Ученый и общество

У каждого свое понятие о новом этапе истории, начавшемся после апреля 1985 года. Для многих интеллигентов и для меня — это возможность принять посильное участие в делах общества. Раньше мы или поддакивали, или молчали. Были, конечно, люди вроде Сахарова, но таких — единицы. Я — из числа молчавших, что боялись потерять работу на своем участке.

Кроме хирургии — а в нашей клинике сделано без малого 50000 операций на сердце, — тридцать лет я руковожу отделом в Институте кибернетики имени В.М. Глушкова, где мы занимаемся созданием эвристических моделей сложных систем «типа живых» — от организма до общества. Занимаемся квалифицированно — диссертации, степени, монографии, технические устройства и даже премии. Обществом, к сожалению, занимался я один, поскольку открыть тему было невозможно. В 1969 году мне удалось даже напечатать маленькую брошюрку — «Моделирование общественных систем», 100 экземпляров, но ее быстро изъяли.

Метод моделей как основа любой теории сейчас уже не требует защиты, особенно после того, как ученые США (К. Саган) и наши (Н. Моисеев и др.) просчитали «ядерную зиму». Модели широко распространены в экономике, однако из них вынута сердцевина — психология и социология. Без них они теряют большую часть ценности.

В трактовках таких сложных систем, как личность, общество, наши философы расходятся с западными на все 100 процентов. И не смогут договориться, пока не будет теории, опирающейся на методику измерений и математической модели. То есть, пока наука об обществе не перейдет из сферы гуманитарной в естественнонаучную.

Можно бы и не горевать — пусть себе философы развлекаются. Но беда в том, что миру просто необходимо решать вопросы психологии и социологии, потому что от этого зависит, быть или не быть человечеству.

Не собираюсь обманывать: эвристическая модель — всего лишь гипотеза, выраженная средствами математики. Однако она необходимый этап на пути к модели реальной, к настоящей теории. Путь этот долгий.

Прежде чем обратиться к реальностям мира, побуждающим, просто требующим создания моделей, остановлюсь на одном вопросе: о Разуме. Опять-таки без хвастовства (притязаний к обществу не имею, мне — 75) скажу, что наш отдел квалифицированно занимается созданием искусственного интеллекта (ИИ). Он будет, но сейчас вопрос не в нем. Четверть века назад мы создали гипотезу об Общем Алгоритме Разума (ОАР) как аппарате оптимального управления объектами. С его помощью мы пытаемся объяснить разум естественный. И подойти к искусственному интеллекту. Понимаю, что мое заявление психологи сочтут безответственным. Не обижен. Доказать все равно не смогу, пока не заработают модели ИИ. Дело — в другом. Есть несколько качеств любого разума — от собаки до общества, — которые (увы!) ограничивают надежды на возможности «разумного» поведения, как человека, так и человечества.

Вот эти качества. Ограниченность: модели Разума всегда проще объекта, поэтому можно пропустить важные детали. Субъективность: чувства ставят задачи разуму, они же оценивают результаты. Чувства — от потребностей и идеологий. Те и другие — разные, отсюда — трудности доказательств истины. Увлекаемость: сложный разум — самоорганизующаяся система, он способен к творчеству, к созданию (и тренировке!) новых моделей, они могут изменить критерии оптимальности, увести разум в сторону. Еще момент: «коэффициент реальности будущего». Все наши действия рассчитаны на удовольствие в будущем — насколько оно вероятно и долго ли ждать. От этого и зависит, стоит ли напрягаться сегодня.

Вот и получается, что наш уважаемый разум очень ненадежен. Хотя он и вывел нас в люди, но за ним нужен глаз да глаз: измерения, диалоги, споры, проверки, в частности — модели.

Двести лет прошло со времени Великой французской революции, объявившей не только свободу, равенство и братство, но и Царство Разума. И ничего не свершилось… Атомная война и экологическая катастрофа висят над человечеством и напрасно взывают к разумности.

О войне говорить не будем — все ясно. Жизнь прожил — не славословил вождей, но тут скажу: М.С. Горбачев отодвинул опасность. Спасибо.

С экологией сложнее. В 1970 году Медоуз напечатал книгу «Пределы роста». Была сделана модель, показывающая, что будет с человечеством, если сохранится прирост населения при одновременном приросте потребления на душу населения. Следствия: истощение ресурсов, нехватка пищи, но главное — загрязнение среды и ускоряющаяся гибель биосферы. К 2020 году произойдет «коллапс» — вымирание человечества. Авторы предупреждали: «Остановитесь!» Шум был большой. Хотя никто не остановился. С этой книги начались «глобальные проблемы». Наши, конечно, не напечатали: зачем пугать граждан? (Данные Медоуза неоднократно оспаривались, но выводы сделаны. Высокоразвитые страны начали экономить энергию и материалы. Появились «зеленые», борются за экологию, и небезуспешно.)

Рецепты от катастрофы давно известны. Перестаньте ссориться, откажитесь от гонки вооружений, помогите слабым странам, ограничьте потребление — и можно сбалансировать планету. Если не навсегда, то по крайней мере надолго. Пока, в самом деле, что-то придумают.

Нет смысла повторять эти интеллигентские стенания. Нужно искать, думать — почему? Что делать?

Но сначала — о реальностях.

Первая — научно-технический прогресс, НТП. С него все началось, и им же нужно спасаться: обратно в пещеру пути нет.

Никто не будет оспаривать такую цепь причин-следствий: наука — техника — экономика — повышение материального уровня жизни всех граждан общий рост образованности и информированности — изменение труда от физического к интеллектуальному — смещение соотношения социальных групп («белые воротнички» в США — 25 процентов, фермеры — 4–5 процентов). Теперь разница между странами больше определяется не идеологиями, а технологией, ВВП — внутренним валовым продуктом на душу населения.

Без претензий на полноту и компетентность перечислю главные достижения и угрозы НТП. Лидером прогресса является микроэлектроника: изменила все технологии и практику управления. Оборотная сторона: неограниченные перспективы для автоматического управления оружием.

На втором месте — химия. Это агротехника, машиностроение, быт. Но, в то же время, она больше всего загрязняет внешнюю среду и грозит оружием не менее страшным, чем атомное.

К химии примыкают генная инженерия и биотехнология. И здесь необъятные перспективы пользы и страха. Да, новые растения и даже животные, много пищи, лекарств. Но ведь и новые микробы! против которых нет защиты — вроде СПИДа, и бактериологическая война.

Нет необходимости распространяться о пользе атомной энергии. Хотя после Чернобыля стало ясно, что безопасность — штука дорогая, но без АЭС уже не обойтись. Еще одно: атомные станции держат нас заложниками в собственной стране, даже если боеголовки уничтожат.

Можно бы еще сказать о лазерах, что режут металл и помогают хирургам. Но беда, что они и ракеты могут взрывать на взлете. Как у инженера Гарина.

Впрочем, довольно ужасов. Обратимся к хорошему. Наука и техника уже сейчас могут практически решать почти все глобальные проблемы: ограничение рождаемости, производство пищи, сбережение ресурсов, защиту среды.

Наука подвела мир к смертельной черте. Она же может и отвести. Скажем — надолго. Так кто же виноват? Правительства? Нет, биологическая природа человека. Наука все может. И эту нашу природу переделать. Но хватит ли для этого времени? Ответа нет.

Ответ есть: правительства должны думать о науке неусыпно. В частности, позволять ей делать ошибки, не дрожать за чистоту идеологических риз. Прежде чем наука через гены кастрирует нашу жадность и агрессивность, нужно, чтобы она прояснила психологию человека и разрешила идеологические споры — это возможно, и это позволит человечеству продержаться до золотого века разумности.

Вторая реальность — современный капитализм. Я уже не застал разговоров о мировой революции, но о «загнивании» — слышу до сих пор. Сколько можно! Знаю о капитализме достаточно: он жизнеспособен и динамичен, стоит на крепких биологических основах. Притом, воспринял от нас социальные программы и получил мощные подпорки у народов. К тому же на 100 процентов мобилизовал НТП. По части экономических основ капитализма у нас до сих пор преподается забавная сказочка: эксплуатирует рабочий класс и прибыль кладет в карман. Все это так примитивно! Да, каждый капиталист старается выжимать соки, но все вместе они заинтересованы в покупательной способности, в росте производства и НТП. Профсоюзы ограничивают их жадность, но тоже в меру, чтобы не разорились. Правительство между ними балансирует — опять же не только из идеи, хотя и это есть, несомненно, а из лидерства, властолюбия. Социальными программами удерживает популярность в народе, налогами и субсидиями регулирует экономику. Многопартийная система и демократия предохраняют от диктаторов и разложения аппарата, разделение власти и пресса обеспечивают обратные связи. У нас не печатают статистики о Западе, а она показывает устойчивый рост производства, потребления, образования, здравоохранения, социального обеспечения. Рост — больше нашего.

Отнюдь не идеализирую капиталистический строй: эксплуатация и неравенство. Да, эффективен, потому что зиждется на жадности и лидерстве. Но также — и на любознательности — от образованности. И на некоторой идейности — от христианства. В основе — индивидуализм, даже эгоизм. Но они тренируют тело и волю. Вот откуда. успехи.

Вдохновляет ли на подражание вечная гонка конкурентов? Сильных — да, слабых — нет. Годится ли она как идеал для человечества? Нет, потому что большинству граждан это тяжело и счастья не обещает. Кроме того, планета не выдержит такого сумасшедшего потребления ресурсов.

Капитализм — реальность, с которой приходится считаться. Объем ВВП в США почти вдвое больше нашего. Япония тоже нас обогнала. «Общий рынок» — почти в полтора раза больше Америки. Вместе набирается превышение ВВП над нами в четыре-пять раз. Это только по количеству. Но главное — превосходство в качестве этого ВВП. Тут уж расчет не на годы — на десятилетия…

Скажу так: мне неприятно раскрывать третью реальность — наше общество. Сам я — его часть. С 1930 года работаю… Но что сделаешь? Обманами тешиться больше нельзя. НТП и капитализм уж очень реальны.

Три года гласности развеяли мифы о нашей системе. Теперь все читают публицистику — В. Селюнина, Ю. Черниченко, Н. Шмелева, А. Нуйкина, Г. Попова, Л. Гордона, А. Афанасьева и многих других. Добавьте выступления на XIX партконференции (Е. Чазов, Г. Ягодин. Ф. Моргун и др.) — и можно ограничиться простым перечислением наших недостатков.

Экономика топчется на месте, и вообще директивное планирование осуществить невозможно при наличии 25 миллионов названий производимых изделий. В натуральном исчислении за 60 лет рост экономики в 6–7 раз, а не в 90 (В. Селюнин).

Передовая наука — только физика и космос, остальные — отсталые.

Социальная справедливость сомнительна. Вверху — «элита», «внизу» — бездельники.

Социальные завоевания — широкие, но бедные.

Высочайшая мораль? Уже все есть: коррупция, мафия, рэкет, проституция, наркомания. Не говоря об алкоголизме, разводах, брошенных детях.

Грустная получается картина.

Но нет, не будем драматизировать. Никакая катастрофа нам не грозит.

Жили при застое и не замечали. Бодренько шагали с лозунгами, боролись в соревновании, ордена, награды шли к круглым датам. Ну, не будем первыми в мире… Вторые и третьи тоже живут.

Это гласность все разворошила.

Что делать? Без всякого подхалимажа скажу — путь выбран правильный. Только хорошо бы освятить его наукой… А то уже много раз правильные пути выбирали. И сворачивали на старые колеи.

С философов надо бы спросить за изгибы идеологий. Впрочем, что с них спрашивать? Вся эта наука работала «на вождя». Он изречет, а команда начинает судорожно листать классиков и подбирать цитаты. Классики были умны и плодовиты. Я уже пять вождей пережил, и все, самое противоположное, делалось по Марксу и Ленину. Так и сложилась у меня крамольная мысль: нет теории человека и общества. И следующая: вот приложение для моделирования — начало длинного пути исследований, чтобы превратить эвристические модели в реальные. В теорию.

Эвристическая модель начинается с перетряски гипотезы. Два возражения у меня имеются к философам, объясняющим общество: недооценка биологической природы человека и предвзятое изучение истории.

Итак, человек. Почитаешь наших ученых, так получается, что все, что ниже глаз, — почти как у шимпанзе, а выше — продукт общества: сделай революцию, уничтожь частную собственность, повторяй лозунги — и коммунизм обеспечен.

Почему не получилось?

Люди оказались неподходящие. Не такие, как думали. Впрочем, в этом и сейчас никто не признается. А без того, чтобы знать, каков человек, невозможно проектировать общество. Это должно быть для нас самой главной задачей.

В нашей литературе есть несколько ошибочных, на мой взгляд, представлений о человеке. Вот они.

Люди принимаются одинаковыми. В действительности диапазон различий — по набору потребностей и силе характера — примерно 1:3.

Воспитуемость считают почти безграничной. Из каждого ребенка воспитанием можно сделать ангелочка, и он еще передаст свое ангельство потомкам. Это неверно. К сожалению, степень воспитуемости неизвестна. Мы берем в своих моделях 25–40 процентов.

«Коллективизм в человеке сильнее индивидуализма». Как раз наоборот: человек прежде всего эгоист. Однако альтруизм ему присущ и воспитуем.

Биологические потребности, как производные инстинктов — на словах признаются, но в трактовках поведения ими пренебрегают. Да и сами потребности упрощают, сводят до простейших чувств: голод, секс, страх, агрессия. В то же время этологи и биосоциологи нашли у стадных животных целую гамму общественных чувств с очень большой значимостью. Мы вводим в модель такие: потребность в общении, самоутверждение, лидерство. Но есть и полярная потребность — подчиниться авторитету сильного или группе. Еще есть сопереживание и подражание, любознательность. Более того, мы допускаем биологические корни правдивости, справедливости и даже искусства. Не удивляйтесь: есть потребность в игре у детенышей и у взрослых — это имитация настоящих действий, вызывающих те же чувства.

Еще один предрассудок: бедные и угнетенные являются носителями высших моральных ценностей и поэтому призваны принести их всему человечеству. Этому нет доказательств.

Еще одно замечание: упустили исторический опыт организации управления — необходимость разделения властей и обратных связей. Без них общество деградирует. Винер говорил о тоталитарном государстве, что в ответ на сигналы обратной связи оно реагирует уничтожением его носителя. Мы долго были в подобном положении.

Самый интересный вопрос в моделях общества: как отразить идеологию? Что считать справедливым и почему? Я думаю, что есть два источника происхождения идей — Алгоритм Разума и биологические потребности. Разум выдвигает гипотезы, выражает их словами и тренирует, пока они не становятся источником активности, управляющим поведением наравне с центрами биологических потребностей. Так возникли гипотеза о Боге и идеализм, гипотеза о материальных силах и материализм, этические идеи о справедливости в распределении собственности и власти.

Так мы подошли к идеалам.

Если упростить предельно, то идеал общества — это его модель с ко-ординатами, обеспечивающими реализацию неких формул, уже давно имеющих хождение: «Свобода, равенство, братство», «От каждого по способности, каждому по потребностям» или по труду…

У людей есть потребность верить в идеалы и авторитеты. И здесь снова биологические корни: слабый защищается прикосновением к сильному.

Потому идеалы и предлагаются, что действительность любого общества полна недостатков и люди во все времена мечтали их радикально устранить. Как известно, ни одна мечта еще не осуществилась.

Нужны ли идеалы? Необходимы. Для воспитания. Если бы людям с самого детства говорили об их истинной эгоистической природе и развенчивали идолов, то они стали бы еще хуже. Идеалы основаны на вере. Однако чем человек становится разумнее, тем больше он ищет доказательств реальности идеалов. Если они вступают в противоречие с действительностью, то низвергаются и часто меняются на противоположные. Это очень болезненно.

Поэтому нужны идеалы реальные, фактически они уже не заслуживают своего названия и превращаются в компромиссы. По ним и приходится управлять обществом, чтобы смягчать разрушительные противоречия реальностей.

Что важнее — «идеальность идеалов» или идеальность авторитета? Пожалуй, важнее последнее. Вера ищет воплощения в личности, хотя бы в прошлом. На этом построены религии. И даже — идеологии.

Вот главные противоречия нашего времени, требующие решения.

Экспансия жадного и могущественного человека угрожает биосфере. Одним усилением защиты, видимо, не Обойтись: нужно ограничивать потребление. Компромисс.

Нетерпимость идеологий не только чревата войной, но и мешает договориться о защите природы. Нужно искать научную платформу для компромиссов.

Неравенство является сильным стимулом прогресса, но в то же время служит источником недовольства слабых граждан. Нужен компромисс внутри идеологий.

Сама природа человека вступает в противоречие с будущим планеты. Лидерство, жадность, немного сопереживания и любопытства, при значительной воспитуемости — вот естество человека. Нужно ли его насиловать, внедряя социализм? Наверное, это самый трудный вопрос. Опыт последнего полустолетия и его реальности предлагают положительный ответ. Нужно! Нужно использовать воспитуемость человека для социализма. Частное предпринимательство, даже при демократии, угрожает природе, поскольку стимулирует потребительство.

Реальные идеалы нашего общества, порожденные компромиссами, в значительной степени уже сформулированы в документах партии. Однако это не значит, что к ним нечего добавить. Попытаюсь изложить свое мнение по пунктам.

1. Да, недопустима эксплуатация. Нужно добавить: не только экономическая, но и моральная. К ней относится и «технологическая», вызванная служебным подчинением. Уменьшить ее можно только демократией и высоким уровнем морали. Нельзя унижать человеческое достоинство.

2. Труд есть обязанность, а не потребность. Он — источник богатства и тренировки. Для стимуляции труда не избежать неравенства в заработках и даже безработицы.

3. Потребность в собственности заложена в генах, но регулировать размеры имущества необходимо, чтобы не стимулировать жадность и зависть. Кроме того, собственность желательна гражданину, чтобы чувствовать себя независимым от государства, особенно если оно является основным работодателем.

В связи с этим: морально ли использовать наемный труд для частного предпринимательства? Не морально, но компромиссы заставляют его допускать — при строгих законах.

4. Демократия необходима — от правительства до предприятия. Воля большинства должна сочетаться с уважением к интересам меньшинства. Полезно заимствовать демократические процедуры Запада: разделение власти, выдвижение нескольких кандидатов «снизу», тайное голосование, ограничение сроков и пр.

5. Конституция должна обеспечить гражданские права в полном объеме, включая и свободу ассоциаций, однако при соблюдении принципа социализма. Обратные связи осуществляет независимая пресса. (Исследование на моделях показывает, что при наличии двух партий с одинаковой исходной идеологией возможен дрейф в сторону капитализма.)

6. Необходимо восстановить в правах общечеловеческую мораль.

7. Охрана природы должна стать моральной категорией и пользоваться приоритетом в любых компромиссах.

8. Нужно пересмотреть атеистическую догму «Религия — опиум для народа». Эта формула никогда не соответствовала исторической правде, поскольку не останавливала политической активности. Но религия всегда поддерживала мораль, а вера в Бога облегчала страдания многим людям.

9. В сфере ЭКОНОМИКИ единственно возможный вариант — рынок самоуправляющихся предприятий с государственным регулированием, обеспечивающим защиту природы и социальные программы. Частное предпринимательство необходимо (компромисс!), но подлежит контролю.

Чем же отличается общество, обрисованное этими пунктами, от капитализма западного образца? В самом деле: собственность, демократия, права человека, социальная защита, конституционные гарантии, охрана природы, рынок. Все это там есть.

Ну и что? Разве это плохо? Человечество движется в сторону совершенствования своих форм организации, и никто не может претендовать на монополию в идеях.

Тем не менее, отличия есть и, на мой взгляд, значительные. Первое — сам социализм: общественная собственность на средства производства, правда, с небольшими уступками частному предпринимательству. Это преимущество не экономическое, а только моральное. Хозяин всегда лучше управляет, чем коллектив. Но мораль дороже. А кроме того, сверхвысокую эффективность не выдержит планета. Компромисс!

Второе: отсутствие эксплуатации. Подчиняться хозяину унизительно, а начальству от общества — нет.

Третье: демократия «снизу» — самоуправление предприятиями, выборность руководителей, что при капитализме пока нереально.

Четвертое: компромиссное ограничение неравенства, необходимого для повышения производительности до некоторого оптимума.

Преимущества хороши, только когда малы недостатки. Поэтому нашему обществу просто необходима высокая научно-техническая и экономическая компетентность. В противном случае выигрыши в «качестве жизни», порожденные эффективностью капитализма, пересилят наши моральные плюсы. Не надо забывать об эгоистической сущности человека. В век международной интеграции и информированности, при гласности уже не закроешь. свои дефекты железным занавесом. Тем более, что мы еще не показали наши добродетели и уже успели изрядно попортить природу.

Так мы подошли к перестройке. Что в ней главное — демократия или ускорение? Думаю — ускорение. Оно нужно всем.

В экономике пока дела идут туго. Попытаюсь назвать причины исходя из природы человека. Первая — всеобщая детренированность. Совершенная техника как фактор производительности затрагивает в лучшем случае треть трудящихся. Из этого и нужно исходить в надеждах на ускорение через технический прогресс. А остальные две трети? Они мало дают, потому что просто плохо работают. Если они не возьмутся за работу как следует, то ускорения не достичь.

Причина детренированности — командная экономика. Не работал универсальный регулятор — рубль. Начальники для своего благополучия «выбивали» низкие планы, дополнительные штаты. Когда стало мало рабочих — усилилась «выводиловка». Это совпало с ростом алкоголизма. Тогда стандарты труда окончательно пали. Множество людей теперь не только не хотят работать, но уже и не могут. Не секрет, что напряжение труда у нас в два раза ниже, чем на Западе. Соответственные и производительность, и уровень жизни. Если учесть негодное управление, да вычесть военную технику — откуда же взяться богатству?

Вторую причину я осторожно назвал бы «эрозией идеологии». Общечеловеческую мораль выбросили как буржуазную, а вера в социализм, призванная ее заменить, сильно понизилась из-за лжи и падения уважения к начальствующим чинам.

Много упреков делается бюрократам. Борьба с ними не обещает успехов, пока не будет пересмотрена система хозяйства.

Есть еще один тормозной психологический фактор: ложное милосердие. Уволить плохого или ненужного работника исключительно трудно, а с демократизацией — стало еще труднее. Все жалеют: «А как он будет жить?» Сопереживание само по себе хорошо, при всеобщем эгоизме, но идет оно от иждивенчества: «Государство не обеднеет».

Вот и получается: все поддерживают перестройку, но почти никто не хочет напрягаться.

Нужны стимулы. Где их взять? Что говорят психология и модели?

Самое простое — повысить зарплату. Но ее нужно обеспечить хорошими товарами. Для них требуются новые машины. Но у машиностроителей нет хороших материалов и даже мало хороших конструкторов. Нужно еще, чтобы на машинах добросовестно и квалифицированно работали. В общем, цепочка с товарами растянется на годы. А пока прибавка зарплаты не побуждает напрягаться вдвое-втрое.

В капитализме важнейшим стимулом, хотя и со знаком минус, является страх перед безработицей. Боюсь, что и нам без нее не обойтись. В Югославии и Китае, при безработице, социализм не рухнул, выстоит и у нас. Не нужно заблуждаться — мы держим десятки миллионов работающих безработных. Если малая часть (два процента?) получит пособие вместо гарантированной зарплаты, дисциплина труда сразу поднимется.

Еще один стимул заложен в новой системе организации труда и экономики. Это — хозрасчет и коллективный подряд. Маленькая группа — бригада — вполне «биологична». Она выступает и как хозяин оборудования, и как борец за выгоду и, самое главное, — в ней действует коллективистская сторона сущности человека: потребность в уважении со стороны ближних, и совесть перед товарищами.

Важный, хотя и не главный, резерв ускорения — в раскрепощении инициативы индивидуалистов. В «популяции» их 5-10 процентов, но это люди сильные, и главное их желание — работать самостоятельно, в одиночку или с группой «ведомых». Их стимул — лидерство, самоутверждение, а потом уже — жадность. Они ценны не только тем, сколько сделают, но и как пример для других.

Быстро активизировать наше общество невозможно, поскольку тренировка требует времени, так же как и восстановление идеалов, морали и авторитета руководителей.

Общая линия партии — «больше демократии — больше социализма» с раскрепощением индивидуальных интересов — не вызывает сомнений. Но ее конкретное воплощение, на мой взгляд, требует серьезного научного подкрепления, с отказом от всех прежних догм. И еще одно: не следует обещать, что через 2–3 года положение с товарами и продовольствием радикально улучшится. Боюсь, что понадобится 7-10 лет. Трезвую правду с хорошим объяснением народ способен понять и принять, обман же вызывает раздражение и окончательно подорвет веру в социализм.

Может ли наука помочь в устройстве общества?

Думаю, что может. Старые идеалы поведения людей вполне достаточны, но компромиссы к ним, порожденные реальностями, может рассчитать только наука. У нашего общества нет модели. Управление им идет в значительной степени вслепую. Пробы и ошибки оказались весьма болезненными и стойко придвинули нас, скажем так, «к потере статуса». Любые эксперименты на обществе в наш век опасны. Поэтому модели необходимы. Не панацея и не спасение, но могут дать дополнительный материал для принятия решений.

Можно назвать ряд задач. Каков оптимум неравенства в заработках и процента частного предпринимательства? Не следует ли увеличить социальную защиту детей и стариков за счет уменьшения ее здоровым молодым людям? Каков оптимальный объем обратных связей для управления, а если без хитростей — сколько нужно свободы, чтобы начальство не портилось, социализм не деформировался и устойчивость не потерять? Какими средствами можно повысить «духовность» нашего социализма? Сколько средств нужно выделить для экологии?

К сожалению, ни одну задачу не решить, потому что отсутствует основной исходный материал — не изучена психосоциальная природа человека. Нет распределения людей по типам (сильные, слабые), неизвестна значимость важнейших биологических потребностей человека.

Научный подход к познанию и управлению обществом мне представляется в проведении исследований по двум направлениям.

Первое — крупномасштабное психосоциологическое изучение граждан, принадлежащих к различным социальным группам. В основу его необходимо положить единую гипотезу о составе личности, которую сформулировать по экспертным оценкам психологов, социологов, педагогов и практиков из сферы управления. Взгляды будут разные, но некоторые — усредненно — можно получить. По гипотезе нужно разработать методику, пригодную для массового распространения. При этом индивидов нужно изучать вместе с социальной группой, к которой они принадлежат. Сами исследования потребуют привлечения больших сил, но начинать можно с малого.

Второе направление как раз состоит в создании эвристических моделей общества, для начала с гипотетическими характеристиками социальных групп. По мере накопления фактического материала по психологии эти характеристики будут заменяться реальными, и таким путем сами модели будут сдвигаться от гипотез к теориям. Не нужно обольщаться — путь этот очень длинный.

Начав эту статью с грустных реальностей, я заканчиваю ее призывом к интеллигенции, к специалистам: давайте вложим свой труд в дело непредвзятого изучения человека и общества. Это сейчас важнее физики и биологии, так как они уже ничего не могут предложить для спасения. Едва ли мы получим обнадеживающие данные, поскольку мощь разума явно вошла в противоречие с человеческой природой. Но, кроме науки, у человечества нет надежды на выживание.

Date: 2015-07-01; view: 292; Нарушение авторских прав