы обменивать их. Наверняка эти украшения сняли с убитых пленников! Сердце Энни снова сжалось от страха.

А Манипу между тем провел Энни вглубь дома и усадил на подушку, набитую свежим сеном. Заметив сердитый взгляд, брошенный туземкой на Манипу, Энни внезапно испытала чувство вины. По всей видимости, туземка не одобряла действий своего мужа, приведшего в дом другую женщину. Тем более, что эта женщина оказалась белой. Наверняка маорийки ненавидели белых женщин даже больше, чем белых мужчин. Ведь белые женщины представляли настоящую угрозу для них. Планы Манипу могли сорваться из-за негативного отношения жены к тому, что он привел в дом другую женщину.

Вождь обратился с приветствием к жене, проговорив что-то клокочущее на их гортанном наречии, затем присел на корточки перед очагом, между Энни и туземкой.

Маора, а Энни поняла, что женщину зовут именно так, отбросила свое рукоделие на циновку. Она гневно посмотрела на мужа, но тот не удостоил ее взглядом. Он знал, что поступил неправильно, приведя белую женщину в дом, где жила жена-маорийка. Однако Манипу был вождем, а вожди делают обычно все, что им заблагорассудится, поэтому Маора не задавала лишних вопросов.

Туземка внимательно вгляделась в лицо Энни. Казалось, губы Маоры источают яд, а в глазах горит зловещий огонь. Однако, заметив бледное, искаженное горем лицо белой женщины, маорийка довольно улыбнулась. В этой девушке не было ничего привлекательного для Манипу. Он привез ее для того, чтобы провести с ней всего лишь одну ночь, а на следующий день избавиться.

Нет, эта белая женщина не представляла угрозы для Маоры, поэтому она не будет проявлять своего недовольства по поводу того, что ее муж хочет ночью поразвлечься. Уже завтра он опять вернется к ней, Маоре! Возможно, Манипу даже отдаст эту бледнолицую ей в служанки, после того как утолит с незнакомкой свою страсть. Эта мысль привела Маору в восторг. Она всегда мечтала иметь белую рабыню. Она заставит чужеземку носить дрова, разжигать огонь в очаге, готовить пищу. А сама Маора сможет уделять больше времени рукоделию.

– Жена, оставь Манипу наедине с этой белой женщиной, – приказал Манипу, мельком взглянув на Маору. – Ты выйдешь за порог и будешь сидеть там и ждать.

Маора насторожилась, чувствуя подвох. Может быть, в глазах мужа эта женщина выглядит совсем по-другому? Может быть, он не считает ее слишком бледной и безобразной? А что если ему доставит удовольствие время, проведенное наедине с этой белой женщиной, и он решит объявить ее первой женой, главной в доме? О, эта мысль была невыносима! Маора кинулась к мужу и, прильнув к его плечу, горячо прошептала:

– Муж мой, разве ты не устал с дороги, разве ты не хочешь, чтобы твоя жена позаботилась о тебе? Неужели эта бледнолицая сможет ухаживать за тобой так, как это принято у нашего народа?!

– Женщина не должна задавать вопросов, она должна выполнять приказы своего мужа, -отрезал Манипу, сердито глядя на жену. – Выполняй то, что тебе приказал муж!

Понуро опустив плечи, Маора взяла теплую накидку и, бросив полный ненависти взгляд на Энни, вышла за порог.

Проследив взглядом за женой, Манипу прикрыл дверь и подошел к Энни. Взяв ее за руку, он подвел девушку к очагу и усадил на циновку перед огнем. Затем принес накидку из меха и нежно укутал ее плечи. Энни не сопротивлялась его заботе, делая все механически, как кукла. Она безучастно глядела на огонь – в языках пламени ей виделось любимое лицо Джека, и тепло от очага, которое постепенно согревало ее тело, казалось ей теплом его объятий, его любви...

Между тем Манипу подал ей в глубокой деревянной миске горячую похлебку с какими-то душистыми травами. Энни попробовала эту пищу, поразившую ее приятным экзотическим вкусом. Пища была густая и острая и обжигала язык. Девушка только сейчас поняла, как она устала, как хочет есть, как одинока в этой чужой туземной деревне, и слезы невольно покатились из ее глаз... Жалобно всхлипывая, она глядела на огонь, держа на коленях миску с едой, потом медленно начала есть. Насытившись и поставив пустую миску рядом с собой, она повернулась к Манипу, чтобы поблагодарить за ужин, и встретила его горящий от возбуждения взгляд.

Энни судорожно вздохнула и, стараясь сохранять спокойствие, проговорила:

– Манипу, я благодарю тебя за пищу и кров, я очень устала и хотела бы отдохнуть.

Туземец молча подвел ее к ложу, а сам подошел к очагу и стал глядеть на огонь. Энни, несмотря на страшную усталость, от которой ломило все тело, долго не могла устроиться на мягком ложе из шкур. Она ворочалась, перекатывалась с боку на бок, тяжелые мысли не давали ей заснуть, но наконец ей удалось задремать...

Заслышав шаркающие быстрые шаги, Джек мгновенно отошел от окна, но все-таки сестра Мэри оказалась проворнее. Открыв дверь, она возмущенно уставилась на больного:

– Мистер Уиллоби, как не стыдно! Вы никогда не выздоровеете, если будете вставать с кровати. При такой сильной ране больным необходим покой, а вы все время прыгаете как кузнечик! Наша дорогая Олава не в пример вам, а гораздо послушнее...

Стараясь скрыть раздражение, Джек сдержанно заметил:

– Дорогая сестра Мэри, вы держите меня в постели уже полторы недели, а это очень нелегко для такого человека, как я.

Монахиня презабавно закатила вверх выцветшие голубые глазки:

– Ох уж эти мужчины! Все вы как один непоседы, и был бы хоть какой-нибудь прок от вашей беготни, я бы еще поняла, но вы же мечетесь из стороны в сторону, точно маятник на часах, без всякого смысла... Джек перебил ее:

– Хочу вам заметить, что в моем случае спешка совершенно оправдана, так как я собрался жениться еще неделю назад, а сам застрял здесь и не могу даже весточку послать своей невесте! Вы представляете себе, в каком сейчас состоянии бедная девушка?

Сестра Мэри сочувственно покачала головой:

– Мне очень жаль вашу невесту, но, мистер Уиллоби, в данном случае вы должны, в первую очередь, подумать о себе: вы были ранены, потеряли много крови, ваши силы истощены, вы просто-таки не перенесете трудностей дальней дороги!

Джек, наконец, не выдержал и взорвался:

– Я, матушка, прекрасно переносил дорогу с ранами втрое худшими, чем эта, а сейчас моя девушка может подумать, что я отказался от нее. Наконец там, где она живет, теперь совсем небезопасно, а я торчу здесь, как какой-нибудь старичок на отдыхе!

Поджав губы, сестра Мэри сдержанно заметила:

– Я охотно прощаю вам вашу вспышку, мистер Уиллоби, учитывая ваше болезненное состояние. А теперь, надеюсь, вы будете умницей и съедите все, что я вам принесла, а потом будете лежать в кроватке, как послушный мальчик, а не метаться по комнате, словно тигр в клетке!

С этими словами монахиня величественно выплыла из комнаты, оставив в ней растерянного и сердитого Джека.

Джек проводил ее взглядом и снова подошел к окну. Как она не понимает, что у него нет времени валяться в постели! Мужчина прижался лбом к оконному стеклу и предался воспоминаниям. В его мечтах любимая казалась еще желанней, еще прекрасней, чем наяву. Он вспоминал, как она медленно опускала свои длинные ресницы, когда он рассматривал ее сияющую, как перламутр, наготу, нежный шелк ее кожи, упругие бедра, тугие груди, сладкие полные губы, которые он так ненасытно целовал...

За время разлуки Джек невыносимо истосковался: ни одна самая опытная женщина никогда не вызывала в нем такого жгучего желания, как эта простая девушка, он не мог думать ни о чем другом, кроме как о ней, и ясно понимал: она должна стать его женой, должна быть с ним постоянно рядом. Никому на свете он не позволит отнять ее у него! Она сейчас осталась наедине с братом, который настроен против него. Она такая неосторожная, наивная, доверчивая, а вокруг, как волки-одиночки, бродят свирепые туземцы, с которыми не всякий мужчина справится.

Джек снова зашагал по комнате. Вдруг в дверь постучали. Он быстро подошел к кровати, сел на нее, а затем крикнул:

– Войдите!

Дверь открылась, и в комнату осторожно, бочком, прошел знакомый солдат по имени Питер Тодж.

Джек широко улыбнулся:

– Тодж, старина, рад тебя видеть! Мне до смерти надоело торчать в этом лазарете, с утра до вечера есть и спать, в то время как меня ждут совсем в другом месте!

Тодж, низенький усач, присел на кровать рядом и, внимательно посмотрев на Джека, произнес:

– Боюсь, что то, о чем я расскажу, тебе не понравится. У тебя неприятности, Джек, и серьезные. Ты помнишь моего приятеля, Пинкорна?

Джек встревоженно воскликнул:

– Ну, конечно, помню, славный малый, какие у нас с ним могут быть счеты? Мы всегда отлично ладили, что же могло стрястись?

Тодж мрачно ответил:

– Сержант по-прежнему хорошо к тебе относится, но он получил такой приказ от начальства, что у него нет выбора: либо он выполнит его, либо он покойник. Видишь ли, Джек, убить полковника Деймона все равно, что сунуть палку в осиное гнездо: неприятностей будет не меньше. Его не любили все, но у него есть последователь – майор Дурсль. Если честно, то я думаю, что он еще хуже Деймона. И он ненавидит тебя, Джек, больше, чем аборигенов, за то, что ты возишься с ними. Тебя не удивило, что вас с Олавой оставили без военного разбирательства?

Джек признался:

– Меня это, по правде говоря, удивляет и беспокоит, но я думал, что для военных сейчас важнее догнать отряд туземцев, среди которых тот, кто это сделал, а не разбираться с подозрительным англичанином вроде меня. И потом, меня сейчас волнуют другие проблемы...

Тодж перебил его:

– Джек, самая главная твоя проблема сейчас -это выжить самому и спасти свою девушку.

Джек вскочил с кровати и разгневанно крикнул:

– О чем ты говоришь, Питер, у меня уже голова идет кругом от твоих загадок!

Тодж спокойно пояснил:

– У Пинкорна приказ: проследить за тобой до самого дома твоей невесты, разузнать и выяснить, сколько в доме мужчин, кроме тебя, и доложить майору. Дурсль решил, что если такой любитель женщин, как ты, отказывается от красотки-туземки и опекает ее, словно родной брат, то твоя девушка, должно быть, первая красавица в Новой Зеландии. И он хочет ее для себя, а всех остальных собирается убить. Вот так. У Джека сел голос:

– Этого не может быть! Я знаю, что военные часто убивают ради своих прихотей аборигенов, но чтобы европейцев, да с таким цинизмом! Разве может быть, что майор даже не скрывает своих намерений. Ведь есть же на него управа, в конце концов!

Солдат мрачно ответил:

– Дурсль поделился своими планами только с Пинкорном, а тот в полной его власти. Если сейчас подать в суд или еще как-то открыто осудить майора, то он просто откажется от своих слов, а сержант Пинкорн незаметно исчезнет. Кроме того, разве трудно будет вместо Пинкорна найти другого исполнителя? А дело обставят так; будто семью девушки и тебя убили аборигены.

Джек в ярости заметался по комнате:

– Да я просто пойду к этому негодяю и пристрелю его! Меня и совесть не будет мучить, если я избавлю мир от такой мрази, как, он!

– И тебя повесят на первом же столбе, как бродячую кошку, – охладил его пыл Питер.– Это не выход, Джек, подумай сам. В городе ты защиты не найдешь. Дурсль слишком хитер, и он сейчас командует нашим полком, пока не приедет новое начальство из Англии. Тебе надо как можно скорее забирать свою невесту и привезти ее сюда. Здесь, в городе, Дурсль ничего не сможет сделать с ней и ее семьей – слишком много глаз. Но одинокий домик в глуши – это идеальная добыча для такого волка, как майор! Джек раздраженно перебил его: – Не говори ерунды, Питер! Везти ее сюда, прямо к нему! Да он в первый же день засадит меня в тюрьму, а ей предложит выкупить мою жизнь ценой своего падения, вот и все. Кроме того, у нее больная мать, которая не выдержит дороги. Нет, единственная возможность спасти Энни – это предупредить майора и попросить помощи у соседнего племени. Их вождь – мой хороший знакомый, они спрячут мою невесту так, что эта вонючая ищейка Дурсль никогда не найдет ее! А когда сюда приедет новое начальство, я пойду с жалобой на майора, и он уже не сможет в открытую прирезать целую семью переселенцев!

Тодж угрюмо ответил:

– В открытую не может, а вот в тихую, как он привык, сможет, да еще как. Нет, друг, официальным путем ты ничего не добьешься. Твой враг, Дурсль, хитрая лиса, но его можно выманить из норы в одиночку! У меня есть свои счеты с ним: этот негодяй запорол до смерти моего лучшего друга только за то, что тот недостаточно быстро доставил ему депешу. Джоржу не было и тридцати, когда эта сволочь отправила его на тот свет. Слушай, что я тебе предлагаю...

Приблизившись друг к другу, приятели стали тихо обсуждать план Тоджа. Если все пойдет как задумано, этот план должен был раз и навсегда избавить их от майора.