Школа: младшие классы

пять лет меня отвели в нулевой класс. Я ждала этого дня одновременно с нетерпением и стра­хом. Мама рассказывала, как весело в школе, как интересно заводить друзей, учиться чему-то ново­му... Звучало все это очень заманчиво, но я была полна тревоги. Меня пугала новая обстановка; мир человеческих отношений был для меня чужд и не­понятен. По счастью, в то время я не понимала, как сильно отличаюсь от других. Моя речь была стран­ной — отрывистой, монотонной, полной граммати­ческих ошибок; я часто уходила в свой внутренний мир и не обращала внимания ни на что вокруг; а порой совершала столь странные и неожиданные поступки, что удивлялась сама себе.

Меня отдали в маленькую частную школу для обычных детей. Предварительно мама обсудила мои проблемы с учителями. В первый день учебы я оста­лась дома, чтобы учителя смогли объяснить ребятам в классе, что я непохожа на других.

Потренировавшись с нами в различном прочте­нии букв, миссис Кларк раздала нам тетради с кар­тинками. На одной странице были нарисованы коробка, чемодан, качели, кресло, телефон и вело­сипед.

— Отметьте предметы, названия которых начина­ются со звука «к», — предложила миссис Кларк.

Я отметила чемодан — потому что решила, что это тоже коробка. А качели пропустила: они стояли в саду, и я подумала, что здесь имеется в виду пер­вый звук «с». Однако я плохо говорила и не могла внятно объяснить миссис Кларк, почему отметила

или не отметила ту или иную картинку. Я понимала, что такое звук «к», и отмечала или не отмечала кар­тинки по вполне разумным причинам. Помню свой гнев и досаду: мне хотелось стукнуть кулаком по столу или пнуть что-нибудь ногой. «Ведь ясно, что „сад" начинается звуком „с"! — думала я. — Что тут непонятного?» А чемодан я отметила потому, что в него, как и в коробку, складывают разные вещи.

Впрочем, даже если бы я смогла объяснить все это миссис Кларк, боюсь, она не приняла бы подоб­ную логику. Мои рассуждения не укладывались в обычную педагогическую схему «верно-неверно».

Другой тяжкой, поистине непосильной задачей стало для меня следование ритму. Вот миссис Кларк усаживает нас в круг, а сама садится за пианино.

— Теперь, дети, прислушивайтесь к ритму. — Она
играет несколько тактов. — А теперь хлопайте в
ладоши в такт музыке.

У меня ничего не получается! Все уже хлопают, а я только собираюсь.

— Темпл, внимательнее!

Миссис Кларк повторяет мелодию. И снова я вступаю слишком поздно.

— Темпл, зачем ты так делаешь? Ты нам всем
мешаешь!

А я не хочу никому мешать: у меня просто не выходит одновременно слушать музыку и хлопать.

Миссис Кларк начинает снова, и я опять выбива­юсь из ритма.

— Хорошо, Темпл, — говорит она, — если не
хочешь хлопать со всеми, просто держи руки на
коленях.

Все смеются. Взбешенная ее тоном, я вскакиваю, опрокинув стул. Миссис Кларк хватает меня за пле-

чо и ставит в угол, где я и остаюсь до конца упраж­нения.

Даже сейчас на концерте, когда слушатели хлопа­ют под музыку, я могу лишь копировать соседа. Мне нетрудно выдерживать свой собственный ритм, но подстроиться под ритм чужих голосов или инстру­ментов для меня почти невозможно.

Для аутичных детей это обычное явление. Им крайне сложно выполнять две двигательные задачи одновременно. Исследования показали, что аутич-ные люди плохо координируют движения правой и левой руки. Поэтому им трудно хлопать в ладоши, а тем более хлопать в ритм.

Моя неспособность следовать ритму ярко прояв­лялась даже в школьных сочинениях. В пятом классе я написала такое стихотворение: