Новые русские – радикальная антисоветская субкультура

Когда в конце перестройки кризис в России достиг зрелости, определилось и получило имя активное действующее лицо этого кризиса — " новые русские ". На время они стали в России тем, что называют господствующее меньшинство. А.Тойнби дает такое определение этому понятию: "Под господствующим меньшинством я имею в виду правящее меньшинство, держащееся не столько симпатиями своих подданных, сколько силой. Подобное изменение случается в моменты, когда творческое меньшинство теряет возможности дальнейшего творческого действия. Это может случиться по собственной вине или в результате какой-либо западни, какими изобилует творческий путь. Оно может быть искушено собственными же успехами, либо потеряв контроль над собой, либо преждевременно подняв над водою весла".

Имя "новые русские" стало мелькать в демократической прессе с конца 1990 г. и сразу получило четкое толкование: речь шла о появлении небольшой группы населения, объединенной активным отрицанием ценностей советского строя. "Новые русские" рассматривались как движущая сила рыночной реформы, обладающая энергией и страстностью, достаточными даже для того, чтобы объявить "старым русским" непримиримую гражданскую войну (некоторые антисоветские идеологи понимали это в буквальном смысле слова).

Можно было говорить о появлении новой этнической группы, с иной психологией, повадками, идеалами и предрассудками. То есть, о явлении этногенеза, формирования нового народа. Эти процессы, как и быстрое изменение психологического склада основной массы народа, всегда наблюдаются в периоды острых кризисов и революционных изменений. Появлению субэтносов предшествует возникновение новых субкультур — течений, объединенных отрицанием культурных ценностей и норм, разделяемых основной массой населения. И у нас этот процесс шел.

"Независимая газета" с одобрением писала о новом движении в кино, "представшем перед кинообщественностью под лозунгом "новые русские". В этом был элемент провокации: в ряды движения выбирали отнюдь не по принципу славянской принадлежности. Что касается "новых", речь шла еще об одной попытке освобождения от груза проблемности и мессианских замашек, которыми грешили все "старые" русские".

Как пишет газета, фильмы "новых русских" отрицают "эстетику русского Космоса, который пострашнее Хаоса", ибо "это эстетика выкидыша или плода, зачатого и выношенного большой женщиной от лилипута". Как видим, уже на уровне субкультуры "новые русские" декларировали очень высокую степень агрессивности даже по отношению к эстетике русской культуры.

Обособление культурных отщепенцев шло рука об руку с социальным процессом — выделением энергичной группы, уповавшей на рыночную реформу (прежде всего, приватизацию). Проводимые с 1989 г. ВЦИОМ широкие опросы показали нарастающий отрыв этой группы "сторонников реформы" от основной массы населения, особенно деревенского, по их отношению к большому комплексу общественных явлений и позиций. Иногда этот отрыв просто потрясает. На вопрос "что вы считаете главным событием 1988 года?" большинство советских людей назвали: вывод войск из Афганистана, полет корабля "Буран", землетрясение в Армении, события в Нагорном Карабахе или 1000-летие крещения Руси. А "сторонники реформ" главным событием назвали "снятие лимитов на подписку"! Когда такая чушь становится главным в жизни — это и есть отрыв от корней.

Но значит ли это, что речь идет не просто об идеологическом и культурном течении, а поистине о рождении "малого народа", многонациональной общности "новых русских", осознавших себя именно в противопоставлении "совкам" — "старым русским"? Многое для ответа на этот вопрос можно почерпнуть из конкретных исследований. Одна из таких работ, под названием "Мировоззрение населения России после перестройки: религиозность, политические, культурные и моральные установки", проведена в 1990-1992 гг. под руководством С.Б.Филатова с участием видных социологов и культурологов (например, Д.Е.Фурмана, тогда директора Центра политических исследований Горбачев-Фонда).

Авторы, судя по их комментариям — люди "прогрессивных" взглядов, их симпатии на стороне реформаторов, но работа — научная и отражает реальность такой, какая она есть. Авторы не используют понятие "новые русские" — научным оно не является, это метафора. Но сами подробные сведения об установках разных социальных, возрастных и профессиональных групп показывают, что эта метафора имеет под собой основания.

Обширный список вопросов в течение трех лет задавался выборке из 2250 человек (1500 в РФ и 750 в Казахстане), представляющей ряд национальностей в десятке городов. И вывод огромной важности, который позволяет сделать очень большая совокупность тонких косвенных вопросов, состоит в том, что та "историческая общность людей", которую мы называли советским народом, реально существует. Возник именно советский народ с общим ядром мировоззренческих установок и идеалов. С общим державным сознанием и представлениями о справедливости. Во время перестройки нарушилась идеология — поверхностный слой культуры, — произошла перестановка чтимых образов, но все равно это образы, связанные с укреплением державы, а не ее распадом.

Вот как выглядит общая картина предпочтений исторических лидеров в мае 1992 г. (в %): Петр I — 37; Столыпин — 20; маршал Жуков — 13; Александр Невский — 12; Ленин — 9. Заметим, что Столыпина — фигуру, совершенно мифологизированную в перестройке, назвали 41% людей с ученой степенью, что и выдвинуло его на второе место. А триада "Ленин-Сталин-Жуков", будучи образом державного СССР, по "суммарной" степени уважения приближается к Петру.

А вот мнения о "наилучшей эпохе в истории России": правление Петра I — 34%; правление Брежнева — 14%; перестройка (1985-1991) — 3%; реформа (конец 1991-1992) — 3%. То есть, для основной массы были ценны державность и стабильность. Вариации невелики: российские немцы делали больший акцент на державности, а казахи, татары и башкиры — на стабильности.

Из полутора десятка "эпох" у всех народов перестройка занимает одно из последних мест. Лишь респонденты-евреи назвали перестройку "наилучшей эпохой". Видимо, зажатая державностью и советской стабильностью свобода предпринимательства была для них действительно важной ценностью и ее отсутствие противоречило их психологическим установкам.

Еще один вывод об установках "массы" — быстрое крушение западнической утопии. Была предложена такая установка: "В западных странах сегодня создано наилучшее из всех возможных общество. Нам следовало бы не выдумывать свои пути, а следовать за Западом". С ней согласились в 1990 г. 45% опрошенных, в 1991 — 38% и в 1992 — 14% (в Москве побольше: 45, 44 и 18).

Перейдем от "массы" к тем, кто радикально отрицает державность и стабильность (и уж тем более наше советское прошлое) — к той среде, которая и порождает "новых русских". Исследование С.Б.Филатова дает большой материал, и здесь мы выберем лишь одно, но очень важное качество — религиозное отщепенство. Отказ как от любой традиционной религиозности ("веры в бога"), так и от советского атеизма. Вот некоторые выводы из работы, подтверж­ден­ные массой таблиц:

"Показателен повышенный интерес к нетрадиционным формам религиозности новой группы нашего общества — коммерсантов и бизнесменов. Cре­ди них наиболее высока доля людей с ярко вы­ра­женным неопре­де­ленным, эклектичным паранаучным и парарели­гиоз­ным мировоззре­нием. Именно в этой, социально очень активной, груп­пе самое большое число верящих не в Бога, а в сверхъес­тест­венные силы — 20%".

И далее: "Как и в исследовании 1991 г, наиболее прорыночной группой населения проявили себя "верящие в сверхъестественные силы". Эти "верящие в сверхъестеcтвенные силы", оккультисты — основная мировоззренческая социальная база борцов с коммунистическим государством — и сейчас чаще других выступают за распад СНГ и Российской Федерации".

При разрушении СССР именно представители этой социальной группы активно использовали стандартные лозунги антисоветских демократов: "Если не считать атеистов, самыми убежденными сторонниками политических свобод и прав человека остаются оккультисты (т.е. "верящие не в Бога, а в сверхъестественные силы")".

Резкий отрыв "нового слоя" от массы произошел в представлениях о справедливости и морали. "Новые русские" — это люди активного молодого возраста с высоким образовательным уровнем. В этой категории были наиболее распространены эгоистические и антипатриотические установки. Авторы исследования пишут: "Опросы 1990-1991 г. показывали, что наиболее вовлеченная в массовую политическую борьбу и наиболее радикально-демократическая группа — верящие не в Бога, а в сверхъестественные силы, 24% из них поддерживали «Демократическую Россию», что намного превосходило и верующих, и атеистов». И еще: "вера в НЛО, cнежного человека, телепатию сильно связана с ценностями первого периода радикально-демократического движения — антикоммунизмом, желанием похоронить СССР, приоритетом прав человека и рынка».

Внутренняя противоречивость установок этой группы видна и в том, что "права человека" для нее — лишь политический инструмент. На деле ее отличает нетерпимость, причем даже в национальных отношениях: "В исследовании 1991 г. мы отмечали, что "верящие не в Бога, а в сверхъестественные силы", несмотря на весь свой радикальный демократизм, были в отношении к большинству различных народов наименее толерантной группой. И эта их особенность за прошедший год лишь усилилась". Национализм и нетерпимость порождаются рыночным интересом и ненавистью к конкурентам, а вовсе не любовью к родной земле (но это — особая тема).

И, наконец, важный штрих, но связанный с целым. Вот вывод авторов: "Как и по многим другим проблемам, в области сексуальной морали самые либеральные — "оккультисты" — верящие в сверхъестественные силы. По всей видимости, они — носители достаточно последовательной культуры "вседозволенности": чаще других отрицают свою ответственность перед государством и обществом — "каждый за себя", обладают низкой трудовой этикой, высокой национальной нетерпимостью и не признают никаких границ в области секса".

Это — первый, очень приблизительный духовный портрет "новых русских". Но этот портрет не устоялся, новый тип еще не сложился, он — в поиске. И уже есть симптомы того, что нового "малого народа" не сложится, его уже разлагает разочарование и тоска. Об этом говорят те культурные особенности, которые проявились в начале 90-х годов.

Что же написано на знамени "новых русских"? Чтобы разобраться, надо знать, кто их певец, в чем их художественное самовыражение, каковы их представления о прекрасном и безобразном — знать их эстетику. Каждая культура и даже идеологическое течение имеет свое лицо. Когда мы слышим "Степь да степь кругом...", "Выхожу один я на дорогу..." или "Вставай, страна огромная...", для нас ясен эстетический образ "старых русских". Песни 30-х годов несут оптимизм индустриализации. Мелодичные, спокойные песни 60-70-х (нет им числа) — отдых ничего не подозревающего народа после невероятных перегрузок ХХ века. Какие песни собирали "новых русских", что пели их поэты?

Помню, в самом начале перестройки я внимательно прослушал все песни группы "Наутилус Помпилиус" — самого талантливого, на мой взгляд, выразителя мироощущения будущих "новых русских". Прослушал, и говорю своим детям: это же песни, зовущие на гражданскую войну со своими родителями, песни человека, поджигающего свой дом! На меня замахали руками — с ума сошел! А ведь та догадка оправдалась. Но в тех песнях был еще поэтический заряд борьбы, хотя было видно, что борьбы больной — без идеала будущего. Только разрыв с прошлым!

Но вот, под звуки песен "Помпилиуса" вскормленная КПСС политическая элита хладнокровно оглушила страну и начала шарить в доме. Но где же песни? Мы наблюдаем уникальное в истории явление — "революцию", не родившую ни одной нормальной песни. Культурная аномалия, предрекающая печальный конец. В 1993 г. была издана большая антология "Русская поэзия серебрянного века. 1890-1917. Антология" (М.: Наука). Там собраны произведения лучших поэтов конца XIX и начала ХХ века. Первое, что поражает – доля стихотворений, художественно выразивших пафос грядущей революции. "Варшавянка", "Смело, товарищи, в ногу", "Мы кузнецы" – это малая часть лишь широко известных, привычных и ставших песнями произведений. Но таких – множество, они пропитывают всю поэзию серебрянного века. Составители, отбиравшие, по их словам, стихи исключительно исходя из их художественной ценности, включали революционную лирику со скрежетом зубовным. На деле ее вес в тогдашней культуре был гораздо больше того, что представлено в антологии. Подумайте, революционные песни становились любимыми романсами. Не слышно шума городского … А что же дала революция рыночников, всех этих "новых русских", березовских и новодворских?

Ну, нет песен, так появилась литература — тоже важный материал для диагноза. Вот писатель Яркевич. "Огонек" назвал его писателем-93 (а кое-кто даже "двусмысленно" назвал "последним русским писателем"). По словам самого Яркевича, он написал трилогию, аналогичную трилогии Льва Толстого "Детство. Отрочество. Юность". У "нового русского" Яркевича эти части называются: "Как я обосрался", "Как меня не изнасиловали" и "Как я занимался онанизмом". Все эти гадости имеют у Яркевича не только сюжетный, но и метафорический смысл. Послушаем "Независимую газету", где О.Давыдов дает такой диагноз в статье "Яркевич как симптом". Как пишет О.Давыдов, во второй части трилогии "выясняется, что маньяком, насилующим мальчиков, оказывается... русская культура". Что же до "юности", то "онанизм в этом тексте — метафора свободного духовного пространства. Он как бы снимает основной (по мнению Яркевича) грех русской культуры: социально-политическую ангажированность, замешанную на агрессии". То есть, опять же главное — тема разрыва с духовным пространством русской культуры, освобождения от нее хотя бы через онанизм.

О.Давыдов делает вывод: "Мы имеем дело со становящейся философией культуры тех "новых русских", льстецом и рупором которых является такая замечательная газета, как "Коммерсантъ" (а литературно-художественным воплощением — разобранные выше тексты Яркевича)".

Кто-то скажет: да, это поколение "новых русских" сгорело в пламени реформы, они опустошены и, по-своему, несчастны. Но они хоть создали состояния для своих детей — и уж из этих-то возникнет здоровая и свободная от оков русской культуры цивилизованная элита. Но никаких оснований для этих надежд нет — подорвав возможности воспроизводства интеллигенции из "старых русских", режим Ельцина надолго оставил Россию без культурного слоя, уже создал провал нескольких поколений. Ибо дети "новых" — пожалуй, самая культурно обездоленная часть, и никакими деньгами это не покроешь. Да и не всякие деньги приносят благо.

Пожалуй, ребенку богачей приходится хуже, чем бедняку. В личном развитии мы пробегаем путь человечества, и ребенок психологически живет в коммунизме общинного строя, ждет от взрослых защиты, а от сверстников — солидарности. Богатый ребенок, особенно если тупые родители вбили это ему в голову, — изгой. Сама обстановка в их семьях такова, что они формируют поколения ущербных, глубоко несчастных детей. Пусть мелкий штрих, но как он важен: именно в этой среде в России возродилось битье детей — тайная, глубоко скрываемая болезнь западной буржуазии, совсем иное явление, чем подзатыльники в семьях отчаявшихся бедняков.

Вот редкое по гуманизму выступление И.Медведевой и Т.Шишовой в "Независимой газете" — "В новое время появляются новые дети". Что же отметили специалисты? Вот их вывод: "Сегодня дети богатых невротизированы ничуть не меньше обычных детей. Пожалуй, даже больше... Находясь под изнурительным прессом страха и нервотрепки и, как всякий человек, распоясываясь дома, бизнесмен вместе с пиджаком сбрасывает с себя этот пресс. На кого? — Конечно, на близких. И прежде всего от непосильного груза страдает слабый, то есть ребенок. У таких детей наблюдается повышенная тревожность, страхи и как следствие — энурез, заикание, тики, а также агрессивность или, наоборот, забитость, безынициативность, отсутствие познавательных интересов. Когда они подрастут, им, скорее всего, будет непросто создать и сохранить семью... А дети, выходящие на улицу только в сопровождении телохранителя (это сейчас особенно престижно)? Какая у них формируется картина мира? И что им снится по ночам? У таких детей практически со стопроцентной вероятностью наблюдается: повышенная тревожность, навязчивые страхи и как естественное следствие — мизантропия, то есть ненависть к людям. А мизантропия может привести к угасанию рода: переполненный ненавистью к людям человек не захочет или даже не сможет произвести на свет себе подобных".

А что с культурой для детей? Да то же самое. Черепашки-ниндзя! Б.Минаев в "Независимой газете" с одобрением раскрывает смысл этой культурной программы: "Ржавые гвозди не просто так вбиваются в свежую необструганную доску, а скрепляют одну доску с другой, образуют конструкцию, угол, на который уже можно опираться при строительстве любого сознания. Ведь для того, чтобы легко нанизывать один сюжет за другим — надо довести этот абсурд до полной дикости, до кича, до абсолютного нуля". Сам выбор "гвоздей", которыми скрепляется детское сознание, сделанный телевидением А.Н.Яковлева, означает принципиальный и сознательный разрыв со всей траекторией русской культуры. В ней были очень строгие критерии допуска художника к детской душе — пробегите мысленно нашу детскую литературу, радио, кино. Дикий абсурд детского кича сегодня — не ошибка, не признак низкой квалификации. Это — шприц с ядом, вводимым в будущее России.

Что же нравится Б.Минаеву? "Дети перестают воспринимать уродство, неполноценность, страхолюдность — как нечто чужое, чуждое, страшное. Они начинают любить это страшное. Они начинают понимать его. Мой шестилетний сын спросил: пап, а канализация ведь — это где какашки плавают? И глаза его весело блестели... Оказывается, и там можно жить!". В этом все и дело. И в дерьме можно жить — ничего страшного, значит, с Россией не происходит. Мы только должны отказаться от веками сложившимся в нашей культуре чувства безобразного.

И нагнетается всеми способами " эстетика безобразного ". Жирный, нарочито грязный и потный певец, колыхаясь всей тушей, что-то поет о девочке — из него делают звезду телеэкрана. Из политиков на экран чаще всего вытаскивают тех, кому выступать следовало бы только по радио. Гойя, кому пришлось наблюдать своих перестройщиков-либералов, призывавших в Испанию демократа Наполеона, написал на одном из своих рисунков: "Есть люди, у которых самая непристойная часть тела — это лицо, и было бы не худо, если бы обладатели таких смешных и злополучных физиономий прятали их в штаны". Антисоветские идеологи ставят обратную задачу — приучить к безобразному как норме. Создать новую культурную нишу для российской элиты. Минаев пишет о ней: "Это ниша грязи, канализации, какашек (то есть близости к ним), ниша доброго и благородного уродства, страхолюдной мутации. А если говорить короче — это ниша небрезгливости".

Это явление также раскрыл Достоевский в пророческом образе: Федор Карамазов "порвал нить" с культурными нормами, продемонстрировал свою небрезгливость и породил Смердякова. «Новым русским» нужны миллионы смердяковых, а не Жуковы и Гагарины. Быть может, "старые русские" так и угаснут. Что ж, тогда вывернется наизнанку формула "красота спасет мир" — смердяковы его погубят. Ибо антропологи (Конрад Лоренц) давно предупредили: брезгливость, инстинктивное неприятие безобразного было важнейшим условием эволюции человека и поддержания здоровья всего биологического вида.

С ними произошло самое худшее, что обнаружил в истории Тойнби — "дегуманизация "господствующего меньшинства", предполагающая спесивое отношение ко всем тем, кто находится за его пределами; большая часть человечества в таких случаях заносится в разряд "скотов", "низших", на которых смотрят как на сам собою разумеющийся объект подавления и глумления". Вывод печален, и мы должны принять его без всякого злорадства. Как культурное течение, демократы поразительно быстро деградировали. Сегодня мы видим не просто упадок, но зрелище распада, что-то тлетворное. Ничего хорошего в этом нет — даже в качестве противника лучше иметь что-то здоровое, с потенциалом развития.

И пусть молодые интеллектуалы, с радостью кинувшиеся в антисоветскую стаю, не строят иллюзий. По глубинной, культурной и философской своей сути "новый русский» — не сверхчеловек. Он — античеловек.

Date: 2015-06-11; view: 448; Нарушение авторских прав