Духовник отец Виталий 6 page

А что же делать?

Если все мы будем держаться Христа, то, возможно, великой империей не станем, но жизнь наша обязательно станет лучше, а правители придут верующие. Иначе где их взять, хороших, - из Америки, что ли? Не знаю, не знаю, это нужно обдумать. Хотя, мне кажется, в этом что-то есть...

Мы расстались, но наши души после откровенной беседы словно открылись друг другу.

В один из таких страдных дней меня позвала соседка:

Батюшка, можете мне помочь? Сыновья охраняют перевал, а мне нужно сена накосить, одной сил не хватает...

Я согласно кивнул головой и мы со старушкой на следующее утро, взяв косы, отправились на луг. То, что я увидел, немного сму­тило меня. Перед нами расстилалось огромное поле, по которому, даже если идти быстрым шагом, нескоро дойдешь до конца. Ста­рушка встала впереди меня и, ловко работая косой, принялась за работу. Я не мог угнаться за ней, и мне было очень стыдно. К тому же без воды в горле стояла горечь от сухой пыли, без еды я сильно ослаб. Мария, заметив что я устал, предложила передохнуть. Так, с перерывами, мы косили до обеденной жары. Придя домой, я без сил повалился на топчан. Это было потяжелее, чем валить лес и строить кельи. По вечерам я выходил докашивать свой двор.

За неделю мы с Марией скосили все поле. Теперь я мог подогнать свои работы в скиту. Через несколько дней старушка снова оклик­нула меня, когда я работал в огороде, пропалывая сильно зарос­шую сорняками фасоль:

Батюшка, надо сено поворошить, а то сопреет...

На следующее утро, взяв большие грабли, мы пришли на наше поле. Скошенная трава теперь лежала ровными грядами по всему пространству.

Не хотела вас безпокоить, батюшка, сама траву собрала и уло­жила. Осталось только ее поворошить...

Пока мы ворошили траву, мимо нас на лошадях проехал лес­ничий с помощниками. Поздоровавшись с нами, издали и вни­мательно посмотрев на меня, он почему-то неодобрительно по­качал головой.

На следующий день Шишин заехал ко мне:

Батюшка, можно дать вам один совет?

Конечно, слушаю вас! - Мне стало интересно.

Вы можете хоть раз кому-нибудь отказать?

А в чем дело? - не понял я.

Скажите своей соседке, что у вас тоже полно дел и вы не може­те помогать ей!

Ну, это совсем неудобно... - растерялся я. А дело в том, что ее сыновья пьянствуют на Псху, а вы тут за них все делаете... Когда я их упрекнул: “Что же вы матери не помо­гаете?”, они ответили: “А там батюшка есть!” Вот я и даю вам совет: пока прекратите помогать Марии, пусть сыновья потрудятся!

Подумав, я согласился с советом лесничего. Когда спустя не­сколько дней соседка вновь позвала меня: “Батюшка, пора сено в копны складывать!” - я попросил у нее прощения и сказал, что сам не успеваю со своим огородом.

В погожее солнечное утро за мной пришел Василий Николаевич с просьбой причастить больных, а также его престарелую мать, ко­торая слегла и больше не встает. Я решил заодно пособоровать и ее, и парализованную больную. Когда мы проходили мимо скошенно­го поля, там работали сыновья соседки. Все сено было уложено в копны, и видно было, что эта работа не представляет для них ни­каких проблем.

Вот, батюшка, понимаете, что делается? - с хитрецой посмо­трел на меня мой спутник, большим пальцем через плечо указы­вая в сторону работающих парней. - Это называется деревенская смекалка!

В ответ я добродушно рассмеялся. Старушка и сыновья прекра­тили работу и помахали нам руками:

Батюшка, все в порядке! - весело крикнула соседка. - Спасибо вам!

Под вечер, когда стемнело, собрались у бригадира по какому-то

делу отпетые парни. Посидели, выпили. Позвали меня:

Ты вот что, батюшка, нас не бойся! - с пьяной откровенностью проговорил один из них. - Тебя наши матери любят, ходи свобод­но. А если бы не так... то мы бы давно тебя по голове и воду! Сме­кай, что говорю... - с усмешкой закончил тот, кто верховодил среди пьянчуг.

Хозяин, не выдержав, заступился:

Хватит тебе тут рассусоливать! Хватил рюмку - и такие слова... Отдыхайте, батюшка, у себя в комнате, а мы тут сами потолкуем. Завтра к моей маме пойдем.

Мама пчеловода лежала совсем слабая, от старости говорила не­впопад, и вид ее вызывал слезы на глазах Василия Николаевича. Я совершил у нее в комнате чин елеоосвящения и помазал больную освященным маслом. Утром она благополучно причастилась, и ли­цо ее словно помолодело. В доме парализованной женщины при­шлось задержаться надолго.

С молитвой мне стало получше, батюшка, - рассказывала она со вздохами. - Только она у меня и осталась. А вот желания жить совсем у меня нет, устала я... Хочу, чтобы Господь меня забрал... Знаю, что по грехам моим страдаю. В молодости очень любила пля­сать, вот за это и ножки у меня отнялись. Пожила на свете, хватит, хочу к сыну моему...

Не расстраивайте себя, прошу вас! - как можно убедительнее сказал я. - Положимся во всем на волю Божию, пусть сделает так, как будет лучше вашей душе!

Понятно, батюшка, спасибо за доброту вашу!

В прошения и в молитвы елеоосвящения я вложил всю душу, всем сердцем желая, чтобы Господь исцелил эту мужественную молитвенницу.

После причащения больных я ушел в горы. Цветущие кусты рододендрона перекрывали тропу красивыми гирляндами. Фио­летовые, розовые и белые соцветия задевали лицо и ложились на плечи. По ущелью плыл аромат луговых трав. На лесных полянах я снимал со спины тяжелый рюкзак и становился на колени рядом с голубой речной прохладой. От непередаваемого ощущения чисто­ты и величия мира Божия не хотелось выпускать из рук четок. Вы­сокие стволы пихт уходили в небесную глубь и покачивались под ветром, шумя своими заоблачными кронами. Прозрачная вода, в которой играла речная форель, отсвечивала безупречной белиз­ной облачных громад. Келья словно ждала меня: радостно было увидеть ее стройные очертания в лесных дебрях и приложиться к кресту с иконой преподобного Сергия. Внутри церквушки стоял запах ладана и смолистый дух просыхающих пихтовых стволов. Почти все работы были сделаны, незаконченными оставались пре­стол и жертвенник. Их я решил сделать одной длинной широкой доской, чем и занялся немедленно. Из оставшихся бревен наметил сделать небольшой иконостас с вратами. По воскресеньям я при­чащался запасными Дарами, неделю проводя в молитве и трудах.

* * *

Рассиялась в полнеба пихта

Звездным блеском - лампадами ночи.

И молитва течет на уста,

Слаще меда из горных урочищ.

Под псалтирное пенье ручья,

Озаряя все тропы и броды,

Разгорается ярче свеча

Пред иконой небесного свода.

От порога чуть-чуть отойдя,

На поляне стою, как в притворе.

Этот храм благодати дождя

Ожидает с далекого моря.

И к шершавой коре прислонясь,

Стану слушать, что филин пророчит.

И молитва летит, золотясь,

Под лампадными звездами ночи.

Любовь к ближним может быть только Любовью ради Бога и к Богу, обитающему в сердцах человеческих. Любовь к ближнему без Бога становится привязанностью и разоряет души ближних. Язык человеческий - ежедневное искушение, помыслы челове­ческие - ежедневный соблазн, страсти человека - ежедневное заклание души. Но Любовь к Богу - это ежедневное приношение сердца человеческого благой воле Божией, обуздывающей язык рассуждением, очищающей помыслы благодатью и покоряющей страсти смирением.