Глава 6. К шестнадцати годам я уже не чаяла освободиться от нервных приступов

Дверь

К шестнадцати годам я уже не чаяла освободиться от нервных приступов. Физиологические симптомы усиливались, казалось, с каждым днем. Различные исследования, которые мне случалось читать с тех пор, описывают подобные приступы как "паническую тревогу", вызванную чрезмерной чувствительностью нервной системы к звуковым и тактильным стимуляторам. Интенсивная визуальная стимуляция меня не беспокоила. Деннис Чарни и его сотрудники из Йельского университета полагают, что такое состояние вызывается нарушением работы той системы мозга, которая в норме тормозит возбуждающие нервные импульсы. Сейчас я понимаю, что такое сверхчувствительность и как она развивает в детях тактильно-защитное поведение. Но в то время, страдая от приступов, я чувствовала себя так, словно взбиралась по скользкому канату, висящему над бездной. Случайно я открыла способ снизить на время силу приступов. Однажды летом мы отправились в парк развлечений и катались там в числе прочих аттракционов на "Сюрпризе" — карусели, где люди стоят вдоль стен, пристегнутые ремнями безопасности. Карусель крутится все быстрее и быстрее — и в какой-то миг пол отделяется и падает вниз, но люди остаются прижатыми к стенкам центробежной силой.

Я наблюдала за одноклассниками, не решаясь испытать это ощущение сама. Лу сошел с карусели и подошел ко мне.
— Давай, Темпл! Это страшновато, зато здорово! — Он взглянул мне в лицо. — Боишься? Ну давай, не робей, а то я подумаю, что ты струсила!

Твердо решив не трусить, я купила билет и поднялась на аттракцион. Ноги у меня дрожали, а сердце билось где-то в горле, когда я занимала свое место. Заработал мотор, и от его рева по спине у меня побежали мурашки. "Сюрприз" набирал скорость — мотор ревел, словно разъяренный великан. Блеск солнца, синева летнего неба, белизна облаков — все смешалось в одну вертящуюся карусель. Запахи леденцов, воздушной кукурузы и хрустящих лепешек, до тех пор существовавшие по отдельности, слились в один незнакомый запах. Словно приклеившись к стенке, я ждала, когда опустится пол. Во рту было горько от страха; я старалась крепче прижаться к стене. Наконец раздался душераздирающий скрежет, и я увидела под ногами далекую землю — но, переполненная впечатлениями, не почувствовала ни тревоги, ни страха. Мне было хорошо и спокойно—я отдыхала.

Впервые за долгие-долгие месяцы мне стало легче. Снова и снова я покупала билет на аттракцион и испытывала все те же ощущения: сперва бешеный напор внешних стимулов — затем легкость, расслабление и спокойствие. (Новейшие исследования гиперактивных детей показали, что их возбуждение снижается при проводимых дважды в неделю сеансах стимуляции вестибулярной системы путем... вращения в специальном кресле.)

Через несколько недель после посещения парка приступы возобновились с новой силой. Сердце билось так, что я чувствовала его даже через свитер. Все тело покрывалось потом, словно в сауне. Руки дрожали, а в горле стоял плотный ком, не дающий сглотнуть. И тогда "Сюрприз" стал моим новым навязчивым увлечением. Аутистическая логика подсказывала только одно решение: мне нужен "Сюрприз"! Я не давала покоя директору, умоляя его поставить карусель у нас на территории. Я вернулась к герою своего детства, Альфреду Костелло, и писала сама себе безумные письма от его имени. Вот одно из таких писем:

Прислушайся к моему письму. Я, Тень, — твоя единственная надежда. Судьба нашей школы зависит от тебя, Голос Тени — ты, Темпл Грэндин.

Я — Тень. В последний раз я обращаюсь к тебе с советом. Я хочу, чтобы вы построили "Сюрприз", и, поверь, на то есть причина. Послушай моего предупреждения сейчас, пока еще не поздно. Без "Сюрприза" наша школа обречена. Мной управляют неведомые таинственные силы. Мне нужна твоя помощь. Построй "Сюрприз". Это единственное, что спасет школу от падения в небытие. Сейчас вы все на волоске от страшной гибели.

Но если школа падет в вечную бездну, вы, ученики, не узнаете об этом, пока не попытаетесь покинуть ее пределы. Вы не сможете выйти за границу школьных владений. Силовое поле преградит вам путь. Вы окажетесь в этой тюрьме до конца своих дней. Я думаю о вас. Постройте "Сюрприз", пока не поздно. Я не знаю, почему "Сюрприз" должен остановить силы, толкающие вас — школу и учителей — к небытию. Поговори с директором, мистером Питерзом. Он скажет, что это глупости — но однажды, когда его машина врежется в невидимое силовое поле, ему откроется истина. Скорее, скорее, пока не поздно! Прислушайтесь к Голосу Тени. Я хочу спасти вас. Я знаю знаю знаю я умираю. Пожалуйста, поспеши, пока не поздно поздно поздно.

Тень — Альфред Костелло

Поспеши, пока не слишком поздно!

Следующее письмо было написано несколько дней спустя:

Привет тебе. Голос Тени!

Делаешь ли ты все возможное, чтобы предотвратить падение нашей школы в бездну небытия? Прислушайся к моему совету! Пока не поздно, вы должны построить "Сюрприз". Когда школа исчезнет, вы не поймете, что случилось, пока не попытаетесь выйти за границу школьных владений. Вы почувствуете силовое поле, преграждающее вам путь. До конца своих дней вы останетесь пленниками в "Горной стране". Никогда не вернетесь в мир. Вы станете жертвами собственной глупости, если не прислушаетесь к совету высшего существа, пришедшего из-за временного барьера. Я знаю. Верьте мне. Установите "Сюрприз". Вам кажется, что это безумная идея, но Тень знает лучше. После этого письма я пошлю Голосу Тени, Темпл Грэндин, еще одно предупреждение. И оно будет последним.

Пожалуйста! Пока не поздно!

Тень — Альфред Костелло

Адрес Тени:

Лунная база — 2, Галактика-2

Разумеется, даже в тогдашнем взвинченном состоянии я понимала, что Тень — Альфред Костелло есть лишь плод моего воображения, герой из детских историй, но паническая тревога побуждала меня к действиям. Сейчас, перечитывая эти письма, я с трудом верю, что когда-то писала их. Но это правда. Как и в детстве, мне было недостаточно просто придумать историю. Я должна была рассказать ее вслух, чтобы моя фантазия обрела реальность. Так случилось и с фиксацией на "Сюрпризе". Мне не довольно было просто думать о том, чтобы построить "Сюрприз" в школе, — я должна была хоть что-то проделать в этом направлении. Однажды я даже приклеила "следы Тени" к стене в спальне, чем вызвала немалый переполох.

Склонность к фиксациям стала моим вторым "я". Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что вела себя, словно лабораторная крыса под действием амфетаминов. Исследования показывают, что крысы, которых брали на руки в детстве, после укола амфетамина ведут себя менее стереотипно, чем крысы, не знавшие ласки. Дальнейшие исследования позволили выяснить, что крысята, которых брали на руки, а затем возвращали к матери, вырастая, оказывались менее подвержены стереотипному поведению под действием амфетаминов, чем те, которых потом возвращали к выводку, растущему без матери. Однако мое поведение не было искусственно вызвано амфетаминовыми инъекциями; приступы же становились все чаще и сильней. Реальный мир, не поддающийся контролю, начал пугать меня. Каждый день был все более непредсказуем. Я жаждала покоя, но мой организм не давал мне расслабиться. Моя речь, действия, отношения с окружающими — все несло на себе печать стресса.

Однажды в воскресенье я сидела на службе в церкви. Посещение церкви вменялось нам в обязанность, хотя на меня наводило невыносимую скуку. Когда священник начал проповедь, я, по обыкновению, ускользнула в свой внутренний мир — тихий, мирный, полный приглушенных тонов и пастельных красок. Вдруг громкий стук ворвался в мое уединение. Я удивленно подняла глаза — и увидела, что священник стучит кулаком по кафедре.
— Стучите, — воскликнул он, — и Он ответит вам!

"Кто?" — удивилась я, и выпрямилась, прислушиваясь к проповеди.
— "Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется..." — Священник сошел с кафедры и встал прямо перед прихожанами. — Перед каждым из вас, — продолжал он, — дверь, открывающая путь на небеса. Откройте ее—и будете спасены! — Он снова поднялся на кафедру. — А теперь — гимн 306 "Благослови сей дом"...

Номера гимна я уже не слышала. Как многие аутичные дети, я все понимала буквально. Мои мысли сосредоточились на одном: дверь! Дверь, открывающая путь на небеса. Достаточно войти в нее — и я спасена! Хор запел, и когда я различила слова: "Благослови дверь дома моего, для радости открытую всегда...", я поняла, что должна найти эту дверь.

Следующие несколько дней я рассматривала любую дверь как открывающую путь к спасению. Дверь шкафа, дверь в ванную, входная дверь, дверь конюшни — все они были изучены и отвергнуты. Нет, это не те двери.

В один прекрасный день, возвращаясь в свою комнату после ужина, я увидела, что к нашему коттеджу что-то пристроено. Рабочие уже закончили свое дело и ушли. Я обошла вокруг пристройки. К стене была прислонена лестница; я положила учебники на землю и полезла вверх. Добравшись до высоты пятого этажа, я увидела маленькую площадку и... дверь. Маленькую деревянную дверь, за которой меня ждала неизвестность.

Я вошла в небольшую смотровую комнату. Три окна во всю стену открывали вид на горы. Я стояла у окна и видела, как месяц поднимается из-за горных вершин навстречу звездам. Меня охватил восторг. Впервые за несколько месяцев я была уверена в настоящем и с надеждой смотрела в будущее, полное радости и любви. Я нашла дверь! Дверь на Небеса. Мои мысли устремились в одном направлении. Я нашла путь к спасению! Все, что мне нужно, — открыть дверь и войти. Разумеется, в то время я еще не понимала, что дверь — это зримый символ; мысля картинами, я нуждалась в конкретных образах для усвоения абстрактных представлений.

Уже почти стемнело, когда я спустилась по лестнице на землю. Я была уже не той, что прежде. Теперь я понимала, что нашла ключ к своей судьбе. В тот вечер я записала в дневнике: "Воронье Гнездо похоже на храм. Там мне открывается красота природы — но не только. Глядя в окна Вороньего Гнезда, я понимаю, что должна победить свои страхи и не позволять им становиться у меня на пути".

В последующие дни и месяцы я часто бывала в смотровой комнате, или Вороньем Гнезде, как часто называли ее плотники. Войдя в эту комнату, я успокаивалась и могла размышлять спокойно. В Вороньем Гнезде я лучше понимала себя и окружающих.

В тишине Вороньего Гнезда я вспоминала свое Детство — страхи, конфликты, отчаянные попытки найти общий язык с окружающим миром. Сейчас, думалось мне, я более или менее научилась общаться; но между мной и другими по-прежнему зияет пропасть непонимания. Может быть, это оттого, что у меня аутизм, а у моих родителей его нет? Они не понимают мою логику — а я, мысля наглядными образами, не понимаю их логику? Или, может быть, это обычное непонимание между детьми и родителями, через которое проходит каждый подросток? И можно ли перебросить через эту пропасть мост любви?

Снова и снова я поднималась в Воронье Гнездо. Мне казалось, что там я узнаю о себе что-то новое. Да так оно и было. В Вороньем Гнезде я впервые осознала, что мной управляют непостоянные увлечения — такие, как увлечение "Сюрпризом". Там я однажды поняла то, что мама пыталась объяснить мне все эти годы. Каждый человек должен найти свою дверь и сам ее открыть. И за меня никто этого не сделает. Маленькая деревянная дверь, открывающаяся на крышу — и в огромный мир, — стала для меня символом будущего. Все, что мне нужно, — войти.

Год спустя после обнаружения Вороньего Гнезда я снова стояла в той же комнате и смотрела в окно. Над головой, притягивая, маня к себе, сверкали мириады звезд. Я знала, что выходить на крышу нельзя; но ночь и неведомое властно влекли меня к себе. Я отодвинула засов, и дверь со скрипом открылась. Ветер ворвался в комнату, и его песня позвала меня наружу. Одно, бесконечно долгое, мгновение я стояла неподвижно — и наконец, распахнув дверь, шагнула на крышу. Дверь захлопнулась у меня за спиной. Я вышла в новую жизнь; теперь, чувствовала я, что бы ни случилось, обратного пути нет.

Предчувствия не обманули меня. В один прекрасный день я была поймана при попытке пробраться в Воронье Гнездо и отправлена к психиатру. Но я пережила пробуждение души и ума, и никакой психиатр не смог бы отнять у меня вновь обретенные сокровища.

Прежде всего он, как водится у таких докторов, попытался завладеть моим вниманием и всецело подчинить меня себе (таким манером подобные люди и выколачивают из пациентов гонорары), но я не поддавалась.
— Темпл, ты же знаешь, что ходить в Воронье Гнездо нельзя. Это запрещено правилами, и, кроме того, это просто опасно! Разве не так?
— Для меня не так.
— Темпл, да что ты там ищешь, на крыше?
— Себя. Свою жизнь. Бога. Психиатр расхохотался.
— Дорогая моя, ты ведешь себя, как вдова моряка, что каждый день ходит на пристань и ждет, когда на горизонте покажется корабль. Но этот корабль никогда не вернется! Обещай мне, что больше не полезешь на крышу.

Я не дала такого обещания и продолжала ходить в Воронье Гнездо. Теперь ко "мне, моей жизни и Богу" прибавился волнующий азарт "запретного плода". Я нарушала правила: поднималась по лестнице тайком, оглядываясь по сторонам, не смотрит ли кто?

Я так и не смогла избавиться от детской тяги к нарушению запретов. В Вороньем Гнезде я немало размышляла о правилах и авторитетах. Открывая деревянную дверь и поднимаясь на крышу, я выходила из-под власти школьного начальства. Сперва мне казалось, что, выходя за дверь, я избавляюсь от любой власти, любых правил и установлении; в мире остаются лишь я сама, моя жизнь. Бог и свобода выбора. Но потом я поняла, что и за дверью имеется власть — власть над собой.

Хотя внутри меня было теперь больше спокойствия, чем раньше, школьные занятия по-прежнему доставляли мне одни огорчения. Оценки мои оставляли желать лучшего, и, что еще хуже, меня это совершенно не волновало. В школе было скучно, скучно, невыносимо скучно, пока... пока в мою жизнь не вошел мистер Брукс, учитель психологии. Он рассказывал о поведении животных. Я всегда любила животных и была в восторге от рассказов мистера Брукса. На одном из занятий он показал нам фильм об оптических обманах — таких, как Трапециевидное Окно и Комната Иллюзий. Он объяснил, что Комната Иллюзий устроена таким образом, что обманывает глаз. Если в концах комнаты поставить двух человек одного роста, то один из них будет казаться вдвое выше другого.
— А ты сможешь сделать такую комнату? — спросил меня мистер Брукс. — Нет, я не буду тебе ничего объяснять. Посмотрим, догадаешься ли ты сама?

Загадка Комнаты Иллюзий стала моим новым увлечением. Полгода я пыталась склеить ее модель из картона. По крайней мере моя склонность к фиксациям направилась в конструктивное русло, и во мне пробудился интерес к науке. В поисках решения этой задачи я обратилась к скучному школьному материалу в надежде найти там что-нибудь, что меня заинтересует.

Однако у меня всегда оставалось время для катания на лыжах, верховой езды и участия в скачках. Я с увлечением шила костюмы для школьных спектаклей и помогала рабочим на строительстве нового школьного здания. Особенно мне удавались кровельные работы: я клала черепицу в самых сложных местах — вокруг чердачных окон — и очень гордилась своим умением.

Я по-прежнему была непохожа на окружающих. Соученики дразнили меня, обзывали "скелетом", "лошадярой" и "повторюшкой". Было очень обидно.

Общение с окружающими оставалось для меня проблемой. Часто я выглядела грубой и резкой. Я прекрасно знала, что хочу сказать, но мои слова почему-то не соответствовали мыслям. Теперь я понимаю, что главной моей проблемой было неумение подстраиваться под ритм чужой речи, из-за чего мои слова звучали грубее, чем нужно. Однако я умела выражать свои мысли в письменной форме и часто после посещений Вороньего Гнезда заносила их в дневник.

Маленькая деревянная дверца стала для меня важным символом и во многом определила мою жизнь. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что она означала взросление. Приближалось окончание школы. За выпускным вечером, как и за дверью, лежал огромный неведомый мир. И ярлык аутичности не отменял для меня вопроса, встающего перед каждым подростком: есть ли жизнь после школы?

Date: 2015-07-10; view: 236; Нарушение авторских прав