Новая вместимость пространства

Задолго до начала цивилизации Первой волны, когда наши очень далекие предки занимались в основном охотой и скотоводством, добывая пропитание, необходимое, чтобы выжить, они постоянно находились в движении. Гонимые голодом, холодом или экологическими бедами, следуя за погодой или дичью, они действительно отличались «высокой мобильностью» — легко перемещались с места на место, не стремились обзаводиться обременительным хозяйством и странствовали по миру. Для того чтобы прокормиться, группе из 50 человек — мужчин, женщин и детей — необходима была территория, в шесть раз превышавшая площадь острова Манхэттен, или же они могли кочевать, проходя ежегодно с той же целью сотни миль. Современные географы называют это «пространственно–экстенсивным» образом жизни[178].

Цивилизация Второй волны, напротив, воспитала расу людей, «избегающих перемещений». Земледелие постепенно вытеснило кочевой образ жизни, на смену кочевым тропам пришли возделанные поля и оседлое население. Уже больше не странствуя беспрестанно по бескрайним просторам, крестьянин с семьей жил на одном месте, усердно обрабатывая свой небольшой участок земли.

К периоду, непосредственно предшествующему возникновению индустриальной цивилизации, широко раскинувшиеся неогороженные поля окружали скопления крестьянских хижин. За исключением купцов, ученых людей и солдат, подавляющее большинство населения проводило всю свою жизнь на очень ограниченном пространстве[179]. На утренней заре люди выходили в поле, с наступлением сумерек возвращались домой. Еще они знали дорогу в церковь. Чрезвычайно редко они отправлялись в соседнее селение, расположенное за шесть или семь миль. Конечно же, существовали различия, обусловленные климатом и местностью, и все же, как писал историк Дж. Р. Хейл, «вероятно, не будет большой ошибкой предположить, что большей частью люди за свою жизнь не совершали поездки длиннее, чем в пятнадцать миль»[180]. Земледелие породило «пространственно ограниченную» цивилизацию.

Индустриальный ураган, пронесшийся над Европой в XVIII столетии, снова создал «пространственно протяженную» культуру, но теперь уже почти на мировом уровне. Товары, люди и идеи перемещались на тысячи миль, многочисленные толпы мигрировали в поисках работы. Товарное производство, рассеянное прежде по полям, теперь сосредоточилось в городах. Разросшееся население теснилось в немногочисленных, плотно заполненных узловых пунктах. Старые селения глохли и вымирали; возникали быстро развивающиеся индустриальные центры, обрамленные дымовыми трубами и огненными печами.

Такой коренным образом переделанный ландшафт требовал гораздо более сложной координации между городом и деревней. Города нуждались в притоке продовольствия, энергоресурсов, рабочей силы и сырья, они же поставляли вовне промышленные товары, моды, идеи и финансы. Два этих потока были тщательным образом интегрированы и скоординированы во времени и пространстве. Помимо того, в самих городах требовалось гораздо большее разнообразие пространственных форм. В прежней земледельческой системе основными материальными сооружениями были церковь, дворец дворянина, некоторое количество жалких хижин, иногда таверна или монастырь. Из–за усиления дифференциации трудовой деятельности для цивилизации Второй волны нужна была значительно более сложно организованная материальная среда.

В связи с этим скоро появились архитекторы, проектировавшие, строившие конторы, банки, полицейские участки, заводы, железнодорожные вокзалы, универсальные магазины, тюрьмы, пожарные депо, психиатрические лечебницы и театры. Эти самые разнообразные типы зданий и сооружений должны были строго соответствовать своему назначению. Размещение фабрик, дорог, ведущих к магазинам, железнодорожных путей, примыкавших к докам или грузовым складам, местоположение школ, больниц, водопроводных сетей, электростанций, трубопроводов, газовых сетей, телефонных станций — все надо было пространственно скоординировать. Пространство должно было быть тщательно организовано, как фуга Баха.

Такая четкая координация специализированных пространственных форм — необходимость наличия нужного народа в нужном месте и в нужное время — являлось точной пространственной аналогией временной синхронизации. По сути это была синхронизация в пространстве. Для функционирования индустриального общества внутреннее устройство и пространства, и времени нуждалось в более четкой разработке.

Людям необходимы были как более точные и стандартизированные единицы времени, так и более точные и равнозначные единицы пространства. До промышленного переворота, когда время все еще измерялось достаточно неопределенно, вроде, например, «пока прочтешь «Отче наш», в пространственных измерениях тоже царила путаница. К примеру, в средневековой Англии один род на практике мог составлять от 16, 5 до 24 футов. В XVI в. наилучшим способом измерения рода считался следующий: из числа выходящих из церкви наугад выбирали 16 мужчин, выстраивали их в ряд так, чтобы «левая ступня каждого располагалась впереди, а все ступни, примыкая, составляли одну линию», и отмеренное таким образом расстояние давало искомую величину. Использовались еще более неопределенные понятия, как, например, «день езды верхом», «час ходьбы», «полчаса легкого галопа»[181].

Когда Вторая волна начала менять характер трудовой деятельности, что сопровождалось неуклонным разрастанием рынка, с подобным подходом уже нельзя было мириться. Например, с увеличением объема торговли все большее значение приобретала точность кораблевождения, и правительства предлагали огромные вознаграждения тому, кто сможет придумать новые способы прокладывания маршрутов торговых судов[182]. На земле система мер также постепенно совершенствовалась и вводились более точные единицы[183].

Трудные для понимания, противоречивые, очень различающиеся местные таможенные пошлины, законы и правила торговли, возникшие в период цивилизации Первой волны, необходимо было упорядочить, разумно обосновать. Отсутствие точной стандартной системы мер было серьезной помехой для производителей товаров и для растущего социального слоя, занимавшегося торговлей. Этим и объясняется энтузиазм, с каким деятели Великой французской революции на заре индустриальной эры сами занимались усовершенствованием системы измерений и составлением нового календаря. Они считали данную проблему настолько важной, что она вошла в круг первых вопросов, рассматриваемых Национальным конвентом — высшим органом Первой французской республики. Перемены, которые принесла с собой Вторая волна, коснулись также увеличения и уточнения пространственных границ. До XVIII в. границы империй зачастую не были четко определены. Точность не была столь уж необходима, поскольку обширные территории оставались незаселенными. В то время как население увеличивалось, возрастала торговля и в Европе стали появляться первые фабрики, многие правительства принялись методично наносить на карту свои границы. Были более определенно обозначены таможенные зоны. Местная и даже частная собственность была самым тщательным образом обозначена, отмечена, огорожена и зарегистрирована. Карты стали более подробными, содержательными и стандартизированными.

Возникло новое представление о пространстве, которое в полной мере соответствовало новому представлению о времени. Точные показатели выполнения работы все более загоняли время в определенные рамки, а вместе с тем усиливалась тенденция стеснить границами пространство. Линеаризация времени вызвала появление линейных мер длины.

В доиндустриальных обществах прямолинейное движение по земле или по морю представало отклонением от нормы. Сельская дорога, путь скота на водопой, лесная тропа были изогнутыми в соответствии с рельефом местности. Они огибали многочисленные преграды, имели подъемы и спуски, крутые повороты. Улицы средневековых городов переплетались между собой, извивались, петляли.

Общества Второй волны не только отправляли корабли по прямолинейным маршрутам, они строили железные дороги, чьи параллельно уложенные рельсы тянулись по прямой линии вдаль, насколько было видно. Как отметил американский чиновник–плановик Грейди Клей, линии железной дороги (уже в названии красноречиво отразилось поветрие времени) стали осями, вдоль которых получили конкретное материальное воплощение новые города, разработанные в чертежах[184]. За кульманом, с помощью чертежных инструментов, городскому механизму придавалась правильность построения в соотнесении с ландшафтом.

Даже теперь, глядя на любой город, можно видеть в старой его части беспорядочное переплетение улиц, скверов, площадей, сложных перекрестков. Часто сразу становится понятно, что здесь было перестроено в более позднее, индустриальное время. То же самое относится и к целым регионам и странам.

Даже земельные угодья с введением механизации стали приобретать линейные очертания. В доиндустриальное время фермеры, используя для вспашки волов, оставляли кривые, неправильные борозды. Достигнув края поля, крестьянин не хотел останавливать вола, и тот делал широкий поворот в конце борозды, отчего вспаханный участок имел закругленную по краям форму[185]. Сегодня же, если смотреть с высоты через иллюминатор самолета, можно видеть правильно расчерченные поля с ровно обозначенными границами, проведенными плугом.

Сочетание прямых линий и прямых углов использовалось не только на земле или при планировке улиц, но и при строительстве помещений для жилья. Кривые стены и неправильные углы редко встречались в архитектуре индустриального периода. Аккуратные прямоугольные кубы пришли на смену комнатам неправильной формы, а многоэтажные здания вертикально поднимались к небу, выходя фасадами на теперь уже ровно проложенные улицы, причем окна домов образовывали четкие ряды.

Таким образом, наше представление о пространстве и опыт организации пространства были связаны с процессом его линеаризации, происходившим одновременно с линеаризацией времени. Во всех индустриальных странах, капиталистических или социалистических, как на Востоке так и на Западе, архитектурная организация пространства, составление подробных карт, использование единых, точных единиц измерения и прежде всего прямая линия стали культурной константой, составившей основу новой индуст–реальности.

Date: 2015-06-11; view: 333; Нарушение авторских прав