Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ГЛАВА 27. Полковник боялся застать наверху обычный для гостиницы утренний ералаш, но номер уже прибрали
Полковник боялся застать наверху обычный для гостиницы утренний ералаш, но номер уже прибрали. — Стань с ним рядом, — сказал он. А потом спохватился и прибавил: — Пожалуйста! Она встала рядом с портретом, и он поглядел на них, откуда смотрел ночью. — Никакого сравнения, — сказал он. — Я говорю не о сходстве. Сходство схвачено отлично. — А разве ты хотел нас сравнивать? — спросила девушка, закинув голову; на ней был тот же черный свитер, что на портрете. — Конечно, нет. Но прошлой ночью и на рассвете я разговаривал с портретом, словно это была ты. — Вот это мило. Значит, от портрета была какая-то польза. Они лежали на кровати, и девушка его спросила: — Ты никогда не закрываешь окон? — Нет. А ты? — Только когда идет дождь. По-твоему, мы похожи друг на друга? — Не знаю. Нам с тобой так и не удалось это проверить. — Нам с тобой вообще не очень-то везет. Но мне все же повезло, раз я тебя знаю. — Ну а что это тебе дало? — спросил полковник. — Понятия не имею. Наверно, что-то дало, и мне лучше, чем другим. — Верно! Этого и будем добиваться. Я, правда, не люблю ограничиваться малым, но иногда приходится с этим мириться. — Что тебя огорчает больше всего на свете? — Когда мне приказывают, — сказал он. — А тебя? — Ты. — Я не хочу тебя огорчать. Я не раз бывал последним сукиным сыном. Но еще никогда никому не причинял горя. — Кроме меня, горе ты мое. — Ладно, — сказал он. — Допустим. — Спасибо, что ты это допускаешь. Ты сегодня добрый. Мне стыдно, что у нас так получается… Обними меня, пожалуйста, покрепче, и давай не будем говорить или думать о том, что все могло быть совсем иначе. — А знаешь, дочка, это как раз одна из тех немногих вещей, которые я умею. — Ты умеешь очень, очень много разных вещей. Не смей так говорить о себе. — Ну да, — сказал полковник, — я умею наступать, я умею отступать, а еще? — Ты все понимаешь в картинах, в книгах и в жизни. — Ну, это наука нехитрая! Смотри на картины непредвзято, читай книги честно и живи, как живется. — Не снимай, пожалуйста, мундира. — Ладно. — Ты всегда меня слушаешься, если я говорю «пожалуйста». — Бывало, я слушался и без этого. — Не очень часто. — Не очень, — признался полковник. — Пожалуйста — очень приятное слово. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Per piacere — это значит: сделай милость. Жаль, что не можем всегда говорить по-итальянски. — Можем, но только в темноте. Хотя есть такие вещи, которые лучше звучат по-английски. «Я люблю тебя, моя последняя, настоящая и единственная любовь», — процитировала она. — «Когда сирень в последний раз цвела у нас в саду». «Из колыбели, вечно баюкавшей». «А ну-ка навались, сучьи дети, не то я выброшу все на помойку». Тебе больше нравится на другом языке, Ричард? — Нет. — Поцелуй меня еще раз, пожалуйста. — В этом случае «пожалуйста» лишнее. — Я, того и гляди, сама стану лишняя. Если ты умрешь, ты, по крайней мере, не сможешь меня бросить. — Ну, знаешь, это уже грубо, — сказал полковник — следи-ка за своим язычком. — Я становлюсь грубой, когда ты грубишь, — сказала она. — Ты ведь сам хочешь, чтобы я была хоть немножко на тебя похожа. — Я не хочу, чтобы ты хоть в чем-нибудь была не такая, какая ты есть. Я люблю тебя всей душой, окончательно и бесповоротно. — Иногда ты умеешь говорить приятные вещи очень понятно. А что, если не секрет, вышло у тебя с женой? — Она была женщина честолюбивая, а я слишком часто бывал в отъезде. — Ты хочешь сказать, что она ушла от тебя из честолюбия, а тебя никогда не бывало дома из-за твоего ремесла? — Вот именно, — сказал полковник, вспоминая прошлое почти без горечи. — Честолюбия у нее было больше, чем у Наполеона, а таланта — как у первого зубрилы в школе. — Что бы это ни значило, — сказала девушка. — Но не будем о ней говорить. Жаль, что я тебя о ней спросила. Ей, должно быть, очень обидно, что она с тобой не живет. — Ничуть. С таким самомнением, как у нее, не обижаются, а замуж она вышла, чтобы примазаться к военной верхушке и приобрести связи, полезные для ее профессии или, может, для ее искусства. Она была журналисткой. — Но это ужасные люди! — воскликнула девушка. — Верно. — Как ты мог жениться на журналистке и позволить ей этим заниматься? — Я же говорил, что у меня в жизни бывали ошибки, — сказал полковник. — Давай поговорим о чем-нибудь приятном. — Давай. — Нет, это ужасно! Как ты на это решился? — Не знаю. Я бы мог тебе рассказать подробно, но давай лучше обойдем этот вопрос. — Давай обойдем. Все-таки я не думала, что это так ужасно. А ты больше такой глупости не сделаешь? — Клянусь тебе, нет. — И ты с ней не переписываешься? — Конечно, нет. — Ты не расскажешь ей о нас с тобой, она не сможет об этом написать в газетах? — Нет. Я этой стерве кое-что рассказал, и она об этом написала. Но дело было совсем в другой стране. И к тому же она умерла. — Правда, умерла? — Начисто и бесповоротно. Как Феб Финикийский. Но она сама еще об этом не знает. — А что, если бы мы с тобой гуляли по Пьяцце и ты бы ее встретил? — Я бы посмотрел на нее в упор и не заметил. Пусть знает, что умерла. — Большое спасибо, — сказала девушка. — Ты ведь понимаешь, как трудно неопытной девушке справиться с другой женщиной или с памятью о другой женщине. — У меня нет другой женщины, — сказал полковник, и глаза у него от невеселых воспоминаний стали злые. — И нет памяти о другой женщине. — Большое спасибо, — повторила девушка. — Сейчас я тебе верю. Но, пожалуйста, никогда не смотри на меня так и никогда обо мне так не думай! — Давай поймаем ее и вздернем на высоком дереве! — запальчиво сказал полковник. — Нет. Давай о ней лучше забудем. — Я ее и так забыл, — сказал полковник. И, как ни странно, это была правда. Странно потому, что на миг она появилась в комнате и чуть было не нагнала на него панику; это уж совсем странно, подумал полковник. Он-то знал, как люди впадают в панику. Но теперь она ушла, ушла безвозвратно; она выжжена, изгнана, разжалована по рапорту в одиннадцати экземплярах, к которому приложено официальное, заверенное у нотариуса, свидетельство о разводе. — Я ее забыл, — сказал полковник. Это была чистая правда. — Я очень рада, — сказала девушка. — Не понимаю, как ее вообще пустили сюда, в гостиницу. — Да, мы с тобой здорово похожи, — сказал полковник. — Нельзя этим так чертовски злоупотреблять! — Ладно, можешь ее повесить, ведь это из-за нее нам нельзя пожениться. — Я ее забыл, — сказал полковник. — Пусть получше разглядит себя в зеркале и повесится сама. — Теперь, когда ее здесь больше нет, не будем желать ей всяких бед. Но, как настоящая венецианка, я бы хотела, чтобы она умерла. — И я тоже, — сказал полковник. — Но раз она не умерла, давай забудем ее навсегда. — Навсегда и на веки вечные, — сказала девушка. — Правильно я выговариваю? По-испански это будет para sempre. — Para sempre и все такое прочее, — добавил полковник.
|