Глава 11. Переступая порог дома, он внезапно почувствовал, что совершил ошибку

Переступая порог дома, он внезапно почувствовал, что совершил ошибку. Ему не следовало приглашать ее к себе. Он поторопил события и теперь рискует утратить дружеское отношение ценимой им коллеги, поскольку вместо того, чтобы подружиться с ней, пытается сделать ее своей любовницей.

Входя в дом Томаса, Джулия тоже испытывала неловкость. Она знала, что он живет в роскошной резиденции, и все же была потрясена красотой района, каменным домом, выстроенным в классицистских традициях, с крышей, покрытой шифером. Впрочем, холл и гостиная были достойны великолепия фасада.

Тем не менее ее охватило смутное сомнение. Что она делает здесь, с едва знакомым мужчиной? Затем она его спровоцировала? Не утратит ли она уважение к себе? Что, если он решит, будто она склонна к легкомысленным интрижкам? Конечно, так рассуждали в стародавние времена. Но может быть, они правда из другой эпохи? На самом деле мужчины всегда предпочитают сами делать первый шаг и поэтому зачастую плохо думают о женщинах, которые отваживаются их опередить.

Возможно, всему виной алкоголь? Или раздражение, страхи и даже, в какой‑то мере, скрытое унижение. Вот уже шесть месяцев в жизни Джулии Купер, мечтательной, полной радости жизни, никого не было, в то время как ей бесчисленное количество раз представлялась возможность пуститься в любовные приключения.

Однако необходимо признать, что Томас ей нравился. И что, вероятно, все на самом деле происходило слишком быстро, что еще не настало время… Но наступит ли когда‑нибудь этот идеальный момент? Если теперь между ними что‑то произойдет, если их отношения станут серьезными, они потом лишь посмеются над началом своих отношений и запомнят лишь, что, не теряя даром времени, буквально кинулись друг другу в объятия.

Ей пришло в голову, что это было бы лучшим выходом из создавшегося положения. Следует растопить лед, чтобы избавиться от неловкости, которая возникла между ними, как только они вошли в дом, чтобы ничего больше не смогло им помешать, даже присущие первому разу беспокойство и тревога, ведь никогда не знаешь, понравишься ли ему и произойдет ли некое таинственное слияние обнаженных тел и душ.

Она сняла туфли на острых каблучках, делавших ее прекрасные ноги в буквальном смысле убийственными, и, повернувшись к Томасу, снедаемая скорее беспокойством, нежели истинным желанием, прильнула губами к его губам.

Он не оттолкнул ее. Он воспринял поступок Джулии – по крайней мере ему так показалось – с неким облегчением, В каком‑то смысле она проявила интуитивную мудрость, любезно взяв инициативу в свои руки, без сомнения почувствовав его смущение и неловкость. За этим первым поцелуем тут же последовали смелые ласки, так как их тела оказались во власти взаимного притяжения. И все же Томас неожиданно отстранил Джулию:

– Может… Не хочешь выпить? Я чувствую себя таким виноватым.

Это чувство вернулось к нему, пронзив откуда‑то из глубины. Будучи достаточно понятливой, Джулия не возражала. Она села на диван и позволила ему приготовить бокалы. Молодая женщина восхищалась роскошью гостиной, в то же время ее сводило с ума вездесущее присутствие той, которую она уже начинала считать своей соперницей. Стены, мебель, каминный колпак – повсюду были портреты жены Томаса.

Было очевидным то, что он еще не скоро сумеет забыть ее. Этот дом представлял собой настоящий музей одной женщины. Нужно было признать, что Луиза, несомненно, была очень красива. Она кого‑то напоминала Джулии. Но кого? Внезапно ее озарило: Клаудию Шиффер, знаменитую топ‑модель. Она должна была признать, что данное обстоятельство повышало планку, которую необходимо было преодолеть для завоевания сердца Томаса.

Но зато нельзя забывать, что эта соперница (боже! как она ненавидела это слово!) уже в другом мире, а отсутствие влечет за собой поражение. В любом случае она найдет в себе силы доказать ему это.

Томас принес водку, поставил диск Уитни Хьюстон и тут же вспомнил, что это любимая певица его жены. Но теперь уже было слишком поздно: если он сменит диск, то, возможно, ему придется как‑то объяснить свой поступок, что станет причиной нового замешательства. Сегодня он уже и так совершил достаточно ошибок. Он чувствовал себя не в своей тарелке.

Несмотря на это, Томас вынужден был признать, что, если даже время было неподходящим, он ощущал радость, что Джулия сейчас здесь, с ним, в доме, куда практически целый год никто не заглядывал и который казался таким большим, пустым и бессмысленно роскошным. В воздухе чувствовались напряженность и возбуждение, которые уже долгое время были чужды этому жилищу.

– Спасибо, – сказала Джулия, принимая бокал, протянутый ей Томасом.

Он сел на диван рядом с ней, терзаясь сомнением, не слишком ли близко. Улыбаясь, она сделала глоток, затем посмотрела на Томаса и расхохоталась.

– Почему ты смеешься?

– Ты просто себя не видишь! – сказала она. – Я перепачкала тебя губной помадой.

– М‑да, – сказал он, собираясь встать.

– Да нет же. Не уходи. – И она коснулась его кончиком пальца. – Это придает тебе очарования.

Последовала несколько натянутая пауза, хотя их первый поцелуй, казалось, рассеял смущение. Но, возможно, ощущение неловкости коренилось намного глубже.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказала Джулия.

– Потому что ты тоже перепачкалась помадой? – Шутка Томаса придала Джулии уверенности.

Несмотря на то что он все еще был опутан нитями прошлого и тени призраков давили на его плечи, он все же рассмеялся. Разве это не начало?

Джулия смеялась. Губная помада, надо же…

– Я тоже уже почувствовала себя виноватой в том, что оказалась наедине с незнакомым человеком… Через это все проходят.

– Мне хуже: я убил свою жену.

– Ты ее… – повторила она растерянно.

– Не в прямом смысле, разумеется. Просто в тот день, когда с ней произошел несчастный случай, часом раньше между нами состоялся разговор. Глупый разговор. Я…

Он долго колебался. Наконец она прервала тишину:

– Ты вовсе не обязан мне это рассказывать, если не хочешь. Я все пойму.

Она опустила бокал на великолепный кофейный столик со столешницей граненого стекла, мраморная ножка которого была сделана в форме сидящего задумчивого льва. Томас проследил взглядом за ее жестом и внутренне усмехнулся, заметив на бокале следы губной помады. Это стало для него чем‑то вроде утешения, тайной радости.

Не было ли это знаком того, что наступил долгожданный момент, когда он наконец окажется в плену удовольствия, волшебного очарования незнакомки, которая внесет в его жизнь новый смысл и заставит забыть прошлое.

Он отвел взгляд от бокала, так как Джулия, смущенная его пристальным разглядыванием, снова взяла его. Хотел ли он, чтобы она выпила все до дна? Если да, то она это сделает. Она хотела избежать малейшего риска, чтобы не отпугнуть его. Она заметила про себя, что алкоголь все‑таки придает ему уверенности, да и ей тоже.

Безусловно, она проявила храбрость, решившись пойти в гости к малознакомому мужчине и застав его врасплох поцелуем, едва они переступили порог. Но сейчас к ней с запозданием возвращалась застенчивость. Казалось, молодая женщина осознала безрассудность своего поступка, значение своих жестов… К тому же она не имела ни малейшего понятия о намерениях, а тем более о чувствах Томаса.

Возможно, ему просто хотелось хорошо провести время. Какой мужчина, пусть даже женатый, смог бы сказать «нет»? Верный мужчина, способный пренебречь знаками внимания хорошенькой женщины, – это нечто из разряда летающих тарелок: все о них говорят, но при этом никогда и ничего вразумительного. Во всяком случае, ей не доводилось встречать таких! Несмотря на молодость, она давно поняла, что нужно спрашивать себя не о том, обманет ли тебя мужчина, но о том, когда он намеревается это сделать.

В этом и заключалась проблема! В отношениях с мужчинами все просто, когда речь идет об одной ночи, но остаться вместе на всю жизнь – это куда сложнее! Исключение явно составляли те, кого она называла «воскресные мужья», сравнивая их с кондукторами, работающими в выходной. Такими в ее представлении были мужчины‑домоседы, нежные и верные по причине своей невостребованности (ни одна другая женщина не захотела заполучить такого, ни одна, кроме тех, что скучают с ними по воскресеньям). Собственно, почему воскресенья всегда такие скучные, даже если обязательное посещение воскресной мессы – пережиток прошлого – кануло в лету? Тайна, покрытая мраком.

– Нет, я хочу об этом поговорить, – сказал Томас. – На самом деле ты первый человек, с кем я затронул эту тему.

Это признание ей польстило. Оно придало ей уверенности в своей значимости, возможно преувеличенной.

– В день, когда погибла Луиза, мы были в саду. Моя жена питала подлинную страсть к розам…

Джулия заметила белую розу в его петлице и по горестному выражению лица поняла, насколько в нем живы переживания по поводу смерти любимой, о которой он вспоминал с благоговением. Ее шансы были ничтожны. Правда, ей самой приходилось заниматься любовью с партнером, в то время как все мысли были заняты бывшим возлюбленным. И это вовсе не мешало ей получать удовольствие, а потом, и это правда, бросить его по прошествии трех месяцев: способности утолить боль у мужчины, любовь к которому не особенно сильна, увы, крайне ограниченны.

Не была ли и ей уготована такая же участь? Возможно, она станет той, которая заставит Томаса забыть о предшественнице, о женщине из прошлого, и затем уступит свое место другой, по‑настоящему любимой?

Она представила его борющимся с искушением, как будто ей самой много раз приходилось противостоять соблазнам и уступать. Что, если он вынесет из всего этого что‑то хорошее для них обоих? Может, любовь. Как же все это тонко устроено! Необходимо столько редких, неправдоподобных составляющих, чтобы как раз по волшебству свершилось некое таинство! И именно это в конечном итоге нельзя превозмочь.

Томас продолжил свое признание, его глаза увлажнились.

– Тогда я совершил промах. Мы тогда переживали достаточно сложный период.

– Это нормально, когда супружеская пара по прошествии нескольких лет совместной жизни…

– Нормально или нет, но я ошибся. Я сказал, что хочу некоторое время поразмыслить, что у меня сейчас такой период… До чего же глупый оборот – «такой период»…

– У тебя кто‑то был?

– Она спросила о том же, – ответил Томас.

Решительно, все женщины мыслят в одинаковом направлении! Всем на ум приходит одно и то же или почти то же самое.

– Нет, у меня никого не было. Не знаю, возможно, я готовился к разрыву. А моя жена, она так тонко чувствовала, она разгадывала все мои мысли. Луиза повела себя как обычно, она встала и просто сказала, что должна навестить свою мать. Несколько минут спустя ее автомобиль не вписался в поворот, она погибла.

Последовало тяжелое молчание, которое прервала Джулия:

– Но почему ты чувствуешь за собой вину? Это был несчастный случай, простая авария. Это ужасно, даже трагично, но все же это не твоя вина.

– Нет, я знаю, что убил 66, В любом случае я подтолкнул ее к самоубийству. Она никогда не ездила на большой скорости, никогда не пила, да и я тоже, – добавил он, посмотрев на свой бокал, он наполнил его до краев словно в знак жалости и отвращения к самому себе и тому разложению, в котором он погряз, что не шло ни в какое сравнение с тем спартанским образом жизни, который Томас когда‑то себе навязывал.

– Но дорожная авария – это случайность.

– Ты сама психиатр. Ты должна была читать «Психопатологию повседневной жизни» Фрейда.

– Да, но это было перед сдачей экзамена, сейчас я уже ничего не помню.

На ее собеседника шутка не произвела впечатления, он нехотя улыбнулся. Осушив бокал одним глотком, он поставил его на столик.

– И все же я уверен, что стал причиной ее смерти. Ничто и никто не убедит меня в обратном. Она поняла, что ее предали. Я был для нее всем. Она безумно меня любила. Она почувствовала, что теряет меня, и не смогла этого пережить. Она не захотела искать компромиссов, что в большинстве своем приводит к распаду супружеских пар. Луиза верила только в страстную любовь. И тогда она решила уйти, чтобы не осквернять семь лет безупречного супружеского счастья. Много раз я говорил себе, что она была права, что правы и мои пациенты, что, познав однажды счастье и потеряв его, не нужно упрямиться. Надо элегантно уйти.

Джулия не знала, что сказать. Мужчина, сидевший напротив, был все еще безумно влюблен в свою покойную жену, а призвание великомученицы ее совершенно не привлекало.

Ей захотелось немедленно уйти. Молодая женщина чувствовала себя глупо. Она посмотрела на Томаса с легкой досадой, которую он наверняка принял за сочувствие. Чтобы набраться смелости и встать, она до капли осушила свой бокал и поставила его на стол. Возможно, он положил конец недопониманию между ними. Теперь ему достаточно пожелать ей хорошего вечера, проводить до двери и пожать руку.

Но он ничего подобного не сделал. К своему собственному удивлению, Томас наклонился к Джулии и страстно обнял ее. Она не сопротивлялась, позволив себя раздеть. Он был восхищен красотой ее тела. Он даже не мог себе представить, что грудь может быть настолько миниатюрной, но такой прелестной; ее розовые соски затвердели от желания. Впрочем, он не обратил никакого внимания на подростковую крошечность ее груди, так как открыл для себя великолепную точеную фигуру, что привело его в волнение. Плоский животик и бедра, такие аккуратные и подтянутые, властно направляли его к восхитительно выступающему бугорку, где, как маленькое солнышко, сиял медальон, свисавший с талии на тонкой золотой цепочке.

На самом деле Томас не думал об этом. Он, конечно же, был увлечен телом женщины, пьянел, вдыхая аромат духов, которыми она себя надушила (в предчувствии чего‑то подобного или случайно, немного запястья и – редкостная храбрость для нее – живот, что она, как правило, совершала лишь накануне любовного свидания). Именно в этом заключается мистерия случайных встреч, когда по наитию совершаешь все необходимые приготовления, оказывающиеся совершенно ненужными, если предусмотрены заранее.

Они лежали на диване, и Томас, опьяненный губами Джулии, не мечтал ни о чем, кроме как проникнуть через врата других губ, более загадочных и глубоких, следуя дорогой, изысканно указываемой капельками духов, и где ему, возможно, наконец‑то удастся распрощаться с прошлым.

Он медленно спускался от губ Джулии к ее шее, задержался на плечах, не обошел ласками грудь, соски которой рдели нарастающей страстью, помедлил, касаясь живота, как будто растягивая сладостную муку, а также убеждаясь в том, что не слишком торопится, так как некоторые женщины предпочитают дождаться прилива «второй волны», перед тем как открыть губам своего любовника врата храма.

Но Джулия не возражала. Напротив, она томно дышала, отдаваясь все смелее. Ее руки, блуждавшие в пространстве, ухватили голову Томаса; не в силах дождаться, когда он достигнет своей цели, она подтолкнула его к низу своего живота. Этого было достаточно, чтобы придать ему смелости. Он скрылся между ее бедер, затерявшись в треугольнике волос, и тут же, между створок раковины, обнаружил розовую жемчужину наслаждений.

Он испытал живительное облегчение, как если бы это тайное женское место, его влажность и легкая горечь позволили ему обрести себя самого, наконец вновь стать мужчиной. Мужчиной, который всегда был направляем женой, и в глубине души со времени вдовства он отдавал себе в этом отчет. Жена была для него всем, началом и концом всего сущего. Все прочее, в соответствии с поэтической строкой, было не более чем литература.

Престиж занимаемой им должности, связанные с ней привилегии, его дом, красивые машины, деньги – все это утратило для него всякое значение. Он возродился к жизни в этой женщине, утонув в ней, сжав руками ее ягодицы, как утопающий хватается за спасительный плот; он делал все, чтобы Джулия не ускользнула от него, чтобы сильнее проникнуть в нее. Женщина, в нарастающей волне сладострастия, извивалась в спазматическом танце неведомой дотоле красоты, взмывая к потолку и падая, неистово и безотчетно царапая спину Томаса.

Музыка этих стенаний, криков вперемешку с нервными всхлипами дала понять Томасу, что настал миг по‑настоящему войти и потеряться в Джулии, и он оторвался от темного бугорка, быстро поднялся к ее губам и, не придавая значения горечи на своих, слился с ней в жгучем поцелуе, на который она ответила.

Любовники слились в проникновенном поцелуе, он был таким страстным и неистовым, что можно было подумать, что они хотят поглотить друг друга, сразить один другого.

Джулия, обхватив Томаса ногами, прижала его к себе, молчаливо умоляя войти в нее, довести до исступления.

Но, к крайнему удивлению Томаса, его член оставался совершенно пассивным, словно наслаждение тела его не затронуло и все происходящее не имело к нему никакого отношения. Обеспокоенный этим, Гибсон, незаметно проверив рукой его состояние, констатировал жалкую вялость.

Впервые доводилось терпеть с женщиной «фиаско», если использовать выражение Стендаля. За все семь лет брака, несмотря на некоторый спад чисто плотской страсти, он никогда не знал подобного унижения!

Его охватило жуткая тревога, и он остановился.

Джулия, с разгоряченным от желания лицом, сначала не поняла, в чем дело. Она склонилась и обнаружила то, чего интуитивно опасалась: она не произвела на Томаса желаемого воздействия.

У нее началась паника, несмотря на то что она понимала, что это абсурдно, что первый раз редко бывает лучшим и что дебют часто чреват провалом. Уязвленная до глубины души, она решила, что с ее стороны было глупо предпринимать первые шаги. Нужно было, чтобы он сам пришел к ней – так, по крайней мере, не было бы нужды в доказательстве того, что она нравится ему. Тогда как теперь полное отсутствие у него мужской энергии свидетельствовало о том, что она далека от того, чтобы покорить этого мужчину.

Она его оттолкнула, села и странно стыдливым движением прикрыла грудь.

– Я в самом деле тебе не нравлюсь? Это потому что у меня совсем нет груди, – заметила она.

– Нет же, какая глупость! Ты прекрасна, дело не в тебе!

– Ты думаешь о ней.

Он медлил, потом признался:

– Да, у меня чувство, что я ее обманываю.

Тогда она сказала с бессознательной жестокостью:

– Тебе следовало хранить ей верность при жизни!

Он не возражал, но эти слова ему показались настолько болезненно верными, что к глазам подступили слезы.

Они оба замолчали. Конечно, Джулия все понимала. Но в то же время ей было больно. Она чувствовала себя униженной, ей было не по себе в этом шикарном доме. Место было занято и еще долго будет недоступным.

У нее не было желания шаг за шагом завоевывать эту крепость, взять которую властно, возможно, только время. Ей не хотелось бороться с невидимым противником, воспоминания о котором сглаживали его недостатки и превозносили достоинства, как, впрочем, и бывает в таких случаях.

Она собрала одежду и начала в спешке одеваться.

– Думаю, мне лучше уйти.

– Нет, – возразил Томас. – Останься, ты не можешь уйти вот так!

– Я предпочитаю уйти, – сухо ответила она.

Все в ней твердило, что ей следует как можно быстрее оказаться где‑нибудь подальше отсюда.

Словно для его успокоения, она добавила:

– В любом случае встретимся завтра в клинике.

Он тоже начал одеваться, тут же ощутив неловкость от своей неприкрытой наготы в ее присутствии, в то время как их первое свидание было так позорно провалено.

– Я провожу тебя до машины.

– Нет, нет, не стоит.

Уже одевшись, она не обнаружила своих туфель, но потом вспомнила, что сняла их в прихожей. Томас, который успел нацепить только плавки и рубашку, проводил ее до двери. Она хотела было пожать ему руку, как незнакомцу, но подумала, что это глупо, однако обнимать его она не захотела, поэтому просто сказала:

– Доброго вечера. Береги себя.

Date: 2015-07-02; view: 341; Нарушение авторских прав