XVI. Прибавление. Загипнотизированный гипнотизер

Проф. Е. Bleuler сообщил по вопросу о психологии гипноза в Munchener medicin. Wochenschrift 1889, № 5, следующее:

„Самонаблюдений загипнотизированных опубликовано еще немного. Нижеследующее сообщение представит поэтому некоторый интерес".

„После неоднократных произведенных мною тщетных попыток подвергнуть себя гипнозу по другим методам (и Hansen'ом), моему другу, проф. д-ру v. Speyr'y, удалось погрузить меня в гипнотический сон по методу Liebeault (словесное внушение и фиксация). Дабы притти на помощь представлению о сне, я — это было уже довольно поздно вечером — лег в постель. Я сам желал впасть в гипноз, но в гипнозе старался не поддаваться большей части внушений, дабы уяснить себе их силу и действие. Так как напряженная фиксация не оказывает на меня никакого усыпляющего влияния, а чисто словесное внушение производит, повидимому, незначительное действие на тех, которые сами гипнотизируют других, я воспользовался следующим приемом: уже много лет тому назад я производил на себе эксперименты по вопросу о значении периферических изображений сетчатки, аккомодации и т. д, для апперцепции зрительных образов, и при этом нашел, что при известном, неточном фиксировании совершенно выпадает доступная определению, но меняющаяся часть поля зрения,— например, при созерцании заключенной в рамку картины одна сторона рамки. Это выпадение вызывает такие же субъективные явления, как и доведенное до сознания слепое пятно. Таким усвоенным мною способом я фиксировал глаза гипнотизера, и вот, вследствие одновременного словесного внушения, наступившие дефекты зрительного поля увеличились гораздо быстрее, чем я это когда-либо наблюдал; вскоре затуманились также и апперципируемые еще предметы, затем я почувствовал легкое жжение и после — несколько более сильное увлажнение глаз; в конце концов, я стал различать только немного света и тени, но не различал никаких границ предметов. К моему удивлению, это состояние меня не утомляло; мои глаза более не мигали и без усилий оставались спокойно и широко раскрытыми, приятное ощущение тепла пронизывало меня сверху до низу, от головы до нижних конечностей. Лишь после нескольких соответствующих внушений („глаза закроются сами собою") я ощутил потребность закрыть глаза (до того же мне казалось, что я сумею это сделать лишь с некоторым усилием) и закрыл их, повидимому, активно, как при быстром засыпании в условиях обычного утомления. Гипнотизация продолжалась около одной минуты".

„Последующее мое состояние было состоянием приятного, с комфортом обставленного, отдыха; мне казалось, что я не имею никакой потребности переменить свое положение, которое при других условиях не показалось бы мне удобным на долгое время. Психически я был в ясном сознании, сам себя наблюдая; мой гипнотизер подтвердил все объективное, что я потом рассказывал. На сознаваемое мною содержание моего мышления последующие внушения действовали не иначе, как наяву; тем не менее они большей частью осуществлялись. Я обращал особенное внимание не на гипнотизера, а исключительно на себя самого".

„Мой друг поднял одно мое предплечье перпендикулярно вверх и заявил, что я не сумею его опустить. Непосредственно затем я сделал такую попытку и с успехом, но, под влиянием легкого удержания за руку и возобновленного внушения, не смог довести своей попытки до конца. И вот я почувствовал, как мой biceps начинает, вопреки моей воле, сокращаться всякий раз, когда я с помощью разгибателей пытаюсь опустить свою руку вниз; один раз, когда я сделал более интенсивное усилие, чтобы поставить на своем, сокращение сгибателей было так энергично, что предплечье, вместо того, чтобы упасть кнаружи, как мною предположено было, упало назад на плечо".

„Затем мой друг сказал мне, что моя правая рука анэстетична. Я подумал: вот тут он ошибается, ибо для такого внушения еще очень рано, и, когда он утверждал, что колет тыльную поверхность моей руки, я полагал, что он меня обманывает, чтобы повлиять на меня; ибо я чувствовал только прикосновение тупого предмета (мне казалось, что это — край моих карманных часов). По пробуждении я был немало изумлен, убедившись, что все-таки был уколот. Действительной анестезии вызвать не удалось; только один раз, когда мне сказано было: „рука точно заснула", я испытал на короткое время ощущение щипания и почувствовал прикосновение как бы через толстую повязку".

„Затем мне сделано было внушение проснуться утром в 6 ч. 15 минут — я никогда еще не мог добиться пробужденияк желательному времени. После того я должен был открыть глаза и потушить лампу. Последнее я сделал так неловко, что несколько сконфузился перед своим другом; сделал это так, точно у меня затруднено было стереоскопическое зрение, для отклонения воздушной струи, вызванной моим дуновением, я хотел поддержать свою руку в косом направлении над цилиндром, но несколько раз попадал мимо, сам того не замечая. Затем я держал свою руку над пламенем без всяких болевых ощущений и так долго, что вне гипноза это было бы невозможно без сильных болей от ожогов. — Часто и энергично повторенное внушение о пробуждении в 6 ч. 15 м. имело неприятный эффект. Я не просыпался всю ночь, но, полагаю, непрерывно думал только о том, не будет ли скоро 6 ч. 15 м. Так как временами я сознавал свое положение довольно точно, то намеревался взглянуть на башенные часы, чтобы успокоить себя; по ни разу не слыхал, как они били, несмотря на то, что моя квартира примыкает непосредственно к церковной башне. Лишь когда часы пробили 6, я сосчитал четыре четверти и затем 6 часовых ударов, но не просыпаясь. Когда они пробили 6 часов 15 минут, послышался стук в мою дверь, и я проснулся. В следующий раз внушение о пробуждении в определенный час удалось без всяких инцидентов, после приятного сна, так как внушение сделано было в другой форме.

„В следующий вечер я два раза был загипнотизирован на диване д-ром v. Speyr'oм, а на третий день — один раз проф. Forel'eм. Вышеприведенные опыты повторены были с чрезвычайной легкостью; далее, одна рука моя была приведена в состояние оцепенения, и мне предложено было совершить ряд известных действий. Внушенная аналгезия, — несмотря на следовавшие затем другие внушения — часто бывала столь непродолжительна, что уколы, которые я во время их совершения ощущал лишь как прикосновения, начинали побаливать еще в течение того же гипноза. Болезненное оцепенение ног после продолжительной прогулки, наоборот, исчезло надолго после нескольких внушений. Когда мне внушалась невозможность какого-нибудь определенного движения, нередко я не наблюдал вовсе сокращения антагонистов. Зачастую волевой путь мой просто казался мне прерванным, мускулы не сокращались, несмотря на величайшие мои усилия. Впрочем, при дальнейших внушениях и воля моя была так ослаблена, что иной раз я, вопреки своему намерению, не решался более иннервировать, потому ли, что безуспешная попытка была для меня чересчур утомительной, или же потому, что в данный момент я вовсе не думал о сопротивлении внушению. Когда мне предписывалось какое-либо действие, я долго мог сопротивляться; но, в конце концов, оно все-таки выполнялось, и отчасти вследствие недостатка силы воли, приблизительно, как поддаются какому-нибудь рефлексу, задержать который стоит больших усилии, или же я, при внушении именно небольших действий, например, поднять ногу — чувствовал, что движение выполнялось без всякого активного участия моего „я". Неоднократно казалось мне также, что уступаю я требованиям гипнотизера из любезности к нему. Но так как большей частью я в подобных случаях,— как хорошо сознавал это, — во время выполнения требования пытался еще сопротивляться ему, то бесполезность последнего убедила меня в ошибочности такого мнения. Всякое новое внушение, а также приказ прекратить начатое действие в первый момент вызывало у меня неприятное чувство, что облегчало мне сопротивление. Приказу достать что-либо вне комнаты я мог сопротивляться довольно легко; но не мог уже противиться, когда какое-нибудь действие расчленялось, т. - е. когда я получал внушение привести в движение одну ногу, затем другую и т. д., до выполнения всего действия.

„Выполнению постгипнотического внушения я в состоянии был оказать противодействие. Но это стоило мне порядочных усилий, и когда в разговоре я, хоть на мгновение, забывал о своем намерении не обращать внимания на тарелку, которую мне предписано было поставить на другое место, я внезапно открывал, что фиксирую именно эту тарелку. Мысль о приказанном мучила меня до момента засыпания, и уже в постели я чуть не порывался снова встать и исполнить приказание, лишь бы только приобресть покой. Но вскоре я засыпал, и действие внушения прекращалось".

„Галлюцинацию вызвать удалось только один раз. Проф. Forel приказал мне ввести в рот какой-нибудь палец: он-де покажется мне горьким, Я тотчас же представил себе горечь в виде aloe и затем, к своему удивлению, ощутил сладковато-горький, соленый вкус, вследствие чего предположил, что руки мои действительно загрязнены. По пробуждении же контроль обнаружил, что руки мои были свободны' от какого бы то ни было вкусового вещества. И здесь, следовательно, на сознаваемое мною содержание моего мышления внушение воздействовало иначе, чем на несознаваемое; при реализации внушения руководящим фактором было последнее".

„Мое сознание едва претерпело какое-нибудь изменение. Но все-таки в двух последних гипнозах, на которых мне внушена была амнезия, хоть и слабая, мне по пробуждении стоило труда воспроизвести все происшедшее. Последовательность экспериментов во времени осталась забытой, логическую же связь я мог восстановить в своей памяти. Об одном кратковременном моменте третьего гипноза у меня не имеется ни малейшего воспоминания. Однажды, когда гипнотизер оставил меня спокойно лежать, показались легкие намеки на гипнаго-гические галлюцинации (я уже много лет тому назад начал изучать их)".

„Пробуждение совершалось приблизительно в 10 секунд, как результат внушения, также против моей воли, и без особых сопровождающих симптомов, подобно пробуждению после легкого сна".

„Состояние, в котором я находился, должно рассматриваться, как легкая степень гипноза, так как не было никакой амнезии. Как это часто бывает, оно не совпадает точно ни с одной из степеней гипнотического сна, установленных различными исследователями. Но мною уже неоднократна наблюдались тождественные, повидимому, состояния".

„Опубликование образованными людьми дальнейших самонаблюдений было бы желательно и во всяком случае существенно содействовало бы уяснению гипнотических явлений. Предварительно важно было бы уже выяснить: субъективные симптомы гипноза столь ли бесконечно разнообразны и изменчивы, как объективные, или же здесь, может быть, имеется какая-нибудь закономерность"?

Я сам (Форель) прежде в Мюнхене (1878), засыпая после обеда, на диване или в кресле, несколько раз проделывал что-то в роде аутогипноза, от которого просыпался только с большим трудом и сначала лишь по частям: раньше всего пробуждались, т.-е. произвольно приводились в движение, только известные мышечные группы, вся же остальная часть тела оставалась в состоянии каталепсии. Тем временем появлялись частичные сны (галлюцинирование шагов и т. п. или каких-нибудь произведенных движений, которых я фактически не производил и т. п.).

Наблюдение Bleuler'a довольно поучительно, так как нагляднейшим образом иллюстрирует то важное значение, которое для внушения имеет подсознательная деятельность большого мозга Оно подтверждает часть изложенных в настоящей книге взглядов и не противоречит ни одному из них.