Капитул Дюны 20 page

– И это все, что она сообщает?

– Нет, Верховная Мать. Чужаки подчинялись женщине. Посланец сообщил, что она выглядела, как Досточтимая Матрона, хотя и не была одета в их одежду.

– И никаких сообщений от Дортуйлы или других?

– Им не дали такой возможности, Верховная Мать. Посланец – послушница первой ступени. Она прибыла на маленьком корабле‑невидимке, следуя ясному приказу Дортуйлы.

– Передай Белл, чтобы она ни под каким видом не отпускала послушницу. Это очень опасный источник информации. Я займусь подготовкой посланца, как только вернусь. Посланцем должна быть только Преподобная Мать. Ты поняла?

– Конечно, Верховная Мать!

В ответе прозвучала обида от проявленного сомнения.

Это произошло! Одраде с трудом сдерживала волнение.

Они клюнули на приманку. Теперь… но надежно ли они проглотили крючок?

Дортуйла сделала опасный шаг, доверив столь щекотливое поручение послушнице. Зная Дортуйлу, можно было, правда, предположить, что это очень надежная послушница, готовая убить себя в случае захвата. Надо обязательно встретиться с этой послушницей. Видимо, она готова к испытанию Пряностью. Вероятно, это послание, которое Дортуйла посылает лично мне и никому другому. Это очень похоже на нее.

Беллонда, конечно, проявит недоверие. Глупо полагаться на людей, живущих на каторге!

Одраде вызвала Управление Связи:

– Соедините меня с Беллондой.

Портативный проектор имел не такое хорошее разрешение, как стационарный, но тем не менее позволял разглядеть Белл, сидевшую в рабочем кабинете Верховной Матери.

Сидит за моим столом, как за своим собственным. Превосходно!

Одраде заговорила, не давая Беллонде времени на очередную вспышку.

– Посмотри, готова ли посланница к испытанию Пряностью?

– Она готова.

Господи! Для Беллонды это покорность.

– Тогда присмотрись к ней. Может быть, она подходит на роль нашего вестника.

– Уже сделано.

– Есть ли у нее силы?

– Есть, и очень много.

Все черти преисподней, что происходит с Белл? Она поступает очень странно. Такое впечатление, что она перестала быть самой собой. Дункан!

– Да, вот еще что, Белл, Дункан должен получить открытый доступ в Архив.

– Он получил его сегодня утром.

Так, так. Встреча с Дунканом возымела свое действие.

– Я поговорю с тобой, после встречи с Шианой.

– Передай Там, что она была права.

– В чем?

– Просто скажи ей это.

– Очень хорошо. Должна сказать, Белл, что твои действия более чем удовлетворяют меня.

– Как же я могу ошибаться после того, что ты сделала со мной?

Беллонда улыбалась, когда они разъединили связь. Одраде обернулась, за ее спиной стояла Тамалейн.

– В чем ты оказалась права, Там?

– В контактах между Айдахо и Шианой есть нечто большее, чем то, что мы подозревали. – Тамалейн приблизилась к Одраде и понизила голос: – Не сажай ее на мое место до тех пор, пока не узнаешь, в чем состоит их тайна.

– Я понимаю, что тебе ясны мои намерения, Там, но… неужели они так прозрачны?

– Иногда да, Дар.

– Какое счастье, что у меня есть такой друг, как ты.

– Есть и другие, верные тебе люди. Когда прокторы голосовали вотум доверия, то в твою пользу громче всего говорила твоя способность к творчеству. «Вдохновение» – так определила эту способность одна из прокторов.

– Тогда тебе понятно, что я как следует помучу Шиану, прежде чем приму одно из моих «вдохновенных» решений.

– Естественно.

Одраде дала знак связистке убрать проектор и направилась к краю оплавленного остатка стены.

Творческое воображение.

Ассоциации вызывали странную смесь чувств.

Творчество!

Оно всегда опасно для пошатнувшейся, разделенной власти. Творчество всегда связано с чем‑то новым, а новое всегда способно ослабить хватку власти. Даже воспитанницы Бене Гессерит относились к творчеству с некоторой долей недовольства. Спокойный и ровный ход судна всегда побуждает некоторых людей попытаться раскачать лодку. За действиями Дортуйлы чувствовалась стихия. Беда в том, что для творческих личностей необходимы участки стоячей воды. Они называют это частной жизнью. Потребовалось приложить усилие, чтобы вывести Дортуйлу из ее заводи.

Всего тебе хорошего, Дортуйла. Будь нашей самой лучшей приманкой.

Прибыли орнитоптеры – шестнадцать машин. Пилоты не скрывали недовольства этим новым заданием после всего, что им пришлось сегодня пережить. Эвакуировать целые поселки!

Расстроенная Одраде посмотрела на орнитоптеры, приземлившиеся на ровную оплавленную поверхность. Со сложенными крыльями, спрятанными в кожухи, они напоминали спящих насекомых.

Насекомые, спроектированные сумасшедшим роботом.

Когда они поднялись в воздух, Стрегги присела рядом с Одраде.

– Мы увидим червей? – спросила послушница.

– Возможно, но пока не поступало никаких сообщений об этом.

Стрегги, разочарованная ответом, отошла. Но ответ Одраде не побудил ее задать следующий вопрос. Истина иногда бывает горькой, а они вложили все свои надежды в последнюю ставку этой эволюционной игры, подумала Одраде.

Но почему мы должны для этого уничтожить все, что мы любим на Капитуле?

Параллельный поток сознания вызвал в памяти образ арки, ведущей к входу в здание из розового кирпича: ГОСПИТАЛЬ ДЛЯ НЕИЗЛЕЧИМЫХ БОЛЬНЫХ.

Не оказалась ли вся Община Сестер в таком госпитале? Или это было отражением того, что на пути Общины случилось так много неудач? Вторжение Другой Памяти имело свой смысл.

Неудачи?

Одраде поразмыслила. Если уж на то пошло, то мы должны считать Мурбеллу Сестрой. Нельзя сказать, что плененная Досточтимая Матрона была неизлечимым случаем, но она не подходила им по многим параметрам, и самое главное, ее обучение началось в очень позднем возрасте.

Какое спокойствие царит вокруг. Сопровождающие во все глаза уставились на бескрайний песок. Дюны, похожие на спины китов, выступали над поверхностью Пустыни, по которой изредка пробегала мелкая рябь. Раннее полуденное солнце высвечивало очертания дюн, подчеркивая ближнюю перспективу. Горизонт был закрыт облаками пыли.

Одраде свернулась клубочком на сиденье и заснула. Мне знаком этот вид, ведь я пережила Дюну.

Орнитоптер зашел на посадку, и болтанка разбудила Одраде. Внизу был Центр Слежения за Пустыней. Здесь живет Шиана и руководит Центром.

Центр Слежения за Пустыней. Опять мы здесь. Мы даже не дали этому центру подобающего названия… так же, как не дали имени всей планете. Капитул! Что это за имя? Центр Слежения за Пустыней! Описание, а не имя. Ударение сделано на преходящем.

Пока они спускались, Одраде успела разглядеть подтверждение своим мыслям. Впечатление временности поселения усиливалось видом домов, которые были соединены между собой грубыми, угловатыми конструкциями. Ни мягкости, ни округлостей. Эти элементы соединены в единое целое, а выход находится там. Все части были соединены между собой временными, съемными деталями.

Посадку нельзя было назвать мягкой.

– Сели и слава Богу! – сказал по этому поводу пилот.

Одраде немедленно направилась в отведенные ей апартаменты в доковой пристройке и вызвала Шиану. Временное жилье: спартанская келья с жесткой лежанкой. На этот раз в комнате два стула. Из окна, выходящего на запад, открывался вид Пустыни. Временность обстановки действовала на Одраде раздражающе. Все, что здесь находилось, могло быть демонтировано за считанные часы и увезено в любом направлении. Верховная умылась в маленькой ванной, попытавшись одновременно размяться. Сон в неудобном положении отзывался болью в оцепеневших суставах.

Освежившись, Одраде подошла к окну. Как хорошо, что строители возвели эту башню. Десять этажей. Этот – девятый. Шиана располагалась на десятом, последнем, откуда ей было удобно осуществлять то, для чего самим названием предназначалось это место.

Ожидая встречи, Одраде сделала необходимые приготовления.

Открой свой разум. Спрячь предубеждения поглубже.

Первое впечатление, когда войдет Шиана, надо воспринять наивным взором. Не надо готовить слух к определенным модуляциям голоса. Не надо готовиться к каким‑то знакомым запахам.

Я сама ее выбрала. Я, ее первый учитель, больше всех склонна к ошибочным решениям.

Одраде обернулась на звук открываемой двери. Стрегги.

– Шиана только что вернулась из Пустыни и сейчас находится со своими людьми. Она просит Верховную Мать встретиться с ней наверху, в более удобном помещении.

Одраде согласно кивнула.

Апартаменты Шианы производили то же впечатление конструкции, собранной на скорую руку из фабричных деталей. Временное укрытие на краю наступающей Пустыни. Помещение было большим, в шесть‑семь раз больше, чем каморка для гостей, но оно служило одновременно рабочим кабинетом и спальней. Окна в двух стенах – западной и северной. Одраде поразилась сочетанию функциональных и нерациональных деталей обстановки.

Шиана сумела выразить обстановкой свою суть. Стандартный диван Бене Гессерит был застелен оранжево‑янтарным покрывалом. На дальней стене висел черно‑белый рисунок, на котором был изображен песчаный червь, выставивший все свои хрустальные зубы. Шиана нарисовала его, положившись на Другую Память и детские впечатления, которые водили ее руку.

О Шиане говорило многое: она не пыталась создать что‑то более амбициозное, например, картины в полном цвете, в традициях Пустыни. Это был просто червь, рядом с которым угадывался песок. Перед пастью зверя стояла одинокая крошечная фигурка в длинной накидке.

Она сама?

Достойное восхищения самоограничение и постоянное напоминание о том, как она оказалась здесь. Глубокое впечатление природы.

Природа не может произвести плохое искусство?

Это очень поверхностное утверждение, его нельзя принять безоговорочно.

Что мы имеем в виду под словом «природа»?

Одраде приходилось видеть отвратительную природную дикость: хрупкие деревца, словно испачканные в тусклой зеленой краске и оставленные на краю тундры, словно высушенные пародии на настоящие деревья. Отталкивающее зрелище. Трудно вообразить, что в существовании таких деревьев была заложена какая‑то разумная цель. А слепые черви… со слизистой желтой шкурой. Где заключенное в них искусство? Это просто временные промежуточные станции на бесконечной дороге эволюции. Можно ли сказать, что вмешательство человека в искусство природы представляет собой что‑то особенное? Слиньи! Тлейлаксианцы действительно создали нечто не только особенное, но и омерзительное.

Восхищаясь рисунками Шианы, Одраде решила, что некоторые комбинации все же являлись вызовом и оскорблением для некоторых человеческих чувств. Слиньи – прелестная еда, нечего сказать! Безобразные сочетания задевали самый примитивный и древний опыт. Этот опыт имел право на суждения.

Какая отвратительная вещь!

Многое из того, что мы считаем искусством, в действительности служит для укрепления уверенности в себе. Не задевай меня! Я знаю, что я могу воспринять.

В каких чувствах укрепляло Шиану ее искусство?

Песчаный червь: слепая сила, охраняющая спрятанные сокровища. Артистичность мистического великолепия.

Ей докладывали, что Шиана с юмором относилась к своему назначению.

– Я пастух червей, которые, вероятнее всего, не существуют.

Но даже если они и появятся, пройдет не один год, прежде чем хотя бы один из них достигнет размера, изображенного на рисунке Шианы. Не звучит ли ее голос в словах, которые произносит фигурка перед пастью червя?

«Он придет в свое время».

Комната была заполнена ароматом меланжи, этот запах был намного сильнее, чем в жилище обычной Преподобной Матери. Одраде внимательно оглядела мебель: стулья, стол, осветительные приборы – все было размещено весьма обдуманно и рационально. Но что это за бесформенный кусок плаза в углу? Еще одна работа Шианы?

Эти комнаты вполне подходят Шиане, решила Одраде. Ничто, кроме рисунка, не напоминало о происхождении Шианы, но вид из окна мог быть видом Дар‑эс‑Балата, затерянного в глубинах засушливых земель Дюны.

У двери раздался легкий шорох. Одраде обернулась и увидела стоявшую у входа Шиану. Она огляделась со смущенным видом, прежде чем осмелилась войти в комнату, в которой находилась сама Верховная Мать.

Движения могут заменить слова: «Итак, она пришла в мою комнату. Это хорошо. Кто‑то другой мог бы и пренебречь моим приглашением».

Одраде привела в порядок ощущения, спутанные появлением Шианы – самой молодой за всю историю Бене Гессерит Преподобной Матери. Ты часто думала о ней, как о тихой маленькой Шиане. Она не всегда была тихой и давно перестала быть маленькой, но ярлык остался. Нет, Шиана не похожа на мышь, но в ее поведении было что‑то от повадки грызуна, который терпеливо сидит на краю поля и ждет, когда уйдет земледелец, а тогда мышь бросится вперед, грызть посеянные зерна.

Шиана вошла в комнату и остановилась в полушаге от Одраде.

– Мы очень давно не виделись, Верховная Мать.

Первое впечатление было очень неотчетливым и до странности спутанным.

Искренность и скрытность?

Шиана стояла, исполненная готовности слушать.

У этого потомка Сионы Атрейдес получилось интересное лицо, прикрытое маской Бене Гессерит. Зрелость наложила на нее как отпечаток воспитания Бене Гессерит, так и следы происхождения от Атрейдесов. На лице запечатлелись следы твердых решений. Стройная девочка из Пустыни с выжженной солнцем прядью уступила место уравновешенной и спокойной Преподобной Матери. Кожа сохранила свой темный оттенок благодаря постоянному пребыванию на солнце. В волосах сохранилась выгоревшая прядь. Глаза, однако, изменились. Они стали синими, со стальным оттенком, говорившим: «Я прошла испытание Пряностью».

Это и есть то, что я в ней чувствую?

Шиана уловила выражение лица Одраде (наивность Бене Гессерит!) и поняла, что Верховная ожидала этой встречи с затаенным страхом.

У нее нет другой защиты, кроме правды, и я надеюсь, что она не замедлит с полным признанием!

Одраде тщательно рассматривала свою бывшую ученицу, ее чувства были полностью открыты.

Страх! Что я чувствую? Что я ощутила, когда она заговорила?

Твердость голоса Шианы трансформировалась в мощный инструмент. Это Одраде предчувствовала заранее, еще при первом знакомстве с девочкой. Исходная природа Шианы (природа фрименов, если таковая когда‑то существовала!) изменила свою направленность и форму, оставшись верной духу и сути. Под жесткой уздой угадывалась способность любить и ненавидеть.

Почему меня не покидает ощущение, что она хотела меня обнять?

Одраде внезапно почувствовала свою уязвимость.

Эта женщина смогла взломать мою оборону и сейчас находится на моих позициях. Мне не удастся полностью от нее избавиться, изгнать ее из себя.

На память пришел давний разговор с Тамалейн: «„Она из тех, кто умеет сохранять верность самим себе. Помнишь Сестру Швандью? Шиана похожа на нее, но она лучше. Шиана знает, куда идет. За ней надо внимательно следить. Ты же понимаешь, кровь Атрейдесов“.

– Я тоже Атрейдес, Там.

– Не думай, что мы об этом забыли! Думаешь, мы будем спокойно стоять и смотреть, как Верховная Мать станет скрещивать себя для потомства? Есть пределы и нашему терпению, Дар».

– Мой визит несколько запоздал, Шиана.

Тон Одраде насторожил Шиану. Она посмотрела в глаза Одраде с тем выражением, которое называлось в Общине Сестер «безмятежностью Бене Гессерит». Это было спокойствие, безмятежнее которого не существует ничего во вселенной. Никто никогда не узнает, какие страсти бушуют под маской этого спокойствия. Это был даже не барьер, это было подлинное ничто. Все, что появляется на этой маске, являлось преступлением, то есть предательством. Шиана мгновенно это поняла и рассмеялась.

– Я так и поняла, что меня будут прощупывать! Разговоры с Дунканом с помощью языка жестов, так? Будьте любезны, Верховная Мать, съешьте и это!

– Я хочу все знать об этих разговорах, Шиана.

– Он хочет, чтобы его кто‑нибудь спас, если нападут Досточтимые Матроны.

– И это все?

Она что, действительно считает меня непроходимой дурой?

– Нет. Он хочет получить информацию о наших намерениях… и о том, что мы будем делать для отражения угрозы нападения Досточтимых Матрон.

– И что ты ему сказала?

– Все, что смогла.

Правда – мое единственное оружие. Мне надо ее отвлечь.

– Ты друг Дункана, Шиана?

– Да!

– Я тоже.

– Но не Там и Белл?

– Мои информаторы доносят, что Белл стала относиться к нему терпимо.

– Белл? Терпимо?

– Ты неверно судишь о ней, Шиана. Это твой недостаток.

Она что‑то скрывает. Что ты сделала, Шиана?

– Шиана, ты полагаешь, что не сможешь работать с Белл?

– Потому что я поддразниваю ее?

Работать с Белл? Только не Белл должна возглавлять этот проклятый проект Защитной Миссии.

У Одраде непроизвольно дернулся угол рта. Еще одна шалость? Возможно ли это?

Шиана была главной темой всех сплетен обеденного зала в Централе Капитула. Истории о том, как она дразнит специалистов по селекции (особенно Белл) и снабженные пикантными подробностями россказни о соблазнениях, топливом для которых служило сравнение с Досточтимыми Матронами, сведения о которых просачивались через Мурбеллу, возбуждали послушниц больше, чем пища, приправленная Пряностью. Одраде сама слышала обрывки одной из таких историй пару дней назад: «Она сказала: „Я пользовалась методом Пусть он плохо себя ведет. Очень эффективен с мужчинами, которые воображают себя лидерами“».

– Поддразниваешь? Это действительно то, чем ты занимаешься, Шиана?

– Это самое подходящее слово. Воссоздаешь форму, которая противоречит естественным склонностям жертвы.

Шиана поняла, что допустила ошибку, не успев закончить фразу.

Одраде почувствовала предостерегающее спокойствие. Воссоздать форму? Ее взгляд уперся в странную бесформенную массу в углу. Она уставилась на эту массу с вниманием, удивившим ее самое. Внимание размывало видение. Она пыталась сосредоточиться, понять, что эта куча плаза старается ей сказать. Ответа не было, его не было даже тогда, когда Одраде дошла до предела сосредоточенности. В этом и заключается его цель!

– Эта скульптура называется «Пустота», – проговорила Шиана.

– Твое? – спросила Одраде.

Шиана, прошу тебя, скажи: «Нет», ибо тот, кто сделал это, проник в мироздание до недоступных мне пределов.

– Я вылепила это однажды ночью, пару недель назад.

Черный плаз – это единственная вещь, которой ты придаешь форму?

– Чарующий общий взгляд на искусство.

– А частный?

– У меня большие проблемы с тобой, Шиана. Ты внушаешь тревогу некоторым Сестрам.

И мне. В тебе есть нечто дикое, то, что мы не нашли в тебе своевременно. Маркеры генов Атрейдесов, о которых говорил Дункан, присутствуют в твоих клетках. Что они дали тебе?

– Тревогу?

– Особенно когда они вспоминают, что ты – самая молодая из всех, кто пережил испытание Пряностью.

– Я уже не говорю о Мерзости.

– Ты – ее воплощение?

– Верховная Мать!

Она никогда намеренно не причиняла мне боль, только в воспитательных целях.

– Ты прошла испытание так, словно это был акт неповиновения.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я пошла против советов взрослых?

Юмор иногда отвлекает ее.

Престер, послушница Шианы, подошла к двери и легонько поскреблась в нее, привлекая к себе внимание.

– Вы приказали, чтобы я немедленно доложила о возвращении поисковых групп.

– Что они сообщают?

В голосе Шианы слышится облегчение?

– Команда номер восемь хочет, чтобы вы посмотрели их скан.

– Они все этого хотят!

Шиана говорила с деланной растерянностью.

– Вы не хотите взглянуть на скан, Верховная Мать?

– Я подожду здесь.

– Это не займет много времени.

Когда они вышли, Одраде подошла к западному окну, из которого открывался вид на Пустыню поверх крыш. Виднелись мелкие дюны. Предзакатный час и сухой жар очень напоминали Дюну.

Что скрывает Шиана?

На соседней крыше загорал обнаженный молодой человек, почти мальчик. Он лежал лицом вверх на зеленом матраце, прикрыв глаза золотистым полотенцем. Кожа его приобрела золотистый оттенок в тон полотенцу и волосам на лобке. Ветерок шевелил угол полотенца. Рука вяло поднялась и поправила полотенце.

Почему он проводит время в праздности? Работает в ночную смену? Возможно.

Праздность не поощрялась, а этот тип выставлял ее напоказ. Одраде мысленно усмехнулась. Каждый может в свое оправдание сказать, что работает по ночам. Вероятно, он зависит от этой догадки. Трюк не заметит тот, кто не знает правду.

Я не стану ни о чем спрашивать. Сообразительность должна быть вознаграждена. Да и в конце концов он действительно может работать в ночную смену.

Она подняла взор. На горизонте разворачивалось незабываемое зрелище. По всей его линии полыхнула яркая оранжевая полоса, вспухшая в том месте, где садилось солнце, только что нырнувшее за горизонт. Серебристая голубизна над оранжевым поясом, постепенно темнеющая по направлению к востоку. Она видела такие закаты на Дюне. Одраде никогда не интересовалась метеорологическими объяснениями этого феномена. Лучше просто смотреть на это преходящее великолепие. Лучше просто позволить ушам и коже почувствовать внезапную тишину и покой, нисходящие на землю в стремительно наступающей темноте, следующей за игрой оранжевых красок заката.

Краем глаза она заметила, что молодой человек встал, поднял матрац и скрылся за вентиляционной трубой.

В коридоре послышался звук множества бегущих ног. В комнату, едва переводя дыхание, влетела Шиана.

– Они нашли скопление Пряности в тридцати переходах к северо‑востоку от нас! Скопление небольшое, но компактное!

Одраде не смела высказать вслух свою надежду.

– Может быть, его нанес ветер?

– Не похоже. Я установила там круглосуточное наблюдение. – Шиана взглянула в окно, возле которого стояла Одраде. Она видела Требо. Возможно…

– Я спросила тебя, Шиана, сможешь ли ты работать с Белл. Это очень важный вопрос. Там стареет и скоро ее надо будет заменять. Конечно, по этому поводу состоится голосование.

– Я?

Для Шианы это было полной неожиданностью.

– Ты – мой первый выбор.

Это императив. Я хочу, чтобы ты была рядом. Так мне будет легче следить за тобой.

– Но я думала… Я хочу сказать, что план Миссии…

– Это может подождать. Должен найтись человек, который сможет пасти червей… если, конечно, скопление Пряности означает то, на что мы все надеемся.

– О? Да… среди моих людей есть несколько человек, но среди них нет ни одного, кто мог бы… Вы не хотите испытать, по‑прежнему ли черви реагируют на меня?

– Работа в Совете не имеет с этим ничего общего.

– Я… но вы же видите, как я удивлена.

– Я бы сказала, что ты потрясена. Скажи мне, Шиана, что по‑настоящему интересует тебя в последние дни?

Она все еще прощупывает меня. Послужи мне, Требо!

– Забота о том, чтобы Пустыня быстрее росла. Правда! Ну и конечно, моя половая жизнь. Вы видели на крыше молодого человека. Его зовут Требо, и прислал мне его Айдахо для шлифовки.

Даже после ухода Одраде Шиана не могла понять, почему последнее сообщение вызвало такое бурное веселье. Но, во всяком случае, Верховную Мать удалось отвлечь.

Не пришлось даже для этого пользоваться своим главным оружием – говорить правду. «В действительности мы обсуждали возможность моего запечатления Тега и восстановления таким способом исходной памяти старого башара».

Удалось избежать полной откровенности. Верховная Мать так и не узнала, что я открыла способ привести в движение наш ставший тюрьмой корабль‑невидимку и обезвредить мины, которые заложила в него Беллонда.

Есть такая горечь, которую не могут замаскировать никакие сладости. Если вам в рот попала горечь, выплюньте ее. Так поступали наши далекие предки.

Кодексы

Мурбелла проснулась среди ночи, страшный сон продолжался и наяву, хотя женщина осознавала, что уже не спит. Рядом посапывал Дункан, тихо пощелкивали механизмы, на потолке светилась хронопроекция. Сегодня Мурбелла настояла на том, чтобы Дункан спал с ней; она боялась оставаться одна. Недаром он не желал четвертой беременности.

Она присела на край кровати. Хронопроектор заливал комнату тусклым призрачным светом. Образы сновидения не отпускали Мурбеллу.

Дункан что‑то пробурчал и перевернулся на другой бок. Рука его легла на ее бедро.

Мурбелла чувствовала, что образы, преследующие ее, не имеют отношения к сновидению, хотя и несли его внешние признаки. Это было одним из проявлений учения Бене Гессерит. Это они и их проклятые предположения относительно Сциталя и… всего прочего! Они навязывали ей движения, которыми она не умела управлять.

Сегодня вечером ее буквально утопили в безумном мире слов. Причина ясна. Утром Беллонда узнала, что Мурбелла говорит на девяти языках, и направила подозрительную послушницу по пути так называемого лингвистического наследия. Одно то, что Белл имела отношение к этому ночному безумию, делало положение безвыходным.

Ночной кошмар. Она сама представлялась себе микроскопическим созданием, зажатым в огромной ловушке, на стенах которой были огромными буквами начертаны слова: «Резервуар Данных». Эти буквы были везде, на какой бы бок она ни повернулась. Ожившие буквы с хищными челюстями и жадными щупальцами окружили Мурбеллу со всех сторон.

Хищные твари, а она их жертва!

Она окончательно проснулась, но даже сознавая, что сидит на краю постели и что Дункан обнимает ее за ноги, она по‑прежнему видела этих ненасытных зверей. Они грозили ей, отталкивая назад. Она понимала, что пятится назад, хотя тело ее оставалось неподвижным. Твари подталкивали ее к ужасной катастрофе, которую она не могла себе представить. Она не могла повернуть головы! Она не только видела этих животных, которые заполняли своими телами часть спальни, но и слышала дикий вой, какофонию девяти разных наречий.

Они разорвут меня на части!

Хотя она и не могла повернуться, Мурбелла вполне отчетливо сознавала, что сзади ее поджидают те же клыки и когти. Угроза надвигается отовсюду! Если чудовища загонят ее в угол и набросятся, то она обречена.

Загнанная в угол. Мертвая. Жертва. Плен и пытки. Честная игра.

Отчаяние переполняло Мурбеллу. Почему Дункан не проснется и не спасет ее? Его рука лежала на ее ногах, мертвым грузом; это он не пускает ее и позволяет чудовищам угрожать ей страшной западней. Она задрожала. По всему телу выступил холодный пот. Какие страшные слова! Они соединяются в ужасные сочетания. Тварь с торчащими изо рта острыми клыками подошла к ней вплотную, выкрикивая слова, вылетавшие из чернеющей между зубами пасти.

Смотри выше.

Мурбелла начала нервно хохотать. Она не властна над этим. Смотри выше. Все кончено. Смерть. Жертва…

Смех Мурбеллы разбудил Дункана. Он сел, прибавил свет и воззрился на подругу. Как же он взъерошен после ночи бурной любви.

Он ничего не понимал, и в его взгляде читались удивление и недоумение.

– Над чем ты смеешься?

Смех сменился судорожным рыданием. У Мурбеллы сильно кололо в боку. Она опасалась, что расспросы Дункана спровоцируют новый спазм.

– О, Дункан! Это… сексуальное столкновение!

Оба называли этим термином взаимный сексуальный плен. Но почему она смеется?

Озадаченное выражение лица Айдахо показалось Мурбелле неуместным и нелепым.

Между рыданиями она выдавила из себя:

– Еще два слова.

Ей пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы предупредить следующую вспышку.

– Что?

Какой у него смешной голос. Она никогда в жизни не слышала ничего более забавного. Она шлепнула его ладонью и помотала головой.

– О… о!

– Мурбелла, что с тобой происходит?

Но она в ответ лишь продолжала трясти головой.

Он попробовал улыбнуться. Это немного успокоило ее. Мурбелла прильнула к другу.

– Нет! – крикнула она, почувствовав, что он начинает ласкать ее. – Я просто хочу быть с тобой рядом.

– Посмотри, который час.

Дункан поднял лицо к потолку.

– Почти три.

– Это было так забавно, Дункан.

– Так расскажи мне, что произошло.

– Сейчас, только переведу дух.

Он ласково уложил подругу на подушку.

– Мы с тобой ведем себя, как старая супружеская чета. Рассказываем друг другу по ночам забавные истории.

– Нет, дорогая, мы – совсем другое.

– Дело только в степени, не более того.

– Нет, дело в качестве, – настаивала она на своем.

– Так что было здесь забавного?

Она рассказала о ночном кошмаре и влиянии Беллонды.

Дзенсунни. Это очень древняя техника. Сестры используют ее для твоего избавления от старых травм. Слова стимулируют ответы подсознания.

Страх вернулся с новой силой.

– Мурбелла, почему ты дрожишь?

– Досточтимые Матроны предупреждали, что с нами произойдет нечто ужасное, если мы попадем в руки Мастеров Дзенсунни.

– Чушь собачья! Я прошел через это, когда учился на ментата.

Его слова спровоцировали появление другого фрагмента. Откуда‑то возник зверь о двух головах. Обе пасти открыты. В них – слова. Голова слева кричала «Одно слово…», а справа: «Приводит к другому!»

Date: 2015-07-17; view: 299; Нарушение авторских прав