Глава 10. Это чертово тело никогда не делает того, чего ты от него добиваешься

Это чертово тело никогда не делает того, чего ты от него добиваешься. Колено цепенеет, нога цепляется за трещины, и боль в икре никогда не проходит, даже если очень долго растягиваться. Сквозь дыру в кроссовках с травы протекает дождь, носок промокает, нога съежи­вается и после этого кажется похожей на дурацкий изюм. Идиоты друзья на боковых местах орут: «Холли, давай! Холли давай!» А потом ты за6ываешь сказать молитву и вспоминаешь, когда останется бежать каких-нибудь тридцать секунд: «Отец наш небесный, сущий на небесах, да святится имя твое, да приидет царствие твое, приидет царствие твое, царствие твое, царствие твое». И ты выдыхаешь слова, а не воздух, и теперь Бог уж точно на тебя разозлится. Потом пистолет разрыва­ет голову опять и опять, как будто у меня ломается шея в петле.

После соревнований я иду домой одна, хотя Сол и Жизель хотят купить мне мороженое в "Дэйри куин», и Сол обещает взять мне парфе с арахисом (мое люби­мое). Дома тихо. Я напустила ванну и сижу в ней, пока вода не остынет, кожа на пальцах ног становится про­зрачной. Ноги у меня на редкость жуткие. Мама с Жи­зель постоянно грозятся отвести меня на педикюр. Как-то прошлым летом мама взялась за них с пемзой и бутылкой лосьона для ног, растерла мне ступни, подрезала ногти и накрасила симпатичным розовым лаком, а потом приподняла и поцеловала мои подошвы с волды­рями. Разумеется, меньше чем через двое суток я бежа­ла кросс под дождем и все испортила. Тогда я забралась в мамину постель после горячей ванны, показала обло­манные ногти и попросила сделать все по новой. «Холли, я не могу вечно делать это за тебя, научись сама»»,– сказала она. Но потом вздохнула и спросила, какой цвет мне нравится, и я выбрала темно-вишневый.

Видимо, она права: требуется много времени и труда, чтобы следить за телом, чтобы быть девушкой. Иногда мне кажется, что это слишком трудно, и мне лень этим заниматься. У меня коротко пострижены волосы, и если я не в школьное форме, то ношу джинсы, мужс­кие рубашки и кроссовки. Мне нравится принимать ванну, но все остальное – выщипывать брови, бриться, подводить глаза – нет уж, мне хватает и того, что я смотрю, как это делают Кэт и Жизель. Я помню, мне было лет семь, я сидела на плетеной корзине для белья в нашей общей ванной и смотрела, как Жизель красится. В старших классах она часами просиживала перед зеркалом, но теперь стала больше похожа на меня и не тра­тит столько времени на то, чтобы хорошо выглядеть. Но одну-единственную уступку она делает – умывается и выщипывает брови.

– Разве тебе не больно? – спросила я ее, когда она сосредоточенно дергала брови.

– Жутко больно. Даже не вздумай выщипывать брови или бриться. Если кому-нибудь и можно без этого обой­тись, так это тебе.

Мои ступни достаточно размокли, чтобы привести их в порядок, но мне лень, поэтому я включаю горячую воду, она плещет мне на ноги, омывает ссадины на лок­тях и коленях, потом я свешиваю ноги с края ванны. Руками я сжимаю живот, делаю ромб из кожи и думаю, что некоторые подружки Жизель прокололи себе пупки и на моем пупке пирсинг тоже смотрелся бы неплохо, но мама, скорее всего, прибьет меня, если я вытворю что-нибудь в этом роде. Потом я сунула в себя палец, чув­ствуя, какая я тугая и теплая. Я чувствую нежную кожу вокруг отверстия вагины; у нее есть название, смешное какое-то, девственная плева. Столько шуму из-за тако­го маленького кусочка кожи, из-за которого у женщины всего-то раз в жизни течет кровь. Жизель сказала мне, что в Китае некоторые женщины мажут себя яичным белком, чтобы сделать вид, будто они девственницы. Мне моя нравится. Я чувствую, как она раскрывается, когда я растягиваю ноги перед бегом. Интересно, мож­но ли ее найти после того, как у тебя был первый секс.

Спрошу у Жизель. Наверняка она будет смеяться и от­колет какую-нибудь тупую шуточку.

«Это же не плацента. Ты что, хочешь ее зарыть?" Может, и хочу, не знаю, скажу я. Из-за секса подни­мают столько шума, что создается впечатление, будто нужно как-то отметить такой знаменательный случай.

Теперь вода в ванне совершенно остыла, но мне все равно не хочется вылезать, поэтому наполовину от скуки, наполовину из любопытства я проталкиваю палец глубже и двигаю кончиком. И когда вынимаю его, вдруг чувствую толчок удовольствия. Повторяю еще раз.

Эй, это же маленькая кнопка, крошечная электрическая кнопка. Тогда я шире развожу ноги, нижняя часть тела чуть поднимается над водой, спина выгнута, и я повто­ряю, пока меня не охватывает изумительное чувство.

Вдруг по какой-то ужасной причине у меня в голове возникает лицо Сола, не тело, не руки, а его улыбающееся, застенчивое лицо. Его иссиня-черные глаза бегают по мне, как это бывает перед тем, как он собирается пошу­тить. Чем больше я стараюсь мысленно прогнать его глаза, наблюдающие за мной, тем яснее я их вижу, и скоро я бросаю это дело и представляю себе, как он смотрит на меня в ванне, как соблазнительно я выгляжу, когда мои колени подняты вверх, волосы намокли и облепили голо­ву. Чем больше я разбухаю и намокаю, тем шире становятся его глаза, пока его лицо не пропадает совсем, или, может быть, его снес поток крови, ударивший от мозга до низа живота.

Вот это называется любовью? Когда кто-то дотрагивается до тебя в этих крошечных, тайных, влажных ме­стах, а ты не против? А потом все кончилось, и больше я не могу думать о любви, потому что здесь нет никого, кроме меня, в этом потрясающем желтом приливе ли­хорадки, которая пульсирует у меня в ногах и в сердце.

Я включаю холодную воду и сую голову под струю. Потом зажимаю нос и опускаю голову в грязную воду моей мерзости. И не выныриваю со своими одиночествами, чтобы глотнуть воздуха, пока не слышу, как сестра барабанит в дверь, упрашивая, чтобы я ее впустила.

Date: 2015-07-01; view: 344; Нарушение авторских прав