Возвращение из отпуска

Высокий светловолосый парень, красивый и сильный не спеша идёт по Невскому. Он только что вернулся Полтавщины, из своего родного Веприка, и настроение у него прекрасное. На загоревшем под степным солнцем лице — беспричинная добродушная улыбка. Прохожие спешащие в этот утренний час по проспекту, смотрят понимающе — человек вернулся с юга, вероятно из отпуска, всем доволен и рад встрече со своим северным, холодным, но прекрасным и любимым городом. Так оно и есть — после почти месячного отсутствия он сегодня специально пораньше вышел из дома, чтобы по пути на работу заглянуть на Невский, увидеть Неву, вдохнуть солёный воздух Балтики, снова ощутить себя ленинградцем.

Здравствуй, Ленинград!

Он выходит на Аничков мост и останавливается перед скульптурами Клодта с неизменным восхищением. Какая счастливая мысль — изваять в натуральную величину и без всяких постаментов установить вот так посреди многолюдного проспекта, этих словно бы живых, прекрасных коней. Привет вам, питомцы диких степей, навеки застывшие в бронзе!

Какое, в сущности, изумительное создание — боевой конь. Он на равных разделял с человеком все опасности кровопролитных сражений, погибал под стрелами, пулями и огненными ядрами, проявляя чудеса бесстрашия и верности. Теперь его место занимает танк — замечательный стальной конь будущих сражений, которому когда-нибудь, может быть, тоже поставят памятник…

…Казанский собор. Говорят, что он — подобие собора Святого Петра в Риме. Говорят с оттенком неодобрения. Ну, а многим ли из нас доведётся побывать в Риме? Живи, великое творение Воронихина, и радуй людей своей нетленной вечной красотой!

Невы ещё не видно, но уже чувствуется её свежее дыхание, угадывается за Зимним её простор. «Люблю тебя, Петра творенье, люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье…»

Открылся вид на стрелку Васильевского острова, на массивные бастионы Петропавловки, увенчанные золотым шпилем собора.

Мимо Адмиралтейства он идёт к Сенатской площади. Останавливается у памятника Петру. Ещё одно чудо! Какая всё же стремительность движения у этого Медного всадника, какая в нём неукротимая сила! И как доставили сюда эту огромную гранитную глыбу постамента? А громада Исаакия с золотым куполом и массивными колоннами, поднятыми на сорокаметровую высоту! Подъёмных кранов-то тогда не было… На каждом шагу в этом городе — памятники таланту и труду человека. И в восторге повторяешь про себя слова: «Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия…» Какое счастье, что он, Николай Духов, живёт и работает в этом городе!

На трамвайной остановке кто-то кладёт руку ему на плечо. Ба! Афанасий Еремеев — приятель и сослуживец по СКБ-2. Еремеев — в военной танкистской форме со «шпалами» в петлицах — военинженер 2 ранга. Коверкотовая тёмно-серого цвета гимнастёрка ладно перехвачена командирским ремнём с портупеей. Сапоги начищены до блеска. Лицо простое, некрасивое, но зато это лицо уверенного в себе человека.

— Привет отпускнику, — пожимая руку и улыбаясь, говорит Еремеев. — Ну и загорел же ты, брат, сразу видно, что с юга! Как отдохнул?

— Нормально. На целый год хватит. Ну, а здесь какие новости?

Ответить Еремеев не успел — подошёл трамвай, как всегда переполненный в утренние часы. И только после того как они втиснулись на площадку и взяли у крикливой кондукторши билеты, сдержанно сказал:

— Новости, говоришь? Есть кое-какие новости. Твой Котин ждёт тебя не дождётся.

«Твой Котин…»

«Он такой же мой, как и твой», — хотел сказать Духов.

Котин — начальник СКБ-2, а Еремеев и Духов — руководители групп. Но у Афанасия такой же ранг, как и у Котина — у обоих по две «шпалы» в петлицах. И это обстоятельство, с точки зрения никогда не служившего в армии Духова, порождало сложности во взаимоотношениях между этими двумя людьми.

«А жаль, — подумал Духов. — Дело ведь не в рангах. В конструкторском коллективе главное, кто на что способен… Котин — что бы ты ни говорил, Афоня, — в отличие от нас с тобой, — талантливый организатор. Деловой человек. Ещё год назад СКБ-2 вообще не было. А теперь? Теперь соперничаем с самим Опытным заводом имени Кирова, бывшим ОКМО, — сильнейшим коллективом, сборищем зубров… А Котин не дрогнул, готовит свою гвардию… Замахнулись на проектирование нового тяжёлого танка. Возможно, получим официальный заказ. Вот так, Афоня! «Твой Котин…» Я-то, может быть, без него обошёлся бы. А вот тебе, Афоня, держаться его надо, с ним, может, в люди выйдешь, а без него…»

Так подумал Духов, но ничего этого, разумеется приятелю не сказал, зная его вспыльчивый, непростой характер. Весело улыбнулся:

— Ждёт, говоришь? Надеюсь, не для того чтобы снять стружку?

— На этот счёт не беспокойся. Он же у нас — демократ. Предпочитает не стружку снимать, а по головке гладить, — продолжал язвить Еремеев.

Понизил голос:

— Его вызывали в Москву… Вернулся на крыльях.

— Не понял!

— Лучше объяснить не могу, — повёл глазами на стоявших вокруг Еремеев. — Котин сам тебя полностью проинформирует. Ты же его правая рука…

Эх, Афоня, Афоня… По возрасту даже старше Котина, а в мудрости ему явно уступаешь… Осуждает его за демократизм. Чем же плохо, что Котин даже с молодыми техниками держится на равных, по-товарищески, власть свою не показывает. А зачем её показывать. Ведь людям присуща вера в то, что, если человек стал начальником, значит, он умнее и опытнее их. Надо только, чтобы это всегда действительно было так. К Котину в этом отношении не придерёшься. Разве плохо, что нём нет по отношению к подчинённым не только грубости и хамства, но и высокомерия, что для каждого к них он старается сделать что-то хорошее — повысить оклад, помочь с жильём, чтобы люди меньше думал о быте, а больше отдавали себя творчеству.

«…А знаешь, что сделает Котин, если захочет от кого-то избавиться, например от тебя, Афоня? — размышлял Духов. — Ты склонен конфликтовать, но никаких конфликтов не будет. Котин найдёт для тебя хорошее место, например в канцелярии штаба округа. Чтобы оклад повыше, и даже свой небольшой кабинетик у тебя был, и несколько подчинённых… Ты соблазнишься и добровольно уйдёшь. Променяешь на это имеющийся у тебя сейчас шанс стать по-настоящему творческим работником и даже, может быть, войти в историю. Ведь тебе и в голову не приходит, а скажи — не поверишь, что работа наша — это будущая история советского танкостроения. И не менее того!»

Date: 2015-06-12; view: 376; Нарушение авторских прав