Глава 9. Проход сомкнулся позади. Засвистело

Проход сомкнулся позади. Засвистело. Это воздух всасывался в отверстия на стенах и потолке. Только мы не чувствовали ни малейшего дуновения. Должно быть, защитное поле начало действовать. Чтобы убедиться, я попробовал дотронуться до щеки… И это получилось!

– В шлюзовой камере – вакуум! – доложила Ленка.

Мы озадаченно переглянулись с Лубенчиковым. Он в задумчивости почесал нос. Вдруг шагнул к стене и с размаху приложился лбом. Точнее, попытался это сделать. Невидимый упругий слой остановил васькин лоб в сантиметре от поверхности.

– Работает! – восхитился Лубенчиков.

И, не встречая малейшего препятствия, взлохматил свою шевелюру.

– Вот это техника! – он как‑то оценивающе глянул на меня и добавил, – Интересно, а если кому‑нибудь дать подзатыльник…?

– Давай поставим эксперимент, – кивнул я, – Кто‑нибудь даст тебе подзатыльник, а ты поделишься впечатлениями.

Перейти от слов к делу мы не успели.

– Временный коммуникационный туннель активирован! – доложила Ленка, распахивая перед нами не слишком широкий проход в стене.

Васька шагнул вперед и тут же намертво вцепился в края прохода:

– Ой!

Я осторожно заглянул через его плечо. И впрямь,»Ой!» Черная бездна под ногами. Холодные искорки звезд только усиливали эффект. Будто висишь над пропастью, да еще и вниз головой. Впрочем, над головой тоже была пустота. Ни малейшего намека на обещанный туннель.

– И как это понимать?

– Леночка, – взмолился Лубенчиков, отступая назад, – Это что, такая шутка?

Звездолет недомевающе отозвался спустя секунду:

– Какая именно шутка требуется? Уточните вопрос.

– Требуется коммуникационный туннель! – возмутился я.

– Какие‑то проблемы? – донесся рядом голос Капустина.

– Туннель сперли!

Димыч озабоченно засопел:

– А ты уверен, что Васька там ничего не нажимал?

Я окинул шлюзовую камеру взглядом. Собственно говоря, никаких кнопок и переключателей не было и в помине. Голые стены. Даже Лубенчиков не сумел бы ничего натворить.

Я снова шагнул к проходу. Опустился на четвереньки и осторожно высунул руку. Пощупал. Что‑то твердое, слегка пружинящее. И при этом совершенно невидимое. Я встал и, опираясь руками о стену, попробовал наступить на это одной ногой. Нога не провалилась. Тогда, набравшись духу, я шагнул вперед.

Лубенчиков с воплем метнулся ко мне. И чуть успокоился, когда понял, что прыгать в космическую пустоту я не собираюсь. Туннель был на месте. Правда, не совсем тот, на какой мы расчитывали. Туннель, сварганенный Ленкой полностью из силового поля.

– Я извиняюсь, ложная тревога. Все в порядке, – сообщил я и посмотрел на далекий, страшно далекий цилиндр чужого корабля. Не меньше пятидесяти метров над бездонной пропастью. Разве что, если не смотреть под ноги…

– Зачем было устраивать панику? – удивился голос Капустина, – Даже из рубки туннель прекрасно виден.

Ага. Из рубки‑то он виден. Конечно же заботливая Ленка, фильтруя изображение, «подсветила» силовое поле. А в наших скафандрах такая замечательная возможность не предусмотрена.

– Ну… идем? – спросил Васька за моей спиной.

– Угу, – бодро ответил я. Слегка опираясь руками о невидимые стенки туннеля и, борясь с головокружением, двинулся вперед… Раз‑два‑три‑четыре‑пять! Пять шагов… Осталось каких‑нибудь сорок пять… Опора под ногами слегка вибрировала.

– Ты можешь идти не в ногу? – попросил я Лубенчикова.

– Чего?

– Однажды солдаты Наполеона развалили так Чертов Мост. И Суворову пришлось связывать его офицерскими шарфами и солдатскими портянками…

– Ясно… – понимающе заметил Васька, – Портянки тогда делали на совесть.

Ему тоже было не по себе.

– Давай идти быстрее, – кротко попросил Лубенчиков.

А я вдруг подумал, что с Чертового Моста падать было всего‑ничего – каких‑нибудь сто пятьдесят метров. Вот, если упадем мы… Сколько там световых лет до ближайшей звезды?

Нет, вниз лучше не смотреть!

Когда отверстие в боку чужой громадины оказалось у меня перед носом, я даже не сразу поверил, что все кончилось.

Хотя, кое‑что только начиналось.

Я осторожно заглянул внутрь корабля уиту. Подозреваю, что если бы не скафандр, мало что удалось бы рассмотреть. Изображение явно усиливалось и «подсвечивалось». Хотя силовые поля через наши квази‑шлемы не увидишь, но зато искореженные и оплавленные внутренности энергоотсека были чётко различимы.

– Ну что там? – спросил Васька, просовывая голову следом.

– Дохлых осьминогов пока не видно, – ответил за меня голос Капустина. Наши костюмы каким‑то образом передавали изображение прямиком в Центральную рубку.

От края туннеля до ближайшего горизонтальной поверхности внутри было около метра. Стараясь не угодить на торчащие обломки, я спрыгнул внутрь…

И полетел прямиком к противоположной стене отсека.

Твою мать! Да здесь невесомость! Очевидно, их генератор искусственной гравитации вырубился вместе со всей энергоустановкой.

Я ударился о стену и судорожно вцепился в какую‑то решетку. С непривычки, меня слегка замутило. Представляю, каково было нашим космонавтам годами болтаться на легендарном «Мире». По сравнению с этим, у нас на «тарелке» практически санаторные условия. Не звездолет, а дом отдыха…

Пока я малость обвыкался, Лубенчиков хихикал и летал от одной стенки к другой.

– Здорово!

– Васька, перестань!

– Лёха! Это стоит двух штук баксов!

Вот балбес. Еще напорется на кусок искореженного металла. Скафандры‑то у нас должны быть прочными – но какой предел у этой прочности? Когда их изобретали, никто не думал, что в них будет щеголять Лубенчиков.

Я снова окинул взглядом корабельный трюм. После того, что здесь произошло, сам чёрт не отыскал бы проход в отсеки экипажа. Да и освещения все таки недостаточно.

– Что собираетесь предпринять? – спросил Димыч.

– Пока не знаю. Жаль фонарик не захватили. Дополнительный свет бы не помешал.

Едва я произнес слово «свет», на противоположной стене, вспыхнуло яркое круглое пятно. Я чуть повернул голову. Пятно переместилось за взглядом.

Что ж, это удобнее фонарика! Раз ничего похожего на лампочку в моем костюме не имеется, значит дело в особом усилительном фильтре? Подозреваю, что сейчас даже кошка видела бы хуже меня.

– Лубенчиков! Скажи «свет»!

Васька от удивления слегка притормозил, ухватившись за обломок трубы.

– Ну… свет.

И тут же восхитился:

– Здорово придумано! Теперь не один осьминог не укроется!

Он радостно похлопал себя по рукоятке плазменного резака. Тьфу‑ты… Похоже, он успел забыть, ради чего мы сюда прибыли.

– Васька! Мы ведь их не отстреливать явились. А спасать.

– Спасем. Не сомневайся. И даже если не захотят – все равно спасем!

В доказательство серьезности намерений, Лубенчиков сложил из пальцев волшебную комбинацию. Неожиданно яркий луч саданул по стене, оставив на ней крохотное, проплавленное пятнышко.

– Идиот! Ресурс скафандра не расходуй! – возмутился голос Димыча.

– Без паники! – отмахнулся Васька и завертел головой:

– Где же двери?

В безвоздушном пространстве между мной и Лубенчиковым вдруг возник мираж. Полупрозрачное схематичное изображение корабля‑цилиндра. Спустя секунду, изображение увеличилось, выделился цветом центральный энергоотсек. Мираж начал стремительно расти, пока края его не слились с реальными стенками помещения. При этом, полупрозрачными фантомами повисли в воздухе какие‑то плоскости, трубы, шары. То, что до взрыва, было стандартной начинкой отсека, а сейчас превратилось в неузнаваемую фантасмагорию искореженных обломков. Единственная более менее похожая деталь – толстенная колонна в центре. Но даже она покрылась трещинами, изогнувшись огромной дугой от «пола» до «потолка».

– Проход в отсеки экипажа здесь, – донесся голос Ленки и на «потолке» желтовато засветилось овальное пятно. Мы с Васькой радостно переглянулись. Здорово иметь такого проводника!

Я начал карабкался вверх, цепляясь за фрагменты уничтоженного оборудования, а Лубенчиков, сильнее оттолкнувшись, перелетел через отсек. Как будто он всю жизнь только делал, что готовился к полетам в невесомости.

Оказавшись рядом с пятном и ухватившись за какие‑то выступы, мы тщательно изучили слегка неровную поверхность. Путь преграждала бесформенная металлическая нашлепка диаметром не меньше трех метров. Наверно, один из тех шаров, сорванный силой взрыва и буквально размазанный по стенке.

Васька ковырнул пальцем край нашлепки и взялся за рукоять плазменного резака:

– В качестве щадящей терапии, доктор рекомендует вскрытие!

Я не возражал.

Лубенчиков сдвинул предохранитель, ствол резака голубовато замерцал. Васька нажал кнопку‑спуск, в металл ударил столб пламени и Лубенчиков, чертыхаясь, улетел в противоположный конец отсека.

– Уменьши мощность, балбес!

Пока он добирался назад, я сам взялся за дело. Покрутил колечко вокруг ствола, выставляя минимальную мощность и провел тонким белесо‑голубым лучом вдоль контура прохода.

Ни малейшего эффекта. На металлической поверхности не осталось даже следа. Я прикусил губу от удивления. В том месте, куда саданул Васька, была только маленькая черная вмятина.

Хватит ли нам энергоэлементов?

Пока я размышлял, вмятина посветлела и разгладилась. Нашлепка обрела первозданный вид.

– Приказ не ясен, уточните, – отозвалась Ленка на вырвавшуюся у меня короткую фразу.

Невидимый Димыч хихикнул:

– Вы что там, уже с братьями по разуму общаетесь?

К первой фразе, я добавил вторую.

Встревоженный моим красноречием Васька прилетел назад.

– Что случилось? – спросил он, врезавшись в стенку и намертво вцепившись в обломки поручней.

Я объяснил.

Лубенчиков озадаченно сморщил лоб. Потом снова выставил резак на максимум и пальнул в злосчастную нашлепку.

Пока он совершал очередной полет, я любовался результатом. Черная вмятина получилась еще большей. Но спустя пару секунд, так же бесследно рассосалась. А я вдруг обнаружил, что нашлепка ощутимо выросла в толщину. Словно сосиска в кипятке.

Переключив инструмент на среднюю мощность, я направил луч на край загадочного бугорка. Секунд через десять, между бугорком и стеной появилась вполне заметная щель.

Лубенчиков тоже не терял времени и наловчился палить из резака прямо на лету, болтаясь туда сюда, между «полом» и «потолком». После четвертого васькиного выстрела что‑то произошло. Нашлепка дёрнулась, разбухая на глазах. От неожиданности я выпустил опору. Меня унесло «вниз».

Неприятное ощущение – бултыхаться, как муха в тарелке с супом. Пытаешься дотянуться до совсем близкой трубы, а тебя относит назад. Законы механики в чистом виде. Думаю, в стационарных скафандрах что‑то предусмотрено на случай невесомости. Какие‑нибудь магнитные присоски. Умные существа все предусматривают. Это мы, дураки, сунулись в прозрачных костюмчиках.

– Лёха! – радостно завопил Васька, – Оно отлипает!

Терпение у меня кончилось – я снова включил резак, на этот раз в качестве реактивного двигателя и, кувыркаясь, полетел «вверх».

«Нашлепка» уже совсем не была нашлепкой. Бесформенный кусок металла у нас на глазах принимал форму здоровенного восьмигранника.

Чтобы ускорить процесс, Лубенчиков опять собрался выстрелить, но тут донесся громкий встревоженный голос Ленки:

– Внимание! Прекратить воздействие на объект! Предположительно – объект повышенной опасности. Выполняю идентификацию.

Васька в сомнении опустил инструмент. Хотя по лицу было видно, что особого впечатления слова Ленки не произвели. Пришлось почти силком буксировать Лубенчикова дальше от восьмигранника.

Загадочный объект тем временем достиг вполне правильной формы. Но до конца отлипать от стенки не собирался.

Спрятавшись за искореженную груду металла, мы наблюдали за ним с показавшегося мне безопасным расстояния.

– Ну и материал, – восхищался Васька, – Представляешь, если из такого наделать «запорожцев». Их же хоть «мерседесом», хоть «камазом» переезжай. Нагрел и машина опять целая! Здорово!

– Да уж… Сам вдребезги, а машина целая. Конечно, здорово…

– Тебе бы только критиковать, – недовольно поморщился Васька, – Лучше скажи, что делать будем?

Как будто я знал. Опять лезть к загадочному восьмиграннику не хотелось. Ведь совершенно непонятно, чего ждать от инопланетной техники.

– Так, – решительно заявил невидимый Капустин, – Я иду к вам.

– Еще чего, – возмутился Лубенчиков, – Сами справимся!

Выпустив обломок трубы, он оттолкнулся и полетел в сторону восьмигранника.

– Васька! Стой! – я попытался схватить его за ногу, но и сам утратил точку опоры.

– Э‑э! – забеспокоился Димыч, – Без меня ничего не трогать.

– Да все будет нормально, – успокоил Васька. И пояснил безмятежно‑назидательным тоном:

– Это ведь не бомба. Без энергии любая машина – куча металлолома.

Мне бы его уверенность.

– Не вздумай пользоваться резаком!

– Не буду, не буду. Просто хочу рассмотреть получше.

Мы уцепились за решетку, торчавшую из стены в трёх метрах от восьмигранника и Лубенчиков заметил:

– Остался совсем пустяк.

– Тебе ведь ясно сказали: прекратить воздействие!

– А разве это воздействие? Я ж не из пушки в него палить собираюсь! Оно еле держится. Потихонечку, аккуратно ковырнуть чем‑нибудь. Ломом… или монтировкой…

Я огляделся по сторонам. Кажется, ничего подходящего нет. Да и сама идея мне не слишком нравилась.

– И чего мы не догадались с собой прихватить, – расстроился Васька, – Резаки взяли, а это забыли.

Да уж. Самый необходимый инструмент для спасательных работ в открытом космосе. Ломы и монтировки. Ещё неизвестно, бывают ли они вообще на «летающих тарелках». В уфологических журналах – об этом ни слова.

Конечно, можно попытаться найти в этом кошмаре сантехника ровный кусок трубы подходящей длины. Косо срезать плазменным лучом, чтобы глубже вошло в щель…

Нет! Не хочется мне трогать этот загадочный восьмигранник! Ленка зря болтать не станет. Вернёмся и установим нормальный шлюзовой переход в отсеки экипажа…

Я как раз собрался озвучить эту мысль, когда Лубенчиков начал перебираться по стене ближе к «объекту».

– Ты чего удумал?

– Ничего особенного.

– Внимание! – опять заговорил наш верный звездолет, – Объект идентифицирован!

Подозревая худшее, я начал перебираться следом за Лубенчиковым. Но не успел.

– Гипергенератор нестандартной конструкции! Избегать любого воздействия на объект!

В эту секунду, Васька с размаху долбанул ногой по восьмиграннику.

– Немедленно покинуть отсек! – почти заорал звездолет, – Опасность пространственных…

Утратив дар речи, я ошеломленно наблюдал, как под ликующий вопль Лубенчикова, гипергенератор отрывается от стены и летит в мою сторону.

Что‑то вспыхнуло, погасло…

Наступила гробовая тишина и в отсеке стало значительно темнее.

Прийдя в себя и оглядевшись, я со злостью процедил:

– Ну что, допрыгался, космонавт недоделанный!

– А что такого? – удивился Васька. Потом взглянул по сторонам и прикусил язык. До него тоже дошло.

В окружающей обстановке, действительно, кое‑что изменилось. Например, начисто изчезло отверстие, через которое мы попали внутрь чужого корабля. Причем, исчезло вместе с изрядным куском стены. Словно, кто‑то очень аккуратно вырезал испорченную часть и заново всё склеил – да так, что совершенно невозможно определить место склейки.

Следующим неприятным открытием было отсутствие «пола» и, особенно, «потолка», вместе с вожделенным проходом в отсеки экипажа. Центральная колонна перестала быть центральной и, вдобавок, превратилась в причудливую фигуру из какой‑нибудь не‑евклидовой геометрии – расширявшимся к концам телом она плавно перетекала в изогнутые стены. Как будто корабль уиту поменял форму, превратившись из цилиндра в нечто шарообразное.

Мы болтались где‑то вблизи центра этого шара. А совсем рядом с нами, медленно вращаясь вокруг оси и слабо светясь, парил злосчастный восьмигранник. Изредка по его поверхности проскакивали голубоватые разряды. Словно инопланетный феномен раздумывал, какую бы еще гадость нам преподнести.

– Лёха, – негромко заметил Лубенчиков, – А ведь мы в ловушке…

– Спасибо за пояснения, – скривился я.

Лубенчиков тоскливым взглядом окинул помещение и без особой надежды позвал:

– Лена… Леночка!

– И не надейся!

Я хмуро усмехнулся:

– Они нас не видят и не слышат.

Васька озадаченно потер лоб:

– Слушай, а что сделали эти осьминоги со своей посудиной?

Я рассерженно насупил брови: он что, издевается?

– Да это не они! Это ты сделал!

– Я‑а? – искренне изумился Лубенчиков, – Да я ведь совсем слегка… Оно само.

– Вместо того, чтоб ногами махать, хоть иногда работал бы головой!

Васька обиделся, отвернулся и попробовал с помощью резака добраться до стены. Пролетел метр, но едва он выключил резак, неведомая сила плавно вернула его в исходное положение.

– Что за хреновина!

– Искривленное пространство, – вздохнул я, – Появилось что‑то вроде силы тяжести.

Лубенчиков нахмурился, засопел, разглядывая причудливо изменившуюся, бывшую центральную колонну:

– Не нравится мне этот абстракционизьм. Надо рвать отсюда когти. Пока не поздно.

– Какая свежая мысль! – обрадовался я.

– Попытаемся проделать новую дырку.

– Внешние стены резаком не взять. Слишком толстые. Помнишь, Ленка показывала схему? А кроме внешних стен здесь ничего не осталось…

– А эта… колонна? Она ведь внутри полая. До самых отсеков экипажа.

– Можно попробовать… Только, врядли у неё материал слабее. Это ведь несущая конструкция.

Мы внимательно изучили покрытую трещинами поверхность и выбрали место, где трещины были глубже. Используя резаки в качестве реактивных движков, приблизились к средней части колонны и ухватились за сохранившиеся поручни.

– Диаметр отверстия сантиметров пятьдесят, работаем на средней мощности! – предупредил я.

Васька буркнул что‑то невнятное.

Я оглянулся… и едва не выронил инструмент.

Головастый, распухший монстр таращил на меня здоровенные гляделки неправильной формы и разного размера: левый – раза в два больше правого.

Кроме этого чудища, никого поблизости не просматривалось.

– Ты кто такой? – уточнил я, на всякий случай удерживая палец на спусковой кнопке.

– А ты кто? – спросил монстр, направляя в мою сторону устройство, изогнутым раструбом похожее на мясорубку. Голос был какой‑то странный, будто с заедающей кассеты на дрянном магнитофоне. Правда отдельные знакомые интонации можно было различить.

– Ва…Васька?! – изумился я и упавшим голосом спросил, – Что с тобой случилось?

– Со мной? – удивилось чудище и кошмарно ухмыльнулось, – Ты на себя глянь.

Я посмотрел. Вроде, всё в порядке. Правда, левая нога оказалась толще и сантиметров на десять короче правой. Но в любом случае, это была мелочь. По сравнению с тем, что произошло с Васькой.

Решительно отбросив страхи, я начал карабкаться по колонне к моему несчастному товарищу. И с удивлением, обнаружил, что вблизи Лубенчиков имеет куда более гуманоидный вид. Он удивился не меньше:

– Слушай…а ты вроде опять нормально выглядишь? – голос был вполне васькин.

Тут до меня дошло.

– Это всё пространственные искажения!

– А почему там было нормально? – махнул он рукой в сторону восьмигранника.

– Просто у краев это проявляется сильнее.

– Ну да?

– Обычно, такие мощные искажения бывают в очень сильных гравитационных полях. Например, вблизи поверхности черных дыр.

Васька снова оглянулся на восьмигранник:

– На дыру не похоже.

– Да и вообще всё не так. Неправильно! И гравитация слабая, и мы ничего не чувствуем. А ведь при этих искажениях, нас не то, что на куски… На молекулы должно было разорвать!

– Ты не расстраивайся, – успокоил меня Васька, – Думаю, всё еще впереди.

Больше не тратя времени на разговоры, мы опять взялись за дело. И обнаружили новую неправильность. Вместо тонких, ослепительно ярких лучей плазмы, наш инструмент производил длинные языки – вроде тех, что вырываются из разрегулированных газовых зажигалок. По материалу они скользили без малейших последствий. Все равно, что плавить чугун с помощью спичек.

Мы выставили резаки на полную мощность. Только это не помогло. А спустя минут двадцать у Лубенчикова сел энергоэлемент. Он вставил запасной, но продолжать не стал.

– Бесполезно.

Я не спорил. Прилепил резак на пояс и сказал:

– Наверное, Димыч с Ленкой пытаются сейчас до нас добраться.

– Конечно, пытаются.

Мы снова замолчали. А я подумал: сможет ли Ленка пробиться через это искаженное пространство?

До момента самораспада наших скафандров было меньше девяти часов. Но думать об этом совершенно не хотелось.