Смена лошадей. До того как Вторая волна начала свой путь по Европе, большинство регионов мира еще не было консолидировано в нации

До того как Вторая волна начала свой путь по Европе, большинство регионов мира еще не было консолидировано в нации, на этих территориях существовала мешанина из племен, кланов, герцогств, княжеств, королевств и других крупных и мелких образований. «Короли и князья, — писал политолог С. Э. Файнер, — держали власть по кускам и крохам»[126]. Границы не были установлены, права правления не были определены. Государственная власть еще не пришла к стандарту. В одном селении, пояснял профессор Файнер, проявление власти подразумевало только взимание платы за помол зерна на ветряной мельнице, в другом — власти облагали налогом крестьян, а в третьем распоряжался настоятель монастыря. Человек, обладавший собственностью, в самых разных районах мог находиться в вассальной зависимости по отношению к отдельным феодалам–сеньорам. Даже величайшие из императоров, как правило, управляли совокупностью разнородных очень мелких общин, имевших местное управление[127]. Политическая власть еще не была устроена по единому образцу. Вольтер высказывал свое недовольство по этому поводу следующим образом: во время путешествия по Европе законы менялись столь же часто, как и лошади[128].

Конечно же, данное саркастическое замечание констатировало еще одно обстоятельство: необходимость часто менять лошадей свидетельствовала о примитивном уровне развития транспорта и связи, что в свой черед сокращало площадь, которую мог надлежащим образом контролировать даже самый могущественный монарх. Чем дальше от столицы, тем слабее была государственная власть.

Без политической интеграции экономическая интеграция была невозможна. Дорогостоящие новые технологии Второй волны могли быть амортизированы, только если они производили товары для рынка более крупного, чем местный. Но каким образом коммерсанты могли покупать и продавать товары на большой территории, если за пределами своей общины они сталкивались с путаницей различных пошлин, налогов, предписаний и денежных единиц? Для того, чтобы новые технологии смогли окупаться, местная хозяйственная деятельность должна была консолидироваться в единую национальную экономику. Это подразумевало национальное разделение труда и национальный рынок для товаров и капитала. Все это, в свою очередь, требовало также национальной политической консолидации.

Иначе говоря, политическая единица Второй волны должна была соответствовать развитию экономических единиц Второй волны.

Неудивительно, что когда общества Второй волны начали строить национальные экономики, стал очевиден решающий сдвиг в общественном сознании. Мелкомасштабное местное производство в обществах Первой волны вывело породу очень провинциальных людей, большинство из них соотносили себя только с местом, где они родились, или с селением. Интересы, выходящие за пределы данной местности, были лишь у очень небольшой группы (титулованные особы и церковники, отдельные торговцы, да еще актеры, ученые и наемные работники имели такие интересы).

Вторая волна довольно быстро увеличила число людей, готовых в надежде на выгоду рисковать в большом мире. С введением в производство паровой и базирующейся на угле технологии, а позже — с появлением электричества, суконное производство во Франкфурте, часовое в Женеве или текстильное в Манчестере стали производить значительно больше продукции, чем мог поглотить местный рынок. А он также нуждался в сырье издалека. К тому же на положении фабричных рабочих отражались события в финансовом мире, происходившие за тысячи миль от них: работа зависела от отдаленных рынков.

Поэтому постепенно психологические горизонты расширялись. Новые средства массовой информации увеличили объем поступающих сведений, передавали изображение и звук на дальние расстояния. Под воздействием происходящих изменений исчезал узкоместный взгляд на мир. Пробуждалось национальное сознание.

Начиная с американской и французской революций и на протяжении всего XIX в. буйство национализма охватило идустриализирующиеся районы мира. В Германии 350 небольших, очень разных, соперничающих мини–государств пришли к созданию единого национального рынка — das Vaterland[129]. Италия, раздробленная на части и управляемая Савойской династией, Ватиканом, австрийскими Габсбургами и испанскими Бурбонами, пришла к объединению. Венгры, сербы, хорваты, французы и другие нации внезапно испытали необъяснимое влечение к своим собратьям. Поэты воспевали национальный дух. Историки открывали давно потерянных героев, литературу, фольклор. Композиторы сочиняли гимны по случаю обретения национальной государственности. И все это происходило именно тогда, когда индустриализация подвела их к такому шагу.

Если мы осознали потребность промышленности в интеграции, то должен быть ясен и смысл национальных государств. Нация — это не «духовное единство», как называл ее Шпенглер[130], и не «ментальная общность» или «социальная душа»[131]. Нация — это не «богатое наследие памяти», как писал Ренан[132], и не «разделенный образ будущего», как утверждал Ортега[133][134].

То, что мы сегодня называем нацией, — это феномен Второй волны: единая интегрированная политическая – власть, тесно связанная, сплавленная с единой интегрированной экономикой. Простое объединение местных самостоятельных хозяйств, существующих порознь, не может привести и не приводит к развитию нации. Равно как и крепко объединенная политическая система, но базирующаяся на конгломерате местных хозяйств, — это еще не нация в современном понимании. Нация подразумевает сплав двух компонентов: объединенной политической системы и объединенной экономики.

Национальные восстания, вызванные промышленным переворотом в Соединенных Штатах, Франции, Германии и других странах Европы, можно рассматривать как приложение усилий, чтобы поднять уровень политической интеграции на отметку, которой достигла экономическая интеграция, сопутствующая Второй волне. И именно приложение сил, а не поэтические или мистические влияния, привело к тому, что мир оказался разделенным на особые национальные образования.

Date: 2015-06-11; view: 315; Нарушение авторских прав