Эфебы и греческие мужские союзы

Афины с их культурой и воспитательными учреждениями остались в памяти людей страной вечной молодости, и если где-либо существовала культура, которую можно назвать молодежной, так это там. Афиняне классической эпохи именно так себя и воспринимали. Платон воспроизводит слова египетского жреца, сказанные Солону: «Вы, эллины, были и останетесь детьми…Вы все молоды духом, потому что в ваших головах нет воззрений, переданных по традиции, и поседевших от времени знаний». Вряд ли можно удачней охарактеризовать в нескольких словах противоположность между афинской культурой и культурой Египта, Индии и Китая. Греческие поэты и скульпторы оставили нам идеал прекрасного юноши, начиная с гомеровского Ахилла. На Олимпе царили вечно юные боги. Религиозные праздники были праздниками молодости и красоты. Обнаженные юноши состязались на них за призы, поэты, такие как Пиндар, прославляли победителей, а скульпторы наводняли страну их статуями. Большие игры у религиозных центров были почти единственным выражением греческого национального единства и, во всяком случае, высшим выражением греческой культуры. Тираноубийц Гармодия и Аристогитона, юношу и его воспитателя, политическая легенда афинской демократии превратила в святых. Юношей остался в памяти людей Алкивиад, который со своими добродетелями и пороками стал символом афинской судьбы.

Примерами отношений между воспитателем и воспитанником служат такие пары, как Солон и Писистрат, Анаксагор и Перикл, Сократ и Алкивиад, Платон и Дион, Аристотель и Александр, позже – Полибий и Сципион-младший.

Рядом с местами упражнений молодежи умышленно размещали философские школы. В афинской системе воспитания гимнастика всегда была тесно связана с поэзией и другими искусствами. Развитие как тела так и души создавало прекрасную гармонию. Идеалом была калокагатия – сочетание добра и красоты – и арете – мужская добродетель, противоположность которой, хюбрис («беспредел»), каралась афинским государством как подрыв основ порядка.

Ежегодно Афины устраивали праздник девственной богини города, Панафинеи, с гимнастическими и артистическими играми молодежи. Раз в 4 года этот праздник перерастал в большой парад: в город торжественно вносили сотканное благородными девушками покрывало богини. Фидий изобразил эту процессию на фризе Парфенона. Группы на этом фризе – не просто композиция художника, они соответствуют реально существовавшим социальным группам.

Но после удивительно быстрого роста и возвышения Афины умерли в ранней молодости. После утраты своей независимости они скатились на уровень хотя и уважаемого за свое прошлое, но тихого и стоящего в стороне от больших событий провинциального города, пока Юстиниан их окончательно не добил, закрыв Академию. А в свою счастливую эпоху, при Перикле, Афины могли мечтать и о мировом господстве. Но те же самые силы индивидуализма, суверенного разума и свободного духовного развития, которые привели к расцвету философии и науки, способствовали гибели государства своим разлагающим действием. Афинский дух стал безродным космополитом, учителем всех народов вплоть до нашего времени. На это изменение указывал еще Исократ в IV веке до н. э.: «Наш город превзошел всех людей по образованию и красноречию, наши ученики стали учителями других, и это привело к тому, что слово «эллины» обозначает не народ, а дух, и греками называются те, кто имеет наше образование, а не те, кто одного с нами происхождения». Вскоре после этого Александр претворил эти слова в жизнь, распространив эллинистический дух на Персию, Индию и Египет. Но следует со всей решительностью подчеркнуть: в Афинах классической эпохи искусство и поэзия, философия и наука, которые обессмертили Афины, никогда не были самоцелью, а средством воспитания гармоничного человеческого типа – эфебов и гоплитов. Сократ видел свою заслугу в том, что защищал Отечество с оружием в руках и воспитывал в том же духе молодежь, а Платон ставил своей главной целью государственное воспитание.

Здесь перед нами встает главный вопрос: является ли эфеб естественным плодом аттического ландшафта и его взаимодействия с хорошими задатками расы или плодом воспитания? Ответить на этот вопрос по типу или – или нельзя. То, что природные условия, такие как раса и ландшафт, оказывают сильное влияние, сегодня никто не будет оспаривать. Но еще недавно т. н. теория среды – достаточно вспомнить философию истории И. Тэна применительно к Афинам – выводила афинскую культуру только из этих природных условий.

Следует, прежде всего, сказать, что греки в этом плане мыслили совершенно иначе и отвергли бы такое натуралистическое объяснение. Немногие народы столько думали о себе, своем образовании и будущем своего государства, как афиняне. И поскольку они, как типично молодой нард, не имели правильного отношения к своему прошлому, а необыкновенно полагались на силу разума, рационального познания, разумного действия, они пришли к удивительному перекосу: они поверили во всесилие учения, воспитания, в то, что нет ничего невозможного, если за дело взяться серьезно. Сама добродетель стала результатом обучения. Платон всерьез верил в возможность спасти государство от гибели с помощью основанного на рациональном познании нового общественного порядка и воспитания. Его книга о государстве – символ этого педагогического образа греческого мышления. В основателях государств и законодателях видели, в первую очередь, воспитателей народа.

Но со своей верой в воспитательное всесилие закона и рационального обучения греки промахнулись мимо цели.

Когда греческие философы начал изучать человеческую жизнь с целью извлечь из этого практические познания для воспитания, им открылась взаимосвязь между государственным устройством и воспитанием. Так возникли учения о государстве и воспитании Платона и Аристотеля. Однако эти философы не учитывали историческую обусловленность и влияние традиции. Все бытие было интеллектуализировано и индивидуализировано. Все государственные и общественные формы выводили из однократного, целенаправленного волевого акта. В этом плане особенно характерно отношение философов к Спарте. Афиняне времен упадка с завистью смотрели на спартанские порядки и воспитание и надеялись, перенеся их в Афины, возродить дух своего государства, поэтому их прилежно изучали. Однако принципиальная ошибка заключалась в том, что, хотя ясна была связь спартанских порядков с древними обычаями, с отношениями среди дорийцев или даже критян, создание всей спартанской системы приписывали легендарному Ликургу, жившему неизвестно когда. Результаты целых столетий исторического развития неправильно понимались как законы, установленные одним разумным человеком. От этой восходящей к грекам ложной интеллектуализации жизни, исторического становления, общественных форм и воспитательных сил наука страдает до сих пор. И если изучение истории во многих областях науки позволило избавиться от этих чар, то в педагогике они действуют и поныне: считается, что воспитание сводится к рационально поставленным целям и рациональной методике.

Отвечая на наш главный вопрос о роли воспитания в формировании афинского человека, мы должны отказаться как от натуралистической теории среды, так и от греческого суверенного интеллектуализма. Раса и ландшафт, конечно, были естественными основами и рамками его формирования, но он не вырос на аттической почве сам собой, как маслина. Его воспитанию способствовали также философы, поэты и художники. Но между этими двумя этажами здания воспитания есть еще и средний – формы общества и государства, которые не являются ни плодом природы, ни результатом целенаправленных, рациональных действий, а балансом всех формирующих историю сил, органами народной воли.

Этот средний слой – главный для воспитания. С его помощью Спарта сформировала четко выраженный тип гражданина и воина. Обучение в Спарте имело второстепенное значение, философию там презирали, а поэзию терпели лишь в той мере, в какой она способствовала созданию идеала воина.

Средой такого воспитания были мужские общества и юношеские союзы как их часть. И в Греции в древние времена благородные роды с их кровными связями и верой в силу благородной крови были опорами общественной жизни. Но позже они отошли на задний план. В Спарте семья стала рудиментом.

В Афинах и в эпоху демократии воспитание сохраняло на себе отпечаток аристократизма, пока его не стерли софисты и демагоги. Гомеровский эпос с его аристократическим взглядом на жизнь и героическими идеалами оставался основой духовного воспитания и исходной точкой поэтически-художественной культуры и при афинской демократии. Гимнастика также имела аристократическое происхождение, ее развитие как средства воспитания стимулировалось государством.

Последним носителем древнего аристократического идеала был Пиндар, знаменитый своими одами в честь победителей состязаний. Но воспитательное значение игр было понято не рациональным путем, первоначально они имели религиозное значение и были связаны с культом мертвых. И позже центром Олимпийских и Дельфийских игр был культ, как и при представлении трагедий.

Культ какого-либо бога, гимнастика и артистические упражнения составляли содержание молодежных союзов, в которых воспитывались эфебы. В Спарте четко прослеживается роль этих союзов как возрастного класса в общей системе, в Афинах отношения были более запутанными. Спарта надолго сохранила государство – общество мужчин, выросшее из родового государства. В Афинах устройство не раз менялось. В классическую эпоху, со времен реформы Клисфена, они были территориальным государством, а до этого по своему устройству они были ближе к Спарте. Органы государствообразующего общества мужчин назывались в Афинах фратриями, в Спарте – сисситиями, на Крите – гетериями, в древнем Риме – куриями, у древних германцев – сотнями. Хотя подобные общества возводили себя к общим предкам, они во всем мире не вырастали из родовых союзов, а создавались на собственных оригинальных принципах как свободные ассоциации равноправных. Их члены никогда не называли себя «сыновьями», но «братьями».

Родовой союз зиждется на иерархии, мужской союз – это объединение равных. Он возникает, как правило, из необходимости рациональной организации обороны, для чего приходится привлекать более широкие силы, давать участникам воинских союзов больше прав и, в конечном счете, рушится власть родовых старейшин. В воинском мужском союзе отец и сын равноправны, они братья, как в масонской ложе. Сыновья выходят из подчинения, уравниваются в правах с отцами и так создается слой граждан государства. В родовом государстве полноправие было связано с принадлежностью к роду, и действительно полноправными были только главы родов или семейств. Классическая форма мужского союза сохранилась в Спартанском государстве, в Афинах она сильно видоизменилась. В Риме обе формы организации долгое время сосуществовали.

В Спарте мужские союзы оставались столпами государства, и это государство застыло в своем развитии, тогда как в Афинах либеральная практика приема в мужские союзы способствовала возвышению людей из низов. Афинское государство основывалось на труде, труд был в почете, а Спарта осталась государством воинов.

Как сисситии в Спарте, так и фратрии в Афинах имели характер мужских домов. В Афинах первое образование связано с именем Тесея: вместо отдельных мужских домов (пританеев) он создал общий афинский пританей. Государство, таким образом, понималось как большой мужской союз, предпосылкой участия в котором была принадлежность к фратриям. Фратрии воспитывали афинских граждан как сисситии спартанских, а курии – римских.

Эфебия была не чем иным как подготовительным этапом перед вступлением во фратрию. Эфебы и члены фратрии соотносились как подмастерья и мастера, как бакалавры и магистры, как послушники и монахи, как оруженосцы и рыцари.

В Спарте мальчиков вообще с 7 лет отнимали от семьи и дальше их воспитывало государство. В Афинах государство взяло под свой контроль союзы эфебов гораздо позже.

Примечательно, что Аристотель начинает свое описание афинского строя с эфебии как с огосударствленного молодежного союза. Это подчинение государству произошло незадолго до его времени и означало введение активной воинской службы. С 18 лет эфебы два года жили на казарменном положении. Этот порядок был заведен в Афинах под влиянием учения Платона и с оглядкой на Спарту, которая к тому времени превратилась в миф. Но было слишком поздно: греческая свобода умирала, а при македонском владычестве эфебия превратилась в студенческую организацию. Афины продолжали тихо существовать, но уже не как свободное государство, а как центр эллинского образования.

Узенер проследил историю таких молодежных союзов, как эфебия, и их воспитательных функций как в древности, так и в германском и славянском мире вплоть до наших дней. Их дух еще жив в студенческих корпорациях. Современное молодежное движение призвано возродить эти древние принципы в новой форме.