Кто играет на гобое?

Народная мудрость оказалась не права.

Небольшая ложка дегтя широко распространенного сорта «ревность» все‑таки не смогла испортить бочонок с медом женского колдовства.

Ангелина ждала майора у двери в кабинет и сразу приблизилась к нему на предельно близкое расстояние.

– Ефим, – сказала она, устремив на него снизу вверх свои выпуклые стрекозиные глаза, – понимаешь, этот индюк хочет пустить серию статей во всех газетах, какой он хороший… Ну, пристал ко мне, сделай, да сделай, я, конечно, взялась: деньги обещал хорошие, аванс дал, – не дожидаясь его вопросов, объяснила она причину, по которой оказалась в отдельном кабинете с Бамбалаевым.

– Слушай, Аня, давай, вот тут пройдем в Зимний сад, немного прогуляемся, – вдохнув идущую от женщины горьковатую сладость свежескошенной травы, забормотал майор. Пресный вкус ревности сразу забылся.

– Да, ты что, Ефим, сума сошел?.. Не сейчас… Этот же Бешеный Бамбалай меня ждет, про себя истории рассказывать, какой он страшный и ужасный… – лепетала Рогальская, а сама, подхватив майора под руку, увлекала его к двери в переход, ведущий к Зимнему саду.

Однако на этот раз путешествие в страну исполнения желаний пришлось отложить. И Бешеный Бамбалай оказался здесь не причем.

– Ефим Алексеевич? Мимикьянов? – окликнули майора у стеклянных дверей перехода.

Ефим обернулся.

В двух шагах от него стоял Гобой.

Гобой – это духовой инструмент, представляющий собой длинную трубку, слегка расширяющуюся на одном конце. Внутри у нее, как у змеи, находится раздвоенный язычок из камышового стебля. Он придает его звучанию какой‑то колдовской, гипнотизирующий звук.

Такой вот опасный инструмент и стоял напротив майора.

Разумеется, не музыкальная трубка, а высокий худощавый человек. Узколицый, длинноносый, с просверленными близко к переносице отверстиями для глаз. Зрачки у него были почему‑то не круглые, а овальные, как арбузные семечки, поставленные вертикально.

Хороший темно‑серый костюм болтался на нем свободно, как на вешалке.

Мимикьянову почему‑то сразу захотелось назвать его именно так – Гобой. Под этим именем он и был помещен майором во внутренний каталог для личного пользования. Хотя, конечно, музыкальный инструмент, представляясь, назвал себя по‑другому:

– Крабич, – сказал он, протягивая Мимикьянову вишневую книжицу служебного удостоверения. – Подполковник Крабич Игорь Иванович. Я являюсь сотрудником специального отдела управления информации и прогнозов Министерства по чрезвычайным ситуациям.

В удостоверение все именно так и значилось.

Все известные майору знаки скрытого подтверждения подлинности документа в удостоверении имелись. Хотя МЧС, как ведомство совершенно самостоятельное и очень гордое, могло, никого не спрашивая, ввести и какие‑нибудь не известные ему опознавательные секреты.

– Ефим Алексеевич, вы не могли бы уделить мне несколько минут? – прогудел Гобой. – Поверьте, я никогда не стал бы отвлекать вас от беседы со столь очаровательной спутницей… – в этом месте своей плавной речи Крабич сделал аккуратно подстриженной темной головой короткий поклон в сторону Ангелины Анатольевны. – Но, острейшая необходимость. Буквально – как нож к горлу!

«И, что сегодня за день такой? – подумал Ефим, – Всем я нужен. Никто без меня обойтись не может! Да, Закон Нужности прав: если, человек не нужен, то уж – никому. А если вдруг понадобился, то – всем!..»

Мимикьянов нашел взглядом столик, где его ожидал Леша Грибков и нетронутый бифштекс. Начальник службы безопасности «Топологии», смотрел в его сторону. Майор махнул ему ладонью: обедай пока один, у меня дела.

Ефиму хотелось и бифштекса и еще больше – неформального общения с пресс‑секретарем «Топологии» Рогальской в Зимнем саду. Но контакты с людьми – это главное оружие настоящего оперативного работника, каким не без основания, считал себя майор Мимикьянов. Отказываться от новых контактов он не имеет ни морального, ни профессионально права. Ни при каких обстоятельствах. Даже самых сложных, как например, те, что существовали в данный момент.

Майор с печалью взглянул на Ангелину.

«Это – рок, – читалось в его взгляде, – Обстоятельства сильнее нас».

– Ангелина Анатольевна, – сказал он официальным тоном, – через час жду вас в Зимнем саду! Если не сможете, будьте добры, позвоните мне, пожалуйста, по мобильному!

И тут же, вспомнил, что оставил свою трубку дома. Таскать с собой электронный ошейник, надетый начальством, Мимикьянов очень не любил. Несмотря на строгое предписание служебной инструкции, постоянно иметь мобильник при себе, он постоянно забывал маленького надоедалу дома.

– Нет, не звоните, – поправился он. – Постарайтесь все‑таки прибыть лично!

Ангелина Анатольевна полыхнула взглядом сквозь круглые очковые линзы и пропела:

– Я обязательно позвоню вам, Ефим Алексеевич!

Затем она плавно повернулась, ловко мотнув подолом яркого летнего платья, и скрылась за вишневой шторой, прикрывающей вход в отдельный кабинет.

– Предлагаю пройти на крышу! – сказал Мимикьянову новый знакомец.

На крыше Дома ученых располагалась кофейня с необычным для таких заведений названием «Параллельный мир». Видимо, оно должно было отразить местный колорит.

Поднявшись на плоскую крышу, они сели под полосатый зонтик. Официантка быстро принесла две крохотные толстостенные чашечки с душистой «Арабикой». Прежде чем произнести слова, оба, не сговариваясь, посмотрели вокруг.

Их окружали рафинадные здания научного городка, улицы, покрытые, выгоревшим за лето асфальтом, пестрые бархатные клумбы с цветами и темный непроглядный бор. Все это заливало августовское солнце, желтое, как сироп из‑под яблочного варенья. Оно было еще по‑летнему ярким, но уже по‑осеннему, спокойным. Воздух не беспокоил ни излишним теплом, ни холодом. Свежий ветерок вел себя столь тактично, что даже хотелось порекомендовать ему двигаться чуть поживее.

Нет ничего лучше, как сидеть в такой день за чашечкой ароматного кофе и размышлять. Кажется, будто Мир, не упрямясь, готов открыть тебе свои самые запрятанные тайны. Знай, только спрашивай, не ленись!

Ефим прислушался.

Да, конечно в мире звучала Баркарола Петра Ильича Чайковского из цикла фортепианных пьес «Времена года». Правда, сам композитор посвятил Баркаролу июню, но своенравный Мимикьянов считал, что к барочному августу Баркарола подходит куда больше. Баркарола звучала неслышно для всех сидящих на крыше. Но не для Ефима. Он‑то все слышал.

– Я к вам за помощью, Ефим Алексеевич! – сделав глоток кофе и, собрав в уголках глаз веселые морщинки, теплым, дружеским тоном произнес Гобой.

– Сделаю, что могу, – охотно согласился Ефим, – только, конечно, сначала я должен согласовать помощь со своим руководством. Вы‑то наши порядки знаете, подполковник.

– А вот этого, как раз и не нужно делать! – еще добавил теплоты в голос деревянный духовой инструмент в человечьем обличье. – Что у вашего начальство разве своих дел мало, чтобы еще мы с вами ему надоедали, а? – раздвинул он в улыбке узкий рот.

– Ничего не поделаешь. Инструкция, – с умеренной досадой произнес майор.

– Это – правильно! – поднял вверх указательный палец Крабич. – Инструкции зря не пишут. Только инструкции разные бывают. Есть ведь и такая инструкция, которая говорит, что иногда информировать начальство как раз и не следует.

Он вынул из нагрудного кармашка пиджака ламинированную карточку, размером с удостоверение и протянул майору.

Ефим взял гладкий прямоугольник.

Это был специальный вкладыш в удостоверение, о существовании которого Ефим знал, но видел только однажды – на курсах повышения квалификации в Новосибирске. Подобные вкладыши выдавал только секретариат Кабинета Министров чиновникам, направляемым для выполнения особых поручений.

На карточке указывалось:

«Все сотрудники государственных органов и местного самоуправления обязаны оказывать владельцу данного документа всемерную помощь, без информации об этом своего непосредственного руководства. Вкладыш действителен при предъявлении служебного удостоверения».

На лицевой стороне внизу – подпись первого вице‑премьера. На ней круглая печать правительственного секретариата. Слева – фотография владельца.

Майор на секунду поднял глаза.

Фотография реальной личности соответствует.

Знаки скрытой идентификации документа – на месте. Или, точнее говоря, как будто, на месте. Майор не был специалистом по подобным карточкам.

Он оценивающе приподнял брови и уважительно покивал головой. Хотя, разумеется, предписания прочитанного грозного документа для него мало, что значили. Федеральная служба безопасности подчинялась не главе Кабинета министров, а главе государства – Президенту, и только его директивы, либо приказы лиц им на то уполномоченных, являлись обязательными для майора Мимикьянова. Конечно, вслух произносить ничего этого он не стал, а вежливо поинтересовался:

– Слушаю вас. Чем же я могу помочь?

Крабич сделал маленький глоток тягучего темно‑коричневого кофе и посмотрел вниз, на лежащий у его ног научный городок. Вслед за ним и майор посмотрел на бархатный августовский мир, пахнущий так, будто рядом, за сахарными стенами зданий, кипел огромный, – со стадион размером – блестящий медный таз, где варилось варенье из медовых сибирских яблок.