Глава 6. Марвин не предался отчаянию

Марвин не предался отчаянию. Зато он предался гневу – эмоции гораздо более оправданной, хотя столь же безрезультатной. Вместо того чтобы позорить себя, рыдая в суде, он позорил себя, бушуя в коридорах Федерал‑Билдинг, требуя либо справедливости, либо, черт побери, какого‑нибудь удачного ее эквивалента.

Молодой человек был глух ко всему. Тщетно втолковывали ему юристы, что если бы справедливость действительно существовала, то отпала бы необходимость в законе и законниках, а тогда исчезла бы одна из благороднейших концепций человечества и целая профессия оказалась бы ненужной.

Этот вразумительный довод не умиротворил взбешенного Марвина, который являл собой существо, не поддающееся убеждению. В груди его трещало и скрежетало дыхание, когда он громовым голосом обличал судебную машину Марса. В таком настроении он подошел к двери с табличкой «Бюро сыска и задержания. Межзвездный отдел».

– Ага! – пробормотал Марвин и вошел внутрь. Он очутился в маленькой комнатушке, точно сошедшей со страниц старинного исторического романа. Вдоль стен чинно выстроились старые, но надежные электронные калькуляторы. Возле двери стояла одна из первых моделей преобразователя мысли в машинописный текст. Кресла отличались определенностью формы и пластиковой обивкой пастельных тонов – тем, что ассоциируется с минувшей эрой праздности. Комнатушке не хватало только громоздкого «Морэни», чтобы стать точной копией места действия повести Шекли и других ранних поэтов Переходного века.

В одном из кресел сидел немолодой марсианин и метал стрелы в мишень, очертаниями напоминающую женский зад.

При входе Марвина он поспешно обернулся и сказал:

– Давно пора. Я вас ждал.

– Серьезно? – не поверил Марвин.

– Ну, не то чтобы уж совсем, – признался марсианин. – Но я установил, что такое начало беседы достаточно эффектно и создает атмосферу доверия.

– Зачем же вы губите эту атмосферу, открывая ее секрет?

– Все мы далеки от совершенства, – пожал плечами марсианин. – Я всего лишь простой труженик – сыщик. Урф Урдорф. Садитесь. Кажется, мы напали на след вашей меховой шубки.

– Какой меховой шубки? – удивился Марвин.

– Вы разве не мадам Риппер де Лоу – травести, которую вчера вечером ограбили в отеле «Красные Пески»?

– Конечно, нет. Я Марвин Флинн. Потерял тело.

– Да‑да, разумеется, – энергично закивал сыщик Урдорф. – Давайте‑ка по порядку. Вы случайно не помните, где находились, когда впервые заметили пропажу тела? Не спрятал ли его кто‑нибудь из ваших друзей, желая подшутить над вами? А может, вы его сами куда‑нибудь заткнули или отправили отдохнуть?

– Вообще‑то оно не то чтобы пропало, – сказал Марвин. – По‑настоящему – его украли.

– Так бы и говорили с самого начала, – обиделся Урдорф. – Теперь дело предстает в совершенно ином свете. Я всего лишь сыщик; никогда не выдавал себя за чтеца чужих мыслей.

– Очень жаль, – сказал Марвин.

– Мне тоже жаль, – сказал сыщик Урдорф. – Это я о вашем теле. Должно быть, для вас это был форменный удар.

– Да, так оно и было.

– Представляю, каково вам теперь.

– Спасибо, – поблагодарил Марвин.

Несколько минут посидели в дружелюбном молчании. Первым заговорил Марвин:

– Ну?

– Прошу прощения? – ответил сыщик.

– Я говорю «ну?»!

– А‑а! Извините, первый раз я вас не расслышал.

– Это ничего.

– Спасибо.

– Ради бога, пожалуйста.

Вновь наступило молчание. Затем Марвин опять сказал: «Ну?», а Урдорф ответил: «Прошу прощения?».

– Я хочу, чтобы мне его вернули, – сказал Марвин.

– Кого?

– Мое тело.

– Что‑что? Ах да, ваше тело. Гм, еще бы вы не хотели, – подхватил сыщик с понимающей улыбкой. – Но это, конечно, не так‑то легко, правда?

– Откуда мне знать, – ответил Марвин.

– Да, знать вам, пожалуй, неоткуда, – согласился Урдорф. – Но смею вас уверить, это не так‑то легко.

– Понимаю, – сказал Марвин.

– Я вот и надеялся, что вы поймете.

Произнеся эти слова, Урдорф погрузился в молчание. Молчание длилось приблизительно секунд двадцать пять плюс‑минус секунда или две; к концу этого периода терпение у Марвина лопнуло, и он закричал:

– Черт вас возьми, намерены вы шевельнуть пальцем, чтобы вернуть мне тело, или же будете просиживать свою толстую задницу, не говоря ни единого путного слова?

– Конечно, я намерен вернуть вам тело, – сказал сыщик. – Или, во всяком случае, попытаться. И незачем меня оскорблять. Я, в конце концов, не машина с готовыми ответами на перфокартах. Я разумное существо, такое же, как и вы. У меня свои надежды и страхи. И свой метод ведения беседы. Вам он может казаться не очень действенным, но я нахожу его в высшей степени целесообразным.

– Это действительно так? – смягчился Марвин.

– Право же, так. – В кротком голосе сыщика не было и следа обиды.

Казалось, вот‑вот наступит очередное молчание, поэтому Марвин сказал:

– Как, по‑вашему, есть ли надежда, что я… что мы вернем мое тело?

– Есть, и большая, – ответил сыщик Урдорф. – Я, откровенно говоря, рискну зайти довольно далеко и заявить, что уверен в успехе. Моя уверенность базируется не на изучении вашего конкретного случая, о котором мне известно очень немногое, а на простейших статистических выкладках.

– А выкладки свидетельствуют в нашу пользу? – осведомился Марвин.

– Вне всякого сомнения! Судите сами: я квалифицированный сыщик, владею всеми новейшими методами, мне присвоен высший индекс оперативности – АА‑А. И все же, несмотря на это, за пять лет полицейской службы я еще ни разу не раскрыл преступления.

– Ни единого?

– Ни единого, – решительно подтвердил Урдорф. – Любопытно, не правда ли?

– Да, наверное, – сказал Марвин. – Но ведь это значит…

– Это значит, – перебил его сыщик, – что полоса неудач, самая редкостная из всех мне известных, по статистическому ожиданию должна вот‑вот закончиться.

Марвин смешался, а это ощущение непривычно для марсианского тела. Он спросил:

– А что, если полоса все же не закончится?

– Не будьте суеверным, – ответил сыщик. – Теория вероятностей на нашей стороне; в этом вы убедитесь даже при самом поверхностном анализе создавшегося положения. Я завалил сто пятьдесят семь дел подряд. Ваше сто пятьдесят восьмое. На что бы вы поставили, если бы были заядлым спорщиком?

– На то, что и дальше будет так продолжаться, – сказал Марвин.

– Я тоже, – признался сыщик с виноватой улыбкой. – Но тогда, заключая пари, мы исходили бы из эмоций, а не из разумного расчета. – Урдорф мечтательно поднял глаза к потолку. – Сто пятьдесят восемь неудач! Фантастическая цифра! Такая полоса неминуемо должна закончиться! Скорее всего я теперь могу сидеть у себя в кабинете сложа руки, а преступник сам найдет ко мне дорогу.

– Да, сэр, – вежливо согласился Марвин. – Но вы, надеюсь, не станете пробовать именно такой метод.

– Да нет, – сказал Урдорф. – Его я испробовал в деле номер сто пятьдесят шесть. Нет, ваше дело я буду расследовать активно. Тем более что здесь налицо преступление сексуальное, а такие вещи меня особенно интересуют.

– Извините? – пролепетал Марвин.

– Вам совершенно не в чем извиняться, – заверил его сыщик. – Не следует испытывать чувство неловкости или вины только оттого, что вы стали жертвой сексуального преступления, пусть даже народная мудрость многих цивилизаций гласит, будто в таких случаях на жертву ложится позорное пятно, исходя из презумпции ее сознательного или подсознательного соучастия.

– Нет‑нет, я не извинялся, – сказал Марвин. – Я просто…

– Вполне понимаю, – прервал его сыщик. – Но не стыдитесь, расскажите мне самые чудовищные, омерзительные подробности. Считайте меня безликой официальной инстанцией, а не разумным существом с половыми признаками, страхами, желаниями, вывихами, поползновениями…

– Я все пытаюсь вам втолковать, – сказал Марвин, – что сексуальное преступление здесь ни при чем.

– Все так говорят, – задумчиво произнес сыщик. – Поразительно, до чего неохотно приемлет неприемлемое человеческий разум.

– Вот что, – сказал Марвин, – если бы вы дали себе труд ознакомиться с фактами, то заметили бы, что речь идет о наглом мошенничестве. Мотивы преступления – деньги и самоувековечение.

– Это‑то я знаю, – ответил сыщик. – И если бы не процессы сублимации, так бы мы и считали.

– Какими же еще мотивами мог руководствоваться преступник?

– Самыми очевидными, – сказал Урдорф. – Классический синдром. Видите ли, этот малый действовал под влиянием особого импульса, который принято обозначать особым термином. Преступление совершено в тяжелом состоянии давнего проективного нарциссова комплекса.

– Не понимаю, – пробормотал Марвин.

– С таким явлением малоосведомленные люди, как правило, не сталкиваются, – утешил его сыщик.

– А что это значит?

– Я не могу углубляться в дебри этиологии. А если вкратце, то синдром вызывает смещение себялюбия. Попросту говоря, больной влюбляется в другого, но не как в другого. Скорее он влюбляется в другого, как в самого себя.

– Ладно, – смирился Марвин. – Поможет это нам найти того, кто украл у меня тело?

– Вообще‑то нет, – сказал сыщик. – Но это нам поможет его понять.

– Когда вы приступите? – спросил Марвин.

– А я уже приступил, – ответил сыщик. – Пошлю, конечно, за судебными протоколами и прочими документами, относящимися к делу, запрошу дополнительную информацию у соответствующих органов других планет. Я не пожалею сил, а если будет нужно или полезно – отправлюсь на край Вселенной. Это преступление я раскрою.

– Рад, что вы так настроены, – заметил Марвин.

– Сто пятьдесят восемь дел подряд, – размышлял Урдорф вслух. – Слыханная ли штука – такая полоса неудач? Но теперь она закончится. Я хочу сказать, не может же она тянуться до бесконечности, правда?

– Наверное, не может, – согласился Марвин.

– Хорошо бы мое начальство тоже встало на эту точку зрения, – хмуро сказал сыщик. – Хорошо бы оно перестало называть меня недотепой. Такие словечки, да насмешки, да поднятые брови – все это кого угодно лишит уверенности в себе. На мое счастье, я отличаюсь несгибаемой волей и полнейшей уверенностью в самом себе. По крайней мере так было еще после первых девяноста неудач.

На несколько секунд сыщик тяжело задумался, потом сказал Марвину:

– Надеюсь, вы окажете мне всяческую помощь и поддержку.

– Рад стараться, – ответил Марвин. – Беда только в том, что не более чем через шесть часов меня лишат тела.

– Чертовски досадно, – рассеянно произнес Урдорф. Он явно погрузился уже в мысли о следствии и лишь с трудом заставил себя вновь уделить внимание Марвину. – Лишат, вот как? Надо полагать, вы приняли меры? Нет? Ну, тогда, надо полагать, вы еще примете меры.

– Не знаю, какие меры тут можно принять, – угрюмо ответил Марвин.

– Ну, об этом не стоит пререкаться, – сказал сыщик подчеркнуто бодрым голосом. – Найдите где‑нибудь другое тело, а главное – оставайтесь в живых! Обещайте мне сделать все от вас зависящее, чтобы остаться в живых.

– Обещаю, – сказал Марвин.

– А я буду продолжать расследование и свяжусь с вами, как только смогу что‑нибудь сообщить.

– Но как вы меня отыщете? – спросил Марвин. – Я ведь не знаю, в каком буду теле и даже на какой планете.

– Вы забываете, что я сыщик, – с бледной улыбкой ответил Урдорф. – Пусть мне нелегко отыскивать преступников, зато уж жертв я всегда отыскиваю без малейшего затруднения. Так что выше голову, не допускайте, чтоб у вас душа уходила в пятки, а главное, помните: останьтесь в живых!

Марвин согласился остаться в живых, тем более что на этом строились все его планы. И вышел на улицу, сознавая, что драгоценное время истекает, а своего тела у него по‑прежнему нет.