Стоит побегать

После проникновения в архивы осенняя четверть пошла весьма приятно. Фела медленно вводила меня в курс внутренних дел архивов, и я проводил все время, какое мог, скрываясь там и пытаясь раскопать ответы на мою тысячу вопросов.

Элодин занимался тем, что с горем пополам можно было назвать обучением, но, кажется, с большим удовольствием запутывал меня, чем проливал истинный свет на вопрос имен. Мой прогресс был настолько мал, что временами я задумывался, есть ли он вообще.

То время, что я проводил не в архивах, я тратил на дорогу в Имре и обратно, бросая вызов стынущему ветру и не стараясь отыскать его имя. Денну было лучше всего ловить в «Эолиане», и, поскольку погода ухудшалась, я находил ее там все чаще и чаще. К тому времени, как выпал первый снег, я обычно умудрялся поймать ее в один поход из трех.

К сожалению, мне редко удавалось поговорить с ней наедине, поскольку при ней всегда кто-нибудь вертелся. Как и говорил Деоч, она была не из тех, кто долго остается в одиночестве.

Но я все равно продолжал приходить. Почему? Потому что всякий раз, как Денна видела меня, внутри ее загорался какой-то свет, заставляя ее на мгновение засиять. Она вскакивала, бежала ко мне и хватала за руку. Потом, улыбаясь, вела меня к своему столу и представляла очередному мужчине.

Я познакомился почти со всеми. Ни один из них не был достаточно хорош для нее, так что я презирал их и ненавидел. Они, в свою очередь, ненавидели и боялись меня.

Но друг с другом мы вели себя обходительно. Всегда обходительно. Это была своего рода игра: мужчина приглашал меня присесть, а я покупал ему выпить. Мы болтали втроем, и его глаза медленно темнели, когда ой замечал, как Денна улыбается мне. Его губы сжимались, когда он слышал смех, который вызывали у нее мои шутки, рассказы, песни…

Они всегда реагировали одинаково, пытаясь доказать право собственности на нее какими-то мелочами: взять ее за руку, поцеловать, подчеркнуто небрежно обнять.

Мужчины цеплялись за нее с отчаянным упорством. Некоторые просто возмущались моим присутствием, видя во мне соперника. Но другие с самого начала таили глубоко в глазах испуганную уверенность: они знали, что Денна уходит, но не понимали почему. И они хватались за нее, как потерпевшие крушение моряки цепляются за скалы, даже разбиваясь о них насмерть. Я почти жалел их. Почти.

А они меня ненавидели, и это светилось в их глазах, когда Денна смотрела на меня. Я предлагал купить еще один круг выпивки, но они настаивали на своей очереди, а я, милостиво принимая, благодарил и улыбался.

«Я знаю ее дольше, — говорила моя улыбка. — Что правда, то правда — ты держал ее в объятиях, пробовал на вкус ее губы, ощущал ее тепло, а у меня этого никогда не было. Но есть закуток в ее сердце, который только для меня. Ты не можешь пробраться туда, как бы ни пытался. А после того как она оставит тебя, я все еще буду здесь, смеша ее, сияя в ней своим светом. Я буду с ней еще долго после того, как она забудет твое имя».

Мужчин было не два и не три. Денна проходила сквозь них, как перо сквозь мокрую бумагу. Она покидала их, разочаровавшись. Или они, расстроенные и недоумевающие, покидали ее, оставляя у нее на сердце тяжесть и печаль, но до слез дело не доходило никогда.

Все же один или два раза случились и слезы — но не по мужчинам, которых она потеряла или оставила. Это был тихий плач о себе самой: в ней болела какая-то глубокая рана. Я не знал, что это за рана, и не осмеливался спросить. Вместо этого я просто говорил, говорил, чтобы унять ее боль и помогая ей укрыться от всего мира.

Иногда я рассказывал о Денне Вилему и Симмону. Настоящие друзья, они давали мне разумные советы и сочувствие в равных количествах.

Сочувствие я ценил, но советы совсем бесполезны. Друзья подталкивали меня к правде, предлагали открыть ей свое сердце. Бегать за ней, писать ей стихи, посылать розы…

Розы! Они ее не знали. Мужчины Денны, хоть я их и ненавидел, преподнесли мне урок, который иначе я бы не усвоил.

— Чего ты не понимаешь, — объяснял я Симмону однажды днем, когда мы сидели под столбом наказаний, — так это того, что мужчины все время западают на Денну. А ей знаешь каково? Знаешь, как это утомительно? Я один из немногих ее друзей и не стану рисковать нашей дружбой. Я не стану на нее бросаться: она этого не хочет. И не буду одним из сотни влажнооких поклонников, которые таскаются за ней, как влюбленные бараны.

— Я просто не понимаю, что ты в ней находишь, — осторожно сказал Сим. — Ну да, я знаю, она красива, очаровательна и все такое. Но она кажется довольно, — он замялся, — жестокой.

Я кивнул:

— Так и есть.

Симмон выжидающе посмотрел на меня, потом сказал:

— И ты ее даже не защищаешь?

— Нет. Жестокая — хорошее слово для нее. Но я думаю, ты говоришь «жестокая», а думаешь что-то другое. Денна не злая, не подлая и не коварная — она жестокая.

Сим молчал долго, прежде чем заговорил:

— Я думаю, она может быть и такой, и эдакой.

Добрый, честный, мягкий Сим. Он никогда не мог заставить себя дурно отозваться о другом человеке, пусть и намеком. Даже эти слова были для него трудны.

Он поднял на меня глаза:

— Я говорил с Совоем. Он ее до сих пор не забыл. Он действительно любил ее, понимаешь? Обращался с ней как с принцессой. Он бы все для нее сделал. Но она все равно бросила его, без объяснений.

— Денна — дикое существо, — объяснил я. — Как лань или летняя гроза. Если буря сдувает твой дом или ломает дерево, ты не говоришь, что она подлая. Буря жестока. Она вела себя в соответствии со своей природой, и чему-то хрупкому не повезло. То же самое и с Денной.

— А что такое лань?

— Такой олень.

— Я думал, олень — марал.

— Лань — это самка оленя, дикого оленя. Знаешь, сколько пользы гоняться за диким существом? Нисколько. Это только отпугивает. Все, что ты можешь сделать, — спокойно оставаться на месте и надеяться, что однажды лань выйдет к тебе сама.

Сим кивнул, но я не был уверен, что он действительно понял.

— Ты знаешь, что это место называют Залом вопросов? — спросил я, подчеркнуто меняя тему — Студенты пишут вопросы на клочках бумаги и позволяют ветру унести их. Ты получаешь различные ответы в зависимости от того, куда бумажка полетит со двора. — Я указал на проемы между серыми зданиями, которые мне назвал Элодин. — Да. Нет. Может быть. В другом месте. Скоро.

Часовая башня пробила время, и Симмон вздохнул, чувствуя, что дальше продолжать разговор бессмысленно.

— Так мы вечером играем в уголки?

Я кивнул. Когда он ушел, я залез в карман и вытащил записку, которую Денна оставила в моем окне. Я медленно перечитал ее, потом аккуратно оторвал низ страницы — там, где Денна подписалась.

Сложив узкий клочок бумаги с именем Денны, я позволил всегда танцующему ветру вырвать его у меня из рук и закрутить среди последних осенних листьев.

Бумажка плясала по камням. Она крутилась и вертелась, рисуя узоры, слишком дикие и сложные, непонятные для меня. Я ждал, пока небо не потемнело, но ветер все никак не уносил бумажку прочь. Когда я ушел, мой вопрос все еще крутился в Доме ветра, не давая ответов, намекая на многие. «Да. Нет. Может быть. В другом месте. Скоро».

И наконец, оставалась еще моя нескончаемая вражда с Амброзом. Я ходил как на иголках, каждый день ожидая его мести. Но проходили месяцы, а ничего не случалось. Скоро я пришел к выводу, что он выучил урок и решил держаться от меня на безопасном расстоянии.

Конечно же, я ошибался, жестоко и абсолютно. Амброз просто дожидался благоприятного случая. Ему удалось осуществить свою месть, меня поймали врасплох, и я вынужден был покинуть Университет.

Но это, как говорится, история для другого дня.

Date: 2015-07-17; view: 260; Нарушение авторских прав