Капитул Дюны 21 page

Веселье вытеснило страх. Он улегся без смеха.

– Дункан!

– М‑м‑м! – В этом звуке послышалось отчуждение ментата.

– Белл сказала, что Бене Гессерит использует слова, как оружие, в виде Голоса. «Инструмент управления» – назвала она его.

– Это урок, который ты должна усвоить, как инстинкт. Они никогда не решатся обучать тебя чему‑то более глубокому, пока ты не пройдешь эту ступень. Они просто не смогут тебе доверять.

Но тогда я не смогу верить тебе.

Она отодвинулась от него и посмотрела в глазок видеокамеры, поблескивающий в стене.

Они все еще испытывают меня.

Мурбелла была уверена, что учителя между собой обсуждают ее. Разговоры затихали при ее появлении. Они смотрели на нее с таким выражением, словно она была представителем редкого биологического вида.

В мозгу зазвучал голос Беллонды.

Щупальца ночного кошмара. Потом наступило утро. Она выполняла упражнения, и запах пота бил ей в ноздри. Она проходит испытание и должна держаться на расстоянии трех шагов от Преподобной Матери. Слышен голос Белл:

– Никогда не становись экспертом, это подавляет способность рассуждать.

Все это из‑за того, что я спросила, нет ли слов, которые могут привести в Бене Гессерит.

– Дункан, почему они смешивают духовное и физическое учения?

– Тело и дух взаимно укрепляют друг друга. – Голос прозвучал сонно. Будь он проклят! Он опять засыпает.

Она потрясла Дункана за плечо.

– Если слова ни черта не значат, то почему они так много говорят о дисциплине?

– Паттерн, – пробормотал он сквозь сон. – Грязное слово.

– Что? – Она снова изо всех сил встряхнула его.

Дункан перевернулся на спину и, едва шевеля губами, произнес:

– Дисциплина – это образец, образцу нельзя подражать, это неправильно. Они говорят, что все мы – творцы образцов… мне думается, для них это то же самое, что «порядок».

– Но чем образец так плох?

– Он дает другим в руки рычаг для нашего уничтожения или заманивания в западню… которой мы не можем избежать, так же, как и не можем ничего изменить в естественном ходе вещей.

– Ты сказал неправду о духе и теле.

– Гм‑м‑м, что?

– Это давление, которое прижимает одного человека к другому.

– Разве это не то же самое, что я сказал? Эй! Ты собираешься говорить или спать, или как?

– Или как. Мы не будем спать сегодня.

Дункан тяжело вздохнул.

– Они, кажется, не собираются укреплять мое здоровье.

– Никто из них и не обещал тебе этого.

– Это приходит позже, после испытания.

Она знала, что он ненавидит само воспоминание об этой муке, но не смогла промолчать. Страшная перспектива захватила ее до глубины души.

– Ладно! – Он сел, взбил подушку и, подложив ее себе под спину, уставил на Мурбеллу изучающий взгляд. – Так в чем дело?

– Как они умны со своими словами‑оружием! Она привела к тебе Тега и сказала, что ты несешь за него полную ответственность.

– Ты не веришь в это?

– Он думает о тебе, как о своем отце.

– Это не так.

– Нет, но… но ты сам разве не думал так о старом башаре?

– Когда он восстанавливал мою память… Ну да.

– Вы оба – пара интеллектуальных сирот, которые постоянно ищут родителей, которых нет с вами. Он не имеет ни малейшего представления о том, какую боль ты ему причинишь.

– Это означает разбить семью.

– Итак, ты ненавидишь в нем башара и очень рад, что сможешь причинить ему боль.

– Я этого не говорил.

– Почему он так важен для них?

– Башар? Он военный гений, всегда совершал то, чего от него никто не ждал. Он побеждал противников тем, что всегда появлялся там, где его не ждали.

– Но разве этого не может делать кто‑то другой?

– Может, но не так, как это делал он. Он сам изобретает тактику и стратегию. Вот так! – Он яростно щелкнул пальцами.

– Еще больше насилия, как у Досточтимых Матрон.

– Не всегда. Башар имел репутацию человека, способного побеждать без сражений.

– Я знаю историю.

– Не доверяй ей.

– Но ты только что сам сказал…

– История фокусирует свое внимание на столкновениях и конфронтации. В этом есть доля истины, но не вся истина. Есть упрямые вещи, которые прячутся под многочисленными наслоениями, нагроможденными историками.

– Упрямые вещи?

– История касается женщин, которые сеют рис, погоняя буйвола, который тянет ее плуг. В это время ее муж скорее всего воюет в чужой стране, не так ли?

– Но почему это – упрямая вещь, и почему это важнее, чем…

– Ее дети в доме, они хотят есть, им нужна пища. Мужчины в это время предаются своему сезонному сумасшествию. Но кто‑то должен пахать. Она и только она – образ человеческого упорства.

– В твоих устах это звучит очень горько… И вообще мне кажутся странными твои слова.

– Учитывая мой военный опыт?

– Да, и то, что Бене Гессерит постоянно подчеркивает, что его башар и его элитные войска… и…

– Ты думаешь, что важные сами по себе люди занимаются важным самим по себе насилием? Они могут переехать женщину, пашущую на волах?

– Почему нет?

– Потому что очень немногие могут избежать их колесниц. Насильники проезжают мимо женщин, пашущих землю, и редко видят, что они только что прикоснулись к основной реальности. Бене Гессерит просто не мог пройти мимо этого.

– Опять‑таки почему нет?

– Важные сами по себе имеют ограниченный кругозор, потому что все время скачут в пределах мертвой реальности. Женщины и плуг – это реальность жизни. Без реальности жизни не может существовать человечество. Мой Тиран ясно видел это. Сестры благословляют его за это, не переставая проклинать.

– То есть ты сознательно принимаешь участие в воплощении их мечты?

– Кажется, так оно и есть. – В его голосе прозвучало искреннее удивление.

– Ты до конца честен с Тегом?

– Он спрашивает, я даю ему искрение ответы. Я не верю, что можно совершать насилие из чистого любопытства.

– И ты действительно несешь за него полную ответственность?

– Это не совсем то, о чем она говорит.

– Ах, любовь моя. Это не совсем то. Ты называешь Беллонду лицемеркой, но не называешь так Одраде. Дункан, если бы ты только знал…

– Поскольку мы игнорируем видеокамеры, плюнь на все это.

– Ложь, порок, обман…

– Эй, как быть с Бене Гессерит?

– У них на этот счет существует древнее как мир оправдание: Сестра А делает так, если я делаю то, что само по себе не плохо. Два преступника покрывают друг друга.

– Какие преступники?

Она заколебалась. Говорить или нет? Нет. Но он ждет какого‑нибудь ответа.

– Белл в восторге от того, что вы с Тегом поменялись ролями! Она просто жаждет увидеть, как он перенесет эту боль.

– Вероятно, нам придется ее разочаровать. – Он понимал, что слишком рано открывает карты. Слишком рано.

– Поэтическая справедливость! – Мурбелла тоже была в полном восторге.

Отвлеки их!

– Их не интересует справедливость. Честность, да. Это их излюбленная проповедь: «Те, против кого направлено суждение, должны признать его честность».

– Итак, они приучили тебя принимать их суждения?

– В любой системе есть крупные ячейки.

– Ты же знаешь, милый, что послушницы учатся многим вещам.

– Именно поэтому они и называются послушницами.

– Я имею в виду, что мы много общаемся друг с другом.

– Мы? Ты же не послушница, ты прозелитка.

– Кем бы я ни была, я слышу много всяких историй. Твой Тег может оказаться совсем не тем, кем он кажется.

– Сплетни послушниц.

– Есть истории о Гамму, Дункан.

Он изумленно уставился на нее. Гамму? Он мог называть эту планету только ее исходным именем: Гьеди Один. Адское гнездо Харконненов.

Она приняла его молчание за приглашение продолжать.

– Рассказывают, что Тег мог передвигаться так быстро, что за ним невозможно было уследить взглядом, что он…

– …вероятнее всего, и является автором этих россказней.

– Некоторые Сестры не разделяют твоего скепсиса. Они занимают выжидательную позицию. Они хотят проявить осторожность.

– Ты ничего не читала о Теге в своей распрекрасной истории? Для него очень характерно распускать о себе всяческие слухи. Заставлять людей принимать меры напрасной предосторожности.

– Но вспомни, что я сама была тогда на Гамму. Досточтимые Матроны были расстроены и вне себя от ярости. Что‑то шло не так, как надо.

– Совершенно точно можно сказать, что Тег, как всегда, был непредсказуем. Он поразил и ошеломил их. Похитил один из их кораблей‑невидимок. – Он постучал кулаком по стене. – Вот этот, между прочим.

– Община Сестер играет на запрещенном поле, Дункан. Они всегда говорят мне, что надо дождаться испытания. Тогда все станет ясно. Будь они прокляты!

– Похоже, что они готовят тебя для работы в Защитной. Миссии. Они разрабатывают религии для разных народов и преследуют особые цели.

– Тебе не кажется, что это неправильно?

– Это мораль. Я не собираюсь дискутировать на эту тему с Преподобными Матерями.

– Почему?

– Религии разбиваются об эту скалу, но БГ никогда не разобьется.

Дункан, если бы ты только знал их мораль!

– Их очень раздражает то, что ты слишком много о них знаешь.

– Белл даже хотела меня за это убить.

– Ты не думаешь, что Одраде не лучше ее?

– Что за вопрос!

Одраде? Ужасная женщина, если задуматься о ее способностях. Атрейдес, этим сказано все. Я знал Атрейдесов и Атрейдесов. Эта – первое лицо Бене Гессерит. Тег – идеал Атрейдесов.

– Одраде говорила, что верит в твою верность Атрейдесам.

– Я верен чести Атрейдесов, Мурбелла. Но я сам принимаю моральные решения, касающиеся Общины Сестер, этого ребенка, которого они мне вручили, Шианы… и моей возлюбленной.

Мурбелла прильнула к Дункану, прижавшись грудью к его руке.

– Иногда я хочу убить их всех!

Неужели она думает, что ее могут не услышать? Он сел, увлекая ее за собой.

– Что выбило тебя из колеи?

– Она хочет, чтобы я поработала со Сциталем.

Поработать. Это эвфемизм Досточтимых Матрон. Ну а почему бы и нет? Она «работала» со многими мужчинами, прежде чем мы с ней встретились. Но здесь сработала древняя мужская реакция. Только не с этим… Сциталем? С проклятым Тлейлаксу?

– Верховная Мать? – Ему надо было удостовериться.

– Она, именно она. – Мурбелла почувствовала необычайное облегчение, сбросив с себя страшную тяжесть.

– Как ты отреагировала?

– Она сказала, что это твоя идея.

– Моя… Ни в коем случае! Я предложил получить от него информацию, но…

– Она говорит, что в Бене Гессерит это обычная вещь, точно так же, как и у Досточтимых Матрон. Иди и спи с этим. Соблазни того. Обычная повседневная работа.

– Я спросил, как ты отреагировала?

– Я возмутилась.

– Почему?

Зная твою историю…

– Я люблю тебя, Дункан, и… мое тело… предназначено для того, чтобы дарить тебе радость, точно так же, как ты…

– Мы старая супружеская чета, и ведьмы хотят нас разлучить.

Его слова зажгли в душе воспоминание о леди Джессике, любовнице давно умершего герцога, матери Муад'Диба. Я любил ее. Она не любила меня, но… Тот взгляд, которым она смотрела на своего герцога, был как две капли воды похож на тот взгляд, которым сейчас смотрела на него Мурбелла, – взглядом слепой, безусловной любви. Бене Гессерит не допускал таких вещей и не верил в них. Джессика была намного мягче Мурбеллы, но была тверда духом. А Одраде… Она была тверда с самого начала. Тверда, как пластил.

Но что сказать о том времени, когда он подозревал, что она тоже подвержена обычным человеческим эмоциям? Как она говорила о башаре, когда они узнали, что он погиб на Дюне.

– Это был мой отец, понимаешь?

Мурбелла вывела его из задумчивости.

– Ты можешь разделять их мечту, какой бы она ни была, но…

– Выращивать людей!

– Что?

– Это и есть их мечта. Начать вести себя, как подобает взрослым, а не злобным детишкам на школьном дворе во время перемены.

– Мама лучше знает?

– Да… Мне кажется, что все обстоит именно так.

– Ты именно так видишь их? Даже когда называешь ведьмами?

– Это хорошее слово. Ведьмы иногда совершают удивительные поступки и делают поразительные вещи.

– А ты не уверен в том, что это плод многолетних тренировок, испытания Пряностью и постоянного приема меланжи?

– Какое отношение имеет ко всему этому вера? Неизвестное творит собственную мистику.

– Но ты не думаешь, что они обманом заставляют людей делать то, что нужно им?

– Конечно, они это делают.

– Слова, как оружие, Голос, импринтеры…

– Нет никого прекраснее тебя.

– Что такое красота, Дункан?

– В красоте есть стиль, в этом нет никакого сомнения.

– Она говорит то же самое. «Стиль зиждется на творческих корнях, которые так глубоко скрыты в вашей расовой психике, что мы никогда не осмелимся тронуть эти корни». Но они хотят вмешаться, Дункан.

– Но могут ли они осмелиться на все, что угодно?

– Она говорит: «Мы не станем впутывать наше потомство в то, что не считаем людьми». Они судят, они выносят приговоры.

Дункан подумал о двух чуждых силуэтах своего видения, о лицеделах. Он спросил:

– Так же, как аморальные тлейлаксианцы? Аморальные, а не бесчеловечные.

– Иногда мне даже кажется, что я слышу, как в мозгу Одраде вращаются шестерни. Она и ее Сестры – они слушают, они следят, они кроят по своему усмотрению любой ответ. У них все просчитано.

И ты хочешь стать одной из них, моя дорогая? Он почувствовал, что попал в западню. Она права, и одновременно она не права. Результат оправдывает средства? Как он сможет оправдать потерю Мурбеллы?

– Ты считаешь их аморальными? – спросил он.

Было такое впечатление, что она не слышит Дункана.

– Всегда спрашиваешь, что надо сказать в следующий момент, чтобы получить желаемый ответ.

– Какой ответ? – неужели она не чувствует, насколько ему больно?

– Никогда ничего не понимаешь до тех пор, пока не становится слишком поздно! – Она повернулась и посмотрела ему в глаза. – Точно так же все обстоит и у Досточтимых Матрон. Ты знаешь, как Досточтимые Матроны заманили меня в свои сети?

Дункан против воли представил себе, с каким нетерпением ожидают наблюдатели следующих слов Мурбеллы.

– Меня подобрали на улице после того, как нашу планету вымели Досточтимые Матроны. Мне кажется, что они сделали это из‑за меня. Моя мать была замечательная красавица, но слишком старая для них.

– Вымели?

Наблюдатели ждут от меня этого вопроса.

Да, они проходили по целым районам и после их нашествия исчезали люди. Не оставалось ни тел, ничего. Исчезали целые семьи. Это объясняли наказанием, потому что люди якобы составляли заговоры против Досточтимых Матрон.

– Сколько тебе было лет?

– Три… может быть, четыре года. Я играла с подружками на улице под деревьями. Вдруг стало очень шумно. Вокруг кричали какие‑то люди. Мы спрятались в расщелине какой‑то скалы.

Дункан воочию увидел эту драму.

– Земля содрогалась, – теперь Мурбелла смотрела в себя отрешенным взглядом, – от взрывов. Через некоторое время все стихло, и мы вылезли наружу. На месте, где стоял мой дом, зияла огромная воронка.

– Ты стала сиротой?

– Я помню своих родителей. Отец был высокий, сильный парень. Мне кажется, что моя мать была служанкой. Они носили форму, и я хорошо помню эту форму.

– Почему ты так уверена, что твои родители были убиты?

– Я точно помню, что нас вымели, но я знаю, как это бывает. Крики, бегущие в панике люди. Мы были в ужасе.

– Почему ты думаешь, что в тот раз опустошение затеяли из‑за тебя?

– Они всегда так поступают.

Они. Наблюдатели могут порадоваться. Успех Преподобных Матерей выражался одним этим словом.

Мурбелла все еще была глубоко погружена в свою память.

– Мне кажется, что мой отец отказался сожительствовать с Досточтимой Матроной. Это всегда считалось опасным. Большой, красивый человек, сильный мужчина.

– Итак, ты ненавидишь их?

– Почему? – Она была искренне удивлена его вопросом. – Если бы не они, я никогда не стала бы Досточтимой Матроной.

Ее черствость неприятно поразила его.

– Значит, это кое‑чего стоит?

– Любимый, ты недоволен тем, что я оказалась рядом с тобой?

Туше!

– Но тебе никогда не хотелось, чтобы это произошло другим способом?

– Это произошло.

Какой неприкрытый фатализм. Он никогда не подозревал, что она окажется такой. Было ли это закваской Досточтимых Матрон или Общины Сестер?

– Ты стала достойным дополнением для их конюшен.

– Да, эта должность так и называлась – укротительница. Мы рекрутировали подходящих самцов.

– И ты это делала?

– Я многократно окупила их затраты на меня.

– Ты понимаешь, как толковали твое поведение Сестры?

– Не делай из мухи слона.

– Значит, ты готова поработать со Сциталем.

– Я так не сказала. Досточтимые Матроны манипулировали мною, не считаясь с моими желаниями. Сестры хотят использовать меня точно так же. Моя цена может быть очень высокой.

Дункан почувствовал, что у него моментально пересохло в горле.

– Цена?

Она вперила в него горящий взор.

– Ты, ты – часть этой цены. Не работа со Сциталем. Это еще одно напоминание об их драгоценной искренности. Они просто нуждаются во мне!

– Осторожнее, любимая. Они могли бы все сказать тебе.

Она посмотрела на него взглядом почти законченной воспитанницы Бене Гессерит.

– Как ты сможешь без боли восстановить память Тега?

Проклятие! Стоило им только вообразить, что они не попадутся в ловушку, как их настиг этот удар. Спасения не было, бежать некуда. По ее глазам он понял, что она прочитала его мысли.

Мурбелла сама подтвердила это.

– Если бы я не согласилась, то вы проработали бы этот вариант с Шианой.

Он мог только кивнуть в ответ. Его Мурбелла продвинулась в Общине Сестер гораздо дальше, чем он мог предполагать. А она знала, что ее импринтинг помог восстановить его исходную память. Он внезапно увидел рядом с собой Преподобную Мать и едва не закричал от отчаяния и протеста.

– И чем же ты отличаешься от Одраде? – спросила она.

– Шиана была воспитана, как импринтер. – Его слова отозвались пустотой даже для него самого.

– Чем же это отличается от моей подготовки? – В тоне прозвучало неприкрытое обвинение.

В нем вспыхнул гнев.

– Ты бы предпочла боль? Как Беллонда?

– А ты бы предпочел, чтобы Бене Гессерит потерпел поражение? – В голосе звучала бархатная нежность.

Он услышал в тоне подруги отчуждение, словно она уже наблюдала за ним с холодностью, присущей членам Общины Сестер. Они заморозили его любимую Мурбеллу. Но в ней еще столько жизни! Это разрывало ему сердце. Она источала ауру здоровья, особенно во время беременности. Бодрость и наслаждение жизнью. Жизнелюбие светилось в ней. Сестры возьмут это и притушат вечный свет.

Мурбелла затихла под его пристальным взглядом.

В отчаянии он лихорадочно соображал, что можно предпринять.

– Я думала, что со временем мы сможем вести себя друг с другом более открыто, – сказала она. Еще один прием Бене Гессерит.

– Я не согласен со многими их поступками, но я доверяю их мотивам.

– Я узнаю их мотивы, когда пройду испытание Пряностью.

Он оцепенел, когда до него дошло, что она может не перенести испытания. Жизнь без Мурбеллы? Это была бы бездонная пустота, чернее которой он не видел в своей жизни и не мог себе представить. Не было ничего самого страшного во всех его многочисленных жизнях, что он мог бы поставить рядом с таким горем. Не думая о том, что делает, он протянул руку и начал ласкать ее спину. Кожа была мягкой, но удивительно упругой.

– Я слишком сильно люблю тебя, Мурбелла. Это мое испытание, мое сладкое мучение.

Она задрожала под его рукой.

Он вдруг понял, что предается сентиментальности, представляя себе картины неизбывного горя, но потом вспомнил, как один из его учителей говорил об «эмоциональных оргиях»:

«Разница между добротой и сентиментальностью очевидна. Если ты изо всех сил стараешься не убить чью‑нибудь собаку на шоссе, то ты добрый человек. Но если ты, объезжая собаку, давишь пешехода, то это сентиментальность».

Она взяла его руку и прижала ее к губам.

– Слова плюс тело, это сильнее, чем каждое из них по отдельности, – прошептал он.

Его слова пробудили в ней видения ночного кошмара, но теперь она была отмщена, поняв всю силу слов‑орудий. Ее переполняла радость нового опыта, желание посмеяться над собой.

Когда страх кошмара прошел, она с удивлением отметила про себя, что ей никогда в жизни не приходилось видеть смеющейся над собой Досточтимой Матроны.

Нет ничего более важного на свете, чем Община Сестер?

Ей говорили о клятве, о чем‑то еще более таинственном, чем слова прокторов на инициации послушниц.

Моя клятва Досточтимым Матронам была всего лишь набором слов. Клятва Бене Гессерит стоит не больше.

Она вспомнила воркотню Беллонды, которая говорила, что дипломатия – это искусство лжи.

– Ты тоже станешь дипломатом, Мурбелла?

Нет, клятвы, конечно, придуманы не для того, чтобы их нарушать. Какое детство! Если ты нарушишь свое слово, то я нарушу свое! Ля, ля, ля!

Нет ничего более бесполезного, чем тревожиться о клятвах. Гораздо важнее найти в своей душе обиталище свободы. Там живет существо, способное слушать.

Прижав ладонь Дункана к своим губам, она прошептала:

– Они слушают. О, как внимательно они слушают.

***

Не вступайте в конфликт с фанатиками, если не можете их обезвредить. Противопоставляйте одну религию другой только в том случае, если ваши доказательства (чудеса) не могут быть опровергнуты или если фанатики воспринимают вас, как вдохновенного Богом пророка. Эти обстоятельства всегда были препятствием для науки, пытающейся рядиться в тогу божественного промысла. Но наука всегда представляется людям как дело рук человеческих. Фанатики (а многие люди являются фанатиками в том или ином частном вопросе) должны знать, на чем вы стоите, но что еще более важно, они должны знать, кто нашептывает вам на ухо.

Защитная Миссия Первичное учение

Неудержимый бег времени досаждал Одраде не меньше, чем постоянное ощущение приближения охотников. Годы шли так стремительно, что дни сливались друг с другом в мутную пелену. Потребовалось два месяца споров, чтобы утвердить Шиану преемницей Там!

Беллонда неизменно заступала на вахту в отсутствие Одраде, как, например, сегодня, когда Верховная Мать инспектировала новую партию воспитанниц Бене Гессерит, отправлявшихся в Рассеяние. Совет не без колебаний решил продолжить эту практику. Мнение Айдахо о бесполезности этого мероприятия вызвало потрясение в Общине Сестер. На совещаниях вырабатывалась теперь новая оборонная доктрина: «С чем вы можете встретиться в Рассеянии»

Когда Одраде вошла в свой кабинет, а произошло это только вечером, Беллонда недвижимо восседала за ее рабочим столом. Щеки толстухи отвисали больше обычного, а в глазах светилась непреклонная твердость, как бывало всегда, когда их обладательница стремилась скрыть утомление. Из‑за Беллонды ежедневное подведение итогов становилось объектом резкой критики.

– Они утвердили Шиану, – сказала Беллонда, передавая Одраде маленький кристалл. – Там поддержала это решение. Мурбелла родит через восемь дней, так говорят доктора Сукк.

Беллонда не слишком доверяла мнению этих докторов.

Еще одного? Как все‑таки безлична может быть жизнь! Одраде почувствовала, как сильно забилось ее сердце от этой новости.

Когда Мурбелла оправится после родов, ее надо подвергнуть испытанию. Она готова.

– Дункан очень нервничает, – сообщила Беллонда, вставая из‑за стола.

Еще и Дункан! Эти двое превратились в настоящую семью.

Но Беллонда еще не закончила:

– Хотя ты и не спрашиваешь, могу тебе сказать, что от Дортуйлы не поступало никаких донесений.

Одраде заняла свое место и взвесила на ладони кристалл с сообщением. Доверенная послушница Дортуйлы, теперь Преподобная Мать Фонтиль, не стала бы рисковать кораблем‑невидимкой только для того, чтобы угодить Верховной Матери. Отсутствие новостей говорило лишь о том, что приманка до сих пор действует или… погибла.

– Ты сказала Шиане о ее утверждении? – спросила Одраде.

– Оставила это для тебя. Она сегодня снова опоздала со своим ежедневным докладом. Это не подобает члену Совета.

Так‑так, значит, Белл до сих пор не одобряет это назначение.

Доклады Шианы не отличались особым разнообразием. «Никаких признаков червей. Масса Пряности остается нетронутой».

Все, на что они возлагали последние надежды, безнадежно повисло в воздухе. В это время палач из ночного кошмара подкрадывался все ближе и ближе. Напряжение нарастало. Оно грозило взрывом.

– Ты достаточно часто слышала разговоры Мурбеллы с Дунканом, – сказала Беллонда. – Это как раз то, что скрывает Шиана. Скажи мне, почему она это делает?

– Тег – мой отец.

– Какая деликатность! Преподобная Мать впадает в истерику от того, что происходит импринтинг гхола, который приходится отцом Верховной Матери!

– Она была моей личной ученицей, Белл. Она испытывает ко мне такие теплые чувства, которые ты никогда не сможешь испытать. Кроме того, это не просто гхола, это маленький ребенок.

– Мы должны быть уверены в ней на все сто процентов!

Одраде видела, как шевельнулись губы Беллонды, и хотя последняя ничего не сказала, по этому движению Одраде прочитала слово «ДЖЕССИКА».

Еще одна Преподобная Мать отступница? Белл права, надо быть полностью уверенными в Шиане. Я отвечаю за это. Перед внутренним взором Одраде вновь возникла последняя скульптура Шианы.

– План Айдахо достаточно привлекателен, но… – Беллонда замялась.

Одраде закончила ее мысль.

– Он еще очень мал, его развитие неполно, Тег еще совсем мальчик. Боль восстановления памяти может приблизить муку испытания. Это может привести к его отчуждению. Но…

– Им надо управлять с помощью импринтера. Эту часть плана я целиком одобряю. Но что, если такой подход не сможет восстановить его память?

– Тогда в силе останется первоначальный план, который оказал нужное воздействие на самого Айдахо.

– Он – другое дело, но решение может и подождать. Ты опаздываешь на встречу со Сциталем.

Одраде зажала кристалл в ладони.

– Обычное совещание?

– Ничего нового. Все это ты слышала не один раз, – по голосу Белл чувствовалось, что она испытывает к Одраде нечто вроде сострадания.

– Я приведу его сюда. Пусть Там будет наготове и заходит под каким‑нибудь предлогом.

Сциталь уже привык к этим совместным прогулкам вне корабля, и Одраде поняла это, видя, как непринужденно он вышел из транспортера к югу от Централа.

Это была не просто прогулка, и оба отлично это понимали, но Одраде регулярно выводила Сциталя на волю, чтобы усыпить его бдительность. Как полезна бывает иногда рутина.

– Это очень мило с вашей стороны, что вы устраиваете мне такие прогулки, – сказал Сциталь, оглядываясь. – Воздух, правда, стал суше. Чем мы займемся сегодня?

Как он щурится, глядя на солнце.

– Мы пойдем ко мне в кабинет. – Она кивнула в сторону северного крыла Централа. Безоблачное весеннее небо дышало холодом, но теплые краски крыш обещали скорое наступление тепла и избавление от пронизывающего до костей мороза, который обрушивался на Капитул каждый вечер.

Одраде искоса внимательно следила за действиями Сциталя. Какое напряжение! Она чувствовала его, несмотря на близкое присутствие охраны из нескольких Преподобных Матерей и доверенных послушниц, специально подобранных и проинструктированных лично Беллондой.

Нам нужен этот маленький монстр, и он это хорошо понимает. Боже, ведь мы до сих пор не представляем себе всю глубину способностей Тлейлаксу! Какие таланты собраны в этом человеке? Почему он так неудержимо стремится войти в контакт со своими товарищами по заключению?

Тлейлаксианцы изготовили гхола Айдахо, напомнила себе Одраде. Неужели они спрятали в нем какой‑то секрет?

– Я – нищий, пришедший к вашим дверям, Верховная Мать, – сказал он жалобным тонким голоском невинного эльфа. – Наша планета в развалинах, мой народ погиб. Зачем нам идти в ваше жилище?

– Чтобы поторговаться в более уютном месте.

– Да, обстановка корабля давит. Но мне непонятно, почему мы каждый раз выходим из экипажа так далеко от Централа. Почему мы идем пешком?

– Я нахожу, что пешие прогулки освежают.

Сциталь оглядел посаженные по обочине дороги деревья.

– Здесь приятно, но довольно холодно, вам не кажется?

Одраде оглянулась и посмотрела на юг. Южные склоны холмов были засажены виноградом, гребни и северные склоны оставили под сады. На южных склонах были расположены улучшенные виноградники. Способ разведения винограда разработали садовники Бене Гессерит. Старая лоза, уходившая своими корнями «в ад», откуда, по древнему преданию, лоза высасывала воду из сгорающих в геенне душ. Виноделием занимались в подземных винокурнях, там же были и пещеры, в которых выдерживалось готовое вино. Ничто не омрачало ландшафт. Виноград был посажен ровными рядами, между которыми оставалось достаточно места для сборщиков и культивационной техники.