Факторы риска. Думаю, что в подходе к глобальным проблемам, как и ко всякой «сложности», правомочен только системный подход

Думаю, что в подходе к глобальным проблемам, как и ко всякой «сложности», правомочен только системный подход.

Схема взаимодействия факторов, составляющих систему «человечество», представлена на рис. 25.

По существу, эта схема представляет содержание модели Медоуза с качественным выражением зависимостей, при новой трактовке многих факторов. К слову: динамика модели Медоуза за 25 прошедших лет не оправдалась.

Линии между квадратами показывают как прямые, так и обратные связи, сообразно стрелкам на концах. Характер воздействия представлен в виде маленьких стрелок на концах больших: острие вниз указывает на торможение, вверх — на повышение, стимуляцию.

Остановлюсь на каждом факторе и их связях.

Важнейшим показателем является численность населения. Его динамика определяется соотношением смертности и рождаемости, а эта последняя — уровнем «плодовитости» («фертилити»): средним числом детей на одну женщину. Для простого воспроизводства населения нужен показатель 2,1, ниже идет сокращение, выше — возрастание. Цифры «фертилити» от Африки до Японии и Европы колеблются от 5–6 до 1,7. Этому соответствуют и демографические перспективы стран. Нужно учесть, что понижение прироста отстает от снижения плодовитости на целое поколение: действует инерция массы взрослых женщин.

Регулятором плодовитости является экономика, ВВП на душу населения. Богатство страны, действуя через рост культуры, здоровья и социальную защиту, закономерно снижает плодовитость, опять же с некоторым временным «лагом», нужным для преодоления традиций. Скудность пищи, и даже голод, как и загрязнение среды, практически не влияют на плодовитость бедных народов. Инстинкт можно победить культурой. Но не только. Конкретные методы сокращения рождений состоят из распространения противозачаточных средств, снижения детской смертности, развития пенсионного обеспечения, роста образования и занятости женщин и, наконец, государственного регулирования семьи.

Второй компонент демографии — смертность — закономерно снижается до 10–15 на 1000 в результате помощи медицины и ликвидации голода, даже при невысоком доходе порядка 500 долл. в год на душу.

Прогнозирование населения планеты исключительно важно, но представляет большие трудности. Прогноз ООН от 1982 года оказался заниженным почти на полмиллиарда. Новый расчет 1992 г. предложил три сценария. Средний вариант, при принятой плодовитости 2,1–2, дает 10 миллиардов к 2050 с последующим повышением до максимума — 11,5 к 2150 г. «Высокий» сценарий, с плодовитостью 2,5, дает 12,5 миллиарда в 2050 г. и возрастание к 2150 году аж до 28 миллиардов. И это еще не конец. Зато при «низком» сценарии, с плодовитостью 1,7, пик в 7,8 миллиарда будет в 2050 г., при последующем снижении до 4,3. Разброс данных характеризует ненадежность расчетов. Надежно «работает» на снижение только фактор экономики… К ней и обратимся. Между тем, приятная новость пришла в средине 1997 г., когда впервые замедлился темп прибавления населения.

Надеждой для человечества является экономика, прирост богатства. Это кажется даже парадоксом: ведь очевидно, что чем больше производится, тем больше расходуется ресурсов и выбрасывается отходов. Именно поэтому Медоуз предлагал «нулевой рост». Однако три последние десятилетия продемонстрировали четкие вторичные отрицательные обратные связи роста экономики: НТП обеспечивает ее экономность и «безвредность», а одновременное повышение культуры сильно тормозит плодовитость. Правда, эти полезные следствия (обратные связи) вступают только при достижении некоторого порога ВВП/д что-то около 2-Зт.$ среднего дохода и с задержкой во времени на одно поколение.

Двигателем экономики является удовольствие от потребления и собственности, покупаемых ценой напряженного труда. Голод, нужда, страх и принуждение способны обеспечить лишь небольшой кратковременный подъем экономики. Так же, впрочем, действуют и коллектив и «сознательность» — идеи значительно слабее биологии! Универсальным тормозом труда является его утомительность, а в экономических категориях — возрастание затрат на производство, связанное с дороговизной ресурсов, экологией и социальными требованиями работников.

Потребление, выраженное в материальных вещах, что особенно вредно для планеты, относительно уменьшается по мере роста богатства: дом, автомобиль и домашняя техника становятся доступными всем, а мода на роскошь прошла. Поэтому возрастание ВНП/д выражается больше в услугах, которые менее материалоемки и энергоемки, чем вещи. В целом же рост экономики страны похож на своеобразную кривую: сначала очень медленный подъем из-за нищеты и невежества народа, потом — быстрый, за счет эксплуатации (при машинах!) при низких социальных и экологических затратах, потом новое, уже окончательное замедление от возросших издержек на социальную помощь, экологию, а может быть и с изменением психологии, смещением ценностей с напряжения на расслабление.

Следует отметить, что прирост ВВП, производства вещей и услуг, очень неравномерен и подвержен большим колебаниям: от 1–3 % до 10 и даже 15 %. Впрочем, подобные колебания характерны для всякой сложной системы с положительными обратными связями и нелинейностями. Хорошо, что современные политики и экономисты научились управлять колебаниями и спасаться от разрушительных кризисов XIX и первой половины XX веков.

Связь ВВП/д и демографии очевидна. Высокая рождаемость в слабых странах тормозит экономический рост, особенно «в начале пути» из-за затрат на детей и требования новых рабочих мест. С другой стороны, при очень низкой рождаемости, высоком доходе и социальных гарантиях возрастают продолжительность жизни и соответственно доля пенсионеров, затрат на пенсии и медицину.

Роль идеологии в экономике очень велика. Характерно, что даже и большие успехи в слаборазвитых странах в начальном периоде их восхождения, достигались при жестком администрировании формальных президентов, диктаторов или военной хунты. Но только при частной собственности. Потом уже следовала демократическая фаза. То есть власть — условие важное, но не единственно необходимое. Социализм определенно тормозит развитие экономики. Временные успехи в избранных областях промышленности достигаются только жесткой эксплуатацией трудящихся и ограничением потребления, т. е. снижением КПД. Так было в первые пятилетки в СССР. Агрессивность идеологии лишь избирательно способствует росту техники и даже науки.

Что касается воздействий на экономику других факторов, кроме политики, то важным плюсом является наличие природных ресурсов, особенно в начальный период развития страны. Сюда же следует отнести положительную обратную связь от культуры, вернее — от образования.

Тем не менее, все перечисленное напрямую не определяет условия «экономического чуда». Возможно, что главным является психология народа: способность к инициативе, к напряжениям, в сочетании с бережливостью. Они предопределяются если не генами, то вековыми традициями, а также религиями. Здесь и «протестантская этика» Западной Европы и США, и конфуцианство китайцев. Очень разнообразна «экономическая палитра» мира и трудно для каждой отсталой страны найти причины ее отсталости, как, впрочем, и выделить положительные факторы для быстро преуспевших. Однако главные из них все же ясны: традиции, трудовая этика, нравственность, ставка на индивидуализм в идеологии, начальная культура. При этих условиях в современном мире с транснациональными компаниями (ТНК) можно найти источники капитала, чтобы преодолеть первый барьер бедности.

Главным выходом и «двигателем» экономики является научно-технический прогресс, НТП. Именно техника и информация создают этот самый прирост ВВП, в котором добывающая и обрабатывающая промышленность, замкнутая на ресурсы, постепенно уступает место высоким технологиям и сложным информационным услугам. При этом потребление природных ресурсов сначала перестает возрастать, а потом даже начинает уменьшаться. Это выражается энергоемкостью и материалоемкостью единицы ВНП: они снижаются очень значительно.

Возможно, в связи с этим процессом проблема недостатка энергии в последнее время как-то отошла с переднего плана. Пугает уже не отсутствие энергии, а последствия ее избыточного суммарного потребления, в плане «перегревания планеты». Мне еще помнятся расчеты из английского марксистского журнала начала 60-х, что если все население планеты будет потреблять, сколько средний американец, то все запасы истощатся за 7 лет. Почти так же мрачен был и прогноз Медоуза. Но, как это ни странно, ничего драматического за последние двадцать лет не произошло. Наоборот, экономисты прямо говорят: был бы капитал, будут и пища и ресурсы. Капитал движет технологией, а она решит все вопросы. Правда, экологи с этим не согласны, но их голоса звучат уже скромнее. Например, так: «Да, спасение возможно, если бы обуздать хотя бы рост населения». Оптимизма прибавилось от прогресса технологии и науки. Можно сказать, что повышение цен на нефть в начале 70-х и «зеленая волна» экологов привели к психологическим сдвигам, подтолкнувшим технологов.

Атомной энергетике отводится значительное место с расчетом на новые безопасные реакторы и мощные бетонные хранилища отходов. Предполагается, что страхи, подогретые Чернобылем, скоро пройдут. Где-то впереди маячит термоядерный синтез, но доверие к нему ослабло, поскольку все время отодвигаются сроки пуска прославленных «токомаков». Следует заметить, что разведанные запасы нефти и газа пока не только не убывают, но прибавляются, не говоря уже об угле. Этот факт в значительной степени тормозит инициативы альтернативных энергетиков, поскольку капитал не хочет рисковать, а огромные существующие мощности электростанций еще не выработали свой ресурс. Так или иначе, теперь на первый план вышла не проблема нехватки энергоресурсов, а перегревание планеты от накопления углекислоты в результате сжигания углеводородного топлива. Тенденция потепления в последние пару лет как будто получает подтверждение, хотя существуют и скептики (см. А. Яншин).

Сильно продвинулась проблема энергосбережения: новые моторы и светотехника с высоким КПД, новое машиностроение, строительные конструкции, а самое главное — экономическое давление и психологическая настроенность позволяют прогнозировать замораживание потребления энергии на достигнутом уровне, по крайней мере, для развитых стран. В развивающихся странах потребление энергии будет расти в связи с развитием экономики, причем за счет традиционных источников — они доступнее альтернативных. Это беспокоит мировую общественность.

Может быть, более серьезной, чем энергетика будет проблема ресурсов, нехватки минерального сырья. Еще Медоуз привел таблицу резервов и запасов и предполагаемые сроки их исчерпания при разных сценариях развития. По некоторым позициям сроки оказались очень малы, например, 13 лет — по ртути, 23 — по цинку, 36 — по меди. По железу, правда, 240, а по углю больше двух тысяч. Спустя 15 лет похожую таблицу опубликовал Л. Фрош в журнале «В мире науки» (1989, № 11). Цифры сроков исчерпания выявленных ресурсов, если считать по современному мировому потреблению, исчислялись уже в 100 и более лет. Впрочем, когда авторы брали предполагаемые 10 миллиардов жителей планеты и современные американские стандарты потребления, то показатели снова падали до 16 лет по никелю, и всего до 7 — по нефти, т. е. то же, что я вычитал из журнала 30 лет назад. Проблема, несомненно, существует, но положение не столь безнадежно, как кажется с первого взгляда, поскольку будут расти разведанные запасы, сначала на суше, потом со дна морей и океанов.

Между ресурсами и экономикой существуют прямые и обратные связи сложной конфигурации: сначала рост ВВП/д увеличивает потребление материалов, но, после достижения некоторого уровня, потребление может даже уменьшиться за счет прогресса технологии, финансируемого возросшим капиталом.

Представленные рассуждения оптимистичны: энергетическое и материальное обеспечение человечества достаточно на одно-два столетия, а не на бесконечность. Но мы так привыкли надеяться на науку, что прогнозы за пределами столетий мало кого волнуют.

Следующий пункт глобальных проблем — «экология».

Мне встретилась цифра, что люди уже сейчас потребляют 40 % от того, что синтезирует биосфера под воздействием солнца. Очень сомневаюсь в точности этой цифры (методики не приведены), но если так, то чего же ждать при удвоении населения? 20 % останется для не зависимой от человека жизни где-нибудь в заповедниках. Планета превратится в сплошную фабрику вещей и пищи, хотя даже при этих условиях природа еще будет сопротивляться.

Вред биосфере прямо зависит от населения, потребления и производства на душу, а также и количества отбросов, этому сопутствующих. НТП способен активно влиять на все эти компоненты, но лишь в определенных пределах.

Приведу к этому еще одно выражение: «Человечество погубят один миллиард мясоедов и полмиллиарда шоферов». И это правда. Каждый мясоед и шофер берут от природы втрое больше, чем вегетарианец и пешеход. Расчет простой: для питания человека с минимумом мяса (30 г в день) нужно 300 кг зерна в год. А если съедать по 200–300 г мяса, как в Штатах или Европе, то требуется 800 кг — за счет корма скоту. Соответственно, на бензин, изготовление и содержание машины нужно 2000 долл. в год, что соответствует среднемировому доходу 5–7 человек. Посадить граждан на автобусы и велосипеды, ограничить мясо 30 г в день, а этого вполне достаточно для здоровья, — и можно сэкономить верную треть ресурсов. То есть продлить на сто лет «безопасное» время до достижения стабилизации населения. Иначе говоря, все экологические неприятности человека определились его пороками: жадностью, ленью и лидерством, стимулируемым цивилизацией. Впрочем, она же через творчество и НТП может найти решение проблем. Но может и не найти. Не успеть.

В принципе, есть «две экологии»: местная и планетарная. Первая тоже «многоэтажная». «Наш район» требует: «не строить завод», наш город: «запрещаем АС». И, конечно, вся своя страна хочет, чтобы ее реки были чисты, воздух хороший и вода без нитратов. Ну а океан и атмосфера вроде бы ничьи, слишком много других хозяев, пусть они и заботятся. «Наш» — разве что прибрежный шельф, где рыбу ловим и нефть качаем. И вообще поставим высокие трубы над электростанцией: если страна маленькая, то серу отнесет за границу.

Локальную экологию соблюсти можно, это почти доказали страны Западной Европы за последние десять лет. Не справились пока только с загрязнением грунтовых вод, но решение не за горами. Правда, есть одно «но»: некоторые особо грязные производства на своей территории запретили и корпорации ищут для них «квартиры» за рубежом. Как, например, Хаммер, осчастлививший Одессу своим аммиачным заводом. Не следует, впрочем, преувеличивать экологическую экспансию богатых стран: если бедные не пустят их к себе, найдут выход и дома. Просто будет дороже.

Дорого ли обходится природа над своей страной? Видимо, не очень, порядка 2–4 % ВВП, т. к. совершенная технология очистки сама дает дополнительную продукцию. Был бы начальный капитал. В этом и состоит загвоздка для стран бедных и отсталых. У них нет условий для чистоты: технологии примитивные, оборудование устаревшее, изношенное, денег на обновление нет. Дисциплина и этика труда низкие, работники неквалифицированные, правительственный контроль плохой. Закрывать вредные производства не позволяют экономика и безработица. В результате идет латание дыр и ожидание помощи со стороны богатых стран и транснациональных корпораций (ТНК). Однако можно ожидать, что в тех странах, которые выходят на дорогу прогресса, как «маленькие тигры», возможны скорые сдвиги. Экологическая чистота — это условие высокого качества продукции. С другой стороны, в очень слабых странах Африки проблемы не столь актуальны, поскольку промышленность мала, а пространства много. Природе у них угрожают люди, а не техника: неправильное сельское хозяйство при большом приросте населения.

Подобные же цифры можно привести для характеристики оскудения водных ресурсов, вырубания лесов, загрязнения рек, прибрежных районов морей и океанов.

Важным компонентом угроз и сомнений будущему считается вымирание биологических видов. Не случайно эта тема была одной из главных на конференции в Рио в 1992 г. Приводятся тревожные сведения — что чуть ли не каждый час на планете исчезает один вид. Существует «Красная книга», и уже подсчитано, что через сто лет потери могут достичь одной трети ныне живущих видов. Правда, среди них много насекомых, но говорят, что в природе все одинаково важны. Спорить не приходится — жалко. Не для того сотни миллионов лет трудилась эволюция, чтобы теперь генетические кладовые пустить враспыл за считанные десятилетия. Однако трезвый взгляд и здесь не лишний. С одной стороны, мероприятия по охране природы достаточно действенны, чтобы защитить все живое, хотя и не без ущерба для количества. С другой — не следует пугаться, что из планетарного генофонда исчезнут важные звенья, которые могут понадобиться природе для будущей эволюции. Эта эволюция для человека уже остановилась: другие масштабы. времени. Генетическая хирургия способна создавать полезные разновидности растений неизмеримо быстрее, чем это делает природа. Это мы уже видим на примере трансгенных овощей.

Обеспечение пищей, наверное, — самый важный компонент будущего для людей. Большинство высказываний пессимистичны: голод остановит размножение людей. Называют разные предельные цифры: 8 миллиардов, 10, даже 12. Есть и такие: была бы энергия, пищу можно синтезировать. Тем более, что голод всегда маячил над людьми и вымирание беднейших народов предсказывали многократно. Если не вспоминать Мальтуса, то в 60-х годах нашего века, когда определился бурный рост населения, предрекали массовый голод после 1980-го года. Но: грянула «зеленая революция», и с 1950 до 1984 г. годичный прирост продовольствия составлял 3 %, а населения — 2 %. Но… Снова «но»! Пишут, что возможности дальнейшего повышения урожайности через химию, орошение и селекцию исчерпаны и с 84-го по 90-й годы зерна прибавлялось только по 1 %, т. е. чуть больше половины, чем рождалось детей, и будто бы запасы зерна спустились до небывало низких пределов. Впрочем, на представляемых кривых пик вниз составил 25 %. Могло быть случайное стечение погодных или рыночных обстоятельств.

Второй аспект: потребление пищи. Пишут, что миллиард людей недоедают, миллион голодают, до ста тысяч умирают в связи с голодом. Наверное, эти цифры соответствуют действительности. Но много людей едят заведомо лишнее. Вот характерные сопоставления: 75 % населения планеты, живущих в развивающихся странах, в сравнении с остальными 25 % в развитых странах, потребляют 70 % «мировых» калорий, 58 % — белков и всего 32 % жиров. Природа человека такова, что он может оставаться здоровым, съедая как много, так и мало пищи, в разумных пределах, конечно. Здесь тоже заложен резерв для выживания. Взаимодействие фактора пищи с другими — очевидно. Рост ВВП повышает резервы, рост населения их понижает. Такая же зависимость касается и загрязнения среды.

Здоровье. В конце концов, это самое главное: прежде чем начнется массовое вымирание людей — будут болезни. Предполагается, что их вызовут загрязнение среды, «озоновые дыры», недостаток пищи (особенно белков). Все это так… и не так! Мне кажется, что биологическая уязвимость человека сильно преувеличена, и болеет он не столько от внешних вредностей, сколько от неправильного, небиологического поведения, связанного с его социальной жизнью. Особенно в нашей стране. Пресса последние годы пестрит сообщениями о росте заболеваемости в районах с повышенной загазованностью или радиацией. Я сомневаюсь в достоверности этих данных. Как правило, наши статистики лишены надежного контроля, т. е. сравнения с другими районами, где этот фактор отсутствует. Посмотрим на Запад. В 60-70-е годы многие города (Лос-Анджелес, Токио, Мехико и др.) были очень загрязнены и, тем не менее, демографические показатели в них медленно улучшались. Смею думать, что человек гораздо более стоек к внешним факторам, чем об этом думают медики. Или возьмем смертность мужчин в наших постсоциалистических странах: продолжительность жизни на 10 лет меньше, чем у женщин. А нормальная разница должна составлять 2–3 года. В трудоспособном возрасте — от 20 до 60 — мужчины умирают в три раза чаще, чем на Западе. Причина: социальные факторы. Пьянство. Безделье.

Date: 2015-07-01; view: 267; Нарушение авторских прав