Глава 43. Твой Свет. 1 page

На прицеле у Тьмы в ожидании разящей стрелы

Вдруг мгновенье замрет, и исчезнут все прочие звуки.

Лишь останется смех из давно позабытой поры,

Где все было не так, где еще не познали Разлуки.

Где не хаживал Гнев, не была страшной гостьею Смерть,

Где звучал громче прочих звенящий голос Надежды,

Словно зеркала гладь, и ничем невозможно стереть

Лица... и голоса позабытых, ушедших, прежних...

Кто рискнет осудить за бессилье опущенных рук?

За смирение с тем, что надежд на спасение нет?

Только здесь, на краю, заставляя застыть все вокруг,

Резанет по глазам неземной и спасительный Свет.

Разорвет Темноту, разобьет мелким крошевом Боль...

И укроет крылом, согревая замерзшую душу.

Кто-то вечность назад даже имя придумал: Любовь.

Ты не веришь словам? Ну, тогда свое сердце послушай.

И какая-то сила вдруг даст на краю устоять,

Не шагнуть в пустоту, не сломаться под яростным ветром.

Впереди будет жизнь для того, чтобы что-то понять,

А пока сделай выбор — доверься слепящему Свету.

Почему судьба распорядилась именно так? Разве у нее потребуешь ответа?

Гермиона давно не пыталась понять, почему все именно так. Слышать о том, что все происходящее — к лучшему, и жизнь все расставляет по своим местам, и согласиться с этим… Для Гермионы это было сродни предательству. Неужели смерть родителей Гарри к лучшему? Или гибель Сириуса? Она часто возвращалась к этим мыслям, вспоминая колдографии выпускников Хогвартса. Перед глазами стояли лица семнадцатилетних подростков. Счастливая улыбка Лили, пронзительный взгляд Сириуса, Джеймс Поттер, Ремус Люпин, Нарцисса Блэк... У всех этих людей были свои радости, свои горести, а время распорядилось так, как было угодно ему: оборвало чьи-то жизни и разрушило чьи-то надежды.

Девушка вошла в библиотеку. Честно признаться, она понятия не имела, где искать Малфоя. Занятия с первокурсниками будут лишь через два дня, а дорога каждая минута. Есть шанс поймать его завтра на уроках по полетам. Драко и Гарри негласно договорились чередовать занятия. Судя по тому, что в прошлый раз грязным и злым вернулся Гарри, в этот раз очередь Малфоя. Вот только подойти к нему при первокурсниках… Ох.

Гермиона решила на всякий случай заглянуть в секцию зельеварения. Периодически там бывал кто-то из слизеринцев. Каково же было ее удивление, когда она заметила в дальнем углу Драко Малфоя собственной персоной, откинувшегося на спинку стула и листавшего какой-то учебник. Видимо, Мерлин решил проявить к ней благосклонность?

Девушка остановилась у его стола, набрала в грудь воздух, и тут он поднял голову. Кажется, она погорячилась насчет благосклонности великого Мерлина. Посмотрев на Малфоя, девушка поняла, что ей безумно хочется оказаться у себя в комнате. И не выходить из нее лет сто. Сразу некстати вспомнилось собственное поведение, этот дурацкий поцелуй... Черт. Не думать. Не думать. Только вот щеки начали медленно, но верно заливаться краской.

Малфой выдержал паузу и, не дождавшись ее слов, приподнял бровь.

— Что?

— Нам нужно поговорить, — выпалила Гермиона.

— Поговорить? — в его взгляде мелькнула досада.

— Да. Это важно.

Юноша потер лоб, посмотрел на свою книгу. Еще один разговор по душам за сегодняшний день он не вынесет. К тому же больше всего на свете он ненавидел выяснение отношений.

— Слушай, — он поднял на нее взгляд, — если ты собираешься говорить о том, что произошло…

— Я? — Гермиона нервно дернула плечом и возмущенно проговорила. — Нет! Есть более важные темы. Для меня, во всяком случае.

На его лице отразилась озадаченность, тут же сменившаяся усмешкой. Оценивающий взгляд заставил покраснеть еще больше.

— Малфой, прекрати, — прошипела Гермиона. — Я не собираюсь обсуждать эту… — она замялась, подбирая слово, — …ситуацию.

Ответом была гробовая тишина и его внимательный взгляд, под которым было чертовски неуютно.

— Я повела себя, как дура. Ты — тоже. Сделаем вид, что ничего не случилось. Инцидент не стоит того, чтобы о нем говорить.

— Я молчу, Грейнджер. Говоришь ты.

Гермиона закусила губу. Захотелось взять со стола его тяжелую книгу и треснуть по светловолосой макушке.

— Ты… — девушка махнула рукой.

Драко Малфой смотрел на ее пылающие щеки и отчего-то чувствовал досаду. «Инцидент». Она так назвала свой первый поцелуй? Да еще поцелуй с ним? Гордость требовала наговорить гадостей, сделать ее положение еще хуже. Да вот только здравый смысл останавливал. Она права: обсуждать здесь нечего. Если он сейчас что-то скажет, она, чего доброго, решит, будто он об этом помнит. А ему плевать. Совершенно плевать. Вот только досада окончательно испортила настроение.

— Грейнджер, поверь: у меня есть более важные занятия, чем выслушивать твой лепет. Так что излагай внятно!

— В конце концов, это в большей степени касается тебя, поэтому извини, уж придется проявить терпение, — Гермиона уперла руки в стол и нависла над Малфоем. — Я хотела поговорить о Гарри…

Слизеринец вскочил на ноги и подобно ей упер руки в крышку стола. Он негромко проговорил:

— Тебе не с кем поговорить о своем ненаглядном Поттере?

— О Мерлин, что ты несешь? Я же сказала, что речь идет о…

— Гермиона!

В секции зельеварения появился Гарри, решивший помочь подруге в поисках. Увидев неожиданную сцену, юноша прирос к полу.

В его душе поднялся целый ураган. Она рядом с чертовым слизеринцем. Понятно, что они спорят. Об этом говорит все: начиная от пылающих от ярости щек Гермионы до напряженно-презрительного взгляда Малфоя, но почему-то это не обрадовало. Внезапно Гарри понял, что предпочел бы, чтобы они вообще не пересекались. Опасался, что Малфой может причинить ей вред? Да, конечно. Но еще больше опасался... Гарри не мог сам себе объяснить причину своего недовольства.

— Гермиона, что случилось? — проговорил он.

Девушка отошла от стола и выдавила из себя улыбку.

— Ничего. Все нормально.

Драко Малфой внезапно рассмеялся:

— Поттер, от тебя никуда не спрячешься. Тебя либо видишь, либо слышишь. Как Пивз. Ей-Мерлин!

Гарри бросил взгляд на слизеринца и обернулся к девушке.

— Пойдем, пожалуйста, — Гермиона потянула его за рукав.

Только конфликта ей сейчас не хватало до полного счастья! Драко Малфой раздраженно откинул челку с глаз. Гермиона поспешно отвернулась и дернула Гарри за руку, но тот не двинулся с места.

— Малфой, — его голос напряженно зазвенел, — покажи руку.

Гермиона почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Она медленно обернулась, перехватила недоуменный взгляд слизеринца. Тот, видимо, тоже собрался уходить, но так и застыл от неожиданности. Гермиона поняла, что Гарри заметил перстень, когда Малфой провел рукой по волосам.

— Покажи руку, — повторил Гарри.

— Поттер, ты с метлы упал? — участливо поинтересовался слизеринец.

Гарри пропустил выпад мимо ушей.

— Гарри, пожалуйста… Пойдем, — умоляюще проговорила Гермиона.

— Подожди, — нетерпеливо отмахнулся юноша и добавил: — Малфой, я не шучу.

— Поттер, ты совсем свихнулся? А в следующий раз ты что попросишь показать?

— Что на твоем перстне?

Малфой автоматически бросил взгляд на руку и снисходительно улыбнулся.

— Родовой герб, Поттер. Знаешь ли, это такая вещь, о которой ты и твои друзья могут прочесть разве что в книжках.

— Что на нем изображено? — негромко спросил Гарри.

— Иди к черту! — терпение Драко Малфоя лопнуло, и он направился к выходу.

Гарри схватил его за плечо и дернул. Малфой резко развернулся.

— Поттер, не смей прикасаться ко мне своими…

— Прекратите, — Гермиона вклинилась между юношами. — Гарри, пожалуйста… Здесь библиотека.

— Грейнджер, убери своего Поттера подальше от нормальных людей. Он социально опасен.

Юноша презрительно посмотрел на гриффиндорцев, однако пройти не мог, потому что парочка стояла на выходе из секции, преграждая дорогу.

— Все, хватит, — Драко Малфой потянулся к карману за волшебной палочкой.

Гермиона с ужасом за этим следила. Фамильный перстень блеснул в свете факела. Витиеватая буква «М» и руки-лапы зверей-людей, обвивающие ее.

Девушка услышала резкий вздох и оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гарри медленно сползает по стеллажу на пол.

— Гарри, — сдавленно проговорила она, опускаясь на колени, — Гарри, милый.

Она гладила его лицо, шепча какие-то нелепые нежности.

— Малфой, вызови мадам Помфри.

Драко Малфой с выражением брезгливости на лице наблюдал за этой картиной. Услышав ее просьбу, он оторопел.

— Грейнджер, ты лучшая на курсе по колдомедицине. Примени энервейт.

— Нельзя!

— Почему?

— О Господи! Да потому, что к нему — нельзя! — Гермиона действительно не была уверена, как поведет себя наложенное заклятие. Что произойдет, если Гарри сейчас очнется?

— Ах да! Я забыл! Это же Поттер! К нему даже стандартные заклинания применять нельзя. Он же особенный. Нужно на колдомедицине ввести спецкурс «Особые заклинания для поддержания символа освобождения в рабочем состоянии».

— Малфой! Прекрати! — прошипела Гермиона. — Ты можешь хоть раз сделать что-то полезное?

Слизеринец бросил на нее убийственный взгляд и произнес заклинание, позволяющее вызвать мадам Помфри на место, где требуется ее помощь. Юноша сердито посмотрел на Грейнджер. Она по-прежнему стояла на коленях и гладила бледное лицо Поттера, что-то повторяя.

— Прекрати, ему от этого вряд ли полегчает.

Девушка дернулась и сердито посмотрела на него снизу вверх. Отбросила мешающую прядь волос и собралась что-то сказать. Драко не стал дожидаться красноречивой тирады. Вместо этого он проговорил:

— Дай мне выйти.

— Ты собираешься перешагивать через Гарри?

— А ты предпочитаешь, чтобы я прошелся по нему? Я — за.

Гермиона закрыла лицо руками. Она была готова прибить на месте этого несносного мальчишку.

— Его можно поднять, например, — предложил Малфой, который понял, что уступать дорогу ему не собираются.

— Его лучше не трогать до прихода Помфри.

— И ты предлагаешь мне здесь сидеть?

— Можешь постоять! — огрызнулась Гермиона.

Малфой негромко выругался.

— Ты ведь хотела о чем-то поговорить. Это связано с приступом Поттера?

Гермиона подняла взгляд. Он стоял чуть в стороне, теребя в руках пергамент и напряженно ожидая ответа. Рассказать про пуговицу и… Рассказать? Но ведь тогда придется признать, что ей не стирали память. Подвести Дамблдора. Да кого она обманывает? Она боялась признаваться не из-за директора, а из-за себя самой. Впереди больше половины учебного года. Два раза в неделю у них совместные занятия. У них на шее пара сумасшедших первокурсников. Разбить хрупкое равновесие? Вновь не видеть ничего, кроме презрения в серых глазах? Нет. Нельзя ничего рассказывать. А внутренний голос, мудрый внутренний голос, тихо ей прошептал: «Ты обманываешь себя, Гермиона Грейнджер». Дело совсем не в том, что совместные занятия станут невыносимыми, а в том, что разорвется тонкая незримая нить, связавшая их в тот день, когда он сказал: «Я не дам тебе упасть».

— Это уже не имеет значения.

— Что значит: не имеет? — начал злиться Малфой. — Ты врываешься в библиотеку, лепечешь непонятно что, а потом появляется Поттер в компании со своим обмороком, и ты говоришь, что все это не имеет значения?!

— Что здесь произошло? — встревоженный голос мадам Помфри заставил их повернуть головы. — О Мерлин! Поттер? Что с ним снова приключилось? Мистер Малфой!

— Не трогал я вашего Поттера! — возвел глаза к потолку слизеринец.

И в первый раз в его словах была истина.

А потом Гарри переправили в больничное крыло. Хвала Мерлину, свидетелей происшествия, кроме прибывших на сигнал мадам Пинс и Помфри, не оказалось — все ученики были на занятиях.

Малфой быстро ретировался. Гермиона даже заметить толком не успела, когда именно. Мадам Помфри выгнала ее за ширму и начала осмотр Гарри. Прошло десять минут, двадцать... Гермиона нервно кусала губы, но спросить, что с ним, не решалась. Отчасти не хотела отвлекать, мало ли что, а отчасти боялась услышать ответ. Послышались шаги, и на пороге лазарета появился Альбус Дамблдор.

Гермиона бросилась к нему.

— Профессор, слава Богу, вы здесь!

— Что случилось? — спросил он, вглядываясь в силуэт мадам Помфри за ширмой.

Гермиона быстро рассказала о пуговице и перстне, о том, что, увидев герб Малфоя, Гарри вдруг потерял сознание.

— Давно вам известно о пуговице?

— Нет! Он показал мне ее лишь сегодня. Я сразу отправилась к вам, но профессор Макгон…

— Да, я знаю, — прервал директор. — Но почему Гарри не обратился ко мне?

Гермиона почувствовала неловкость.

— Он хотел разобраться сам. Это его упрямство...

— Или недоверие, — негромко откликнулся Дамблдор.

Гермиона промолчала. Добавить было нечего. Директор и сам все понимал.

— Хорошо… Вы можете идти, мисс Грейнджер.

— Я хочу дождаться результата...

— Хорошо. Подождите снаружи. Я вас позову, когда Гарри придет в себя.

Он отодвинул ширму, Гермиона вытянула шею, пытаясь заглянуть внутрь, однако увидела лишь край одеяла. Ширма задвинулась, послышались тихие голоса.

Гермиона постояла несколько секунд и побрела к выходу. Ну не будет же она подслушивать, в самом деле. Тем более, теперь здесь Дамблдор, а значит, все будет хорошо. Наверное.

Она пристроилась в коридоре на широком подоконнике и начала ждать. Как же трудно ждать. Мучиться неведением, додумывать развитие событий... Почему-то варианты, подсовываемые воображением, были один мрачнее другого.

Девушка вздохнула и повернулась вполоборота к окну, чтобы видеть улицу. За окошком начался первый снег. Мокрые хлопья бились в стекло, стекали на карниз... А ведь совсем скоро Рождество. И эта мысль почему-то не вызывала радости. Впервые за семнадцать лет. Наверное, она выросла, потому что на многие привычные вещи стала смотреть по-другому.

Ее внимание привлекло какое-то движение. К двери лазарета с видом идущего на эшафот приближался Драко Малфой. Надо же, а еще час назад Гермиона ломала голову, как его отыскать. Теперь же впору самой прятаться.

— А ты здесь зачем? — удивленно спросила девушка.

— Поттера навестить решил, — недружелюбно откликнулся слизеринец.

Гермиона проводила его растерянным взглядом. Он ведь пошутил?

Драко Малфой вошел в неуютный лазарет. Он его терпеть не мог, потому что каждый раз, когда оказывался здесь, чувствовал себя беспомощным и слабым. То гиппогриф, то насланная кем-то сыпь, то падение с метлы... Юноша ненавидел собственную слабость и беспомощность.

Словно как-то угадав его присутствие, Дамблдор отодвинул ширму в сторону и сделал приглашающий жест рукой. Юноша про себя выругался. Видимо, директору кто-то рассказал, что он присутствовал при приступе Поттера. Теперь сиди здесь, отдувайся. Его перехватили по пути в собственную комнату, и Драко был жутко зол на все вокруг.

— Проходите, мистер Малфой.

— Спасибо, профессор, но мне бы не хотелось беспокоить больного, — Драко выговорил это даже с минимумом сарказма в голосе.

— Сейчас вы его не побеспокоите.

Юноша вздохнул и зашел за ширму. Его взгляд тут же упал на кровать. А ведь обещал себе не таращиться на Поттера. Гриффиндорец был под цвет простыни, с синяками под глазами, но умирать явно не собирался, иначе с чего бы вдруг Драко сюда вызвали. Не дань же уважения отдать, в самом деле.

Юноша поднял взгляд на директора. Тот, казалось, только этого и ждал.

— Мне известно, что произошло в библиотеке.

— А мне, к сожалению, нет, — не выдержал Драко.

Только не хватало сейчас оказаться виноватым в слабом здоровье Поттера. Своих проблем по горло.

— Я могу вам объяснить, — тут же откликнулся директор.

— Газеты завтра объяснят, — слова сорвались прежде, чем он смог взять себя в руки.

Директор молча посмотрел на него. Драко всегда терялся под проницательным взглядом пожилого волшебника.

— Извините, — негромко добавил он.

Дамблдор чуть кивнул.

— Это связано с вами.

Юноша поднял голову, намереваясь что-то сказать.

— Я знаю, что вы ничего не делали, — удивил директор, — мисс Грейнджер рассказала мне все.

Драко удивился еще больше. Укрывательства от гриффиндорки он не ожидал. Хотя… она всего лишь сказала правду.

— Думаю, эта вещь принадлежит вашей семье.

На ладони директора лежала маленькая серебряная пуговица. Драко тут же ее узнал.

— Откуда у вас это?

— Не у меня. У мистера Поттера.

— У Поттера?!

— Помните тот день, в конце августа?

— Разумеется.

— Видимо, мы ошиблись, — негромко проговорил директор. — Мы были так рады успеху операции, что пропустили эту маленькую деталь. Пуговица каким-то образом оказалась у мистера Поттера.

— Интересно, каким? — нахмурился Драко.

— Я могу только предположить. Зная Гарри, вряд ли он просто отдался на волю победителей. Ему как-то удалось сорвать эту пуговицу с одежды вашего отца.

Драко потер висок. Было сомнительно, чтобы Люциус лично занимался пленником. Скорее он был сторонним наблюдателем. Но… он мог подойти слишком близко, желая насладиться триумфом и страданиями ненавистного Поттера. Впрочем...

— В каком Поттер был состоянии, когда вы его забрали? — Драко впервые захотелось услышать ответ на этот вопрос. До сего времени он старался забыть о том кошмарном дне, но кошмары всегда возвращаются.

— В тяжелом, мистер Малфой. Вы хотите подробностей?

— Нет.

Он вдруг понял, что действительно не хочет знать подробностей. Он сам не раз спускался в подземелье. Из любопытства. Там было… страшно. Драко имел слишком живое воображение, чтобы спокойно выслушивать рассказы об истязаниях. А ведь он сам рисковал попасть туда, и вовсе не в качестве хозяина замка, если бы вскрылась его роль в спасении пленника.

— К Гарри начали возвращаться воспоминания… — начал Дамблдор.

— А заклятие блокировало этот процесс, отсюда и обморок?

Директор кивнул.

— И что теперь?

— Теперь? — Дамблдор вздохнул, провожая взглядом хлопья снега за окном. — Теперь мы исправим свою же ошибку. Думаю, вы пожелаете забрать пуговицу.

— Вы сотрете Поттеру память? Снова?

Дамблдор помолчал, а потом негромко произнес:

— Я откорректирую его воспоминания. В них не будет этой пуговицы и событий с ней связанных.

Драко посмотрел в лицо директору. Этот человек так спокойно рассуждал об удалении целой части жизни. Ну хорошо, не спокойно: щека чуть заметно дернулась. Но все же...

— Ваша забота о благополучии Поттера приобретает причудливые формы, — негромко проговорил Драко. — Вы проживаете жизнь за него. Нет. Не так. Вы выбираете жизнь за него. Я понимаю, Поттер — символ победы и все такое, но…

— Вас беспокоит судьба мистера Поттера? — директор посмотрел в глаза слизеринцу.

— Нет, мне плевать на Поттера. Извините, но вы сами задали этот вопрос, — он выдержал взгляд директора.

— Однажды ступив на путь, необходимо пройти его до конца, — проговорил Альбус Дамблдор. — Сейчас уже поздно позволять Гарри все вспомнить.

— Иногда с пути можно свернуть, — парировал юноша. — Хотя вы, видимо, боитесь реакции Поттера. Ведь в этом случае у него не просто появится дополнительный повод для ненависти к Пожирателям, хуже всего, что он узнает о том, как поступили вы. Так?

— Мне часто приходится принимать решения, касающиеся благополучия других людей. А ведь я сам всего лишь человек. Мои решения бывают ошибочны. И тогда не остается ничего иного, как идти до конца.

Драко покачал головой, но возражать не стал. В глубине души он понимал мотивы Дамблдора. Да и ответственность пожилого волшебника была несравнима ни с какой другой. Но Драко шел на поводу у юношеского максимализма. Черное или белое. Все или ничего.

Драко посмотрел на Поттера.

— Почему мне вы предоставили выбор, а ему нет?

— Гарри сделал свой выбор. В ночь, когда пал Волдеморт.

— Шутите? Он был младенцем.

— Возможно, за него выбрала судьба. Его место здесь. А узнай он правду… Знаете, молодым людям свойственна безрассудность. Порой им кажется, будто они знают о каких-то вещах больше, чем те, кто их оберегает. Я не хочу, чтобы Гарри попытался продолжать свой путь в одиночку. Это… неразумно.

Драко вспомнил разговор между родителями, состоявшийся в начале прошлого лета.

— Не смей говорить о нем, как о вещи! Он — твой сын! — звонкий голос матери заставляет замереть перед дверью в библиотеку, куда он отправился предупредить отца о приезде мистера Забини.

Сначала его поразило лишь то, что Нарцисса Малфой умеет повышать голос, проявлять эмоции. А потом он вник в смысл слов.

— Прекрати истерику, — голос отца совершенно спокоен. — Лорд оказал нам великую честь, даруя Драко от рождения то, чего никому другому не добиться. Ты…

Он не успел договорить. Неслыханное дело, Нарцисса перебила мужа на полуслове:

— Так знай, Люциус Эдгар Малфой, вы добьетесь своей цели только через мой труп.

— Милая, не бросайся столь опрометчивыми фразами, — холодно проговорил Люциус. — К тому же твоя жертва будет бессмысленна. Драко вряд ли ее оценит…

В тот день Драко Малфой бросился в сад, прочь от дверей, за которыми спокойный голос отца перемежался с выкриками матери. Первый раз за свою жизнь он стал свидетелем ссоры родителей. Его семья была идеальной. Его мать — безупречной. Она никогда не возражала, не перечила. А тут… Так он узнал две вещи, изменившие всю его жизнь.

Да, Темный Лорд моделировал жизнь Драко из благих соображений. В своем понимании блага. Теперь юноша узнал, что Дамблдор проделывал то же самое с жизнью Поттера.

— Я могу идти? — услышал он собственный голос.

— Иди, Драко.

Юноша быстро развернулся и почти бегом покинул лазарет. Прочь от этих давящих стен, от болезненных воспоминаний и игр больших людей. Он выходил так быстро, что не заметил девушку, испуганно скользнувшую прочь от ширмы, иначе бы он понял, что у них с Гермионой Грейнджер стало больше еще на одну общую тайну.

Гермиона отступила за соседнюю ширму, боясь, что оглушительный стук сердца ее выдаст. Она долго ждала в коридоре, но наконец не выдержала, справедливо полагая, что уж она-то имеет больше прав знать, что происходит с Гарри, нежели слизеринец. Приблизившись к плотной ширме, она собралась позвать директора, но тут…

— Ваша забота о благополучии Поттера приобретает причудливые формы…

Негромкий голос слизеринца заставил позабыть о своем намерении. Гермиона застыла на месте. Да, она подслушивала, но в тот миг этого не осознавала. Душу жгло точно каленым железом. А ведь Малфой прав. Никто не имеет права распоряжаться судьбой другого человека. Она вспомнила разговор в кабинете директора в ту ночь. Он не хотел позволять Гарри переживать унижение, получать дополнительный повод для ненависти… Тогда ей казалось, что Дамблдор прав. Сейчас она не была в этом уверена.

Малфой вышел так стремительно, что она едва успела отпрянуть. Но он ничего не заметил. Гермиона подождала с минуту и бросилась в коридор. Девушка остановилась у окна, за которым валил снег, и стала ждать, когда ее пригласят. А потом появился Дамблдор и сказал, что с Гарри все будет в порядке, и она, если хочет, может его навестить.

Гермиона, не поднимая головы, направилась в лазарет. А Дамблдор проводил ее усталым взглядом. Несомненно, она все слышала. Конечно, можно заставить ее забыть, да вот только этого и так было слишком много в последнее время. Однажды вступив на путь, нужно пройти его до конца. Пусть эта девочка сама сделает выводы. Раз уж Гарри не мог.

Старый волшебник посмотрел в окно.

«Иногда с пути можно свернуть». Он тоже так думал в семнадцать лет. Но с годами это все сложнее сделать. Хвала Мерлину, что кто-то может понять это чуть раньше, прежде чем взвалит на себя груз ответственности за других людей. За их жизни, за их судьбы, за благополучие их семей и улыбки их детей. Год за годом Альбус Дамблдор платил за все это своей совестью.

* * *

На завтраке Гермиона упорно не желала поднимать голову от своей тарелки. Не хотела встречаться взглядом со старостой Слизерина. Почему так? Почему с каждым днем ее связывает с ним все больше общих тайн. Ее это не устраивает? Да, не устраивает. Она хотела вернуться домой, к родителям, где все просто и понятно, где нет этих чертовых игр, в которых каждый человек не более чем пешка.

— Подай мне тост, пожалуйста, — Гарри с улыбкой протянул ей пустую тарелку.

Гермиона улыбнулась в ответ и начала накладывать ему тосты. Он ничего не помнил. Ни о той ночи, ни о вчерашнем дне. Для него не было сцены в библиотеке, не было лазарета. Он просто пропустил прорицания и все это время пробыл в гостиной Гриффиндора, читая книгу. Это правильно? Гермиона не могла дать ответ. С одной стороны Дамблдор прав — это гуманно, но с другой стороны… Ты словно живешь чужой жизнью. Так страшно понимать, что кто-то может просто взять и отнять часть твоего прошлого, почему-то решив, что это во благо.

Гермиона передала Гарри тарелку и снова выдавила из себя улыбку. Интересно, ведь для того, чтобы стереть память частично, нужно порыться в его воспоминаниях, узнать многое из того, что не предназначено для чужих глаз. То, в чем человек и сам себе не всегда признается. И ведь она невольно явилась частью этого обмана. Да, она не хотела, но разве нелепыми словами оправдаешься перед своей совестью? Появилось чувство, словно ее саму вываляли в грязи. Захотелось как-то это с себя смыть. Но как отмыть душу? Только стиранием памяти. Ирония судьбы. Что лучше: неведение или муки совести?

Девушка посмотрела в свою тарелку. Есть расхотелось окончательно.

Хлопанье крыльев над головой возвестило о доставке утренней почты. На стол перед Гермионой упал свежий номер «Пророка». Она по-прежнему продолжала его выписывать. Сейчас уже скорее по привычке, понимая, что лишь малая часть написанного соответствует действительности.

Девушка развернула газету. Первую полосу украшала колдография разграбленного дома. Практически руины. Сердце замерло. За каждой подобной сценой стояла оборванная человеческая жизнь. Пожиратели никого не щадили. Однако, вопреки ожиданиям, заголовок гласил: «Очередная победа Министерства».

Далее шла статья о захвате одного из особняков, служившего укрытием Пожирателям Смерти. Гермиона по-новому взглянула на развалины дома. Разбитая обугленная мебель уже не пугала. Это — возмездие. Кровь за кровь.

Она прочитала статью. Сложная операция, в результате которой удалось получить ценные сведения, по понятным причинам не разглашаемые. Задержанный Пожиратель погиб при оказании сопротивления.

Колдография тела, прикрытого каким-то сукном.

— О Господи! — не удержалась Гермиона. — Ну зачем такое в газетах печатать?

Гарри взглянул на колдографию, чуть нахмурился и пожал плечами.

— Могли бы и без подробностей, — не сдавалась Гермиона.

— Так там ведь ничего страшного. Тело-то прикрыто, — подал голос Дин.

— Ой, давайте не будем углубляться в эту тему за завтраком, — откликнулась Лаванда.

— А мне больше интересно, почему они говорят об этом М.Д., — Симус старательно зачитал инициалы погибшего Пожирателя, — как о мужчине. Это ведь женщина.

Несколько голосов его поддержали, а Гермиона снова притянула к себе отложенную было газету. Действительно, под покрывалом угадывались очертания женского тела. На душе стало неуютно. Гермиона поежилась и отложила газету в сторону. Женщина… Враг. Короткое и безликое слово. Она подняла голову на врага собственного спокойствия, собственного здравого смысла.

То, что что-то не так, она поняла сразу. По тому, как вели себя слизеринцы. Большинство старшекурсников как-то странно смотрели на своего старосту. Тот же неторопливо разворачивал письмо, перевязанное серебристой лентой. Гермиона в последний момент увидела его филина, снявшегося с места и взмывшего под потолок. Лицо Драко Малфоя было лишено эмоций, но что-то в его позе говорило о том, что он уже знает содержание письма, и оно отнюдь не радужное.

Гермиона видела, как он развернул письмо и несколько секунд его читал. Все это время за слизеринским столом стояла гробовая тишина. Драко Малфой начал медленно скручивать пергамент в аккуратную трубочку. Забини, Паркинсон, Гойл, Крэбб и десяток других студентов в молчании наблюдали за этим процессом. Наконец Малфой резко встал с места. Забини ухватила его за рукав и что-то сказала. Он не обратил на нее никакого внимания. Чуть тряхнул головой и быстрым шагом пошел к выходу. Едва он скрылся в дверях, провожаемый десятками взглядов, как слизеринский стол ожил. Все заговорили одновременно, словно рой пчел ворвался в главный зал. Негромкие голоса слились в единый гул. На лицах растерянность, сочувствие, но больше всего страх.

Гермиона внезапно поняла, что никакая сила не заставит ее усидеть на месте.

Она что-то соврала друзьям и бросилась к выходу. Девушка знала, куда направился Драко Малфой. Однажды они уже встретились у старого дуба.

Гермиона достала из кармана волшебную палочку и призвала теплую мантию. Немного подождала, оделась и бросилась на улицу. Первый снег, рано выпавший в этом году, негромко скрипел под ногами, так, словно был еще не уверен в правильности своего решения — укрыть территорию старого замка. Он еще был юным и сомневающимся. Сомнения отступают со временем.

Date: 2015-07-17; view: 295; Нарушение авторских прав