Средняя школа - лучше не вспоминать!

Оделл Шепард сказал как-то: "Память дана человеку не чтобы помнить, а чтобы забывать". Период моего обучения в средней школе в точности соответствует данному высказыванию. Быть может, из-за того, что это время было для меня самым несчастным в жизни, я вспоминаю его только обрывками. Стоит приоткрыть дверь памяти, как неприятные впечатления обступают меня со всех сторон. И тогда меня вновь охватывает чувство одиночества. "о рту пересыхает, и я готова бежать в свой внутренний мир, где нет ни шумных коридоров, переполненных народом, ни жестокого презрения одноклассников, ни несправедливых придирок учителей. Как большинство аутичных детей, я не любила перемен и не умела приспосабливаться к обстоятельствам; новая школа принесла мне одни неприятности. Окончив дневную школу "Долинная страна", поступила в седьмой класс школы "Вишневый холм" в Норвиче, штат Коннектикут.

Это была большая частная дневная школа для девочек из среднего класса. Она сильно отличалась от моей маленькой младшей школы, где в классе ее мной учились лишь тринадцать человек и все предметы преподавал один учитель. Кроме того, учителя младшей школы поддерживали постоянный контакт с моими родителями.

Тридцать-сорок человек в классе и новый учитель по каждому предмету оказались для меня непосильным бременем. Я затерялась в шумной, крикливой толпе. По-прежнему плохо давались мне предметы вроде математики или французского, т. е. излагаемые не на основе зрительных образов, непосредственных впечатлений, а посредством абстрактных понятий. Единственное, что запомнилось мне уроков математики, практическое объяснение числа "пи", выражающего отношение длины окружности ее диаметру. Я помню, как учитель взял вырезанный из картона круг, обернул его по окружности шнуром, а затем показал нам, что длина шнура составляет три диаметра с хвостиком. На языке цифр это выражалось как 3, 14. Число "пи" я поняла потому, что увидела своими глазами. Оно было реально.

Хорошо успевала я и по биологии — опять-таки потому, что изучение живой природы было основано; на визуальном восприятии, а не на абстракциях.

Как и в младшей школе, мне легко давалась творческая работа: на уроках труда мы работали с настоящим серебром, и я создавала ювелирные украшения по собственным проектам. Но на остальные уроках я, как и раньше, отчаянно скучала, и от скуки начинала развлекаться по-своему. Теперь я понимаю, что хулиганила не только от скуки — мне было интересно посмотреть на реакцию одноклассников, а при мысли о том, что будет, если поймают, меня охватывал настоящий азарт.

Так, например, перед уроками физкультуры я дожидалась, пока все остальные уйдут из раздевалки, а затем прятала их одежду. После урока толпа девчонок бегала по школе в тщетных поисках своих платьев, а я, наблюдая за их мучениями, хохотала до упаду. Часто нам приходилось идти на следующий урок в физкультурных костюмах (свое платье я, разумеется, тоже прятала, чтобы на меня не пали подозрения).

Немало забавляла меня и другая шутка: я привязывала шнур от шторы к крышке парты так, что как только девочка, сидящая у окна, открывала парту, штора с грохотом падала, вызывая в классе немалое смятение. Такие проделки развлекали меня и помогали развеивать скуку.

Разумеется, учителя жаловались маме на мои плохие оценки и дурное поведение. Мама позвонила доктору Штайну и рассказала о моих проблемах. Доктор Штайн был давно и хорошо знаком с директором школы "Вишневый холм". Вот какое письмо он написал директору:

Дорогой Джим!

Вчера вечером я беседовал по телефону с миссис Грэндин. Она обеспокоена проблемами своей дочери Темпл, обучающейся в Вашей школе, и полагает, что между девочкой и учителями возникло непонимание.

Я знаю семью Грэндин с июля 1956 г. С декабря 1958 г. по июнь 1959 г. я регулярно занимался с Темпл. Она из тех необычных детей, которые из-за трудностей, сопровождавших их раннее детство, получают ошибочный диагноз "повреждение мозга". Однако тщательное психологическое обследование в 1956 году, повторное — в 1959 году, а также мои собственные долговременные наблюдения над ребенком полностью опровергают этот вывод. Как вы знаете, психологические тесты направлены, в частности, на выявление органических нарушений. В 1956 году Темпл показала коэффициент IQ, равный 120, в 1959 году — 137. Как видите, интеллект ее существенно выше нормы; она лишь не умеет его правильно использовать.

Позвольте мне выразить свое мнение словами заключения, данного психологом:

"Нужно отметить, что Темпл обладает очень высоким интеллектом; проблема в том, что она не умеет высвобождать аффекты и, таким образом, использовать свой интеллект разумно и творчески. Другой проблемой является некоторая незащищенность, так что сильный стресс вызывает искажение восприятия реальности и импульсивное поведение, не характерное для одиннадцатилетнего ребенка. Из положительного отмечу отсутствие серьезных отклонений в поведении; видно, что она, используя функциональное мышление, контролирует свои действия интеллектом. Она вполне способна справляться с различными ситуациями по мере их возникновения, хотя механизмы контроля расходуют большую часть ее энергии. Темпл не психотик и не близка к этому. Скорее ее можно назвать невротичным ребенком: у нее хорошо сформирована личностная организация, ее механизмы контроля поддерживают эту организацию во всех случаях, исключая, однако, случаи тяжелого стресса. Сейчас все составляющие ее личности, имеющие отношение к здоровью, активно развиваются, и нестабильность в поведении является частью этого бурного развития. Со времени прошлого визита виден прогресс — и прогресс поистине необыкновенный!

По моему мнению, Темпл обладает большим потенциалом, особенно творческим, хотя некоторые ее странности сразу бросаются в глаза. Не следует забывать, что сейчас Темпл вступает в пору взросления, что ей пришлось покинуть шкалу, учителя которой изучили все ее хорошие и дурные стороны, поддерживали девочку в трудные минуты и вместе с ней радовались ее успехам.

Пожалуйста, дайте мне знать, если у Вас возникнут какие-либо вопросы или если Вы сочтете, что я смогу быть полезен Вам и Вашим сотрудникам. Жаль, что в последние два года мы так редко видимся.

Доктор Штайн не ошибался: прогресс был налицо. По большей части я старалась "вписаться" в обстановку и не создавать окружающим лишних проблем. И мои старания не остались без награды. Я была удостоена избрания в школьный комитет. На еженедельных общешкольных собраниях я была "полицейским": следила за порядком и, если кто-нибудь начинал шушукаться и мешать собранию, заносила имена нарушителей в особую книжечку. Я очень хотела попасть в комитет и ради такой цели отказалась от своих обычных развлечений вроде прятанья чужой одежды перед уроком физкультуры.

Прогресс наблюдался и в других областях. Я смотрела по телевизору "Сумеречную зону", с увлечением читала научную фантастику и клеила модели самолетов. Я изобретала новые конструкции и проверяла, смогут ли они летать. Однажды, еще совсем маленькой, я склеила воздушного змея и привязала 1 его к своему трехколесному велосипеду. Тогда я обнаружила, что если сделать крылья змея плоскими, и загнуть их заднюю кромку, змей становится несколько менее устойчив, зато может круто набирать высоту. Много лет спустя я прочла в "Уолл-Стрит джорнэл" рекламную статью о новой конструкции самолета с закрылками на концах крыльев — точно такими же, какие я придумала когда-то для воздушного змея!

Интересом к технике я, несомненно, обязана дедушке-инженеру. Он вместе со своим партнером запатентовал основное устройство автопилота. Это устройство воспринимает движения крыльев самолета в магнитном поле Земли. Данное изобретение до сих пор используется в самолетостроении. Дедушка был со мной терпелив и всегда находил время для ответов на мои вопросы. "Почему небо синее?" "Отчего бывают приливы и отливы?" На эти и на многие другие вопросы он давал научные, но вполне понятные ответы.

С людьми же я не умела ладить по-прежнему. Окружающих, как правило, отталкивало мое импульсивное поведение, напряженная манера речи, странные идеи и шутки. Оставляли желать лучшего и мои отметки.

Однако не плохие отметки и не дурное поведение привели к тому, что спустя два с половиной года меня выгнали из школы. Причиной послужила одна из моих вспышек гнева — увы, они случались достаточно часто. Одноклассники дразнили меня, а я защищалась кулаками. Меня неоднократно предупреждали, что такое поведение недопустимо. Однако все предупреждения вылетели у меня из головы, когда Мэри Лурье, моя одноклассница, по дороге в музыкальный класс обернулась ко мне и, задрав нос и презрительно скривив губы, прошипела: "Отсталая! Вот ты кто! Просто отсталая!"

Меня охватила ярость. В руке у меня был учебник истории. Не раздумывая, я резко выбросила руку вперед. Учебник просвистел в воздухе, словно снаряд, и ударил Мэри углом в глаз. Она завизжала; я прошла мимо, даже не подняв книгу с земли.

Тем же вечером дома зазвонил телефон. Я взяла трубку и услышала голос мистера Харлоу, директора школы "Вишневый холм". Он даже не попросил к телефону маму или папу. Просто сказал:
— В школу можешь больше не приходить. Ты неисправима. Миссис Лурье очень расстроена. Ты понимаешь, что могла выбить Мэри глаз? И все — из-за твоего невыносимого характера!

Я молча повесила трубку. К горлу подступала тошнота; я вся дрожала от гнева и досады. Мистер Харлоу даже не спросил, что же произошло! Ему не пришло в голову, что стоит выслушать и другую сторону. Все очень просто: я не такая, как все, — значит, я во всем виновата!
— Темпл, кто звонит? — спросила из гостиной мама. — Это меня?
— Нет.

Я сделала глубокий вдох и вошла в гостиную, где собралась вся семья. Мама читала вслух сестрам и брату; папа отдыхал после работы с газетой в руках.
— Так кто же звонил? — спросил папа, откладывая газету.
— Мистер Харлоу, директор школы. — И я пересказала родителям наш разговор.
— Тебя исключили! Темпл! — Мама в испуге вскочила с кресла. — Что случилось?

Я все объяснила. Мама внимательно выслушала и, как обычно, встала на мою сторону. Позже, когда младшие отправились спать, а папа вышел прогуляться, мы обсудили, что же теперь делать.

В течение следующих нескольких недель мы с мамой объездили всю округу в поисках подходящей школы. Наконец я остановила свой выбор на школе, с которой мама работала в прошлом году. Она писала сценарии документальных фильмов, и один сценарий был посвящен детям с задержкой развития. Он получил приз лучшего документального сценария штата Огайо. Другой фильм, снятый для канала PBS, рассказывал о детях с расстройствами в эмоциональной сфере. Мама изучала материал на примере учеников школы "Горная страна" в Вермонте. Мы отправились в эту школу и решили, что мне она подходит. Она была небольшой — как школа "Долинная страна", которую я посещала до "Вишневого холма". Ко времени моего появления в "Горной стране" было всего тридцать два ученика — мы могли не сомневаться, что эта школа обеспечит мне внимание и индивидуальный подход. Для ее персонала я буду не "одной из многих", портящей общую картину своими странностями, но Темпл Грэндин — отдельной личностью, заслуживающей внимания и интереса только потому, что я — это я. В маленькой школе с индивидуальным подходом к каждому ученику мне будет легче справиться со своими проблемами.

Но где-то в дальнем уголке моей души по-прежнему хранился образ "волшебной" машины, которая успокоит меня и даст мне силы стать больше похожей на других людей.