Переструктурирование

Терапевт сжимает запястье девочки, больной диабетом.

Вы ощущаете, что я делаю? — спрашивает он родителей.

Да, ощущаю, — говорит отец, указывая на свое запястье. — Вот здесь. Как будто мурашки.

У меня сегодня плохо с сосудами, — говорит мать, извиняясь за то, что не испытывает такого же ощущения.

В другой семье мать девятнадцатилетней девушки, госпитализированной по поводу анорексии, рвется в больницу, чувствуя, что дочь в плохом состоянии. Когда она приезжает в больницу, дочь подтверждает ее ощущение. Во время проведенного впоследствии сеанса дочь, являющаяся идентифицированной пациенткой, две ее сестры-подростка и отец уверяют терапевта, что мать "знает", когда у кого-нибудь из них возникают трудности.

Ни одна из этих семей не склонна к мистическим переживаниям. Да и в самих их ощущениях нет ничего загадочного. Чувство сопричастности характерно для всех внутрисемейных взаимодействий. Однако у членов этих семей такие чувства слишком сильны. Сопричастность отодвинула на второй план функционирование каждого из них в качестве индивидуального целого.

Слабая сторона такой организации семьи состоит в том, что ее членам трудно развиваться в качестве дифференцированных холонов. Когда им приходится функционировать как самостоятельным единицам, это может вылиться для них в серьезный кризис. Когда дети вырастают и должны начать отделяться от семьи, это может привести к психотическим срывам и психосоматическим заболеваниям.

Терапевт, работающий с такими семьями, будет вынужден вмешиваться в их чрезмерно гармонические взаимодействия, дифференцируя и проводя границы между семейными холонами, чтобы придать им гибкость и подтолкнуть к развитию. Функциональные семьи — это сложные системы, "состоящие из значительного числа частей, взаимодействующих непростым образом". Такие части, или семейные холоны, находятся в иерархических взаимоотношениях. Как и во всех сложных системах, "внутрикомпонентные связи… сильнее, чем связи межкомпонентные"1. Другими словами, взаимодействия между членами холона сильнее, чем взаимодействия, связывающие холоны. Поэтому холон представляет собой очень значимый контекст для его членов.

Каждый индивид принадлежит к множеству холонов, выполняя в них различные роли. В каждом холоне активируются определенные сегменты их внутреннего репертуара. Навыки, уместные в одном хо- лоне, могут использоваться, а могут и не использоваться в другом, но все они становятся частью возможного репертуара. Развитие человека в функциональной семье — это гибкий процесс, результатом которого становится многогранный индивид, способный приспосабливаться к изменяющимся контекстам.

Сложным системам свойственна не только гибкость, но также и огромная избыточность. "Любые человеческие действия, — отмечают Питер Бергер и Томас Лакман, — способны становиться привычными. Любое часто повторяемое действие нередко приобретает характер стереотипа, который затем может воспроизводиться с меньшей затратой сил и, ipso facto[5], восприниматься его исполнителем как стереотип… "Вот опять" теперь превращается в "как всегда". Без твердого ощущения, что это "всегда" делается именно так, индивид не чувствует себя в достаточной безопасности, чтобы заниматься исследованием и развиваться. Однако опасность ситуации состоит в том, что "существует тенденция продолжать действовать так же, как и до сих пор… Это означает, что институты могут сохраняться, даже когда… они утратили свою первоначальную функциональность или практичность. Те или иные вещи делаются не потому, что это срабатывает, а потому, что так надо"2.

Терапия — это процесс, в ходе которого терапевт ставит под сомнение то, "как делается всегда". Главная мишень такого вызова — семейные подсистемы, так как они представляют собой контекст, в котором вырабатываются сложность и компетентность.

Поскольку терапия включает в себя вызов, бросаемый семейным структурам, терапевт должен иметь представление о нормальном развитии семьи и о всепроникающей власти правил холона над процессами развития членов семьи. Характер такого развития виден из беседы, проведенной Патрисией и Сальвадором Минухиными как часть проекта по изучению нормальных семей.

Семья Ташьянов состоит из супружеской пары (обоим под тридцать) и одного ребенка, очень активного и компетентного двухлетнего мальчика по имени Фрэнк. Беседа ведется таким образом, чтобы вызвать у родителей реакции управления.

В какой-то момент, когда ребенок идет через всю комнату, рассыпая по дороге куски мела из коробки, мы просим родителей заставить Фрэнка уложить рассыпанный мел обратно в коробку. Отец, разговаривавший с нами, сидя спиной к мальчику, поворачивается к нему и безапелляционным тоном говорит: "Фрэнк, собери мел в коробку", — после чего снова поворачивается к нам и продолжает разговор. Мальчик кладет один кусок мела в коробку, а потом продолжает бегать по комнате. Мать встает, становится около коробки и говорит твердо, но спокойно: "Фрэнк, пойди сюда и сложи мел в коробку". Мальчик подходит к ней, начинает собирать мел, но через некоторое время встает, не закончив дела, и уходит в другой угол комнаты. Мать опускается на колени возле коробки и просит Фрэнка: "Собери весь мел до конца". В этот момент сидящий отец поворачивается и тем же безапелляционным тоном говорит: "Фрэнк, сложи мел в коробку", — потом снова отворачивается и продолжает разговор с нами. Ребенок приближается к стоящей на коленях матери и принимается собирать мел, а мать снова садится на стул. Ребенок оставляет один кусок мела на полу и отходит; мать говорит что-то вроде: "Пойди и закончи, Фрэнк. Смотри, если не сделаешь все до конца, я встану", — и ребенок заканчивает работу.

Это упрощенное описание очень сложных действий трех лиц. Интересно, что, когда родители впоследствии описывают весь процесс, и мать, и отец определяют отца как человека, который компетентно управляет Фрэнком, а мать — как слишком мягкую и неспособную добиться своего. Однако наблюдление показывает, что у родителей в действительности разные способы осуществлять управление, которые каким-то образом взаимно дополняют друг друга. Хотя отец повышает голос всякий раз, когда считает, что мать нуждается в его помощи, мать явно по-своему достигает цели и на самом деле сама в значительной мере осуществляет управление. Поэтому вопрос состоит в том, почему родители неспособны видеть факты, очевидные для нас, ведущих беседу. Если мать управляет ребенком эффективно и компетентно, то как получается, что семье все единодушно считают ее в этом смысле неэффективной? Эффективность и компетентность матери в других областях деятельности семейного холона, а также при взаимодействии во внесемейных группах не подлежат сомнению. Однако в родительском холоне определение ее как мягкой и неэффективной почему-то необходимо для его гармоничного функционирования. Поэтому родители организуют факты таким образом, чтобы придать строгому голосу отца дополнительный вес, и этим поддерживаются правила организации семьи.

Такая способность контекста организовывать факты и поддерживать те или иные определения собственного "я" и других очевидна каждому, кто вырос в семье. В семье Минухиных меня считали безруким увальнем, и это мнение не могли рассеять, подвергнуть сомнению или изменить ни мои успехи в верховой езде, ни хорошая игра в боч- чи[6], ни моя высокая квалификация автомеханика в отцовской мастерской. Эти способности определялись скорее как часть моих общепризнанных обязанностей в семье или как относящиеся к внесемейной области, а в контексте семьи представление обо мне как о неуклюжем ребенке оставалось нерушимым. Больше того, я поддерживал это представление. Например я научился плавать без ведома родителей и хранил это в тайне от них целых три года, хотя давно уже прекрасно плавал, потому что моя мать боялась, что я так и не смогу научиться и утону.

Повседневные взаимодействия в подсистеме обычно организуют жизненные факты таким образом, чтобы поддерживать характер взаимоотношений и не подвергать его сомнению как можно дольше. В моем случае законы гомеостаза проявились со всей очевидностью, и моя ловкость и уверенность в обращении с вещами развивались и оформлялись лишь во взаимодействиях с отцом и вне семьи, что позволяло моей матери по-прежнему проявлять обо мне заботу и оберегать меня. В сущности, моя неуклюжесть и ее заботы представляли собой единый элемент поведения. Интересно, что мое восприятие самого себя как человека неуклюжего оставалось незыблемым, хотя в других областях не менее успешно развивалось мое восприятие себя как компетентного индивида; и то и другое росло бок о бок в различных холо- нах. Только после того, как, женившись, я сам изготовил кое-какую нужную нам мебель и получил поддержку и одобрение жены, я смог перенести всю выработанную вне семьи компетентность в семью. Это новое определение самого себя было поддержано и расширено в моих взаимоотношениях с супругой.

Мюрей Боуэн, на которого способность этих подсистем сохранять символическую эффективность даже после того, как люди покидают свой дом, произвела глубокое впечатление, предполагает, что одним из способов бросить вызов подобным определениям может стать "возвращение" к исходной семье и изменение характера взаимодействий не в прошлом, а в настоящем3. Более прямой способ вмешательства состоит в том, чтобы в терапевтической системе облегчить проявление функций, которые члены семьи выполняют в одном холоне, и распространить их на другие холоны. Существует три основных приема, позволяющих бросить вызов холонной структуре семьи. Метод разграничения имеет целью изменить характер участия членов семьи в различных холонах. Нарушение равновесия изменяет иерархию людей внутри холона. А взаимодополнительность ставит под сомнение представление о линейной иерархии.