Глава 4. В день свадьбы Байрони сильно разнервничалась

В день свадьбы Байрони сильно разнервничалась.

На сей раз нервозность превратилась в холодный, вызывавший непроходящую дрожь страх. Была уже ночь, ужин давно закончился, и они были на борту “Крылатого Солнца”. Она с тяжелым чувством смотрела на редкие, медленно отступавшие огни Сан-Диего. И все спрашивала себя, почему вышла замуж за этого человека. Как всегда, причина была очевидна — у нее не было решительно никакого выбора. Жизнь, как прежде, в его доме, если бы она отказалась, превратилась бы в бесконечную муку и для нее, и для матери.

— Замечательно, что океан спокоен и небо чистое, — заговорил Айра.

— Да, — согласилась Байрони. — Звезды как яркие самоцветы. Мне хотелось бы побыть немного на палубе, чтобы.., полюбоваться этой красотой. — Байрони не смотрела на мужа, не могла. Она не желала ни идти в каюту, ни видеть брачное ложе, которое ей предстояло разделить с ним.

— Мне тоже, — заметил Айра, шагнув к ней и тихо встав рядом. — Действительно, приятно постоять на палубе и полюбоваться ночным океаном. Наши друзья-пассажиры не так выносливы, как мы с вами, — здесь теперь тихо и спокойно. — Он не пытался к ней прикоснуться, хотя Байрони чувствовала, что его взгляд не отрывался от ее напряженного профиля.

В ее голове всплывали неуверенные слова матери, с которыми она обращалась к ней несколько часов назад, и ужас ее нарастал. "Байрони, дорогая моя девочка, Айра хороший человек. Он не будет груб с тобой. Ты просто закрой глаза и лежи очень спокойно.

Позволь ему делать все, что он захочет. Это довольно быстро закончится".

Ей хотелось спросить у матери: “А что, если я не буду лежать спокойно? Он меня побьет?” — но она промолчала. Он был ее мужем, и она принадлежала ему. Она же не дурочка. Так бывает со всеми женщинами на свете. Только тетя Аида никому не принадлежала, потому что у нее было достаточно денег, чтобы сохранить свою независимость до самой смерти. Она не нуждалась в поддержке мужчины. Неужели все обязательно должно вертеться вокруг денег? Глупый вопрос. Весь ход ее жизни определила жадность Мэдисона Девита.

Она вспоминала слова отца — недостойные, бесстыдные, которые он злобно нашептывал ей перед тем, как она навсегда оставила его дом.

— Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, девочка, — говорил он, — делай вид, что ты девушка.

Покричи немного, когда он будет тебя брать. Я вовсе не хочу, чтобы тебя вышвырнули обратно ко мне. Да возноси хвалу Святым за то, что не носишь под сердцем бастарда от своего красавчика.

Байрони посмотрела на него долгим, пристальным взглядом, чувствуя, как в ней поднималась волна ненависти.

— Вы грязный старик, — холодно бросила она ему.

Он поднял руку, быстро оглянулся вокруг и нехотя опустил ее.

— Нет, — заметила она держась очень прямо, — вы больше никогда меня не ударите.

— Попридержи язык, девочка, — угрожающе зашептал он, — или…

— Или — что? А как насчет того, чтобы раскрыть правду? Объявить во всеуслышание, что вы меня продали? Что поскольку сами не в состоянии заработать ни одного честного доллара, вам не обойтись без человека, который обеспечивал бы вас?

— Ты дешевая потаскушка!

Байрони, запрокинув голову, рассмеялась:

— Дешевая? Надо же, какое вранье!

— Ты должна убедить мужа в том, что сделаешь его счастливым, девочка.

— Иначе он перестанет посылать вам деньги? О, это мысль! — Байрони встала в позу, которая, как она надеялась, была вызывающей и высокомерной. Тяжелые скулы отца задрожали от ярости, но к ним подходил Айра, и он уже ничего не сказал.

Теперь она жалела — не следовало его раздражать. Он мог отыграться на матери. Впрочем, нет, он уже так напился к моменту ее и Айры отъезда, что сразу захрапит, насквозь пропитанный виски. Да к тому же у него теперь есть деньги.

— Наша свадьба прошла точно так, как мне хотелось — без суеты и без сборища зевак. Скромно и просто.

— Пастор, мистер Элкс, ненавидит моего отца.

Он согласился провести церемонию бракосочетания только ради матери.

— Мистер Элкс — проницательный человек. Не нужно так удивляться, Байрони. Мне хорошо известны репутация вашего отца и его нрав. Теперь вы в полной безопасности.

А как насчет вас? С вами я тоже могу чувствовать себя в безопасности?

— И прошу вас, Байрони, будьте спокойны за свою мать. Ради нее я решил не отдавать вашему отцу все деньги сразу, а посылать их ежемесячно. Таким образом она тоже в безопасности.

Она повернула к нему лицо, слишком потрясенная, чтобы произнести хоть слово.

— Вы очень добры, — наконец пролепетала она.

Он сочувственно улыбнулся Байрони, по крайней мере ей хотелось думать, что его улыбка была такой — было трудно различить в слабом свете, исходившем от висевшего над океаном полумесяца.

— Я презираю несправедливость. Мне нужно поговорить с вами, Байрони, и тогда вы сможете судить о том, насколько я в действительности добр.

В ответ на эти мягко произнесенные слова она повернулась к нему, нервно облизывая языком нижнюю губу.

— Да, Айра? — Не скажет ли он ей, что уже пора начать их брачную ночь? Ее пробрала дрожь, и она застыла в ожидании.

Он еще немного помолчал и наконец заговорил:

— Познакомившись с вами, я понял, что вы, к счастью, очень добрая девушка. Я имею в виду, отзывчивая и чуткая. Я понимаю, что вы вышли за меня замуж не по любви, Байрони, но и не из-за моего богатства. Что до меня, то я полюбил вас, очень полюбил, но не собираюсь торопиться или торопить вас с…

Он замолчал, и она увидела, что его лицо сильно побледнело, а пальцы опущенных рук то сжимались в кулаки, то снова разжимались. Нахмурившись, она ждала продолжения.

Он повернулся к Байрони, и чуть заметно улыбнулся.

— Видите ли, Байрони, я должен просить вас о величайшем одолжении и молю Бога о том, чтобы услышать от вас необходимый мне ответ.

— Да? — Голос Байрони слегка дрожал, она чувствовала себя как никогда смущенной.

— Я говорил вам о моей сводной сестре Ирен. Я ее фактически вырастил. Наши родители умерли, когда ей исполнилось всего четырнадцать лет. Кроме меня, у нее не было никого на всем свете. Как нет никого и теперь.

Чего он от нее хочет? Заверения в том, что она не возражает против того, чтобы его сводная сестра жила вместе с ними? Обещания, что она полюбит Ирен и будет к ней добра?

Айра глубоко вздохнул, и сказал:

— Несколько месяцев назад Ирен связалась с одним человеком. Я узнал об этой.., связи, когда было уже слишком поздно. Видите ли, этот человек женат. Он лгал Ирен, соблазнил ее, и теперь она ждет ребенка.

Байрони во все глаза смотрела на него. Она слышала боль в его голосе и понимала, насколько глубока его любовь к сестре.

— Я.., мне очень жаль, Айра. Бедная Ирен!

— Вы теперь моя жена, Байрони. Я знаю, вы боитесь меня, как мужа, боитесь, что я предъявлю свои супружеские права. Да и как иначе? Вас вырастила незамужняя тетка, не доверявшая ни одному мужчине, и жестокий тиран-отец. Клянусь, я не стану вам навязываться силой. Но одолжение, о котором я прошу, свяжет меня с вами и наполнит бесконечной благодарностью до моего смертного часа. Я прошу вас согласиться на то, чтобы будущий ребенок Ирен считался нашим, чтобы вы спасли мою бедняжку сестру от скандала, который отозвался бы не только на ней, но и на нас с вами. Я прошу вас сделать так, чтобы все думали, что вы беременны, а потом, после рождения ребенка, обращаться с ним как с вашим собственным.

Значит, в Сан-Диего привели вас вовсе не мои прекрасные глаза? — тут же подумала она. Недобрая Байрони…

— Значит, — тихо проговорила она, — единственной причиной нашего брака является спасение Вашей сестры.

— Да.

Свобода от мужских притязаний. Свобода оставаться самой собой, неприкосновенной.

— Как это осуществить, Айра?

Как разумно и логично прозвучали ее слова! Она почувствовала, что у него словно гора с плеч свалилась.

— У меня есть дом в Сакраменто. Я провожу вас с Ирен туда сразу же по прибытии в Сан-Франциско.

Вы будете находиться там семь месяцев или около того, а потом возвратитесь домой. Боюсь, вам будет немного одиноко и вы будете чувствовать себя связанной в течение этого времени, но альтернативы не вижу. Никто не должен знать, что ребенка носит Ирен, а не вы.

— Я.., я не знаю. Это представляется оскорбительным, невозможным!

— Кроме того, я боюсь за жизнь Ирен, — тихо проговорил он. — Она терзается сознанием своей вины. Боюсь, она может попытаться убить себя.

Байрони посмотрела за борт на спокойную воду.

Был штиль. Полумесяц играл серебряными бликами на гребнях едва заметных волн. И опять перед нею встал вопрос: есть ли у нее выбор? Почему он ждал свадьбы, чтобы только потом сказать ей об этом? Впрочем, это не имело значения, ведь выбора не было.

— Вы спасли меня от жалкого существования в доме отца, — наконец заговорила Байрони. — Я сделаю это для вас и для Ирен. Деньги, которые вы будете посылать отцу каждый месяц, защитят мою мать от приступов его гнева. Да, я теперь многим обязана вам, Айра. — Она протянула руку, и он тепло пожал ее, трепеща от облегчения.

— Спасибо, — сказал он.

* * *

Брент взъерошил мягкие черные локоны Селест и поцеловал ее курносый нос.

— Возможно, вы теперь запомните мое имя, топ amour <любовь моя (фр.).>?

Перед тем как перекатиться на спину и положить руки под голову, он наградил ее сверкающей улыбкой.

— Я знаю, кто ты, Селест.

Он почувствовал, как ее пальцы заскользили по его груди и ниже.

— Селест отдает вам все, да? Так кто же она, гризетка <Молодая девушка не очень строгих правил.>, чье имя вы шептали мне на ухо?

— Неужели француженки такие злопамятные? — спросил Брент с дразнящей ноткой в голосе. И весь напрягся, когда ее пальцы сомкнулись вокруг него.

— Я думаю, это было не очень вежливо с вашей стороны.

— Забудь об этом. Она для меня ничто — так, мечта, воспоминание. Одним словом, ничто…

— Ха! Мечта, живущая в вашем сознании, это вовсе не ничто. Но Селест поможет вам забыться, да?

— Может быть, на час, — сухо возразил он. — Я всего лишь мужчина, Селест. Дай мне время собраться с силами.

Брент по-прежнему не мог поверить, что выкрикивал ее имя в порыве страсти. С чего бы? Она была только мечтой, смутным воспоминанием, нежным призраком. Он не лгал. Она, возможно, не была гризеткой, как ее назвала Селест, но тем не менее она в любом случае продастся. Какому-нибудь богачу, глупому богачу, который захочет иметь юную жену. Он на мгновение будто окаменел, представив себе, как руки старика гладят ее юное тело. Дьявол побрал бы всех женщин! Или у него такая судьба — тянуться к таким женщинам, как Лорел? Он, слава Богу, за последние десять лет научился оставлять их, до того как они могли бы его ранить. Разозлившись на себя, Брент повернулся к Селест и принялся возвращать ей изощренные ласки, которые она ему дарила.

— Ах, — шептала она, притягивая его к себе. — Вы не просто мужчина, Брент. Вы делаете такие изумительные вещи…

— Да, — согласился он. — Да.

* * *

Мэгги стояла посреди богато убранной комнаты — комнаты для приема джентльменов, как она ее называла. Заведение “У Мэгги” было почти завершено, как и “Дикая звезда”. Все выглядело грандиозно. Прежде всего она отделала спальни девушек, и джентльменов не беспокоил ни запах краски, ни кучи мусора, ни сложенные обрезки досок.

Она внезапно нахмурилась, вспомнив, что Лизетта все еще страдала от мучительных судорог. Придется попросить доктора Сента Морриса обследовать девушку. Хотя она тщательно заботилась о том, чтобы мужчины, платившие ей умопомрачительные деньги за право провести ночь в ее заведении, были по возможности чистыми, но не помешало бы договориться с Сентом об ежемесячном обследовании девушек. Она не потерпит сифилиса в своем доме, разумеется, нет.

Мэгги прошла через гостиную к большому черному роялю и с нежностью провела пальцами по его гладкой поверхности, потом села и пробежала по клавишам. По мажорным клавишам. Только приятные звуки! "Мне двадцать семь лет, — думала Мэгги, — дело идет к тому, что я стану богатой, и никому не обязана этим, кроме самой себя. Она улыбнулась при мысли о своем отце-кузнеце с его суровым лицом, представив его входящим в ее заведение. Самодовольный педант! Пальцы внезапно задели клавишу из минорной октавы. Ее бедняжка мать каждый год своей замужней жизни ходила беременная, пока ей не пришла в голову разумная мысль умереть, оставив девятерых детей. Мэгги оставалась в семье, пока ее отец не женился снова. Тогда она добровольно продала свою девственность богатому табачному плантатору из Виргинии. Эти деньги увели ее аж на Миссисипи, где она потратила семь лет жизни в качестве любовницы этого человека. Бил он ее довольно редко, дарил подарки — не чаще, но в конце концов она не забеременела. Прочитав в газетах о том, что в Калифорнии нашли золото, она поняла, что ее место там. Она экономила каждый цент из денег, которые неохотно выплачивал ей Томас Кэрсон, и наконец с шиком отправилась в Сан-Франциско. “Теперь я деловая женщина, — думала она, — а пальцы наигрывали какую-то легкомысленную мелодию. — И никогда больше не буду любовницей богача”.

Подняв глаза, Мэгги увидела стоявшего в дверях и тихо смотревшего на нее Брента. Она кивнула ему и положила руки на колени.

— Продолжай, Мэгги. Ты очень хорошо играешь.

Она смущенно улыбнулась и быстро встала с табурета.

— Я давно не подходила к роялю, очень давно.

На нем прекрасно играла моя мать, пока.., ее не оставили силы.

— Она болела?

Мэгги горько усмехнулась:

— Болела? Да, наверное, можно сказать и так. Ну так что же я могу для тебя сделать, Брент?

“Как сдержанна она в разговорах о своем прошлом”, — подумал Брент. Но на Западе действовало неписаное правило. Каждому предоставлялась возможность начать все сначала, похоронив свое прошлое.

Совсем как у тебя, Хаммонд.

— Никогда не видел такого великолепного борделя, — проговорил он. — Я пришел сказать, что собираюсь съездить в Сакраменто купить латунные решетки для бара красного дерева. Представь себе, в Сан-Франциско их не найти. Тебе ничего не надо?

— Нет. Когда ты едешь?

— В конце недели. Дня на три. А потом, Мэгги, мы откроемся официально.

Ее согрела радость, послышавшаяся в голосе Брента. За всю свою жизнь ей никогда не нравился ни один мужчина, тем более она никому из них не верила, пока не встретила Брента. Говоря объективно, он был великолепным мужчиной, сильным, как дьявол, если верить рассказам ее девушек, но она в этом смысле его не желала. Она хотела его дружбы. Хотела быть частью его мечты. В тот первый вечер, когда она встретилась с ним в своем борделе, ей бросилось в глаза его одиночество. Опустошенность. Он открылся ей, и она поняла, что была единственным человеком, с которым он разговаривал откровенно. Она относилась к нему по-особенному. Они дополняли друг друга. “Мадам” — хозяйка борделя, и профессиональный игрок. Она усмехнулась.

— Да, именно официально! Джеймс Кора заскрежещет зубами от зависти.

— Пока не появится Белл и не раскритикует все в пух и прах.

— Сомнительно. Джеймс и Белл в очередной раз поссорились. Не разговаривают друг с другом. Кстати, я нашла тебе бармена. Из Нью-Йорка, скорее честный, чем жулик, и может справиться с любыми подонками, которые вздумают учинять скандалы.

— Слава Богу, — обрадовался Брент. — Как его зовут? И где ты с ним встретилась?

— Его прогнал Люсьен. А зовут его — не поверишь — Персивал Смит. Он выше тебя ростом, Брент, и сложен как винная бочка.

— Пошли его ко мне, и мы ударим по рукам. — Брент помолчал, изучая лицо Мэгги. — Дело у нас пойдет, Мэгги, клянусь тебе.

— Я знаю, Брент. Через пять минут после того, как увидела тебя, я поняла что вдвоем мы не будем знать поражений. — Она почувствовала комок в горле и торопливо, беззаботно спросила:

— Когда мы сыграем очередную партию в шахматы?

— В любое время, когда вам захочется проиграть, леди.

Они улыбнулись, прекрасно понимая друг друга.

— Ты никогда не говорила мне, Мэгги, кто научил тебя играть в шахматы.

Ее глаза затуманились, правда, лишь на мгновение.

— Давным-давно у меня был один знакомый, — ответила она. Томас Кэрсон научил ее играть не только в покер, но и в шахматы. У него были на то свои соображения.

Она покачала головой и улыбнулась.

— Знаешь, никогда не спрашивала тебя, почему ты решил дать своему салуну такое название — “Дикая звезда”? Мое имя — Мэгги — на вывеске моего заведения вполне объяснимо, но “Дикая звезда”?..

— Я скажу тебе, если пообещаешь не смеяться надо мной, — ответил он.

Мэгги перекрестилась.

— Обещаю.

— Наверное, это глупо, но однажды ночью я ехал верхом из Денвера, и у меня над головой сияла яркая звезда. Я устремился к ней, думая, что она, как и я, всегда в пути, всегда в движении, никогда не останавливается надолго в каком-то определенном месте, — свободная, если хочешь, дикая. И решил, что если когда-нибудь осяду на одном месте, то укрощу эту звезду, сохранив при этом иллюзию того, что она по-прежнему свободна, по-прежнему в движении и по-прежнему дикая.

— Это вовсе не глупо, — помолчав, проговорила Мэгги. — Ты романтик, Брент; хорошо, когда мужчина романтик.

— И поэт, — добавил он, подсмеиваясь над самим собой.

— Возможно, — согласилась Мэгги. — Я вижу, тебе не терпится уйти. Не сделаешь ли ты мне одно одолжение? Скажи Сенту, чтобы зашел ко мне. Лизетта чувствует себя неважно.

— Разумеется. Надеюсь, ничего серьезного?

— Женские проблемы, только и всего.

— Таинственные! — хитро заметил он.

— Вам, чертовым мужчинам, везет.

— Не всегда. Селест нашла что-то таинственное и у меня.

Брент приподнял шляпу и вышел из удушающе шикарной гостиной. Мэгги любила желтый цвет. У него было такое чувство, точно он побывал в гигантском цветке желтого нарцисса. Впрочем, это было лучше кричаще-безвкусного склада красно-золотой мебели “Белл Коры”.

* * *

— Я ожидала совсем другого, — говорила Байрони своей новоявленной сестре. — Все так голо, но холмы очень красивы, а город такой.., полный жизни.

— Да, это верно. Мы любим Сан-Франциско. И здесь всегда что-то меняется.

Байрони отставила чайную чашку и оглядела гостиную.

— Вы построили чудесный дом, Айра. Очень впечатляет.

— Спасибо, дорогая. Вам понравилась ваша комната?

— Надо быть слепой дурочкой, чтобы она не понравилась. Это вы ее обставили, Ирен?

— Нет. Айра, перед отъездом в Сан-Диего. Он хотел сделать все для вас.., наилучшим образом.

Молчаливая черная служанка незаметно унесла чайный сервиз.

— Спасибо, Эйлин, — сказала Байрони.

Эйлин кивнула, застенчиво взглянув в глаза Байрони.

Байрони зевнула.

— О Боже, — краснея, сказала она, — извините, пожалуйста. Я, видно, устала. И разумеется, не от вашего общества.

— Почему бы вам не отдохнуть до обеда, дорогая?

Я провожу вас в вашу комнату.

— Пожалуй, отдохну, — согласилась Байрони и поднялась с места.

Поднялась и Ирен. Она обняла Байрони.

— Спасибо вам.

Айра расстался с нею у двери.

— Я послежу за тем, чтобы вас не беспокоили, дорогая. Эйлин разбудит вас в семь часов. Ужинаем мы обычно в восемь.

Байрони кивнула и вошла в свою новую спальню.

Встав в центре комнаты, она огляделась. Ее спальня у тети Айды была загромождена всякой рухлядью, для которой не нашлось места в других комнатах. В Сан-Диего ее спальня была маленькой, пустой и холодной.

Совсем другое дело эта. Она глубоко, с удовольствием вдохнула. Большая, просторная, полная воздуха комната, с огромными стрельчатыми окнами, обращенными на юг, в сторону видневшихся вдали холмов. Стены и потолок были кремовые, а мебель — светло-голубая.

На кровати лежало бело-голубое вязаное покрывало.

В комнате не было ни одной лишней вещи. Она сделает ее своей, личной комнатой.

"Я счастлива, — внезапно подумала Байрони. — Я начинаю новую жизнь. И сама ею распоряжаюсь.

Ну, правда, не совсем", — тут же поправилась она с затухающей улыбкой. Официально она теперь была беременной. При мысли об этом она вспомнила осторожное “спасибо вам”. К Ирен пришло облегчение.

Ни слез, ни извинений, ни сцен. Ирен была совсем непохожа на Айру, светлого и изящного, как ангел.

Маленькая, смуглая, с глубокими карими глазами, Ирен выглядела несколько скрытной, возможно, застенчивой, но Байрони надеялась, что за те семь месяцев, которые им предстояло провести вместе, они сумеют хорошо понять характеры друг друга.

Байрони подошла к окнам и раздвинула тяжелые кремовые шторы. Она хотела бы увидеть Сан-Франциско, перед тем как Айра увезет их в Сакраменто. Она почувствовала, как сильнее застучало сердце, когда они причаливали к пристани у Клэй-стрит. “Жизнь, — думала она, — вот что отличает Сан-Франциско — бурная, необузданная молодая жизнь”. Айра смеясь заметил, что чувствовал себя стариком в этом городе, где средний возраст горожан меньше тридцати лет.

“Здесь живет тот самый игрок, — подумала Байрони, и ее пронзило ощущение необычного возбуждения. — Поздно. Я замужняя женщина. Слишком поздно”.

— Дура, — тихо сказала она себе. — Ведешь себя как девочка, решившая соткать себе мечту из обрывков воспоминания. Он не больше чем мужчина, обыкновенный мужчина, как все другие.

Байрони опустила занавески и медленно подошла к кровати. Сбросив туфли, она вытянулась на спине, глядя в потолок и отчаянно пытаясь вызвать в воображении тот свой благородный образ, который лелеяла в мечтах, решаясь на то, о чем просил Айра, но внутри не находила ничего, кроме растущего чувства отчаяния и скептицизма.

Она должна стать матерью в глазах света. Ребенка Ирен будут считать ее ребенком. Как они все это обставят? Что она будет чувствовать, живя такой жизнью? Жизнью лжи. Жизнью…

В дверь спальни осторожно постучали, и она услышала голос Айры:

— Байрони.

Она соскочила с кровати и оправила платье.

— Войдите.

Айра увидел ее бледное лицо, скованность движений.

— Устали, дорогая?

Она ухитрилась изобразить слабую улыбку:

— Возможно.., немного.

Он осторожно закрыл за собой дверь и подошел к ней.

— Байрони, — заговорил он, осторожно положив ладони ей на плечи, — вы лежали и думали, не правда ли? Думали обо всех сложностях, о последствиях вашего решения?

Она на секунду закрыла глаза, удивляясь, как он узнал, но решила ничего не скрывать.

— Да, думала. Теперь все это представляется мне совершенно невозможным.

Айра нежно обнял ее. Ни один мужчина никогда раньше не держал ее в объятиях, и ей это показалось странным, потому что мужчина был настолько сильнее ее, что она в этот момент почувствовала, как по ней прошла волна страха перед возможным насилием. Но он тут же разжал руки.

— Скажите, что именно кажется вам невозможным. Мы должны поговорить. Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя несчастной.

— Вы.., вы так добры, Айра… Наверное, я просто тоскую по дому.

— Ну да, возможно, вам недостает матери, но и только. Однако ведь вы, Байрони, фактически знали ее только в течение.., как долго? Шесть, семь месяцев?

Она нехотя кивнула.

— Теперь у вас есть дом, дорогая, свой собственный дом. Вы в полной безопасности и окружены заботой. Я искренне молюсь, чтобы ребенок добавил нам счастья. — Айри немного помолчал и тихо продолжил:

— Если вам в будущем захочется иметь собственного ребенка, скажите мне об этом. Вы совершаете настоящий подвиг ради меня и моей сестры. Я хотел бы, чтобы вам никогда не пришлось пожалеть о своем решении. Никогда.

— Надеюсь, вы правы, — проговорила Байрони.

У нее внезапно заурчало в животе, и она в смущении взглянула на Айру.

— Я тоже проголодался, — улыбнувшись, сказал он. — Пойдемте поужинаем. Ирен не очень хорошо себя чувствует и будет ужинать у себя. Завтра мы с вами отправимся к модному портному. Вам нужно несколько новых платьев. В пятницу отплываем в Сакраменто. Мне кажется, — задумчиво продолжал он, шагая рядом с ней в столовую, — что вам очень пойдут все оттенки голубого.

Посмотрим, что нам предложит месье Давид.

Date: 2015-07-11; view: 318; Нарушение авторских прав