Глава 35. Мы возвращаемся домой, мама в панике: она только что обзвонила все больницы и собирается звонить в по­лицию

Мы возвращаемся домой, мама в панике: она только что обзвонила все больницы и собирается звонить в по­лицию.

– Ты думаешь, что она может прийти домой? – спра­шивает она меня.

– Конечно, домой, я думаю, ей просто было нужно ненадолго уйти из больницы.

Она ходит за мной по кухне, тут в дом входит Сол и глядит на маму, подняв брови. Он морщит лицо, наверно, пытается улыбнуться.

– Доброе утро, – говорит Сол, хотя уже почти стем­нело.

По дороге Сол хлебнул еще виски в аварийном поряд­ке, так сказать, чтобы «справиться с ситуацией».

Медсестра нам не особенно помогла, хотя и поиска­ла Жизель в шкафах и среди грязного белья. Врач Жизель позвонил в полицию. Я хотела еще поговорить с ними, но у Сола, который ходил взад-вперед по кори­дорам, был такой вид, будто он сейчас сорвется, и по­этому мы ушли.

– Мам, у Сола есть мобильный, если хочешь, мы будем нюнить тебе каждые пять минут. По-моему, я знаю, где она, – вру я.

– Я поеду с тобой, я не могу сидеть здесь и ждать.

– Ты должна остаться, а вдруг она придет или позво­нит, ладно?

Она медленно кивает, рассеянно водя пальцами по телефону. Прежде чем она успевает что-нибудь сказать и остановить нас, я хватаю Сола за руку, и тащу его из дома, и говорю ему, чтобы он медленно ехал в ближай­шее кафе: надо, чтобы он хоть чуть-чуть протрезвел.

В кафе, пока он паркует машину, я заказываю ему двойное эспрессо навынос. Беру стакан и стою в дверях, глядя, как мимо идет народ. Покупатели с новыми мятыми пакетами, дети за руку с мамами. Девчонки моего возра­ста идут под ручку, разглядывают витрины, поправляют солнечные очки, лижут мороженое и растягивают губы в улыбке. Это должны быть мы. Глядя на них, я почти верю, что мир – безопасное и порядочное местом Бог по-прежнему им управляет. Я говорю коротенькую молитву: «Господи, защити мою сестру, помоги ей хоть как-нибудь».

Я смотрю на свои кроссовки и потом на ту сторону улицы, где Сол выходит из машины и его чуть не сбива­ют с ног, тут и рушится моя иллюзия безопасности. Я нащупываю дырку в джемпере Жизель с университет­ской эмблемой, от него все еще пахнет ее духами с за­пахом манго. Я замечаю, что у Сола рубашка застегнута не на те пуговицы. Он смотрит на кафе и не видит меня за стеклом в дверях. Он идет большими шагами, газета в его руке хлопает на ветру.

Я выхожу за дверь в тот момент, когда он собирается войти. И на секунду его лицо освещается:

«Так могло быть всегда, принцесса».

Он думает, что я – это она, что она ждет его, гото­вая с ним сбежать.

В небе гремит раскат грома, и дождь бьет по машине твердыми пулями. Мы поднимаем окна, и электриче­ство, как бы освобожденное временным прекращением жары, течет теперь свободно, и потрескивание у меня в ушах смолкает.

Я ничего не говорю, глядя в окно на старика, который бредет по улице в тапках и ярко-зеленой рубашке с пят­нами дождя. Он хочет спрятаться под навесом магази­на. Сол торопится проехать на светофоре до того, как загорится красный свет, скрипит шинами и чуть не вре­зается в машину, выехавшую сбоку.

У Сола звонит телефон: он кидает его мне, но, когда я отвечаю, в трубке скрипит, трещит, потом щелкает. Я узнаю этот номер.

– Восточный район, – тихо говорю я и набираю но­мер, но в ответ слышу только длинные гудки.

Я тяну Сола за пиджак, он отодвигается от меня и ки­вает носом на руль, как подслеповатая старушка.

– Я слышал. Откуда ты знаешь, что она там?

Я боюсь сказать ему, что понятия не имею, что это просто наитие, когда мне кажется, что Жизель в одном из наших летних пристанищ. Она всегда звонила мне после работы или между сменами из одного и того же таксофо­на рядом с психбольницей. Мы встречались на углу у так­софона, где шляются проститутки. Жизель ждала меня, сжимая жирный пакет с жареной картошкой и два стака­на с газировкой. Я помогала ей подняться по пожарной лестнице, потому что она боялась забираться сама. Она отдавала мне картошку и потом выкуривала две сигареты, а я на крыше крутила для нее колеса.

Сол горбится над рулем и смотрит прямо вперед.

– У меня перед глазами все время стоит одна картина, никак не могу от нее отделаться. Уже несколько дней. Я пью, чтоб забыть, но все зря.

– Что за картина?

– Я вижу ее, посиневшую. Она лежит на тротуаре, как будто вся переломанная. Мертвая.

– Проверим старый склад. Мы там сидели иногда... может, она ушла из больницы, чтобы пойти туда и по­быть одной.

Сол смотрит на меня красными глазами, из них течет вода, как будто дождь закапал ему лицо.

Окно запотело; он смотрит через плечо, поворачива­ет на шоссе налево, потом щурится, глядя на дорогу, и прибавляет скорости.

– Кто ей показал, как залезть на крышу?

Дождь размеренно хлещет по «дворникам»; холод­ные капли попадают в машину и падают ему на висок, охлаждая боль, сжигающую его мозг.

– Я.

И серые облака над нами превращаются в черные тучи.