ГЛАВА 7 Записная книжка моего брата 64 page

Таинство брака не только в том, что чья-то рука соединяет двух человек перед внешним престолом. Но и в том, когда люди сливаются воедино, чтя друг в друге Любовь. Наденьте, Лиза, тот браслет, что я положил Вам в чашу великого Мудреца. На н„м написано: «Иди в вечной верности и бесстрашии и любя побеждай». Примите эти врезанные в браслет слова как путеводную нить и отдайте не только тело и мысли Вашему мужу. Но слейте всю жизнь в себе с его жизнью в н„м и вступайте в новую стадию земного счастья, где нет разделения между трудящейся, видимой Вам земл„й и трудящимся, невидимым для Вас небом. Таинство брака есть таинство зачатия новой жизни. Настало время сойти в Ваше тело той душе, что через Вас станет вновь человеком земли.

Этот Ваш первенец будет Вашим благословением, большой Вам помощью и миром. Вы же станьте сегодня матерью, радуясь и приветствуя его всем сердцем, воспевая ему песнь торжествующей любви. Ваш друг Ананда».

Лиза умолкла и через минуту шепнула матери: – И таинство совершилось.

И она показала матери скрытый под рукавом платья браслет.

Графиня была так взволнована словами Лизы, так глубоко потрясена совершенно необычной формой брака дочери, что сидела молча, с удивлением разглядывая такое родное, близкое, привычное лицо Лизы, в котором сейчас она не узнавала дочери. Она видела восторженное и преображенное лицо иной, незнакомой ей женщины.

«Так вот какою бывает Лиза», – мелькало в уме графини. Она вс„ смотрела и смотрела в это новое лицо и вдруг как-то сразу осознала, что Лиза, сидящая перед нею, впервые понята ею по-настоящему. Ясно стало графине, что это не только цельная, любящая женщина, но что это мать, хранящая в себе залог новой жизни.

Пока Лиза показывала ей браслет, очень похожий на тот медальон, что ей дал Джемс, голова графини упорно работала. Ей казалось, что она в первый раз поняла смысл прожитой своей жизни. Если бы Лиза не сочла е„ достойной предельной откровенности, не сказала бы ей, что самое ценное – свободу своей духовной жизни – она нашла с помощью матери, графине нечем было бы вспомнить сейчас свою жизнь. Только в эту минуту она поняла всю ответственность матери перед жизнью, перед миром, а не только крошечной ячейкой собственной семьи. Графиня думала, что вот Лиза вышла белым лебедем из их семьи не слишком талантливых людей, и вспомнила теперь, что не раз говорил ей Лизин дед:

«Неужели вы не видите, что Лиза истинный талант, а не салонная развлекательница, что ей нельзя навязывать никаких предрассудков и суеверий, а надо все усилия приложить, чтобы в ней было как можно меньше нетерпимости, предвзятости, женской субъективности и условностей морали, и тогда е„ талант будет развиваться в чистом и свободном сердце».

Тогда этих слов не понимала графиня. Она не раз ревновала дочь к деду, очень друживших и души друг в друге не чаявших. Теперь графиня видела, как высока была е„ девочка в своей чистоте, как мало она считалась с внешними правилами и приличиями, которые ни за что не осмелилась бы нарушить сама графиня.

Долго сидели, обнявшись, мать и дочь, и слов им было не нужно. Говорили их души, говорили радостно, хотя обе женщины шли в разных направлениях, и каждая понимала, что ид„т свой путь вечности, что данная ей жизнь, от рождения и до смерти, только маленький кусочек счастья жизни вечной.

Каждая из них давала безмолвный обет отдать все силы, чтобы хранить будущую новую жизнь и стараться победить в себе какие-то тяж„лые черты, дабы не омрачать своих близких.

– Мама, вс„, чего бы я хотела, – это заслужить от своих детей те доверие и дружбу, с которыми я ухожу из твоего дома.

В дверь постучали, вош„л Джемс, проводивший графа в православную церковь, вернее в то, что при посольстве играло е„ роль.

Графиня протянула ему свою свободную руку и обняла Джемса, усадив его рядом с собою. По лицам обеих женщин он понял, о ч„м говорили мать и дочь, и ласково ответил на поцелуй графини.

– Будьте счастливы, мои дорогие. Если у вас будут сомнения, – пишите деду. Это сердце никогда и никому не дало плохого совета. Впрочем, тот, кто венчал вас цветами у ног Будды, вероятно, не оставит вас и впредь.

Сегодня вам обоим надо побыть вместе. Вы ещ„ и не виделись толком. Поезжайте к себе домой и будьте к обеду, я закажу его попозже.

Проводив детей, графиня ушла к себе в комнату, не велев никого принимать. Она тв„рдо решила не говорить ничего мужу, щепетильность которого в вопросах хорошего тона знала отлично. Сумев сейчас перешагнуть через все впитанные с детства предрассудки, удивляясь, что не испытывает никакой боли от поступка дочери, а считает его в порядке вещей, она стала думать о лорде Бенедикте, о том, как бы он отн„сся к поступку Лизы и поведению самой графини.

Граф вернулся довольно поздно, рассказал, что послезавтра в полдень свадьба и он решил не звать никого, кроме лорда Бенедикта и его семьи. Графиня обрадовалась, хотела было о ч„м-то сказать мужу, как вдруг два человека с трудом внесли огромную корзину с цветами.

– Батюшки, да это целый свадебный поезд, – воскликнул граф, наклоняясь к корзине и указывая на скрытые среди цветов роскошные футляры с именами Лизы и Джемса. – Похоже, каждый член семьи Бенедиктов вложил сюда свой подарок. Я и не знал, что таков английский обычай.

– Давай-ка и мы с тобой порадуем наших детей и порадуемся сами. Ты одеваешься быстрее, заказывай пышный обед, прикажи осветить зал как можно лучше, а я пойду надену самый роскошный из своих туалетов.

– Вот неожиданный сюрприз, графинюшка, – весело смеялся граф. – Годами от тебя не добь„шься, чтобы ты появилась в парадном наряде, а тут извольте радоваться. Ты ли это? Что сей сон означает?

Графиня, казалось, сбросила с плеч двадцать лет. Глаза е„ сияли, она подошла к мужу, положила ему руки на плечи и радостно поглядела ему в глаза.

– Я только сегодня поняла, оценила то обстоятельство, что у нас появятся внуки, что жизни нашей ещ„ не конец, что мы ещ„ будем нужны и полезны.

Горячо поцеловав мужа, графиня убежала в свою комнату, напомнив ему ту женщину из дал„кого прошлого, которую он так страстно любил. Сбитый с толку, ничего не понимая, граф приписал настроение жены очередному капризу, но любя повеселиться, был рад вдвойне сегодняшнему поводу.

Быстро закипело у него дело. Забегали слуги, запылали свечи, на столе заиграл хрусталь. Не успела графиня выйти в зал в сво„м очаровательном наряде, как вошли Наль, Алиса и Николай. Принося тысячу извинений, сказав, что они думали провести в доме графов R скромный вечер, а попали на званый обед, гости хотели тут же откланяться. Их, конечно же, не отпустили, объяснив, что это торжество придумала графиня, а самих виновников торжества даже ещ„ и нету.

Графиня была счастлива, что самые близкие сейчас Лизе и Джемсу люди так удачно, невзначай, пришли праздновать истинную Лизину свадьбу. Она увела их к себе в гостиную, втайне беспокоясь, что Лиза приедет в простом платье, а гостьи так изумительно и нарядно одеты. В эту минуту вошли Лиза и Джемс, и графине суждено было ещ„ раз сильно удивиться.

Не е„ обычная Лиза стояла перед ней, а опять новая молодая женщина. В платье из дорогой зел„ной парчи с вытканными серебряными лилиями с золотыми листьями и тычинками, в чудесном веночке из бриллиантовых мелких лилий с листьями из изумрудов, Лиза потрясла мать выражением глубокой серь„зности, спокойствия и непередаваемой радости, которая так и лучилась из не„.

– Я приветствую вас, Лиза, от имени моего отца, – сказал, здороваясь, Николай. – Вот его письмо к вам. А вам, капитан, лорд Бенедикт просил передать эти два портрета. – Николай подал ему зел„ную коробку, на которой был изображен белый павлин.

Будучи не в силах удержаться, капитан открыл коробку и увидел в ней два портрета, вложенных в одну общую складную рамку. Два чудесных лица, лорда Бенедикта и Ананды, глядели на него в рамке из переплетающихся лилий и фиалок. Капитан вскрикнул от радости и удивления, и пока все столпились вокруг, рассматривая подарок и восхищаясь им, Лиза в стороне читала письмо Флорентийца:

«Друг, сестра и будущая ученица. – Нет у человека сокровища ценнее мира в сердце. В эти важнейшие минуты Вашей жизни думайте не только о себе и окружающих Вас, но и обо всех, несущих в себе в этот час залог будущей жизни. Думайте не только о счастливых и любимых, как Вы сами, но и обо всех брошенных, плачущих и не имеющих ни угла, ни работы, ни денег. Думайте обо всех, не знающих, как им справиться с нищетой и вынести в мир священную новую жизнь, бьющуюся в них.

Первый же раз, когда будете играть публично, отдайте весь свой сбор покинутым матерям. И за всю Вашу жизнь никогда не бросьте камень осуждения в девушку-мать. Но постарайтесь пригреть и утешить каждую. Лилии, что я подал Вам сегодня в чаше великого Будды, примите как дар моего уважения Вашей чистоте и любви. Храните чистоту отношений с мужем и детьми и раскрывайте вс„ шире сознание, вс„ выше ищите источники вдохновения, и Вы прид„те к тому моменту самообладания, когда сможете вступить на путь ученичества.

Тот, кто слышит в искусстве голос сияющего Бога, тот уже носит в себе знание вечности Жизни. Поняв однажды Жизнь как вечное милосердие, нельзя быть несчастным.

В Ваш счастливый день, в своей счастливой любви, помните о несчастном дне и несчастной любви других. Ищите знания, чтобы понять, что несчастья нет как такового. Вс„ – все чудеса и все несчастья носит в себе сам человек. Когда же ему открывается знание, он становится спокойным, ибо Мудрость оживает в н„м. Не ищите чудес, их нет. Ищите знание, – оно есть. И вс„, что люди зовут чудесами, вс„ только та или иная степень знания. Ваш вечный друг Флорентиец».

Чувство особенной радости, какое-то ещ„ не испытанное ею сознание большого и светлого счастья наполнило Лизу. Она спрятала драгоценное письмо на груди и подошла к матери, державшей чудесную рамку с портретами.

– Я думала, что красивее лорда Бенедикта не может быть никого, – говорила графиня. – Теперь не знаю, кому отдать предпочтение. Быть может, этот незнакомец и не так классически прекрасен, как лорд Бенедикт. Но в его лице есть что-то особенное, какая-то пленительная светящаяся доброта, перед которой даже трудно устоять на ногах. Хочется пасть ниц. Но, возможно, это только иллюзия.

– Недолго ждать, чтобы решить этот вопрос. Завтра вы его увидите, – сказал Николай. – Во всяком случае, стоит вам посмотреть на сияющего Джемса, и вы, графиня, убедитесь, что живой облик Ананды превосходит его портрет. Джемс, по-моему, молится на Ананду и употребляет вс„ усилие воли, чтобы сейчас же не выхватить из ваших рук портреты своих обожаемых друзей.

Графиня возвратила портреты капитану, не обратив внимания на чудесный рисунок рамки, а Лиза тотчас заметила тождественность его с рисунком е„ головного убора, с переплетавшимися лилиями и фиалками на медальоне и браслете.

– Джемс, фиалка и лилия должны стать нашими цветами. Пусть они будут символом пути к самообладанию. Ах, если бы научиться никогда не раздражаться и никого не судить! Как легко было бы тогда жить на свете, как просто общаться с людьми, потому что больше всего меня тяготит моя раздражительность и требовательность к людям.

– Чем больше ты будешь понимать, чего достигли эти люди, – тем яснее станет тебе, куда и как направлять мысли, когда будешь в неустойчивом состоянии духа. Любя так, как мы любим друг друга, надо помнить только, с кем, где и для чего мы жив„м. В своей любви мы не забудем тех, кто сделал нас такими счастливыми. И в свою очередь, в сво„м счастье не забудем тех несчастных, которые повстречаются нам.

Граф приш„л звать к столу, извиняясь, что такой экстренный обед может быть с изъянами, особенно по части вегетарианского меню. Но видно было, что он в своей сфере, что угощать людей в сво„м доме составляет не последнее из удовольствий графа.

Весело летел обед, за которым Лиза много и тепло говорила с Алисой, впервые оценив большую музыкальность и вокальную образованность своей новой подруги. Сегодня Алиса особенно сильно действовала на Лизу своей простой добротой и сердечностью. Лизе казалось, что Алиса совершенно забыла, что тоже молода и прекрасна, что е„ игра увлекает сердца людей, что и ей надо жить своей личной жизнью. Лизе казалось, что Алиса жив„т только е„, Лизиными, интересами, е„ счастьем, только е„ игрой, е„ ближайшим будущим. Лиза не представляла, как бы она могла забыть о себе, о сво„м счастье, о своей любви хотя бы на миг.

– Вы, Алиса, вс„ ещ„ говорите Лизе «вы», – вмешался в их разговор Джемс, сидевший рядом с Лизой. – Как это возможно при вашей любви к людям вообще, и ко мне и Лизе в частности.

– Ты или вы, какое это имеет значение, дядюшка. Кроме того, Лиза, благодаря вашей милости, попала мне в т„тки. Должна же я оказывать ей двойное почтение, – смеялась Алиса.

– Это не по-русски, дочка, – поддержал капитана граф. – Раз у мужа племянница, – ты должна в ней любить его самого. Изволь пить с Алисой брудершафт, и я примажусь к этому делу.

– Как много вам придется выпить брудершафтов, папа! У Алисы есть ещ„ кузен Генри и т„тя Цецилия. И ещ„ найдутся родные.

И обед пролетел, и вечер пролетел, и гости уехали, а Лизе вс„ казалось, что то было лишь мгновение. Когда Джемс подош„л к ней проститься до завтра, ей и жаль было его отпускать, и хотелось побыть одной, чтобы подумать обо вс„м пережитом за такое короткое время.

– Думай, дорогая, о белом Будде и о письме Флорентийца. Мы будем врозь сегодня, но в мыслях я буду весь с тобой. И всю остальную жизнь каждая разлука с тобой будет только внешней. Где бы я ни был, – ты будешь рядом.

Простившись, Джемс уехал в очаровательный тихий домик, чтобы провести ночь подле белого Будды.

Войдя в комнату, где еле виднелась статуя, подножье которой, как и вс„ вокруг, ещ„ было убрано цветами, источавшими приятный аромат, Джемс сел на низенький диван и в полумраке стал вглядываться в божественное лицо царевича, оставившего вс„ земное для истины.

Впервые Джемс был здесь один после своей фактической свадьбы. Как он и обещал Лизе, мысли его были с нею.

Джемс вспомнил вс„ их давнее знакомство, и такой короткий по времени, но напряж„нный по чувствам роман. Ему казалось чудом вс„ совершившееся. Сколько лет он прожил, ни разу не подумав о женитьбе и даже гордясь репутацией безнад„жного холостяка, которая прочно за ним утвердилась. И вдруг девушка, едва вышедшая из детства, стала его женой, частью его собственной жизни. Глаза его привыкли к темноте, и он теперь различал гирлянду цветов, брошенную рукой Ананды в чашу вместе с письмом и браслетом для Лизы.

Цветы спускались из чаши почти до полу, и капитану казалось, что каждая чашечка цветка – кусочек его собственного сердца, разорванного на клочки, чтобы легче было впитывать горе и радость земли и приносить их в чашу Мудреца.

Мудрец сумел показать земле Свет и тот путь, каким можно освободиться от страстей простому человеку. Капитан думал, что не слишком-то целомудренно живя до сих пор, он только и делал, что указывал всем, как закрепостить себя в страстях. Эту ночь он сознавал как переломную. Ему вспомнилась дикая буря, бесстрашие Левушки, сунувшего ему со смехом конфету в рог в момент наивысшей опасности.

Вспоминал он и необычайный вид моря и столкнувшиеся водяные столбы в том самом месте, где ещ„ минуту назад находился его пароход, и странное выражение на лице И., выражение гармонии, мира и тихой радости, с которым он смотрел на весь этот ужас.

– «Человек должен жить так, – прозвучали в его памяти слова И., – чтобы от него передавались эманации мира и отдыха каждому, кто его встречает. Вовсе не входит в задачу простого человека становиться или пыжиться стать святым. Но задача – непременная, обязательная задача каждого – прожить сво„ простое, будничное сегодня так, чтобы внести в сво„ и чужое существование каплю мира и радости».

И снова он стал думать, дал ли он за всю свою жизнь хоть десятку людей каплю мира и радости? Капитан смотрел в лицо Мудреца, сумевшего, не ища популярности, стать не только известным всему миру, но и Богом для половины людей земли. Жизнь казалась капитану прожитой бесцельно и бессмысленно. Если бы сейчас ему предстояло окончить свою земную фазу жизни, с чем бы он уш„л? Добра, что он сделал людям, и в кулаке, пожалуй, не зажм„шь, а радости – и того меньше. Как же теперь начинать новую жизнь? Чем руководствоваться?

Не раз обдумывал капитан разговор с Флорентийцем у него в кабинете в деревне. И сейчас, как и каждый раз, когда он думал об этих замечательных словах, ему казалось, что он не в силах выполнить и сотой доли их. Он уже склонен был прийти в уныние, как услышал л„гкий стук в наружную дверь. Капитан прислушался, убедился, что стук повторился так же негромко, но настойчиво, спустился вниз, чтобы не беспокоить семью старого слуги, единственных обитателей дома. Открыв дверь, капитан был изумл„н, увидев на пороге высокую фигуру в плаще, в которой тотчас же признал Ананду.

– Вы, капитан, конечно, меня не ждали. Да и я, признаться, сам не знал час назад, что зайду к вам. Я бродил по затихшему городу с дядей, и он указал мне, что в вашем доме горит свет. И тут же, смеясь, прибавил, что в вашей душе не чернильная, но довольно серенькая тьма.

Ананда засмеялся своим особенным металлическим смехом, и капитан вспомнил, как Левушка называл смех Ананды звоном мечей.

– А так как дядя мой большой прозорливец, то он послал меня к вам, чтобы вас развлечь и рассеять мглу вашего духа, совершенно безосновательную.

Капитан хотел провести своего позднего гостя к себе в кабинет, но Ананда, пристально поглядев на него, сказал:

– Зачем нам в этот миг, когда я пришел, минуя все условности, зачем нам соблюдать условный этикет. Пойд„м туда, где вы только что были, и попробуем побыть в том мире и свете, которыми наполнена атмосфера великого Мудреца.

Как здесь хорошо, капитан, – вновь сказал Ананда. когда оба они сели на низенький диванчик, где несколько времени назад сидел Джемс Ретедли в полном одиночестве. – Какая счастливая идея пришла вам на ум, капитан, украсить укромную комнату жены этой прекрасной статуей. Я не сомневаюсь, что ваш дед, собравший в этом доме такие редкие сокровища, был большим и мудрым человеком.

– Не знаю. Для меня было полным сюрпризом найти здесь Будду и старинную скрипку, не говоря обо вс„м прочем. Я был ещ„ мал и не мог понять сути ссоры брата и деда. И о Будде я не слыхал никогда разговоров в родном доме. Но то, что я наш„л здесь Будду после того, как я наш„л вас и… человека моих мечтаний, Флорентийца, это помогло мне постичь величие Того, у чьих ног мы с. вами сейчас находимся.

– Мой дорогой друг, взгляните на эти вдохновенные черты, на эту доброту, льющуюся в мир потоками. Путь этого принца-мудреца да„т каждому возможность осознать величие человеческой души. Ни в одно из мгновений земной жизни в нас не должно звучать одно только животное, плотское «я». И если хоть раз человек осознал, что жизнь вечна, если однажды ощутил себя в мантии этой вечности, – он уже никогда не покинет е„, потому что не сможет больше жить в душных объятиях одних только плотских, земных интересов.

Перспектива, открываемая знанием, вовсе не сразу да„тся, как и художнику чувство перспективы. Книга духовного знания лежит не вовне, – она в сердце человека. И читать е„ может только тот, кто учится жить свой каждый день, в который вступает, непрестанно развивая сво„ творчество.

Нельзя сказать себе: хочу совершенствоваться. Или: всю жизнь я презирал середину, выбирал для себя только то, что мог поставить на пьедестал. И думать при этом, что только желание совершенствоваться или жить среди великих может привести тебя к чему-то высокому. Это всего лишь умствование, не имеющее в себе ничего творческого, здорового, могучего, что могло бы привести к Истине.

Действие, действие и действие – вот путь земного труда. Для чего вы перебираете сво„ прошлое, которого уже не существует и которое вы один воссозда„те в ваших мыслях? Что да„т вам право в эту ночь, последнюю перед объявленным браком, сидеть в унынии и отрицании, вместо ощущения силы, радости, утверждения всего лучшего, до чего дорос ваш дух? Смотрите на этого божественно доброго мудреца. За ним шли толпы учеников и последователей, и он не ставил им никаких препон. Он говорил только: «Не отрицай». И если видел шедшего за ним следом в отрицании своей нынешней жизни, он говорил ему: «Уходи, друг. Научись жить, не отрицая, и тогда возвращайся».

Вы начинаете новую жизнь. Не мудрствуйте. Знайте тв„рдо только одно: надо СЕГОДНЯ приготовить себя, чтобы завтра возле вас можно было отдохнуть, а не задохнуться. Надо СЕГОДНЯ отойти ко сну счастливым, зная, что сердце ваше жило в Вечном. Пустое дело искать счастья в ч„мнибудь ином, кроме той Вечности, что звучит в собственном сердце.

Человеку, воспитанному кое-как суетливыми и суетными родителями, даже не ведавшими о ч„м-нибудь ином, кроме благ земных, невозможно сразу проникнуть в атмосферу гармонии и мудрости. Но каждый может, ЛЮБЯ Ближнего, думать о величии Света в н„м самом и нести свой поклон Свету во встречном. Я взял на себя вас, вашу жену и вашу семью, потому что вы – не зная и не догадываясь – оказали мне величайшую услугу, возвратив кольцо дяди.

Я приш„л к вам сегодня, чтобы сказать, что у вас есть верный друг и хранитель жизни; в любую минуту внутреннего разлада назовите мо„ имя, и где бы я ни был, я всюду услышу вас. Вы можете и не услышать моего ответа, но я непременно услышу вас, и ответ мой прид„т к вам, как ДЕЙСТВИЕ Фактов вашей жизни, как развязка вашей внутренней драмы.

Вы напрасно страдаете по поводу тех или иных обстоятельств вашей личной жизни. Для вас искусство жить на земле состоит в одном: достичь полной верности. У каждого человека своя жизненная задача. Иногда земная жизнь да„тся лишь для того, чтобы человек выработал только какое-то одно качество. Ваша задача: цельность. Цельность верности в мыслях и чувствах. Вам надо достичь гармонии, то есть равновесия духа и устойчивости его, и тогда ваш организм, психический, физический и духовный, МОЖЕТ начать творить.

Ананда подош„л к статуе Будды, в мл руки капитана в свои и положил их на чашу святого.

– Этими руками да проль„тся помощь из чаши Твоей на землю. Да помнит это сердце, как Тво„ дыхание мира и доброты, любви и сострадания, забыв о себе, изливалось на землю радостью. Да ид„т по земле это сердце из плоти, в физическом сво„м теле передавая радость и уверенность каждому, радуя и ободряя встречных, да растет это сердце в бесстрашии и верности Тебе, Твоим мудрости и миру.

Капитану казалось, что слова Ананды бегут по всему его телу, как электрический ток Волна спокойствия и уверенности точно смыла с него нал„т грязи и печали. Капитан почувствовал себя включенным в какую-то новую силу, которой ещ„ никогда не ощущал. Ананда положил руки на плечи капитана, своими глазами-зв„здами обласкал его и молча вышел из комнаты.

– До вечера, – сказал он в передней Джемсу и вышел на улицу, где уже начинался рассвет.

Оставшись один, Джемс снова прош„л в комнату отшельника II сел на тот же диван, где пров„л с ним несколько часов Ананда. Теперь Джемс уже не спрашивал себя зачем такие люди, как Ананда и И., лорд Бенедикт и сэр Уоми живут в гуще людей, их грехов и страстей. Он много раз вспоминал, как Ананда и И. удивлялись его и Л„вушкиному недоумению, когда он причислял их к существам высшего порядка, обладающим какимито чудесными силами, добытыми сверхъестественным пут„м. Они, смеясь, отвечали капитану, что любому ботанику управление пароходом казалось бы чудом до тех пор, пока он не обучился бы капитанскому искусству. Когда знание открывает глаза, всякое волшебство исчезает…

В образе Будды перед ним сияла жизнь обычного человека. Этот человек не требовал авторитета, никому не внушал фанатизма веры. Он просто учил любя побеждать, искать в себе мир, понимать, что в себе мы носим бесценную, дивную свободу. Капитан приблизился к самой чаше святого, прислонился к ней головой и прошептал.

– Идти за Твоею мудростью хочу. Буду стараться видеть е„ во вс„м, что встречу в течение дня. Я знаю сво„ место во Вселенной, знаю, что я не обладаю должной духовной высотой, чтобы находиться подле них всю мою жизнь. Но встречи с высокими я не забуду и постараюсь начинать и завершать мой скромный день у чаши Твоей.

Он еще раз взглянул на прекрасное лицо Будды и тихо вышел из дома, где уже просыпались немногочисленные слуги.

Весь день семья Е., как и сам капитан, считали минуты, когда наконец поедут к лорду Бенедикту. Однако в семье лорда все были заняты текущими делами и мало думали о вечернем при„ме.

Алиса сменила Дорию у постели больной матери, которая была уже в полном сознании, но по ужасу и смятению, наполнявшим е„, казалась близкой к безумию. На все старания Алисы е„ успокоить леди Катарина твердила только одно:

– Если бы ты знала вс„, Алиса, ты бы не только ласки своей мне не дарила, но не захотела бы даже войти в эту комнату. Я, я одна погубила Дженни и испортила половину жизни тебе. Что мне делать? Куда мне кинуться? Как помочь Дженни?

– Мама, милая, любимая мама. Какую жизнь вы мне испортили? Я была счастлива, я любила вас и папу, и Дженни, и охотно делала, радостно и просто то, что вам хотелось, и жалею, что не умела сделать больше. Теперь я знаю только одно: если папа не судил вас, а учил вас уважать, – он и сейчас подтвердил бы нам с Дженни ту же свою волю. Мамочка, перестаньте дрожать и бояться. В доме лорда Бенедикта нет места страху. Здесь для каждого есть защита.

Не успела Алиса произнести эти слова, как в комнату вош„л Ананда. Он точно вн„с с собой весеннее солнце, так светел, весел и радостен он был.

– Вы, я вижу, Алиса, чем-то опечалены. А вот и разгадка, – продолжал Ананда, садясь у постели больной и всматриваясь в е„ заплаканное лицо. – О ч„м же плакать, мой добрый друг, – так нежно сказал Ананда, такая всепрощающая доброта была в его голосе, что леди Катарина схватила его руку, приникла к ней, и е„ горестные рыдания больно ранили сердце Алисы. Встав на колени, она приникла к Ананде и с такой мольбой посмотрела в его глаза, точно хотела отдать всю себя за мир и спокойствие матери.

– Встань, дитя. Не отчаивайся, не считай себя бессильной в такие моменты, когда видишь чью-то скорбь и отчаяние и думаешь, что не можешь ничем помочь. Не бывает, чтобы чистая любовь и истинное сострадание оказались бессильными, не были услышаны теми, к кому ты их направляешь, и оставлены без ответа. Правда, не всегда твои чистые силы проявляются как мгновенная помощь встречному. Факты внешнего благополучия, а это единственное, что воспринимают люди как помощь, далеко не всегда являются помощью истинной. Но каждым мгновением, в которое ты излила любовь как самую простую доброту, ты ставишь встречного на единственный путь чистой жизни: на путь единения в мужестве, красоте и бесстрашии.

Разбив в сердце и мыслях страдальца представление о том, что жизнь ополчилась против него, что ему нет прощения, что будучи грешным, он не в состоянии выйти на путь Света и нести этот Свет другим, – ты разбиваешь перегородки авторитетов и предрассудков и прокладываешь новые борозды, по которым потеч„т его мысль с этого мгновения.

Никогда не отчаивайся и силу понимай, как внутреннюю работу твоего собственного духа. И чем выше будут твои бескорыстие и радость, с которыми примешь в сво„ сердце чужую скорбь, чем увереннее ты будешь приносить свою любовь к милосердию своего Учителя, – тем вернее улучшится жизнь встреченного тобою страдальца. И тем скорее, проще, легче уйд„т от него очарование скорби.

Посадив девушку рядом с собой, Ананда положил свою руку на голову вс„ ещ„ рыдавшей пасторши и тихо ей сказал:

– Разве вы ль„те эти сл„зы о дочерях? Ведь вы плачете сейчас о муже, о том, что вы его не поняли, не оценили вовремя его чести и доброты и не доверились ему. Вникните в тот голос совести, что так раздирающе кричит в вас сейчас. Ведь вы плачете о себе.

От л„гкого прикосновения руки Ананды леди Катарина затихла. У не„ хватило сил приподняться и посмотреть в лицо того, кто приш„л коснуться е„ гнойных ран, так как леди Катарина вдруг подумала, что чистому взору Ананды она должна представляться чем-то вроде прокаж„нной. Эта мысль мелькнула в е„ уме на секунду, но голос говорившего увлек е„ за собой целиком.

– Думайте о Дженни. Непременно думайте как о любимой дочери, осуждению которой нет места в вашем сердце. Но не считайте, что для вечности имеет какую-либо цену то, что вы сострадая плачете, мечетесь, бурлите негодованием или какими бы то ни было страстями, пусть даже они кажутся вам святыми. Только в деятельное сострадание может проникнуть энергия мировой любви Вечного.

Поймите раз и навсегда: вам надо жить в любви, в труде для Дженни. Если прекратите плакать, то сможете соединиться с нею через какое-то количество лет, чтобы помочь ей освободиться от зависти, которая бросила е„ сейчас во власть тьмы. Не станете ведь вы отрицать, что изо дня в день своим раздражением и ложью вы складывали для не„ ту неприступную стену, за которой она находится сейчас. Это вы, камень за камнем, складывали стену вокруг дочери: и теперь, по камушку, только вы одна можете е„ разобрать.

Вашими орудиями труда могут быть только спокойствие и мир. Вы сможете начать свою работу любви и освобождения дочери только в том случае, если научитесь не повышать голоса ни при каких обстоятельствах. И не только удерживать словесный поток и думать о каждом слове, которое произносите, но ещ„ и ясно сознавать, что творимое вами в этой комнате раздражение распространяется быстрее электрической грозы в эфир Вселенной.

Вы абсолютно здоровы. Вставайте, начинайте трудиться, если действительно любите Дженни и хотите ей служить. Если прежде вы выливали мусор своей души и грязнили им Вселенную, то теперь вы должны выработать в себе новые привычки, и в первую очередь научитесь радоваться, научитесь смеяться и не осуждать.

Date: 2016-07-25; view: 261; Нарушение авторских прав