Владислав «Гюрза» Дашкевич. Момент истины

Стережной нервничал всё сильнее и сильнее. Он давно уже сообразил, что на крышу «Иглы» мы с ним не поднимемся, но наверняка не понимал, чего я, собственно, выжидаю. Три с лишним часа выжидаю…

Подтверждение о зачислении денег на счет получено, и господину вице-директору очень хотелось со мной распрощаться. Со мной и с гранатой, которую я все чаще перекладывал из руки в руку – пальцы устали прижимать подпружиненный рычажок.

Но я медлил. Не требовал автобус до аэропорта, или вертолет с полными баками, не выдвигал другие излюбленные террористами претензии. Сидел и ждал.

Вице-директорский кабинет был обложен плотно – мышь не проскочит, змея не проползет. Валентин Валерьевич ничуть не льстил своей персоне, когда говорил, что спасать его прибудут специалисты и из Питера, и из Москвы.

Прибыли. Но спасать пока не спешили, такие дела с кондачка не делаются.

Трижды я выходил на связь со штабом контртеррористической операции, слушал предложения, просил время их обдумать. Но так ничего и не надумал.

На четвертый раз из селектора прозвучал знакомый голос:

– Говорит генерал-майор Барсев, заместитель начальника Федеральной Службы Расследований. Сдавайтесь, Дашкевич. Под гарантии жизни и справедливого судебного разбирательства.

– А самолет до Туркестана? Уже не предлагаете?

– Больше предложений не будет. Это последнее. Будет штурм.

Вид у Стережного был жалкий – бледен как смерть, губы трясутся. Не хочешь штурма, гнида финансовая?

– Ваша взяла, вяжите! – сказал я в селектор. – Только уберите из приемной нервных граждан, чтобы не продырявили невзначай. Через десять минут я выйду первым, один и без оружия.

Стережной не верил своему счастью. И правильно, между прочим, делал.

Я надвинулся на него почти вплотную, поднял руку с гранатой – так, что «лимонка» оказалась между нашими лицами. Произнес медленно и задумчиво:

– Детям миллиона надолго хватит… А мне – двадцать пять лет… Меньше за такие дела не светит… Если и выйду когда-то, то стариком… Двадцать пять лет… ни травы, ни моря, ничего, небо в клеточку, друзья в полосочку…

Разжал один палец, второй, третий – и теперь держал гранату двумя: указательным и большим, прижимавшим рычаг.

– Не нада-а-а-а!!! – завопил Стережной. – Не делай! Я найму адвокатов, у меня есть люди в комиссии по помилованию, я…

– Ты дешевка, Валя… – сказал я так же задумчиво. – И я тебе не верю. Ты и миллионом-то сам не мог распорядиться… Ты пешка в большой игре. Ферзь, которому ты звонил, может, меня бы и вытащил… Но он, увы, не с нами, и не станет марать из-за тебя руки…

Я чуть-чуть ослабил хватку двух пальцев. Рычаг отошел от корпуса «лимонки» едва заметно. Но Стережной смотрел на гранату во все глаза, и заметил.

– А-а-а-а-а… – вопил он уже без слов, на одной ноте.

– Или станет? – вслух размышлял я. – Так кому ты звонил-то?

Рычажок сдвинулся еще на пару миллиметров. Стережной выкрикнул фамилию.

– Врешь…

– Не вру!!! Он сможет, он вытащит! Он все сможет, он…

Вице-директор осекся. Рычажок щелкнул и принял верхнее вертикальное положение. «Лимонка» упала на паркет с глухим стуком. Стережной попытался схватить ее на лету – и промахнулся.

Взрыв не прозвучал. Ни сразу, ни через три секунды.

– На рынке покупал, – вздохнул я. – Похоже, учебную подсунули.

Взглянул на часы – до истечения отсрочки еще восемь минут. Надо использовать их с толком…

Стережной открывал и закрывал рот, точно рыба, выброшенная на берег. В этот-то рыбий рот и врезался мой кулак – от души, со всей молодецкой силушки.

– Вот тебе за Илону! – сообщил я вице-директору, отлетевшему к дальней стене и медленно сползавшему по ней на пол. Но принять ему горизонтальное положение я не позволил.

– А это за Алису, хоть и была лесбиянкой! – Еще удар, не слабее первого. – А это за Сульдина! А это за всех остальных! А это за «Хеопс», восемь лет всей страной строили!

Тут Стережной оказался-таки на полу, что существенного облегчения в его участь не внесло.

– А это от меня лично, на закуску!

Своя рубашка, как известно, ближе к телу – и, если мой личный должок не обошелся вице-директору в пару сломанных ребер, то я ничего не понимаю в ударах ногами.

Отперев двойные двери – на вид деревянные, на самом деле бронированные – я медленно вышел в приемную, держа руки на затылке. Впрочем, очень скоро их заломили, и защелкнули наручники, и натянули на голову черный капюшон без прорезей…

Так, в капюшоне, ничего не видя вокруг, я и шагал по коридору, ехал в лифте, спускался по лестнице… Сдернули его с моей головы только в салоне лимузина, быстро куда-то катившего. Причем сдернул лично генерал-майор Барсев, в просторечии – Барсук.

Кроме нас, в салоне сидели еще двое – камуфляж, броники, автоматы; водитель за тонированной стеклянной перегородкой не в счет.

– Господин генерал-майор, операция «Хеопс» завершена успешно, – доложил я. И добавил вовсе не по уставу:

– Устал, как собака… Наручники хоть снимите…