Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Гилилов Илья

Илья Менделевич Гилилов

Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

КНИГА О НЕИЗВЕСТНОМ ШЕКСПИРЕ

Книга Ильи Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса" выходит вторым, дополненным изданием. И это вдобавок к двум быстро разошедшимся допечаткам тиража издания первого, попавшего, кстати, по опросу "Книжного обозрения" в список интеллектуальных бестселлеров. Более полусотни рецензий, интервью, радио- и телепередачи; отклики преимущественно положительные, и лишь изредка - полемические. Книга, академическая по сути, оказалась совсем не узкоакадемической по силе воздействия, по способности вызывать живой отклик в самых различных читательских кругах. Мне довелось написать предисловие к первому изданию, я рад возможности предварить и второе. Но сначала повторю написанное прежде.

Долгое время о великом споре вокруг Шекспира мы знали совсем немного. Правда, время от времени появлялись будоражащие публикации: кто-то там, за рубежом, утверждает, что Шекспир (тот, из Стратфорда-на-Эйвоне) на самом деле не настоящий Шекспир (то есть не автор всего, под этим именем напечатанного), а настоящий Шекспир-автор - кто-то совсем другой, только вот кто? Первой на моей памяти публикацией такого рода была статья в журнале "В защиту мира" (издававшийся в 50-е годы Ильей Эренбургом, журнал этот был как бы замочной скважиной в "железном занавесе", отделявшем нас от мира) о каком-то занятном американце, предположившем, что настоящим Шекспиром был Кристофер Марло, и даже придумавшем свое объяснение тому, что главные шекспировские пьесы появились значительно позже смерти Марло: он-де не был убит, а просто скрывался от недругов и потому публиковался под чужим именем. Осталось только найти тому подтверждение. Подтверждения, как вскоре выяснилось, обнаружить не удалось.

И все другие публикации касательно проблем шекспировского авторства, изредка появлявшиеся у нас, оставляли, в общем-то, ощущение любопытного казуса, материала для шестнадцатой полосы "Литгазеты": есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе - что нам до того?

Работая над книгой "Шекспировский экран", я порой натыкался на какие-то материалы по "шекспировскому вопросу", - привычного рутинного представления об авторстве стратфордского Шекспира они не меняли. Ну, допустим, не верил Марк Твен в это авторство, называя Шекспира самым знаменитым из всех никогда не существовавших на свете людей. Остроумно. Так на то он и великий юморист, чтобы будоражить нашу заскорузлость парадоксальностью острого слова. А вот наш главный шекспировед А.А.Аникст тоже был человек замечательно остроумный (работая с ним в одном институте, я это прекрасно знал), но всякую критику традиционных представлений о личности Шекспира отвергал с порога.

В декабре 1987 года, в начале перестроенной оттепели, в Институте искусствознания проходил советско-британский шекспировский коллоквиум. Мое внимание тогда привлек высокий человек с аккуратной седой шевелюрой, который в перерыве говорил английским коллегам о каком-то, похоже лишь ему ведомом, редчайшем поэтическом сборнике времен Шекспира; англичане активного интереса к теме не проявляли. Тогда казалось: ну что этот чудак пристает со своими антикварными раритетами; интерес к ним, наверное, тоже антикварный - что нового можно еще узнать о Шекспире?

Человек этот, однако, уже знал, что именно в этой редчайшей книге сборнике "Жертва Любви" - заключена разгадка великой тайны, и он не ошибся. Я познакомился с ним спустя пять лет: разыскал, прочитав о его работах статью Инны Шульженко "Логодедал, или Тайна замка Бельвуар" в журнале "Огонек". Оказалось, Илья Гилилов - ученый секретарь Шекспировской комиссии при Российской Академии наук, составитель академического издания "Шекспировские чтения", автор публикаций по конкретным проблемам шекспирологии. Под впечатлением сделанного им открытия я нахожусь и по сей день.

Немного в мировой истории загадок, столь же волнующих, принципиально важных для всей человеческой культуры. Иные из них уже раскрыты окончательно, другие разгаданы, но все равно продолжают дискутироваться, оспариваться, третьи еще только ждут своих Шлиманов. Тайна шекспировская сродни тайне Атлантиды: Шекспир - это огромная загадочная страна, терпеливо дожидающаяся извлечения на свет своих погребенных под океаном неизвестности сокровищ. Сейчас благодаря вот этой книге загадочная страна "Шекспир" начинает всплывать из подводных глубин.

Человечество не может жить без мифов. Но есть время созидать мифы и время познавать истину о них. Для каждого, кто даст себе труд непредвзято прочитать книгу Гилилова, не останется сомнения в том, что на протяжении четырех веков человечество заставляли участвовать в гениальном розыгрыше, поклоняясь, как божеству, одиозной маске.

На "вакантное место" Шекспира выдвигалось немало кандидатов. Но все это были фигуры предполагаемые, в различной степени допустимые, возможные: достаточного количества взаимосвязанных, объективных фактов, которые могли бы сделать их неоспоримыми, ни за одной из них не стояло. Авторам тех версий приходилось идти на натяжки, закрывать глаза на какие-то противоречия. Гилилов хорошо знает историю двухвекового спора, и он выбрал единственно верный, пусть и самый трудный, путь к истине - научный. Поэтому это уже не версия, а сама разгадка. Подтверждает ее такое количество фактов - и собранных прежними поколениями исследователей, и более всего самим Гилиловым, - что никакой другой ответ на вопрос об авторстве шекспировских произведений не представляется возможным. Нет смысла, конечно, утверждать (и Гилилов этого не делает), что все детали шекспировской тайны уже познаны, что белых пятен здесь не осталось, но главный путь проложен и любой иной ведет в тупик.

При всей научности книги Гилилова, подкрепленности каждой фразы документами и фактами, читал я ее как увлекательный детектив, следуя за

автором в его кропотливом расследовании, разгадывании, распутывании узлов изощренной, потрясающей по своей грандиозности, необъяснимости житейскими мотивами величайшей в истории мистификации.

Почему человек, создавший гениальные творения, знавший цену им и себе как творческой личности, предпочел скрыть лицо под маской заурядного обывателя? Можно только поражаться этому уникальному, необъяснимому никакой прагматической логикой феномену самоотречения. Другого подобного прецедента нет. Впрочем, Гилилов считает, что прецедент все-таки есть, и еще более величественный. Это манящая без надежды быть разгаданной и понятой тайна творения Божьего: ясно, что весь мир вокруг и сами мы сотворены, но Творец упорно скрывает свой непостижимый Лик. Исследования Гилилова увенчались успехом еще и потому, что он искал ответ не только на вопрос "кто?"; не меньше занимал его и вопрос "почему?". В поисках ответа он не втискивал хитроумные логические схемы в реалии далекой от нас страны и эпохи. Он сам шел в ту эпоху, проникался ее духом, системой ценностей, нравами, психологией людей разных социальных слоев, и сама эпоха часто подсказывала ему, где искать ответ.

И Гилилов ведет исследования вроде бы в стороне от главной для многих проблемы, сравнивает полиграфические реалии, бумагу и водяные знаки в редчайших экземплярах сборника "Жертва Любви", где впервые напечатана шекспировская поэма "Феникс и Голубь", определяет подлинную дату его издания, причины мистификации, идентифицирует прототипов Голубя и Феникс супружеской четы, чью смерть тайно оплакивают знаменитые поэты Англии. Реквием, услышанный через столетия...

С неменьшей тщательностью исследуются содержание и обстоятельства появления нескольких книг, вышедших в шекспировское время под именем некоего Томаса Кориэта, объявленного при жизни "Величайшим Путешественником и Писателем Мира, Князем Поэтов". Якобы сей придворный шут не только пешком обошел в кратчайшие сроки всю Европу, но и добрался таким же способом до Индии - единственный случай в истории человечества! А поэтические "панегирики" в его честь на двенадцати (!) языках составили целый том. Опять дерзкая мистификация, розыгрыш...

Так, вроде бы незаметно, эти и другие тропки приводят в один и тот же круг, к одним и тем же удивительным людям, связанным необыкновенными отношениями, духовной общностью, восприятием Бытия как Театра, разыгрывавшим спектакли, рассчитанные на столетия.

Меня восхищает научная капитальность работ Гилилова, его беспощадная к себе требовательность. Он не признает самых авторитетнейших авторитетов, если каждая их строка не проверена и перепроверена (и нередко находит фактические ошибки). Он старается всегда добираться до первоисточников, полагается только на достоверные факты, применяя для их исследования методы научной истории, литературоведения, книговедения и даже науки о бумаге и водяных знаках на ней; постоянно идет перепроверка и уточнение ранее выдвинутых гипотез. В этой книге Гилилов ограничился изложением лишь неоднократно подтвержденного, отказавшись почти везде от рассказа о своих рабочих гипотезах, совсем небезосновательных,

но еще неопровержимыми фактами не подтвержденных. А жаль! Некоторые из этих гипотез могли бы сделать книгу еще интереснее, помочь приобщить читателя к непростому творческому процессу исследования.

Для меня большая честь писать это предисловие - книга Гилилова из тех, что остаются в мировой культуре надолго. Для убежденности в этом оснований более чем достаточно. Перечислю важнейшие из содержащихся в книге открытий.

Установлена подлинная дата появления самой загадочной шекспировской поэмы "Феникс и Голубь" и поэтического сборника, где она была напечатана, идентифицированы ее герои, разгадан глубокий смысл этого потрясающего реквиема, связь с ним творчества Бена Джонсона, Джона Донна (знаменитая "Канонизация") и других поэтов и драматургов эпохи.

Исследована мистификация вокруг придворного шута Томаса Кориэта, которого и сегодня британские биографы продолжают - хотя и с некоторым недоумением - причислять к великим путешественникам.

Разгадана тайна Шекспира, раскрыт уникальный феномен - невиданных масштабов розыгрыш, радикально обогащающий наши представления и о всей культуре елизаветинско-якобианской Англии, и о самой природе и возможностях человеческого духа.

Шекспировское наследие пополнилось несколькими десятками страниц великолепных стихов, которые теперь ждут своих издателей, читателей, исследователей, а у нас - переводчиков.

Явлены подлинные - доселе неизвестные - портреты главных создателей и вдохновителей шекспировского мифа.

Прочитав книгу, читатель сможет продолжить этот список, этот первый эскизный путеводитель по открывающейся нашим глазам новой Атлантиде. Для ее дальнейшего освоения предстоит еще многое сделать. Нужно время, чтобы неуничтожимую реальность истины осмыслили те, кто сделал из мифа ритуальную икону.

В моем предисловии к первому изданию "Игры" здесь следовала фраза: "Не буду предугадывать их реакцию на появление этой книги, на эти открытия". Сейчас уже можно писать об этой реакции как о состоявшемся факте. Реакция со стороны наших "защитников" традиции, пусть и не сразу, последовала раздраженная, иногда гневная, даже яростная, с обвинениями автора в "антишекспиризме", ниспровергательстве, очернительстве и других смертных грехах. Ксожалению, все эти выступления оставляют впечатление жалостливое, если не сказать жалкое. Ни один из ринувшихся в полемику "охранителей" не смог противопоставить концепции Гилилова что-либо научно-доказательное, подкрепленное фактами, глубоким знанием предмета.

Увы, я не был уникальным прозорливцем, когда писал: "Укоренившиеся верования обладают, как показывает исторический опыт, особой устойчивостью. С фактами трудно спорить, но неудобные факты можно просто игнорировать". Однако после появления книги Гилилова игнорировать само существование "шекспировского вопроса", как это делалось у нас десятилетиями, уже невозможно. Полемика - пусть пока и на таком, не слишком высоком уровне все-таки началась, и наше шекспироведение не будет больше находиться в нелепой изоляции, в стороне от важнейшей мировой дискуссии. Российский вклад в эту дискуссию обещает - и имеет теперь все основания - быть весомым.

Приходят заинтересованные отклики на "Игру" с Запада, пока в основном от тех, кто владеет русским языком и смог прочитать книгу сам. Будем надеяться, что вскоре она выйдет в свет и на английском языке, и тогда ряды и сторонников, и противников Гилилова умножатся, появится новый материал для глубокого осмысления и дальнейших исследований.

Независимо от дискуссионных и издательских перипетий, "Игра об Уильяме Шекспире" уже сейчас начинает оказывать благотворное влияние на любые непредвзятые подходы к проблеме личности Шекспира, на биографические опусы о нем, на концепции изданий шекспировского наследия, на исследования, посвященные отдельным произведениям, и, конечно, на их сценическое и экранное воплощение.

Книга показала, что способна генерировать продуктивные идеи. Пример наиболее свежий: издание "Уильям Шекспир. Лирика" (Москва, "Эксмо", 1999), составленное и откомментированное Светланой Макуренковой. Для Макуренковой, многие годы отдавшей изучению английского Возрождения, нет сомнения в том, кто истинный Шекспир: включая в это издание сонеты, поэмы, поэтические монологи из комедий и трагедий Шекспира, она опирается на биографию Рэтленда, на "поэтов Бельвуарской долины", и именно благодаря этому поэтический мир Шекспира открывается читателю в огромной мере по-новому, с неизвестной ранее объемностью и полнотой...

Радости открытия нередко сопутствует ощущение разочарования и пустоты. Что нам познанная, занесенная на сетку долгот и широт Атлантида? Разве не милее сердцу Атлантида неведомая, манящая и дразнящая своей тайной? Без таких тайн наш разум впал бы в дремотное оцепенение.

Впрочем, в данном случае дело обстоит иначе. Аура прекрасной тайны неотделима от Великой Игры. Даже после ее постижения. Эта аура всегда будет окружать образ странной поэтической четы - Голубя и Феникс, для которой служение музам само заключало в себе высшую и единственно ценимую награду. Не сомневаюсь, что история их обращенного к вечности творческого подвига, их любви и трагического ухода займет свое место среди прекраснейших любовных мифов, дополнит их редчайшим типом любви, основанным на единении не телесном, но духовном, интеллектуальном. Поразительно, но перед силой его отступает и преграда смерти.

Наверное, со временем сага о высокой любви Голубя и Феникс станет столь же привычной, как мифы о Ромео и Джульетте, Отелло и Дездемоне, Тристане и Изольде. Сегодня же перед читателями этой книги они откроют свои лица впервые - творцы великого духовного чуда, вошедшего в историю человечества под именем Уильяма Шекспира.

Александр Липков,

доктор искусствоведения

ОТ АВТОРА

Эта книга - результат длительных исследований литературных и исторических фактов, связанных с феноменом Шекспира. Начав когда-то изучать произведения Шекспира и его биографии, я довольно скоро обнаружил (подобно многим людям до меня), что никакими усилиями не могу совместить их воедино, не могу представить себе человека, о котором в этих биографиях шла речь, пишущим "Гамлета", "Лира", "Юлия Цезаря", сонеты. Сведения, сообщаемые биографами, чудовищно противоречили различным отпечаткам личности Великого Барда в его драмах, поэмах, сонетах. Достоверные биографические факты вновь и вновь говорили о человеке, которого от шекспировских творений отделяла настоящая пропасть, интеллектуальная и духовная. Нет даже никаких объективных подтверждений, что тот, кого принято считать величайшим писателем человечества, в действительности умел хотя бы читать и писать, и есть серьезные причины в этом сомневаться - иначе как мог он допустить, чтобы не только его жена, но и дети всю жизнь оставались неграмотными? А ведь шекспировскую эпоху отделяют от нас отнюдь не тысячелетия. Ничего похожего на такую невероятную ситуацию история мировой литературы не знает.

Первое время, когда о жизни Шекспира ничего не было известно (да и в его произведениях разбирались достаточно поверхностно), оснований для сомнений в его личности было мало; они появились по мере извлечения документов из стратфордских архивов, с одной стороны, и проникновения в глубины шекспировского творческого наследия - с другой. И чем больше узнавали, тем больше появлялось недоумевающих и сомневающихся. Ряд авторитетных писателей и историков пришли к выводу, что имя "Шекспир" служило псевдонимом для подлинного автора, пожелавшего остаться неизвестным. С середины прошлого века продолжается ожесточенный и порядком запутанный спор о Шекспире, вовлекший в свою орбиту тысячи умов во всех концах света...

Изучение материалов невиданной дискуссии убедило меня, что к разгадке шекспировской тайны могут привести только новые научные исследования конкретных исторических и литературных фактов, характер которых указывает на их близость к истокам шекспировского феномена. Первым - и важнейшим объектом исследования стало для меня самое загадочное произведение Шекспира - поэма "Феникс и Голубь" - и поэтический сборник Роберта Честера "Жертва Любви", где поэма впервые появилась. Исследование привело к новой датировке поэмы и идентификации прототипов ее героев; эти результаты были подтверждены эмпирически, когда в экземплярах книги Честера, хранящихся в Вашингтоне и Лондоне, мои коллеги обнаружили уникальные водяные знаки. Загадочное произведение оказалось (как и предчувствовал выдающийся американский мыслитель Р.У.Эмерсон) долгожданным ключом к тайне Шекспира.

Были исследованы и другие странные и загадочные книги, а также некоторые остававшиеся неидентифицированными портреты. Многое дала мне работа с бесценными раритетами в Шекспировской библиотеке Фолджера в Вашингтоне и в Британской библиотеке в Лондоне.

Биографам Шекспира всегда было очень трудно объяснить, почему смерть Великого Барда прошла совершенно незамеченной, никем в целой Англии не оплаканной, вопреки обычаям того времени. Прочитав эту книгу, читатель узнает, что дело обстояло не так, что лучшие английские поэты тайно простились со своим великим собратом, оплакав его уход из жизни в потрясающем реквиеме.

Конечно, постижение гениальнейшего из шекспировских творений - Игры об Уильяме Шекспире - интересует не всех. Многим людям - и у нас, и на Западе нелегко расстаться с привычным, впитанным еще со школьной скамьи образом простого подмастерья из провинции, каким-то чудом вдруг превратившегося в утонченного эрудита, блестящего поэта, гениального драматурга. Нередко в необоримом движении науки (в том числе и исторической) к истине видят лишь посягательство на вековые традиции и ценности, чуть ли не ущерб для мировой культуры. На самом деле речь идет о ее обогащении прекрасной и трагической правдой.

Книга рассчитана не только на специалистов в области шекспирологии, хотя впервые приводимые факты, доступные для научной проверки, и новые открытия, уже получившие эмпирическое подтверждение, могут представлять для них особый интерес, так же как и недвусмысленное приглашение к научной дискуссии по конкретным проблемам. Прежде всего - о датировке книги Честера и идентификации его героев. Я надеюсь, что это приглашение будет услышано и принято англо-американскими учеными, в распоряжении которых находятся все оригиналы первоизданий, рукописные и иконографические материалы, и в ходе дискуссии они не ограничатся только повторением старых, давно показавших свою бесперспективность догадок.

Мой приятный долг выразить глубокую признательность тем, кто после моих первых публикаций оказывал и оказывает сейчас активное содействие в продолжении непростых исследований: М.Д.Литвиновой, И.С.Шульженко, А.И.Липкову, С.А.Макуренковой, Линн Виссон, Борису Рабботу, И.Н.Кравченко, А.В.Данюшевской, Э.Д.Меленевской. Я благодарен Фонду Сороса и Шекспировской библиотеке Фолджера в Вашингтоне за предоставление в 1992 г. гранта для работы в этой сокровищнице знаний, а также московской галерее "Аз'Арт" и банку "Альба-Альянс", сделавшим возможной поездку в Англию и работу в ее замечательных библиотеках и музеях в 1995 г.

Моя восхищенная благодарность редактору Л.А.Пичхадзе за ее непреклонную требовательность и квалифицированную помощь при работе над рукописью книги.

Во втором издании уточнены некоторые факты и добавлен ряд новых. Вторая глава книги дополнена рассказом о знаменитых фальсификациях и других событиях конца XVIII века.

Обзор оживленной дискуссии, развернувшейся вокруг книги после выхода ее первого издания (1997), дан в специальном приложении.

Март 2000

* Глава первая. ТАИНСТВЕННЫЕ ПТИЦЫ РОБЕРТА ЧЕСТЕРА *

Поэма-реквием. О ком? - Легенда о чудесной птице Феникс. - Всего три экземпляра книги - и все разные. - "Жертва Любви" - повесть о жизни и смерти Голубя и Феникс. - Песни Голубя и сонеты Шекспира. - Их оплакивает целый Хор Поэтов. - Джон Марстон видит Чудо Совершенства. - Бен Джонсон знал их хорошо. - За завесой тайны. - Пробуждение - первые догадки и гипотезы. "Наслаждайтесь музыкой стихов..." - Датировку - под вопрос! - Странная "опечатка" в Британском музее. - Самый знаменитый издатель. - Мертвый Солсбэри приоткрывает завесу. - Другой такой пары в Англии не было. Платонический брак. - Однокашник Гамлета

Поэма-реквием. О ком?

Огромен и неиссякаем поток книг и статей о шекспировских сонетах. Каждый год в мире появляется более сотни таких работ на различных языках. На этом фоне другие поэтические произведения Шекспира могут показаться обойденными вниманием исследователей, не говоря уже о широких читательских кругах. Это относится и к небольшой поэме, которая около двух столетий печатается под названием "The Phoenix and the Turtle", что на русский язык всегда ошибочно переводилось как "Феникс и Голубка".

Но научная дискуссия об этой поэме, которую без преувеличения можно назвать самым загадочным произведением Шекспира, продолжается уже 120 лет, хотя она никогда не принимала таких широких масштабов и огласки, как знаменитый многоголосый спор о сонетах, о Белокуром друге и Смуглой леди, о любви и страданиях Великого Барда. В нашем шекспироведении дискуссия об этой поэме долгое время вообще не находила освещения, хотя ее проблематика только на первый, достаточно поверхностный взгляд выглядит узкоспециальной, стоящей в стороне от важнейших вопросов истории мировой художественной культуры.

Надо сказать, что сложные и спорные проблемы датировки и идентификации прототипов в ряде произведений Шекспира и его современников разрабатывались нашими учеными довольно редко: ведь необходимые для подобных исследований первоисточники - старинные издания и рукописи - были доступны лишь британским и американским историкам английской литературы. Сегодня, однако, возможности для проведения таких конкретных исследований неизмеримо расширились: наши центральные библиотеки кроме большого количества работ зарубежных специалистов располагают и ценнейшими научными переизданиями многих первоисточников, в том числе так называемыми вариорумами, а также микрофильмокопиями оригиналов; приоткрылись для наших исследователей и двери американских и английских научных центров и библиотек с их бесценными собраниями и коллекциями...

Поэма, о которой дальше пойдет речь, обычно помещается после всех других поэтических произведений Шекспира и часто завершает полные собрания его сочинений. Изучая творчество Шекспира, я давно уже обратил особое внимание на это странное произведение и потом снова и снова возвращался к нему, пытаясь понять его смысл. Потребовались, однако, годы напряженных исследований как самой поэмы, так и сборника "Жертва Любви", в котором она впервые появилась, творчества поэтов - современников Шекспира, ознакомления с трудами нескольких поколений западных ученых, пока первоначальные идеи и догадки, пройдя через процесс жесткого отбора и селекции на основе действительно достоверных исторических и литературных фактов, превратились в научную гипотезу, получившую в дальнейшем как теоретическое, так и эмпирическое подтверждение.

Итак, самая загадочная поэма Шекспира... Не все ее строфы можно однозначно "перевести" даже на современный английский - многие выражения, образы истолковываются английскими и американскими учеными по-разному. Тем более не являются точными все существующие поэтические переводы поэмы на русский язык (как и на другие языки). А нам здесь важна именно точность, адекватность в передаче смысла каждого предложения. Поэтому посмотрим, как поэма выглядит в прозаическом переводе, не претендующем на окончательность, но сделанном с учетом как научных комментариев в западных академических изданиях, так и опыта русских переводов этого произведения.

ФЕНИКС И ГОЛУБЬ

Пусть эта громкоголосая птица

На одиноком дереве Аравии

Будет печальным глашатаем, голосу которого

Повинуются все чистые (целомудренные, преданные) крылья.

Но ты, визгливый посланец,

Мрачный предвестник дьявола,

Прорицатель лихорадочной агонии,

Не приближайся к ним.

От этой торжественной церемонии

Отлучены все хищные (тиранические) крылья

Кроме орла, пернатого короля.

Это должно строго соблюдаться при погребении.

Пусть священником в белом стихаре,

Исполняющим похоронную музыку (реквием),

Будет смерть - предчувствующий лебедь*,

Чтобы реквием не утратил свою торжественность.

А ты, живущий три срока ворон,

Своим дыханием окрашивающий

В черное свой выводок",

Ты тоже пойдешь вместе с нашими плакальщиками.

Возглашается антифон**:

Любовь и Постоянство умерли,

Феникс и Голубь исчезли отсюда

В обоюдном пламени.

Такова была их любовь, что двое

Стали одной сущностью.

Между двумя отдельными существами - никакого разделения.

Любовь убила число.

Собственные сердца у каждого, но не раздельные,

Расстояние, но не пространство

Между Голубем и его Королевой.

Только с ними такое чудо было возможным.

Так сияла их (между ними) любовь,

Что Голубь видел свое право

Сгореть на глазах у Феникс***.

Каждый для другого был как собственное "я".

Обладатели здравого смысла испуганы,

Что сущность обернулась не тем, чем казалась.

Одной Природы двойное имя

Обозначает здесь не одного и не двоих.

Пораженный Разум

Видит раздельное, ставшее единым (нераздельным).

"Само" оказалось не "тем",

Простое обернулось сложнейшим.

Тогда он вскричал: как же двое

Могли достичь такого гармоничного единства

Ведь раздельность всегда остается заметной.

Но непостижимое для

Разума может понять и объяснить Любовь.

После чего он исполнил эту погребальную Песнь (Плач)

О Феникс и Голубе,

Властителях духа и звездах Любви,

Как Хор на их Трагической Сцене.

ПЛАЧ

Красота, Верность, Совершенство,

Милосердие, Благородная Простота

Здесь лежат, стали прахом (пеплом).

Смерть стала Гнездом Феникс,

И верное сердце Голубя

Обрело покой в вечности.

Они не оставили потомства,

Но это не признак их бессилия.

Их брак был чистым (целомудренным).

Что-то может казаться

Верностью, но ее нет,

Красота может похваляться, но это не она.

Верность и красота погребены здесь.

К этой урне пусть направятся те,

Кто верен, кто справедлив.

Об этих умерших птицах вздохнет молящийся.

Уильям Потрясающий-копьем.

(WILLIAM SHAKE-SPEARE)

{* Лебедь поет, предчувствуя смерть ("лебединая песнь"). Старинное поверье, по-разному толкуемое комментаторами.}

{** Антифон - церковное пение, когда хор разбивается на два попеременно поющих полухория.}

{*** Другой смысловой вариант: "Голубь видел себя в глазах Феникс, объятым пламенем".}

Прозаический перевод - почти подстрочник близко передает смысл, но не поэтическое звучание, музыку оригинала-реквиема. Поэтому будет полезно для читателя прочитать поэму и в наиболее известном переводе В. Левика, помещенном в самом авторитетном русском Полном собрании сочинений Шекспира (I960) {В дальнейшем все произведения Шекспира цитируются по этому собранию сочинений, за исключением подстрочников, сделанных автором книги. - Прим. ред.}, в последнем, восьмом, томе:

ФЕНИКС и ГОЛУБКА

Птица с голосом как гром,

Житель важный пальм пустынных,

Сбор труби для птиц невинных,

Чистых сердцем и крылом!

Ты же, хриплый нелюдим,

Злобных демонов наместник,

Смерти сумрачный предвестник,

Прочь! не приближайся к ним!

Кровопийца нам не брат,

Хищных птиц сюда не нужно,

Лишь орла мы просим дружно

На торжественный обряд.

Тот, кто знает свой черед,

Час кончины неизбежной,

Дьякон в ризе белоснежной,

Лебедь песню нам споет.

Ты, чей трижды длинен путь,

Чье дыханье - смерть надежде,

Ворон в траурной одежде,

Плачь и плакальщиком будь.

Возглашаем антифон:

Все - и страсть и верность - хрупко!

Где ты, феникс, где голубка?

Их огонь огнем спален.

Так слились одна с другим,

Душу так душа любила,

Что любовь число убила

Двое сделались одним.

Всюду врозь, но вместе всюду,

Меж двоих исчез просвет.

Не срослись, но щели нет,

Все дивились им, как чуду.

Так сроднились их черты,

Что себе себя же вскоре

Он открыл в любимом взоре,

"Ты" - как "я", и "я" - как "ты".

И смешались их права:

Стало тождеством различье,

Тот же лик в двойном обличье,

Не один, а все ж не два!

Ум с ума сходил на том,

Что "не то" на деле - "то же",

Сходно все и все несхоже,

Сложность явлена в простом.

Стало ясно: если два

В единицу превратилось,

Если разность совместилась,

Ум неправ, любовь права.

Славь же, смертный, и зови

Две звезды с небес любви,

Скорбно плача у гробницы

Феникса и голубицы.

ПЛАЧ

Юность, верность, красота,

Прелесть сердца, чистота

Здесь лежат, сомкнув уста.

Феникс умер, и она

Отошла, ему верна,

В царство вечности и сна.

Не бесплоден был, о нет,

Брак, бездетный столько лет,

То невинности обет.

Если верность иль - увы!

Красоту найдете вы

То обман, они мертвы.

Ты, кто верен и любим,

Помолись на благо им

Перед камнем гробовым.

Перевод В.Левика выполнен на более высоком поэтическом уровне, чем переводы его предшественников, и содержит меньше фактических неточностей, отступлений от смысла и реалий оригинала. Однако, следуя за этими предшественниками, переводчик допускает грубую ошибку, изменив пол обеих птиц на противоположный. Ведь в оригинале поэмы, в английском тексте, речь идет не о Фениксе и Голубке, а о Голубе и его подруге Феникс! Это легко обнаружить, так как в восьмой и девятой строфах к Голубю отнесено притяжательное местоимение мужского рода, а Феникс названа королевой. Кроме того, как мы увидим дальше, в произведениях других поэтов, опубликованных вместе с шекспировской поэмой в том же поэтическом сборнике и посвященных этим же таинственным "птицам", Феникс совершенно определенно и бесспорно является женщиной, а Голубь - мужчиной. Но переводчики поэмы на русский язык сами этого старинного сборника не читали, полу героев значения не придавали, тем паче, что заглавие "Феникс и Голубка" звучит благозвучней, чем наоборот. Так повелось с легкой руки П.А.Каншина, впервые переведшего поэму сто лет назад (1893). Более удивительно, что ошибку, искажающую текст поэмы и мешающую постижению ее смысла, не заметили в течение столетия несколько поколений научных редакторов и комментаторов. И только после того, как в статье, опубликованной в академических "Шекспировских чтениях 1984" я обратил внимание наших шекспироведов на эту ошибку, она была устранена в новом переводе Д.Щедровицкого {Однако во многих случаях перевод В.Левика продолжает печататься без каких-либо изменений или оговорок. В 1999 г. необходимые минимальные поправки в этот перевод были внесены С.А.Макуренковой в издании: Уильям Шекспир. Лирика. М., Эксмо-Пресс.}.

Прочитав поэму, мы убеждаемся, что в ней оплакивается уход из жизни удивительной четы, названной аллегорическими именами Голубя и Феникс. При жизни их связывал брак чисто духовного свойства, но они были настолько близки друг другу, что между ними трудно даже провести грань. И хотя каждый из них имел свое собственное сердце, их невозможно представить порознь, вернее, они существуют и как два существа, и как одно целое - это невиданное доселе, великое чудо света.

Реквием исполняется в память о них обоих, но мы узнаем, что умерли они не одновременно, а один за другим. Первым уходит Голубь - сгорает в пламени на глазах своей подруги, после чего она следует за ним, исчезая в этом же пламени. Изумленные свидетели видят, как два существа окончательно становятся единым, носящим двойное имя. Здесь поэт создает образы крайне загадочные (и трудные для перевода), он несколько раз подчеркивает растерянность и удивление тех, кто ранее не был посвящен в эту тайну.

Все в поэме заставляет задуматься над ее героями, над их необычными отношениями, над необычной панихидой. Вначале поэт обращается к чудесной громкоголосой птице, которая с одинокого аравийского дерева должна возвестить "честным крыльям" печальную весть. Далее туманно упоминаются враждебные силы (хищные, "тиранические" крылья) и "прорицатель гибели", которые не должны приближаться к праведным, собравшимся для печальной церемонии. Некой зловещей вороне, живущей три срока человеческой жизни, однако, тоже разрешено в ней участвовать. Лебедь - священник в белом стихаре - приглашается исполнить похоронный антифон. Торжественный тон, тщательный подбор и расположение глаголов с первых же строк подчеркивают особую значительность и глубоко скорбный характер свершающегося.

Поэма начинается с императива: "Пусть эта громкоголосая птица..."; это же наклонение встречается в тексте несколько раз. Поэт здесь не просто описывает происходящее, он как бы распоряжается развертывающейся в медленном темпе траурной церемонией, указывая каждому участнику его место и роль. И вместе со словами мы слышим звуки органа, мелодию реквиема, льющуюся из-за строк.

В заключение персонаж, носящий имя Разум (Ум), исполняет погребальный плач по обоим умершим, который поэт сравнивает с "хором на их трагической сцене" (это сравнение в переводе В.Левика исчезло). По форме "Плач" отличается от основной части поэмы - это пять трехстиший, помещенных в первом издании на отдельной странице с отдельным заголовком.

Голубь и Феникс оплакиваются как редчайшие существа, когда-либо украшавшие этот мир, с их смертью на земле исчезли настоящие красота и истина. Третья строфа "Плача" специально указывает на необычные отношения между Голубем и Феникс при жизни. Еще раз посмотрим эту очень важную строфу в подстрочнике:

"Они не оставили после себя потомства,

Но это не признак их бессилия,

Их брак был невинным (чистым, целомудренным)*".

{* "It was married chastity"}

Итак, отношения этой четы, ставшей единым целым, были в то же время платоническими, и это добавляет еще одну загадочную черту к портрету героев поэмы. Загадочную, но вместе с другими помогающую увидеть, что поэт оплакивает не каких-то мифических птиц, а действительно живших на земле, среди своих современников людей, обладавших необыкновенными достоинствами мужчину и женщину, перед которыми он глубоко преклоняется.

То, что за аллегорическими "птичьими" именами скрыты реально существовавшие личности, видно уже из самой поэмы, а произведения других участников "Жертвы Любви" не оставляют в этом никаких сомнений. Это хотелось бы подчеркнуть сразу, потому что имели и продолжают иметь место попытки отмахнуться от упорно не поддающейся упрощенным толкованиям поэмы, когда ее квалифицируют как сугубо аллегорическое произведение на традиционный сюжет о легендарной птице Феникс либо просто как образчик пресловутого "ренессансного неоплатонизма". Впрочем, упрощенный подход, пренебрежение конкретными, но трудно объяснимыми литературными и историческими фактами в шекспироведении вещь нередкая и, как мы увидим дальше, не случайная. А пока вернемся к Голубю и Феникс...

Панихида... Погребальный плач... По ком? Чья смерть побудила поэта создать свою поэму? Кто эти двое - удивительная чета, "звезды любви", украшавшие землю, ушедшие из жизни почти одновременно, не оставив после себя потомства, но оставив двойное имя?

Известно, что существенные пробелы в наших знаниях о жизни великого английского драматурга и поэта делают понимание его лирических произведений весьма трудной, порой неразрешимой задачей, и к поэме о Голубе и Феникс это относится в полной мере. Даже сегодня, четыре столетия спустя, биографы мало что определенного могут сказать о событиях и обстоятельствах, впечатления от которых нашли отражение в поэзии Шекспира. Мы не знаем, что именно в его лирике является выражением подлинных переживаний поэта, а что относится к области творческой фантазии или обусловлено влиянием литературной моды того времени. Отсюда чрезвычайные трудности, которые возникают при попытках идентификации лирических героев Шекспира с его реально существовавшими современниками.

Мировое шекспироведение накопило большой и поучительный опыт интерпретации сонетов Великого Барда, поисков их реальных героев, в первую очередь - Смуглой леди и Белокурого друга. Существует колоссальная и с каждым годом пополняющаяся литература об этом знаменитом цикле из 154 стихотворений. Количество различных, часто взаимоисключающих одна другую гипотез исчисляется многими десятками. И хотя еще такие поэты, как Гете и Уордсворт, утверждали, что в сонетах Шекспира нет ни одной буквы не пережитой, не прочувствованной поэтом, что сонеты - ключ, отмыкающий Шекспирово сердце, сегодня, обозревая пирамиду написанных о них трудов, мы имеем мало оснований считать работу завершенной. Труднейшая литературоведческая задача со множеством неизвестных продолжает оставаться открытой и может остаться такой, пока ученые не будут располагать более достоверными представлениями не только о творческом и интимном окружении Шекспира, но и о нем самом.

Что же, казалось бы, тогда говорить о "Феникс и Голубе" - поэтическом произведении, гораздо более трудном для понимания, чем сонеты, содержащем загадочные намеки чуть ли не в каждой строке? Что определенное могли бы мы надеяться узнать о ее героях, скрытых за аллегорическими именами, что нового могли бы установить из нее о самом Уильяме Шекспире после такого, почти обескураживающего опыта двухсотлетнего изучения сонетов? Можно добавить, что некоторые исследователи давно высказывали сомнения в действительной принадлежности поэмы Шекспиру, а крупнейший биограф Шекспира Сидни Ли, говоря в конце прошлого века о загадочности этого произведения, добавил такую фразу: "К счастью, Шекспир не написал больше ничего в таком же роде" {1}. Нет сомнения, что поэму ждала бы в лучшем случае участь сонетов, которые позволяют услышать биение сердца поэта, но не дают возможности увидеть его лицо, если бы она не являлась составной частью целого поэтического сборника, странного и необычного во многих отношениях и посвященного этим же таинственным Голубю и Феникс.

Но прежде чем отправиться в странствие по лабиринтам старинного фолианта (где нитью Ариадны могут служить лишь научные методы и стремление к истине, а не упование на традиции и авторитеты), надо вспомнить о мифической птице Феникс, перешедшей из древней легенды в литературу шекспировской Англии.

Легенда о чудесной птице Феникс

По древнему преданию, отраженному в античной литературе, чудесная птица Феникс жила в полном одиночестве в сказочной Аравии;

гнездо ее помещалось на одиноком дереве. Птица якобы доживала до пятисот лет, после чего сама готовила себе погребальный костер, в пламени которого сгорала, а из ее пепла чудесным образом рождался новый Феникс - и опять он был единственным в мире. Красивый миф мог бы символизировать бессмертие и беспрерывное возобновление чуда Бытия...

В английской литературе образ Феникса появляется еще в Средневековье (VIII-IX вв.), сначала как аллегория Христа, умирающего и воскресающего по божественному предопределению. У елизаветинцев этот образ встречается часто, но, как правило, не ассоциируется с религиозными сюжетами; придя в Англию на этот раз вместе с другими дарами итальянского и французского Возрождения, он несет на себе черты петраркианской и ронсаровской трактовки легендарного образа. Петрарка, говоря о красоте и неземном очаровании своей Лауры, несколько раз уподобляет ее Фениксу, также поступает Ронсар в своих "Сонетах к Елене". Английские поэты XVI - XVII веков чаще всего использовали это имя - Феникс - как синоним слова "чудо" для выражения уникальности, необыкновенных достоинств выдающихся личностей. Многократно Фениксом называли королеву Елизавету, и это было верноподданнейшей лестью, изысканным комплиментом монархине, так долго и "счастливо" правившей страной, победившей могущественных врагов, благополучно избежавшей стольких опасностей. Фениксами величали и других выдающихся людей эпохи, вкладывая в это имя высшую, самую лестную оценку их талантов и заслуг. Так, например, Фениксом часто называли великого поэта, кумира елизаветинцев Филипа Сидни, особенно в элегиях на его трагическую безвременную смерть. В элегии Мэтью Ройдона, помещенной в специальном поэтическом сборнике "Гнездо Феникса" (1593) {2}, Голубь, Соловей, Лебедь, Феникс и Орел оплакивают Астрофила - в этой поэтической аллегории много общего с шекспировской поэмой. Ранее, в 1591 году, в элегии, опубликованной в сборнике "Беседка отдохновения" {3}, поэт Николас Бретон упрекает смерть, которая, забрав Филипа Сидни, убила Феникса, но через несколько строк среди "птиц", скорбящих о невозвратимой утрате, мы видим и Феникса - это, как и у Ройдона, уже новый Феникс, восставший из пепла своего предшественника. Ибо этим именем нередко специально подчеркивалась преемственность или наследственность редких качеств, большого таланта.

В каждом отдельном случае необходим тщательный анализ контекста в котором встречается образ Феникса, чтобы определить, какие элементы древней легенды и позднейших традиций использовал автор, какой степени творческой трансформации эти элементы подверглись и какие новые черты добавлены им самим. При этом анализ текстов должен сочетать литературоведческий подход с научно-историческим, ибо только такое сочетание позволяет правильно определить возможность и допустимую степень отождествления тех или иных явлений и персонажей. Увлечение какой-то одной стороной анализа узколитературоведческой или узкоисторической - и пренебрежение другой приводит к распространенным ошибкам: поспешной и необоснованной идентификации или, наоборот, сведению художественной образности произведения к пустой традиционной форме или к абстракциям, лишенным актуального для своего времени содержания.

Шекспир упоминает имя "Феникс" в восьми пьесах: в первой и третьей частях "Генриха VI", в "Как вам это понравится", "Конец - делу венец", "Тимон Афинский", "Антоний и Клеопатра", "Цимбелин", "Буря", а также в сонете 19 и в "Жалобе влюбленного". В "Генрихе VI" Феникс - ожидаемый мститель, который восстанет из пепла погибших; в других пьесах это синоним таких черт, как уникальность, великолепие, величие. В "Буре" Себастьян, потрясенный звуками музыки, доносящейся с небес, и другими чудесами, открывшимися на пустынном острове, восклицает, что теперь он готов верить и в существование мифических единорогов, и в Феникса, живущего в Аравии и правящего в этот час на своем троне - одиноком дереве (запомним это соседство - Феникс и единорог, с ним нам предстоит еще встретиться). В сонете 19 "свирепое Время сжигает Феникса в его крови".

В поэме о Голубе и Феникс присутствуют некоторые аксессуары древнего мифа: одинокое аравийское дерево, пламя, поглощающее обеих птиц. Но в целом Феникс здесь не укладывается в рамки традиционных представлений: это видно из того, что Феникс оказывается существом женского рода, и из ее отношений с отсутствующей в легенде (но присутствующей в элегии Ройдона на смерть Филипа Сидни) "птицей" - Голубем. Ведь легендарный Феникс - существо бесполое и не имеет друга или подруги. Поэтому любовь шекспировских Голубя и Феникс, пусть и платоническая, лишена корней в легенде, так же как и другие персонажи поэмы, участники траурной церемонии, как и весь ее глубоко реквиемный лейтмотив.

Образ голубя и голубки - "неразлучной пары" - можно найти у Филипа Сидни в его "Аркадии графини Пембрук". У Шекспира голуби встречаются довольно часто - в двенадцати пьесах, в первой поэме "Венера и Адонис" и в "Страстном пилигриме", - олицетворяя обычно скромность, невинность, чистое служение Афродите, верность. Но в "Гамлете" мы можем услышать и более интимное звучание этого имени, когда безумная Офелия прерывает свою предсмертную песню неожиданным восклицанием: "Прощай, мой голубь!"

Всего три экземпляра книги - и все разные

Различного рода литературные сборники, песенники и книги арий стали входить в Англии в моду в середине XVI века. Поэтический сборник "Гнездо Феникса", содержащий в числе других стихотворений разных авторов несколько элегий на смерть Филипа Сидни, положил начало серии ценнейших изданий, связанных с поэтическим окружением Мэри Сидни (в замужестве - графиня Пембрук), сестры и наперсницы рано ушедшего из жизни поэта и воина. В 1600 году вышли "Английский Геликон" и "Английский Парнас", в 1602-м "Поэтическая рапсодия" {4}. Несколько ранее появились "Государство Умов", "Сокровищница Умов", "Театр Умов", "Бельведер, или Сад муз". Многие обстоятельства появления этих изданий (включая подлинные имена некоторых составителей и авторов-участников) остаются невыясненными. Загадочным выглядит открывающее "Английский Геликон" обращение к некоему Джону Боденхэму как к главному инициатору и составителю большинства этих превосходных, оставивших глубокий след в истории английской литературы изданий; дело в том, что этот человек был членом Гильдии торговцев бакалеей и, насколько известно, никакого отношения к издательским делам или литературному творчеству не имел... Немало и других проблем ставят перед исследователями эти книги.

Однако поэтический сборник Роберта Честера "Жертва Любви" справедливо считается самым загадочным изданием среди современных ему книг такого рода. Внимание к честеровскому сборнику определяется прежде всего тем, что в нем впервые была напечатана шекспировская поэма о Голубе и Феникс; к тому же это вообще единственный случай явно добровольного (в отличие от нескольких сомнительных случаев) участия Шекспира в коллективном литературном сборнике, да еще вместе с такими крупнейшими писателями эпохи, как Бен Джонсон, Джордж Чапмен, Джон Марстон! Ясно, что поняв повод для такого сотрудничества и определив его характер, шекспироведы получили бы неоценимую возможность заполнить некоторые самые досадные лакуны в биографиях Шекспира.

Тем не менее научного изучения книге Честера пришлось дожидаться более двух с половиной столетий - в шекспироведении время течет медленно. Только в 1878 году книга была впервые переиздана небольшим тиражом и прокомментирована Александром Гросартом для Нового Шекспировского общества {5}. Это переиздание остается единственным и на сегодня, представляя большую букинистическую редкость. Разумеется, на русский язык сборник никогда не переводился, из всех помещенных в нем поэм переведена лишь шекспировская, да и то, как видим, с грубой ошибкой. Читатель, владеющий английским языком, может ознакомиться с книгой Честера и с переизданием Гросарта по микрофильмокопиям, имеющимся теперь в Российской Государственной библиотеке; стихотворения Марстона, Чапмена, Джонсона можно также найти в современных изданиях собраний сочинений этих поэтов на английском языке.

Существует всего несколько экземпляров оригинала честеровского сборника. Один хранится в Библиотеке Джона Хантингтона (Сан-Марино Калифорния), второй - в Шекспировской библиотеке Фолджера (Вашингтон), третий - в Британской библиотеке в Лондоне. И титульные листы этих экземпляров отличаются один от другого. На хантингтонском экземпляре отсутствует дата. Некоторые ученые думали, что она обрезана переплетчиком, но более тщательное исследование показывает: даты не было с самого начала, вероятно, ее умышленно обрезали еще в типографии. Об этом свидетельствует специальная надпись давнего владельца. На фолджеровском экземпляре стоит дата - 1601. И, наконец, на титульном листе экземпляра Британской библиотеки (в дальнейшем я буду называть его лондонским) - совершенно другое и очень странное заглавие и другая дата - 1611. Сравнительно недавно обнаружен четвертый экземпляр, в котором вообще нет начальных (включая титул) и заключительных страниц; он хранится в Национальной библиотеке Уэльса. Никаких других экземпляров никто никогда не видел. Еще одно странное обстоятельство: отсутствие достоверных упоминаний об этой книге в литературе эпохи, дневниках, письмах, документах современников, несмотря на участие в ней целой плеяды самых известных поэтов. Книга, в нарушение правил, не была зарегистрирована в Регистре Компании печатников и книгоиздателей. Формат книги - ин-кварто. На титульном листе хантингтонского и фолджеровского экземпляров заглавие: "Жертва Любви {Точнее было бы перевести слово martyr как "мученик(ца)", но тогда пришлось бы определенно указать род, чего нет в оригинале, в то время как слово "жертва" может относиться и к мужчине, и к женщине. Поэтому подавляющее большинство российских комментаторов поэмы о Голубе и Феникс (в том числе и А.А.Аникст) поступали совершенно правильно, переводя название честеровского сборника как "Жертва Любви".}, или Жалоба Розалинды, аллегорически затеняющая правду о любви и жестокой судьбе Феникс и Голубя. Поэма редкостно и разнообразно украшена; теперь впервые переведена с итальянского подлинника почтенного Торквато Челиано Робертом Честером. С подлинной легендой о славном короле Артуре, последнем из девяти знаменитостей. Первое произведение нового британского поэта. Взято из различных достоверных документов. Ко всему этому добавлены некоторые новые произведения нескольких современных писателей, чьи имена подписаны под их работами, посвященными первой теме, а именно Феникс и Голубю. Отпечатано для Э.Б. (Эдуард Блаунт. - И.Г.) 1601" {6}. Здесь же эпиграф из Марциала: "Известная книга не может сменить своего господина" - "Mutare dominum non potest liber notus" {Возможно, в этой фразе есть и более интригующий намек. Если учесть, что Мута - имя нимфы, которую за ее болтливость Юпитер наказал немотой, то строку можно понять следующим образом: книга не должна разболтать (разгласить) своего "господина" (автора или главного героя).}.

Отметим, что Роберт Честер - имя доселе и после того не известное в английской поэзии, а итальянского писателя или поэта Торквато Челиано никогда не существовало.

Заглавие на титульном листе лондонского экземпляра звучит совсем по-другому. "Ануалы Великой Британии, или Самый превосходный Памятник, в котором можно узреть все древности этого Королевства, к удовлетворению университетов или других мест, возбужденных длительным соперничеством. Превосходно обрисованные в подобающей поэме. Лондон. Отпечатано для Мэтью Лаунза 1611" {7}. К этому заглавию мы еще вернемся, пока же обратим внимание на первое - ключевое и очень странное - слово "Ануалы" ("Anuals"), отпечатанное крупным шрифтом. Поскольку такого слова в английском языке нет, исследователям книги приходится предполагать, что перед ними - опечатка в одной букве (наборщик-де перевернул вверх ногами вторую букву n, чего никто не заметил!), и они эту "опечатку" нередко исправляют, заменяя странное слово привычным "Анналы" Обратим внимание также на другое имя издателя и на другую дату Ибо, несмотря на такое удивительное различие в титульных листах, все три экземпляра сборника отпечатаны, как заметили исследователи, с одного и того же набора (так же, как и четвертый - уэльский, лишенный титульного листа)

"Жертва Любви" - повесть о жизни и смерти Голубя и Феникс

Поэма Роберта Честера (ибо мы уже знаем, что итальянец Торквато Челиано - вымысел, и вообще никто еще не смог найти ни малейшего следа какого-то итальянского оригинала в этом бесспорно британском произведении) в книге помещена первой и занимает ее подавляющую часть - 168 страниц из 195. Поэме предшествуют три авторских обращения на страницах без пагинации Первое прозаическое - к сэру Джону Солсбэри (в прошлом веке установили, что это был джентльмен из графства Денбишир). "Благородный сэр, следуя указаниям мудрых друзей, закончив мою давно ожидавшуюся работу, зная, что этот мир полон зависти и каждый считает своего ребенка прекраснейшим, будь он даже похож на эфиопа, я осмелился представить миру детище своего ума под Вашей протекцией, полагаясь, что если Глупости, подобно вору, удастся тайком проникнуть в какую-то часть этих поэм. Ваше уважаемое имя закроет эти изъяны, а известный всем характер Ваших достоинств заставит молчать врагов добродетели" Далее Честер повторяет и развивает эту же мысль: "В мир я отпускаю свое дитя под сенью Вашего имени, которое закроет рты толпе и, как я надеюсь, побудит просвещенных и доброжелательных укачать это дитя на своей груди. Итак, с пожеланием Вам блаженства небесного и земного я заканчиваю. Ваш всецело Роберт Честер".

Следующее обращение - поэтическое - к самой Феникс:

"Феникс, прекраснейшая из прекрасных птиц,

К тебе я обращаю все мои труды.

В моих глазах ты драгоценнейшая из всех,

Источник и покровитель всех высоких чувств.

Прими мою скромную хвалу твоей любви

И преклонение перед твоим Голубем.

Другой поэт, более искушенный и ученый,

Чьи строфы проникают и очаровывают умы,

Сможет достойно воспеть твои совершенства и красоту,

Повторяя твое знаменитое и прославленное имя.

А я, последний и скромнейший изо всех,

Доволен тем уже, что петь могу о Феникс".

Заключительное, третье обращение Честера - "К доброжелательному читателю", которого он предупреждает, что тому предстоит читать не о кровавых войнах, не о гибели Трои или победах Цезаря, не о похищении Елены или насилии над Лукрецией - "О прекрасном, причудливом образе я пою". И заканчивает: "Я не могу взывать со своими восхвалениями к небесам, ибо в случае неудачи буду опозорен".

Сама поэма Честера представляет собой смесь материалов различной степени обработки - от высоко поэтических строк, в которых чувствуется рука мастера, до рыхлых аллегорий с цветистыми и многословными отступлениями и зарифмованными компиляциями, не имеющими видимой связи с основным сюжетом, но для чего-то необходимыми автору.

В поэме внешне можно различить три основные части - "Госпожа Природа перед богами", "Диалог между Госпожой Природой и Феникс", "Диалог между Голубем и Феникс" - и заключение.

Первая треть поэмы имеет подзаголовок: "Жалоба Розалинды, метафорически обращенная через Госпожу Природу к Собранию богов (в Высокой Звездной Палате) о сохранении и продолжении прекраснейшей на земле Феникс". Имя Розалинды (известное нам по шекспировской пьесе "Как вам это понравится", где она не только является главной героиней, но и произносит авторский эпилог) упоминается только в этом подзаголовке и колонтитуле и только со словом "жалоба" и может быть отнесено или к Госпоже Природе, или к самой Феникс.

"Однажды боги все собрались на совет,

И высочайший был Парламент возглашен,

Небесный Синод начал вершить свой суд,

Внимая жалобам на беды и невзгоды...".

Перед этим "Парламентом богов" выступает плачущая Госпожа Природа. Она бледна, носовой платок, которым она вытирает слезы, струящиеся по ее щекам, насквозь промок (интересные подробности для описания сцены на Олимпе!). Она преклоняет колена перед Юпитером, восседающим на золотом троне, и рассказывает ему об изумительной женщине Феникс, которую Природа воспитала и ввела в мир и которой теперь угрожает опасность остаться без потомства - и тогда пресечется род Фениксов. Описание внешности Феникс занимает целых пять страниц - прекрасны ее лицо, руки, шея, голова, украшенная "локонами, взятыми Природой у самого Аполлона". Ее лоб скрывает глубокие мысли и великолепные замыслы, ее губы - "ворота, через которые мир обретает чудную музыку, красноречие и поэзию". Просительница показывает богам портрет прекрасной Феникс, они восторгаются им и просят Юпитера помочь Госпоже Природе и ее воспитаннице.

Грозный повелитель мира уступает их просьбам. Он приказывает Госпоже Природе взять колесницу Аполлона и доставить Феникс на некий остров Пафос, подлинный рай на земле. Там на высоком холме с плоской вершиной, возвышающемся над прекрасной долиной, они встретят "истинного Рыцаря Чести, чье сердце устремлено к бескорыстному служению, который поддерживает Прометеев огонь". Юпитер дает Госпоже Природе чудодейственный бальзам, его необходимо приложить к больной голове и больным ногам этого Рыцаря

"Это приведет его в постель к твоей Феникс,

Когда он встретит ее на высоком холме,

И пусть из их праха восстанет новый Феникс...".

Боги приветствуют решение Юпитера, а Венера сочиняет для Феникс молитву о спасении души серебристого Голубя, ныне страдающего за свои грехи. Удивительно, что языческая богиня Венера, обращаясь к Юпитеру, называет его Иеговой, упоминает она и Христа. Судя по многим текстам в книге, Честер превосходно разбирался в разнице между языческой религией греков и римлян и христианством, и такое смешение явно носит преднамеренный характер, тем более что эта молитва сопровождается специальным обращением автора "К легковерным читателям", которым он рекомендует постараться понять его замысел, хотя это и не просто.

Итак, Госпожа Природа встречает Феникс, чья красота сочетается с "истинным красноречием и поэзией". Здесь и дальше у Честера героиня постоянно ассоциируется с поэзией, с ее божественным покровителем Аполлоном. Феникс жалуется, что ее жизнь исполнена страданий, что она уже не прежняя Феникс. Она опасается Зависти, преследующей ее, не дающей возможности отдаться своему чувству, она боится, что время любви для нее прошло:

"Моя жизнь загублена,

И на горах Аравии я умру

И никогда не встречусь с бедным Голубем".

Госпожа Природа убеждает Феникс, что не все потеряно, что любовь и материнство еще возможны для нее, несмотря на усталость от жизни, на "омертвевшую кровь". Природа обещает найти и жестоко наказать Зависть и совершить еще более великие дела. Феникс говорит о другой трудности, о "тусклой догорающей свече", которой она посвятила свою жизнь; ее красота и добродетель находятся в плену у "фальшивой любви". Природа сообщает, что Юпитер поручил ей доставить Феникс на благословенный остров Пафос, и Феникс выражает надежду, что это может оживить ее, ибо там находится гнездо Голубя.

Колесница Аполлона возносит их к небесам, и они проносятся над планетой, над странами и городами, долинами, реками, высокими горами. Вот они уже над Британией, и Природа перечисляет названия городов и чем они прославлены. Вот и знаменитые университетские города - Оксфорд и Кембридж, вот - Лейстер, Темза, Виндзор... Особо отмечена Шотландия, Эдинбург с его достопримечательностями. Попутно Госпожа Природа рассказывает о девяти знаменитых женщинах, чьи образы запечатлены в камне в эдинбургском Девичьем замке. Упоминание Виндзорского замка, по преданию воздвигнутого легендарным королем Артуром, служит поводом для появления заголовка: "Теперь следует история рождения, жизни и смерти благородного Артура, короля Британии" - эта зарифмованная "история" занимает целых 44 страницы, хотя и не имеет видимой связи с основным сюжетом. После этой многословной, изобилующей речами и посланиями "истории" Честер объявляет: "Теперь вернемся к нашему рассказу", и Госпожа Природа, как ни в чем не бывало, продолжает объяснять Феникс, что они пролетают над Лондоном. Наконец они достигают своей цели.

Здесь Честер счел уместным вставить еще одно огромное отступление целый каталог цветов, трав, деревьев, рыб, драгоценных камней, животных, змей, червей, птиц, занявший 43 страницы. Установлено, что Честер использовал (пересказал в стихотворной форме) известные тогда сочинения о растительном и животном мире. Всем этим отступлениям отведено в общей сложности более половины честеровской поэмы, и носят они явно преднамеренный характер - ни к Голубю, ни к Феникс они отношения не имеют, а "постороннего" читателя способны скорее отпугнуть, чем привлечь. Но похоже, что для этого они и нужны нашему автору... Другие, не столь циклопические отклонения короткие исторические фрагменты, лирические стихотворения и песни разбросаны по всей честеровской поэме. А сразу после нее (но до произведений других поэтов) нас ждет большое собрание стихотворений, написанных явно другой, более искусной рукой и представленных как "созданные Голубем для прекрасной Феникс". Об этих великолепных стихотворениях, многие из которых чрезвычайно близки шекспировским сонетам и являются подлинными шедеврами, разговор впереди.

Заметно, что образы Голубя и Феникс не сразу обрели у Честера окончательный характер. Сначала Природа говорит о героине как о "великолепном Фениксе исключительной красоты" - и сразу же после того - как о "молочно-белой Голубке". Голубь называет свою любимую то Фениксом, то Розой, Солнцем, Голубкой, "моей Королевой". Похоже, что Честер в процессе создания (или переработки, что более вероятно) поэмы "подгонял" образы героев под традиционные, но делал это не очень внимательно. Но возможно, что эти и другие "несовпадения" не случайны.

В последней трети поэмы аллегория принимает неожиданный оборот. Госпожа Природа и Феникс прибывают на остров Пафос, подобие рая, "святой уголок", куда не смеют показываться силы зла, "крокодилы и шипящие змеи". Однако вместо любимого, который должен вдохнуть новую жизнь в Феникс, помочь ей обрести потомство, перед прибывшими на остров дамами предстает несчастное больное существо, скорбящая душа, "совершенная картина загнанного оленя, изнемогающего от горя", - образ, знакомый по шекспировской комедии "Как вам это понравится". Это и есть Рыцарь Чести и Великодушия, он же Голубь, к которому Феникс прибыла по велению самого Юпитера. Из их слов, однако, не следует, что эта встреча является для них первой. Феникс замечает, что его состояние хуже, нежели было раньше, а Голубь просит у нее прощения за свои "нечистые подозрения" - неясно, когда они высказывались и