Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава II. МАЛЬМЕЗОН





 

Проходя мимо Сен-Клу и его виноградников, мрачная, пустынная дорога на Мальмезон шла по безлюдной местности среда пустырей и старых каменоломен. Снега было мало, только кое-где на черной земле виднелись белые пятна. Не доезжая до моста, на скрещении дороги на Булонь и Королевской дороги, высадили Гракха-Ганнибала, который объявил о своем желании провести ночь у бабушки, прачки, живущей на улице Восстания.

— Приходи завтра ко мне в гостиницу, — крикнул ему Язон Бофор с высоты сиденья кучера, — нам есть о чем поговорить. Часов в… одиннадцать!

— Слушаюсь, мсье! Буду.

Весело попрощавшись с теми, кого он спас, мальчик спрыгнул на ходу. Но перед этим Марианна остановила его и расцеловала в обе щеки.

— Спасибо, Гракх! Отныне мы друзья навсегда!

Ночь скрыла густой румянец, заливший лицо честного малого. Но, когда карета стала удаляться, Марианна услышала громогласное пение:

Не знаю я, откуда эта нежность

Приходит вновь, когда я вижу вас…

— Невероятно! — прокомментировал Жоливаль. — Он поет Моцарта и, наверно, не подозревает об этом!

Литератор удобно умостился в глубине кареты рядом с Марианной. Но в то время, как угнетаемая тоской молодая женщина безуспешно пыталась успокоить свои нервы, Аркадиус полностью наслаждался комфортом и сухой одеждой, которую он получил, как, впрочем, и юный Гракх, благодаря предусмотрительности Бофора. Марианне пришлось зарыться лицом в подушки, когда ее товарищи переодевались, что было не так просто, ввиду того, что Бофор из-за этого не стал задерживать отъезд ни на минуту.

Пренебрегая удобствами, моряк взобрался на сиденье и расположился рядом с кучером, не обращая внимания на мокрые брюки. Он удовольствовался тем, что опорожнил сапоги и закутался в большой черный плащ, заявив, что на море он и не такое видывал…

Время от времени доносился его голос, приказывавший кучеру подгонять лошадей.

Тем не менее Марианне казалось, что они движутся очень медленно. Не находя себе места, она выглядывала в окошко. Мимо начали проплывать деревья. Очевидно, они въехали в лес, и по ухабистой дороге стало трудно удерживать прежнюю скорость. Повернувшись к своему спутнику, она спросила:

— Вы разобрали, где они собираются напасть на карету Императора?

Жоливаль кивнул, затем добавил:

— Они должны спрятаться в местности, именуемой Фон-Луве, недалеко от Рюэйльского замка.

— Рядом с Императрицей? Какая дерзость!

— Но Мальмезон — это не замок Рюэйль, дорогое дитя. Он является собственностью маршала Массены, герцога де Риволи, но маршал, получивший одновременно титул князя д'Эссилинга и замок Туар, уехал посетить свои новые земли. К тому же Массена верен опальной Императрице и не хочет принимать участие в матримониальных планах Императора. Он предпочел удалиться на некоторое время и переcидеть в своих владениях.

— Откуда вы знаете все это? Слушая вас, можно подумать, что вы близки ко Двору!

— И вы не можете в это поверить, глядя на мой роскошный костюм, не так ли? — спросил он с комичной гримасой. — Вы не представляете себе, дорогая Марианна, каких только сплетен не наслушаешься, посещая игорные дома! Запомните, я один из наиболее информированных людей в Париже.

— Тогда ответьте на такой вопрос: как нам попасть в Мальмезон, я имею в виду, чтобы нас там приняли?

— Не скрою, я сейчас именно об этом думал. В Мальмезон не входят, как в гостиницу… Очевидно, надо было раньше об этом подумать!

— Нам необходимо туда проникнуть, Аркадиус! Надо же предупредить Императора. Замок хорошо охраняется?

— Как императорский дворец! — проворчал Жоливаль, пожимая плечами. — Безопасность бывшей Императрицы обычно обеспечивает отряд гвардейских стрелков, расквартированный в Рюэйле, в бывшей казарме швейцарской гвардии. Боюсь, что нам трудно будет проникнуть к Жозефине, особенно в таком виде!

— И скоро мы будем там?

Выглянув из-за занавески, Аркадиус увидел, что они проезжают мимо высокой стены.

— Мы уже почти на месте, — сказал он, откидываясь назад. — Это стена, окружающая замок Рюэйль, Мальмезон немного дальше, с левой стороны.

— Но тогда… мы проехали мимо места, где заговорщики поджидают Императора? И мы никого не видели!

— А вы полагали, они будут на виду? Как вы наивны! Они спрятались где-нибудь в укрытии, чтобы в благоприятный для них момент появиться. И не обольщайтесь тем, что они нас не заметили. Но нам следует остерегаться караульных, которых они должны были выставить между Мальмезоном и Фон-Луве.


Карета вдруг понеслась быстрей. Они проехали мимо большой решетки, протянувшейся между двумя строениями с треугольными фронтонами и четырехгранными пилястрами. Тяжелые бронзовые фонари, подвешенные на кованых железных кронштейнах, освещали сверкающие позолотой копья решетки и трехцветные караульные будки, в которых стояли на часах солдаты в замшевых мундирах с зелеными пластронами и высоких черных киверах с желтыми помпонами.

— Корсиканские стрелки! — прошептал Жоливаль. — В этот полк попадают после очень строгого отбора!

Марианна промолчала. Впервые мысль о Жозефине, увенчанной великой любовью Наполеона, пробудила в ней ревность. Конечно, креолка должна страдать, уступая место другой, но разве не она заняла лучшее место в сердце Императора? Марианна с горечью подумала, что рядом с долгими годами, прожитыми ими вместе, несколько часов в Бютаре были ничтожной малостью…

В глубине широкой аллеи она увидела небольшой ярко освещенный замок, перед которым ожидала берлина и несколько всадников в красно-зеленой униформе, в длинных плащах и высоких меховых шапках с красивыми султанами. Жоливаль схватил ее руку и сильно сжал.

— Император еще здесь! Вы видите?

— Это его карета, вы уверены?

— Во всяком случае, это конные егеря императорской Гвардии. И я не могу себе представить, кого другого Они будут эскортировать. Бравые молодцы, кавалеристы принца Евгения! Их мало, но я спрашиваю себя, не лучше ли будет дать им возможность разделаться с заговорщиками…

— Вы с ума сошли! Их же не больше десятка.

— Но они стоят тридцати! Впрочем, вы правы: при внезапном нападении может всякое произойти. И, по-моему, мы уже приехали.

Карета и в самом деле замедлила ход. Ограда замка выступала вперед и дорога делала поворот; здесь можно выйти без риска быть замеченными. Язон спрыгнул вниз, открыл дверцу и помог Марианне спуститься. Они оказались на дороге, зажатой с обеих сторон высокими стенами, из-за которых выглядывали деревья. Их голые ветви были словно тушью нарисованы на чуть более светлом небе, но лежавший снег позволял различить конек стены и обочину дороги.

— Надо спешить! — сказал американец, увлекая молодую женщину к стене слева. — Карета Императора перед замком, но скоро полночь и он не должен медлить с отъездом.

— Почему вы проехали замок? Вам следовало остановиться раньше.

— Чтобы шпион, наверняка выставленный заговорщиками, мог проследить за нашими действиями? Сразу видно, что у вас нет опыта в таких экспедициях. Теперь надо отсюда забраться внутрь.

Марианна подумала про себя, что он, по-прежнему, привык к приключениям подобного рода, но воздержалась от замечаний и удовольствовалась вопросом:

— А как мы это сделаем? Вы считаете, что караульные пропустят нас?

Она увидела, как в темноте блеснули белые зубы американца, и услышала его приглушенный смех.

— Мы даже не попытаемся! Это было бы потерянным временем! Милейшая Марианна, сейчас вы мне продемонстрируете, как девушка из хорошего общества взбирается на стену! После чего нам останется молить бога избавить нас от встречи с патрулем до того, как мы достигнем замка… где нас тогда смогут спокойно арестовать.

— Арестовать? Что вы хотите этим сказать?

— Что единственная возможность привлечь к себе внимание Императора, — это устроить грандиознейший скандал. Очутившись около замка, мы поднимем такой шум, что он захочет узнать, в чем дело. Его великолепные всадники, застоявшиеся на снегу, с удовольствием задержат нас, и все объяснится!


В сущности, это было безрассудством, но в изложении Язона смелый план казался вполне естественным. Единственное, чего хотела Марианна, — это предупредить Наполеона об ожидавшей его опасности. После чего ей было все равно, если их пошлют в тюрьму — ее и Бофора — даже в Сен-Лазар!

— Вы бесподобны! — искренне сказала она. — Вперед!

— Простите, — вежливо вмешался Жоливаль, — а какую роль вы отдадите мне?

— Вы станете лестницей, друг мой! Конечно, если вы чувствуете себя достаточно крепким, чтобы выдержать меня. После чего вы составите компанию кучеру. Полезно иметь часового снаружи.

— Кстати, кучер, — вы уверены в нем?

— Насколько можно быть уверенным в человеке, которому хорошо платишь. Юный Пьош привел его ко мне. Он глух как пень. Очевидно, вам не придется много разговаривать, Жоливаль, хотя он прекрасно читает по губам. Ну, довольно терять время! Поспешим! Все-таки лучше будет, если никто не заметит, как мы перелезаем через стену. Начнутся расспросы…

Не сказав ни слова, Аркадиус уперся спиной в стену, сплел руки замком и приготовился. С гибкостью кошки Язон чуть коснулся носком сапога скрещенных рук и в один миг оказался верхом на стене.

— Теперь вы, Марианна! — шепнул он. — Если только не предпочтете, чтобы я пошел один.

— Даже за все золото мира!

Подъем для молодой женщины оказался гораздо более трудным, чем для моряка. Ослабевшая после недавней болезни и стесненная одеждой, она совершенно потеряла ту ловкость, с которой еще не так давно, словно белка, карабкалась по развесистым деревьям Селтона. Но она была гораздо легче Язона и с обоюдной помощью оказалась, в конце концов, наверху.

— Если через два часа мы не вернемся, — снова зашептал американец, обращаясь к Аркадиусу, — возвращайтесь в Париж. Вы где живете?

— Нигде! Меня как раз собирались выселить из моей квартиры, когда Фаншон-Королевская-Лилия взяла на себя заботы обо мне.

— Тогда располагайтесь в моей комнате в отеле Империи и ждите меня. Кучеру заплачено.

— Так или иначе, а выйти вам придется, — проворчал Жоливаль. — Я предпочитаю подождать. Желаю удачи!

Вместо ответа Язон спрыгнул в парк и протянул руки Марианне.

— Прыгайте! Не бойтесь! Я вас поймаю.

Она закрыла глаза, сделала глубокий вздох и прыгнула. Она упала на грудь Бофору, который осторожно опустил ее на землю, на мгновенье удержав прижатой к себе, может быть, чтобы продлить ласковое прикосновение ее распущенных волос к его лицу.

— Марианна! — прошептал он с неподвластным ему пылом. — Вы действительно уедете со мной… завтра?

Она освободилась без резкости, но с заметным нетерпением.


— Я уже сказала вам. К тому же сейчас не время говорить об этом! Бежим! Если он собирается уехать…

Вся ее тревога выразилась в этих четырех словах. Парк в этом месте был лесистым. Густота деревьев скрывала замок. Только несколько огоньков неясно поблескивали между стволами дубов.

— Старайтесь поменьше шуметь, — шепнул Язон. Взявшись за руки, как заблудившиеся дети, они побежали на огоньки, указывавшие замок. Влажные ветки били их; по лицам, ноги утопали в опавших листьях и подтаявшем; снегу, но Марианна не замечала ни ледяной воды, ни царапин.

Занавес из деревьев поредел, и внезапно Марианна с Язоном выскочили на открытое пространство. Прямо перед ними открылся замок, белый и сверкающий под высокими шиферными крышами. Светящаяся как большой фонарь застекленная веранда укрывала вход в главный корпус. Карета все еще стояла там, но группа стрелков по короткой команде вскочила в седло.

— Император сейчас выйдет! — промолвил Язон. — Скорей!

Большой английский сад с газонами и кустарником раскинулся между ними и замком. На веранде появились люди, и сердце Марианны заколотилось при виде одного из них. Этой серой фигурой среди сверкающих платьев и пестрых униформ мог быть только он…

Но едва молодые люди покинули густую тень деревьев и бросились вперед, как сзади прогремел грозный приказ:

— Стой! Стой, стрелять будем!

И тут же из-за замка донесся яростный лай собак.

Оглянувшись, Марианна заметила несколько солдат, которые, должно быть, шли по опушке леса, и узнала желтые плюмажи корсиканских стрелков. В отчаянии она застонала. Замок был еще далеко… Ее рука судорожно сжала руку Язона. А там лошади уже нетерпеливо били копытами. Слуги в белых париках открыли дверцу берлины. Вокруг собралось много людей: мужчин, закутанных женщин…

— Бежим! — крикнула она. — Что поделаешь, если нас подстрелят!

— Но это безумие, Марианна!

Она не слышала его, порываясь вперед. Он пытался удержать ее. Но их колебания были недолгими. В едином порыве они снова пустились бежать. Позади послышалось щелканье взводимых курков.

— Стой! — прозвучал властный голос. — Остановитесь, черт возьми!

Раздался выстрел, затем другой. Чувствуя холодок внутри, Марианна поручила свою душу богу. Она видела только приближающийся освещенный замок, ощущала только поддерживавшую ее руку Язона. Вокруг берлины всадники спрыгивали на землю, образуя цепь, преграждавшую бегущим дорогу. Во всю силу своего голоса, как в бурю на мостике корабля, Язон закричал:

— Император! Надо спасти Императора!

Снова прогремели выстрелы, но то ли из-за темноты, то ли из-за стремительности убегавших, солдаты стреляли плохо. Однако, одна пуля, видимо, попала в Язона, ибо он глухо застонал и выпустил руку Марианны. И вслед за этим преследователи настигли их. Они были грубо схвачены и засыпаны со всех сторон вопросами: «Кто такие? Чего хотите? Вы заговорщики?..»

— Император, — задыхаясь простонала Марианна, — ради бога, пустите нас к Императору… Он в опасности!

— Женщина? Что вы тут делаете? Как попали сюда? На этот раз вопросы задавал командовавший отрядом офицер. Надменный красавец с тонкими усиками, в надвинутой на глаза высокой меховой шапке, он сразу отвел Марианну от ее побледневшего спутника, но она смотрела только на блестящую группу мужчин и женщин, стоявших у веранды и взволнованно переговаривавшихся между собой. Посередине выделялся человек в сером рединготе, с большой черной треуголкой под рукой. Звук его голоса отозвался сладкой дрожью в сердце Марианны.

— Капитан! Тробриан! Доложите! Что происходит? Красавец-стрелок не успел ответить. Пока он вытягивался по стойке «смирно», освободившаяся от его рук Марианна бросилась к ногам Императора.

— Сир, смилуйтесь, выслушайте меня! Вас хотят убить! Они сделали засаду в Фон-Луве! Их много, а ваш эскорт слишком мал.

Ропот недовольства дал понять Марианне, что думают стрелки гвардии о своем достоинстве. Между тем глаза Наполеона расширились при виде этой растрепанной, оборванной, грязной женщины в убогом платье, поднявшей к нему сверкающие изумрудные глаза, которые он узнал. Он не мог скрыть изумление:

— Как? Это вы… и в таком состоянии? Откуда вы?..

Прежде чем Марианна ответила, вмешалась высокая молодая блондинка в платье и плаще из синего бархата, вышитого жемчужинами, и изящной диадеме на золотых волосах.

— Сир, остерегайтесь! — сказала она со страхом. — Эта женщина может быть опасной… или безумной! Вы же не знаете, кто она.

На губах Наполеона промелькнула улыбка, на мгновение воскресившая Шарля Дени перед растерявшейся, подавленной его величием Марианной.

— Напротив, Гортензия, я знаю ее! Она не более безумна, чем любой из нас! А опасна ли она…

— Человек, который был с нею, потерял сознание, сир, — доложил капитан Тробриан. — Он ранен. Пуля попала в него.

— Язон! Он ранен! Боже мой…

В смятении Марианна хотела подняться и бежать к нему, но твердая рука Императора опустилась на ее плечо и удержала на месте.

— Минутку! — сказал он строго. — Кто этот человек?

— Язон Бофор, американец, сир! Он спас меня и привез сюда, чтобы предупредить вас! Это мужественный человек! Прошу вас, пусть о нем позаботятся… не отправляйте его в тюрьму!

— Посмотрим! А сейчас…

— Сир, — снова вмешалась молодая женщина, которую он назвал Гортензией, — так ли необходимо продолжать эти объяснения здесь? Ведь холодно…

— Королева Голландии и мерзнет у нас! — засмеялся Император. — Такого никогда никто не видел!

— Может быть, но моя мать хочет увидеть эту женщину. Она очень волнуется! Вы же знаете, как она всегда чувствительна к слухам о заговорщиках.

— Хорошо! Мы идем! Дюрок, займитесь этим упавшим с неба американцем и пошлите патруль посмотреть, что происходит в Фон-Луве. Только солидный патруль! Сколько их, этих господ? — спросил он у Марианны.

— Около тридцати, я думаю.

Марианна увидела, как от группы военных отделился тот, кто принимал ее в Бютаре, только теперь на нем был расшитый золотом мундир. В его взгляде также мелькнуло изумление. Он направился к Язону, которого двое стрелков держали под руки.

— Сюда! — сказал Наполеон, довольно бесцеремонно подталкивая Марианну к отделанному мрамором и украшенному античными бюстами вестибюлю.

Стоявшие вокруг почтительно расступились перед Императором, но на его спутницу поглядывали с явной брезгливостью. Неспособная привести свои мысли в порядок, Марианна подумала только, что они представляют собой странную пару. Вдруг она услышала, как он шепнул ей на ухо:

— Будь осторожна, ни малейшего намека на ту ночь! Я не допущу, чтобы импе…. чтобы она испытывала хоть малейшее огорчение! Я уже достаточно их ей сделал!

Боль, ревность и печаль пронзили сердце Марианны. Эти сухие слова, направлявшая ее твердая рука, — все говорило, что она абсолютно точно определила место, которое занимала в жизни мнимого Шарля Дени: игрушка, мимолетная прихоть, тут же забытая забава, тогда как она чувствовала, острей чем когда-либо, всепоглощающую любовь к нему. Он обращался с нею почти как с преступницей, хотя она рисковала жизнью ради спасения его, хотя Язон был ранен его охраной. Единственное, чего она теперь хотела, это чтобы ее отпустили. И когда Язон решит, она уедет с ним… Она хорошо понимала, что для нее будет невозможным жить в одной стране с Наполеоном, рядом с ним, но без права приблизиться к нему.

— Твой сад хранит в себе забавные сюрпризы, Жозефина, — сказал он с напускной веселостью, — посмотри, что я нашел! Гвардейцы проморгали эту юную особу, которая просто-напросто перелезла через твою стену в компании с американцем, кстати, получившим пулю!

Возвращенная на землю голосом Наполеона, Марианна увидела, что находится в просторной, обтянутой зеленым комнате, судя по меблировке, являвшейся музыкальным салоном. Довольно полная женщина в белом кашемировом платье с пышными кружевами полулежала на кушетке, обтянутой красным шелком и обшитой черными галунами, как и все в этом салоне.

— Прошу тебя, Бонапарт, не шути так! Говорили о засаде… — сказала женщина, бывшая никем иной, как экс-императрицей.

Она протянула к нему дрожащие руки, которые он взял и нежно пожал.

— Если заговор существует, мы скоро в этом убедимся. Не волнуйся! Ничего не произойдет. А вы можете сказать, кто у них во главе? — добавил он, повернувшись к едва смевшей дышать Марианне.

— Да, сир. Шевалье де Брюслар.

— Опять он! — вскрикнула Жозефина, тогда как Император нахмурил брови. — Идите сюда, мадемуазель, и расскажите все, что вы знаете. Садитесь вот тут.

Жозефина указала на небольшое кресло, которое Марианна даже не заметила. Она была очарована этой женщиной, еще красивой с ее живым лицом, пышными волосами цвета красного дерева и большими глазами креолки, по правде говоря, покрасневшими от слез, но все это ничего не стоило бы без действительно неподражаемой грации, делавшей Жозефину существом исключительным. Любовь, которую она питала к оставившему ее супругу, читалась на ее лице и в каждом взгляде, и проникаясь к этой женщине внезапной бессознательной симпатией, Марианна забыла о ревности. Обе они любили одного человека, обе боялись за него, и это соединяло их неразрывными узами, может быть, более крепкими, чем узы крови.

— Прошу! — настаивала разведенная Императрица. — Идите сюда!

— Мадам, — промолвила Марианна с безукоризненным придворным реверансом, — я не посмею! Пусть Ваше Величество обратит внимание, как я одета и какой ущерб смогу причинить этой прекрасной мебели.

— Что за важность! — вскричала Жозефина с внезапной игривостью, присущей ее очаровательному нраву заморской птички. — Я хочу побеседовать с вами, узнать, кто вы такая! По правде говоря, вы для меня загадка: одеты в самом деле как бродяжка, делаете реверанс, как знатная дама, и ваш голос соответствует вашей манере кланяться. Кто же вы?

— Минутку! — прервал ее Наполеон. — Вот и новости! Похоже, что заговорщики были не одни на дороге.

Действительно, вновь появился Дюрок, но уже в обществе закутанного в меховой плащ тощего человека, в котором встревоженная Марианна узнала Фуше. У министра Полиции, более бледного, чем обычно, нос распух и покраснел, как от холода, так и от сильнейшего насморка, вынуждавшего его неотрывно держать у лица носовой платок. Оба вошедших остановились рядом для приветствия, и Дюрок отрапортовал:

— Заговор на самом деле имел место, сир! Я встретил господина герцога Отрантского, подготавливающего ликвидацию его.

— Я вижу! — сказал Император, посматривавший, заложив руки за спину, на своих сановников. — Как это случилось, что вы не предупредили меня, Фуше?

— Я сам был слишком поздно уведомлен, сир. Но Ваше Величество видит, что я немедленно покинул постель, хотя состояние моего здоровья требовало остаться в ней… Впрочем, упрек Вашего Величества несправедлив: вы были предупреждены, сир! Разве это не мадемуазель Малерусс вижу я рядом с Ее Величеством Императрицей? Она одна из моих самых ценных и самых верных агентов!

Марианна раскрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Наглость Фуше ошеломила ее. В то время как без Гракха-Ганнибала Пьоша она могла бы целую вечность оставаться в подземельях Шайо, он посмел теперь воспользоваться тем, что она сделала, и присвоить всю славу себе!

Но вот серо-голубые, невероятно суровые глаза Наполеона остановились на ней, и она ощутила, как сжалось ее сердце.

— Агент Фуше, а? Вот так новость! Что скажете об этом вы, Дюрок?

Тон его был угрожающий. Герцог Фриульский покраснел и попытался что-то сказать, но Фуше опередил его. Улыбаясь очень непринужденно, он аккуратно вытер нос и прошептал:

— Да, да, одна из лучших. Я даже дал ей соответствующий псевдоним: «Звезда». В повседневной жизни мадемуазель Малерусс является лектрисой княгини Беневентской! Очаровательная девушка! Всей душой предана Вашему Величеству! как Ваше Величество могли… э, лично убедиться. Император сделал гневное движение.

— Теперь Талейран? — затем, повернувшись к пораженной этим гневом Марианне, он возбужденно продолжал: — Мне кажется, мадемуазель, вы должны дать мне некоторые разъяснения. Мне говорили о некой мадемуазель Малерусс, ученице Госсека, обладающей великолепным голосом, но мне не сообщили ничего больше! Я догадываюсь, что ваша деятельность не ограничивается пением… и в вашем колчане не одна стрела! Вы, действительно, законченная комедиантка… поистине большая актриса! Великая актриса! Хотя, чтобы быть звездой у Фуше, надо обладать многими талантами… и сердцем, сделанным по определенной мерке!

В его дрожащем от гнева голосе появился твердый корсиканский акцент. Изливая на голову несчастной Марианны этот поток оскорбительной речи, он стал разъяренно мерять шагами музыкальный салон. Встревоженная Жозефина запротестовала:

— Бонапарт! Не забывай, что она, может быть, спасла тебе жизнь!

Он резко остановился и бросил на Марианну полный такого презрения взгляд, что у нее на глазах выступили слезы.

— Верно! Я обещаю вознаградить вас по заслугам, мадемуазель! Господин герцог Отрантский охотно выплатит вам достаточную сумму.

— Нет! Нет… зачем же так!..

Это было выше того, что Марианна могла вынести. И так чего стоило решение отказаться от мечты о любви и расстаться с ним навсегда! Нельзя запретить ему высказать свое презрение, считать ее вульгарной служанкой, низкой шпионкой! Она могла уйти с этим, но она не могла согласиться с тем, чтобы он залил грязью восхитительные воспоминания о ночи их любви. Хоть это она хотела сохранить в неприкосновенности, чтобы питать свои сны на всю оставшуюся жизнь… В порыве негодования она поднялась и взглянула в лицо Наполеону. Слезы катились по ее испачканному, исцарапанному ветками лицу, но она держала голову прямо, и ее сверкающие бирюзой глаза смело встретили взгляд разъяренного Цезаря.

— Если я хотела сохранить вашу жизнь, сир, то не для того, чтобы вы бросили мне в лицо горсть серебра, как увольняемой служанке…. а в доказательство моей любви…. ибо я действительно ваша служанка, но не такая, какой меня представили! Вы вменяете мне в преступление сотрудничество с вашей полицией? Не думаю, что я одна такая, — продолжала она, не обращая внимания на замешательство Жозефины, неоднократно осведомлявшей любопытного министра полиции о делах и поступках своего, супруга, — но я сделала это по принуждению. Я не могла поступить иначе, — закончила Марианна, слишком увлеченная, чтобы заметить предупреждающий взгляд Фуше.

— Почему?

Вопрос прозвучал так резко и сурово, что Марианна снова ощутила боль в сердце. Взгляд его был беспощаден. Это конец. Она потеряла его навсегда. Итак, она разрушила все своими собственными руками! Все уже сказано! Теперь он может сделать с нею что угодно: бросить в тюрьму, отправить на английскую виселицу…. какая разница! Она безвольно опустилась на колени.

— Сир, — промолвила она, — узнайте же все, чтобы вынести справедливое решение…

Фуше хотел вмешаться, заметно обеспокоенный оборотом событий.

— Все это нелепо…. — начал он, но резкое «Тихо!» Императора оборвало его речь.

Молодая женщина продолжала:

— Меня зовут Марианна д'Ассельна де Вилленев. Мои родители погибли на эшафоте, и меня воспитала в Англии тетка, леди Селтон. Несколько месяцев назад я сочеталась браком с человеком, которого, как мне казалось, любила. Это была ужасная ошибка. В ночь после свадьбы Франсис Кранмер, мой муж, проиграл в карты все мое состояние. Он проиграл также и мою честь! Тогда… я убила его!

— Убила? — с заметным восхищением воскликнула пораженная Жозефина.

— Да, мадам… убила на дуэли! Я знаю, это может показаться странным: женщина и дуэль, но меня воспитывали, как мальчика… и кроме того, некому было защищать мое имя и мою честь. Тетка умерла за восемь дней до того… Я должна была бежать. Мне удалось покинуть Англию, где меня никто и ничто, кроме веревки палача, не ожидало! Я попала на судне контрабандистов во Францию… и тут господин герцог Отрантский, чтобы спасти меня от действия сурового закона об эмигрантах, предложил поступить на службу к мадам де Талейран в качестве лектрисы и одновременно…

— Оказывать ему некоторые услуги! — закончил Император. — Это меня не удивляет. Вы ведь никогда ничего не делаете даром, не правда ли, Фуше? Интересно будет узнать, как вы объясните свою протекцию нелегально прибывшей эмигрантке…

— Очень просто, сир, — начал Фуше с улыбкой облегчения, не ускользнувшей от Марианны, — дело обстояло так, что…

— Потом, потом!..

Император возобновил хождение, но гораздо медленнее. Заложив руки за спину и опустив голову на грудь, он, по всей видимости, размышлял. Добрейшая Жозефина воспользовалась этим, чтобы поднять Марианну и снова усадить. Она вытерла собственным платком полные слез глаза молодой женщины и, обратившись к своей дочери, Гортензии, единственной из ее приближенных, находившихся при этой сцене, попросила найти что-нибудь теплое для Марианны.

— Прикажи, чтобы приготовили ванну, одежду и комнату… Я оставляю у себя мадемуазель д'Ассельна!

— Ваше Величество так добры, — с печальной улыбкой сказала Марианна, — но мне лучше уйти отсюда. Я хотела бы присоединиться к моему раненому спутнику. Мы должны завтра утром вместе отплыть в Америку. Его корабли ожидают в Нанте!

— Вы сделаете то, что вам прикажут делать, мадемуазель, — сухо оборвал ее Наполеон. — И мне, кажется, не вам решать вашу судьбу. Мы еще не кончили с вами! Перед отъездом в… Америку вы должны объясниться.

«Объясниться, — но в чем, мой бог?» — подумала Марианна. Как она была глупа, впутавшись в эту историю, чтобы спасти его, особенно, чтобы снова хоть на минуту увидеть его, ибо она еще надеялась, собственно, не зная, на что. Может быть, на проявление мимолетной нежности, память о которой хранилась с той ночи?.. Но нет, этот сухой, резкий тон ясно говорил, что она никогда ничего не значила для него! Но почему тогда он очаровал ее до такой степени?

— К услугам Вашего Величества! — пробормотала Марианна с тоской в душе. — Приказывайте, сир, я повинуюсь.

— Надеюсь! Занимайтесь ванной и одеждой, которые Ее Величество в сшей доброте вам дает, только делайте это быстро! В течение часа будьте готовы следовать со мною в Париж.

— Сир, — учтиво предложил Фуше, — я охотно побеспокоюсь о мадемуазель. Я еду в Париж и могу отвезти ее на рю де Варенн.

Эта любезность стоила ему разъяренного взгляда и сухого:

— Когда мне потребуется ваш совет, Фуше, я спрошу сам. Идите, мадемуазель, и поторопитесь!

— Могу я хотя бы узнать, что случилось с моим спутником? — осмелилась она спросить довольно решительно.

— В присутствии Императора, мадемуазель, — быстро возразил Наполеон, — надо думать не о других, а о себе! Ваше положение и так довольно шаткое, не усугубляйте его!

Однако требовалось что-то большее, чем гнев Наполеона, чтобы Марианна согласилась оставить друга в беде.

— Сир, — устало сказала она, — даже приговоренный к смерти имеет право беспокоиться о своем друге… Язон Бофор был ранен, желая спасти вас и…

— И, по-вашему, я проявляю черную неблагодарность? Успокойтесь, мадемуазель, ваш американский друг ранен несерьезно: пуля попала в руку, и для него это пустяк. В эти минуты капитан Тробриан послал за его каретой, которую он якобы оставил на дороге. Он спокойно уедет в Париж.

— В таком случае, я хочу его видеть!

Кулак Наполеона обрушился на хрупкий лакированный столик, разбив его на куски.

— Кто смеет говорить «я хочу» в моем присутствии? Довольно об этом! Вы увидите этого человека только по моему разрешению, и когда я сочту это нужным! Фуше, поскольку вы любите сопровождать людей, возьмите на себя этого Бофора.

Министр Полиции поклонился и, бросив иронический взгляд в сторону Марианны, скромно пожал плечами, простился и вышел.

Молодая женщина посмотрела, как он, смиренно согнувшись, исчез за дверью. Это должно было бы доставить ей удовлетворение, если бы не гнев человека, так отличающегося очаровательного Шарля Дени. Теперь она поняла, почему называли Корсиканским Людоедом! Но, несмотря на его нынешнюю злость, Марианна не могла не признать, что ей нравится этот властный тон. Ей вдруг стало легко.

Экс-императрица присутствовала при этой сцене, ни во что не вмешиваясь. Но когда Фуше ушел, она встала и взяла застывшую на месте Марианну за руку.

— Подчинитесь, малютка! Никогда не следует противоречить Императору… что бы он ни приказывал.

И взгляды — пылающий возмущением Марианны и нежно горестный Жозефины — скрестились. Несмотря на любовь к Наполеону, ее влекло к этой беззащитной женщине, проявившей доброту к ней, даже не подумав удивиться странности ее положения… Она попыталась улыбнуться ей, затем порывисто нагнулась и припала губами к бледной руке отвергнутой государыни.

— Это вам я подчиняюсь, мадам.

Император не шевельнулся. Возможно, он даже и не расслышал этот вызов его авторитету. Повернувшись спиной к женщинам, он смотрел в окно, нервно теребя пальцем бахрому муаровой портьеры. Не добавив ничего больше, Марианна сделала реверанс Жозефине и последовала за присланной королевой Гортензией камеристкой, спрашивая себя, придет ли, наконец, день, когда она сможет сама выбирать себе одежду и одеваться, не оставаясь обязанной чем бы то ни было и кому бы то ни было.

Спустя полчаса, одетая в платье и плащ фрейлины экс-императрицы м-м Ремюза, которая была почти одного роста с нею, Марианна с поникшей головой и тяжестью в сердце села в императорскую берлину. Она даже не способна была оценить оказанную ей невероятную честь. Для нее это ничего не значило, как и то, что севший рядом с нею раздражительный человек невысокого роста был Император. Раз он не любил ее, она предпочла бы увидеть на его месте кого угодно. Между ними, теперь такими далекими, оставались жгучие воспоминания о Бютаре, усиливавшие ее смятение и страдания. Человек, которого она любила, вдруг превратился в какого-то судью, холодного и безразличного, как сама Юстиция. И если она страшилась предстоящей дороги, то только потому, что хорошо знала, какой властью заставлять страдать обладает этот безжалостный человек.

Когда она прощалась с Жозефиной и благодарила за все, нежная креолка взяла у нее обещание снова навестить ее и бросила на Императора умоляющий взгляд, который тот оставил без внимания. Но даже эта заботливость не утешила. Марианну. Ей, без сомнения, придется до конца нести свой крест. Завтра она попытается отыскать Язона и, наконец, уехать с ним. А о том, что предполагал Наполеон сделать с нею этой ночью, она и не спрашивала себя.

В момент, когда должны были закрыть дверцу, в карету просунулась голова Дюрока.

— Мы едем… в Трианон, сир?

— Вы с ума сошли? Ни в Трианон, ни в Сен-Клу, а Тюильри! Пошлите гонца предупредить, что я приеду!

— Слушаюсь, Ваше Величество!

Дверца защелкнулась. Карета покатилась к освещенной решетке. Вокруг послышался ритмичный стук копыт лошадей конвоя. Марианна сразу заметила, что, спрашивая у Императора место, куда они должны ехать, Дюрок не упомянул о Бютаре и тем самым подсказал ей одну истину. Без сомнения, это название никогда, никогда не следовало произносить. Даже одно напоминание о том, что произошло между; ним и шпионкой Фуше, должно быть крайне неприятны для хозяина Европы.

Проехали ворота, раздалось клацанье взятого «на караул» оружия, и дорога начала разматывать свою бесконечную ленту. Марианна закрыла глаза, чтобы удержать подступающие слезы и одновременно лучше насладиться ароматом испанского жасмина и тонкого табака, наполнявшим карету, обитую зеленым бархатом. Этот приятный запах она вдыхала тайком, как воровка, ибо он будил в ней сладкие и мучительные воспоминания, которые она так хотела бы изгнать из памяти. Это была последняя крупица счастья… Вдруг она услышала:

— Этот американец, кем он является в действительности? Вашим любовником?

Не глядя на него, она ответила, пытаясь скрыть свою боль:

— Только другом, не больше, верным другом! Сегодня ночью он освободил меня из тюрьмы, где меня держали с той… — она запнулась, затем внезапно повернулась к нему, охваченная инстинктивной потребностью бороться, ответить ударом на удар. — Вы задали мне множество вопросов о моей прошлой жизни, сир, почему же вы ни разу не спросили, что я делала последнюю неделю?

— Нет необходимости. Я все знаю!

— Вы знаете? Откуда?

— Пока вас приводили в порядок, я выяснил некоторые обстоятельства… Я очень огорчен тем, что произошло, но дело идет не об этом. Где вы познакомились с этим американцем?

Его настойчивость, подчеркивающая безмерный эгоизм, возмутила Марианну. Неспособная больше сдерживаться, она бросила, как вызов:

— Это с ним играл Франсис Кранмер, когда потерял все, что я ему принесла… и меня в заключение!

— Итак, я был прав: он ваш любовник!

— Следовательно, вы считаете меня способной согласиться на подобную сделку? И вы верите, что юная девушка, к которой в свадебную ночь приходят и говорят: «Твой муж не придет, это я займу его место, я выиграл тебя в карты», — способна безропотно открыть свои объятия и постель? Мне кажется, я говорила вам, что убила лорда Кранмера?

— Но, насколько я знаю, вы не убили Язона Бофора?

— Он уехал. Я выгнала его! И встретилась гораздо позже… уже здесь, у князя Беневентского! О, разве все это имеет какое-нибудь значение?.. Для чего может вас интересовать моя прошлая, настоящая и будущая жизнь? У вас есть Империя, подданные, столько женщин, которые сочтут за счастье отдать вам свою любовь…

Марианна испытала какое-то болезненное наслаждение, выкладывая все, что скопилось у нее в сердце, к ногам этого бесчувственного человека, перед которым все трепетали. Она одна не ощущала страха, потому что даже если бы ему пришла фантазия убить ее, он не причинил бы ей большего зла, чем уже причинил. Она нашла удовлетворение в том, чтобы спровоцировать его гнев. Но, странное дело, Наполеон, казалось, и не слышал ее. Отвернувшись к дороге, он пробормотал с» отсутствующим видом, словно думая вслух:

— Хотел бы я знать, не замешан ли этот дьявол «Талейран» в истории с похищением?

Неожиданно он обернулся к ней.

— Ты знаешь, — сказал он насмешливым тоном, — что устроить сцену Императору — это государственное преступление?

— Сцену?.. Я?.. Но я…

— Если не хочешь быть наказанной, как ты того заслуживаешь, поторопись попросить у меня прощения. ««

Резким движением он задернул занавески на дверцах. Но только когда губы Наполеона отыскали рот Марианны, она осознала, что он держит ее в своих объятиях.

 







Date: 2015-07-10; view: 273; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.054 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию