Происхождение религии

В шестой главе мы говорили о том, что продолжительная медитация может породить в уме такие ритмы, которые ведут к опыту духовного единения, имеющему нейробиологическую основу. Однако мистические переживания испытывают не только те, кто к ним сознательно стремится, они также спонтанно возникают у людей, которые их не искали и, быть может, никогда о них не слышали, так что сначала они просто могут не понять, как к ним относиться. Такие спонтанные мистические переживания могут быть разной интенсивности – от слабого, но способного поменять жизнь озарения до внезапного необъяснимого приступа восторга, от непонятного ощущения невидимого духовного присутствия до полного погружения Я в суть всех вещей или постижения божества. В каком-то смысле любой мистический опыт носит спонтанный характер: даже мистики, посвятившие всю свою жизнь поиску духовного единства, не могут предсказать наступление желанного момента. Однако, как мы считаем, нейробиологические механизмы трансцендентного могут начать работать под действием таких мыслей или поступков, за которыми не стоит осознанное желание войти в состояние единства. Такой опыт единения без разумных усилий служит надежным основанием для развития религиозного сознания, а в большинстве случаев он просто делает такое развитие неизбежным.

Представим себе доисторического охотника на оленей из племени, которое в данный момент остро переживает нехватку пропитания. Он отчаянно ищет еду, постоянно охотится, забыв про сон и проводя многие часы в диких местах. Даже в часы отдыха охотник тревожно осматривает горизонт в поисках добычи, в его уме постоянно возникает образ оленя-самца, достаточно крупного, чтобы прокормить все племя и спасти его семейство и друзей от голода.

День ото дня охотник теряет силы от голода и усталости, а образ мощного оленя в его воображении становится все ярче и ярче. Он видит, как тот пасется за гребнем холма или пьет воду на берегу извилистой речки. Это видение вскоре поглощает всего охотника, и стремление убить становится для него своеобразной мантрой. В его голове прокручиваются одни и те же мысли, фокус его внимания становится все уже и уже. Вскоре его ум освобождается ото всех посторонних предметов, в его сознании не остается места ни для чего иного, кроме желания убить оленя.

В такой концентрации внимания нет ничего духовного, охотник просто стремится выжить. Однако, если взглянуть на это с точки зрения неврологии, мы увидим, что он приводит в действие ту же биологическую цепь событий, что и мистики, занимающиеся созерцанием и стремящиеся очистить свой ум ото всего, кроме Бога.

В шестой главе мы говорили о том, каким образом «активная» медитация, или созерцательная молитва, может привести человека в состояние единения, в котором созерцаемый предмет или образ приобретает божественные свойства, а Я ощущает присутствие наивысшей истины. Возможно, охотник, созерцающий образ крупного оленя, тем самым задействует те же нейробиологические реакции, которые приведут его к такому же состоянию единения. Подобно средневековым мистикам, которые радостно погружались в трансцендентную реальность Иисуса, и суфиям, испытывающим ощутимое присутствие Аллаха, охотник мог почувствовать себя во власти могущественного архаичного божества – великого духа животного, который занимал свое место в пантеоне первых богов человека.

Конечно, такое развитие воображаемых событий носит чисто спекулятивный характер, но с точки зрения нейробиологии оно вполне правдоподобно. Это также соответствует представлениям, которые можно найти в рамках всех мировых религий, о том, что их духовный источник – судьбоносная мистическая встреча с воплощением наиважнейшей истины.

В своей книге «Мистическое сердце» католический монах и мистик Вейн Тисдейл писал:

Все великие религии имеют подобное происхождение: это духовное пробуждение ее основателя, который сталкивается с Богом, божественным, абсолютным, духом, дао, безграничным сознанием. Мы найдем это в опыте индийских риши, в просветлении Будды, у Моисея, патриархов, пророков и других святых библейской традиции. И то же самое с не меньшей полнотой мы найдем в Иисусе, осознавшем свои отношения с Отцом… На то же указывает жизнь пророка Магомета, получившего откровение Аллаха через архангела Джебраила. [150]

Все великие священные тексты говорят о том же: люди познали наиважнейшие истины через мистическую встречу с высшей духовной реальностью; иными словами, мистицизм есть источник той великой мудрости и истины, на которой основываются все религии. Но прежде чем религия может возникнуть, кто-то должен с помощью разума истолковать значение мистического опыта и перевести его невыразимую правду на язык конкретного верования.

Допустим, наш охотник отреагировал на свои духовные переживания так же, как это делали мистики после него (согласно законам нейробиологии), и это наполнило его надеждой, новой уверенностью и неописуемой радостью, так что он поспешил к своему племени, чтобы рассказать ему о полученном им откровении, которое все переворачивает, – о том, что в этом мире существуют могущественные и благие силы.

Мы не можем знать, как племя охотника отнеслось к рассказанной им странной истории, и если бы его, как и других мистиков на протяжении многих веков, слушали со скепсисом и подозрением, в этом не было бы ничего удивительного. Но представим себе, что несколько дней спустя племя наткнулось на небольшое стадо оленей и впервые за несколько последних дней им удалось добыть еды. Наш охотник продолжал бы говорить, что то был дар Великого Оленя, который решил показать свою доброту и силу. Его соплеменники могли бы с этим согласиться, и тогда его история о Великом Олене приобрела бы свойства мифа и другие члены племени могли бы начать ее развивать.