ГЛАВА 7 Записная книжка моего брата 53 page

– Извольте радоваться, – уже откровенно хохотал Сандра. – Николай каждый день школит меня, а я оказываюсь неучем. Это кто же из нас виноват? – вопрошал индус, подмигивая Николаю.

– Ну, за этот выпад против своего учителя будешь сегодня брошен в водопад, – шутливо грозя плетью, сказал Флорентиец. – Сходи с коня, уступи место Генри, неблагодарный.

Сандра, вс„ ещ„ смеясь, но искренно прося прощения у Николая за свою неудачную шутку и плохие успехи, сош„л с коня и подв„л его к Генри, растерянно сказавшему:

– Я ещ„ никогда не сидел на лошади и даже не знаю, как держать поводья. Но как бы был я счастлив проехать с вами, лорд Бенедикт, несколько шагов, пусть даже если это и был бы мой последний час.

Мигом подле него очутился Николай, объясняя элементарные правила езды.

– Лошадь эта очень спокойная и быстроногая. Но жалкий наездник Сандра портит ей характер. Тихо сидеть он не может и пугает лошадку. Лорд Бенедикт поедет теперь л„гкой рысью, вы держитесь поодаль. Я сяду на лошадь мистера Тендля, который, наверное, согласится занять мо„ место подле дам, и буду объяснять вам в пути правила езды.

Генри храбро сел на лошадь, которая стала беспокоиться, по, поглаженная Флорентийцем, перестала волноваться и спокойно приняла нового седока. Не испытанные прежде чувства наполняли душу Генри. Не было его обычных терзаний самолюбия, боязни перед кем-то унизиться и осрамиться, Вс„ мелкое куда-то ушло, он внимательно выполнял указания Николая и был окутан волной его сердечной доброты, но образ всадника, скачущего впереди, притягивал его мысли, точно магнит. Приехав домой и отдав конюху лошадь, Флорентиец остановился на крыльце, поджидая своих спутников. – Что, Генри, мы, кажется, и опомниться тебе не да„м?

– Если бы мне дозволено было быть столь счастливым, чтобы жить подле вас, лорд Бенедикт, я мог бы надеяться, что когда-либо стану достойным встречи с Анандой. Проведя несколько часов в вашем доме, я сразу понял, сколько бед уже успел натворить. Горько сознавать свою глупость. Но именно в ней-то я должен признаться.

– Хорошо уже и то, Генри, что ты стал гибче и проще за несколько провед„нных среди нас часов. Когда ты научишься смеяться, перестанешь дичиться людей, – ты начн„шь понимать, в ч„м тво„ назначение как врача и человека. Пройди к себе, отдохни, приведи в порядок свой костюм и приходи на террасу пить чай. Приходи без стеснения, отбрось свою застенчивость, она только говорит о гордыне и вовсе не походит на смирение. Мы с тобой поговорим ещ„ о том, что такое истинное смирение мудрого человека. Пока скажу одно: состояние некоторой омертвелости, в котором ты сейчас жив„шь, словно приказав себе воспринимать мир и людей иначе, чем всегда, это, мой друг, не смирение. Живя одним умом, лишь впад„шь в суеверия и предрассудки.

Поднявшись к себе и взглянув в зеркало, Генри ужаснулся. Ехал он верхом не дольше двадцати минут, а весь его костюм приш„л в полнейший беспорядок, кудри были растр„паны, лоб в поту. Аккуратный Генри себе не понравился и постарался поскорее придать себе вид английского денди. Но за этими суетными заботами, где-то внутри, особенно глубоко, вс„ не давал покоя вопрос: что же такое смирение и как Флорентиец мог угадать, что Генри сковал себя приказом быть смиренным, что, действительно, несколько походило па омертвение. Задумавшись, Генри забыл, что ему велели сойти к чаю. Но вот в дверь постучали, и к нему вош„л Мильдрей. Увидев Генри печально сидевшим в кресле, лорд Амедей спросил, здоров ли он, и сказал, что внизу его ждут к чаю.

– Что же я наделал! Ну как теперь мне показаться на глаза? Я и так-то стеснялся, а теперь уж непременно что-нибудь разобью, за чтолибо задену, споткнусь.

– Полноте, Генри, вс„ так просто. Четко думайте только об одном: надо подойти к хозяину, попросить у него извинения за невольную задержку, потом поклониться дамам, повторив извинения, и запять указанное вам место за столом. Наль и Алиса хозяйки снисходительные, простят вас легко.

– Если бы вы не пришли за мной, один ни за что не пош„л бы теперь вниз.

– Вот видите. Генри, как много ненужных осложнений вы себе придумали. Пойд„мте скорее, ведь дорога каждая минута, провед„нная подле лорда Бенедикта. Мне кажется, что лучшей жизни я не знал с самого рождения. И дорожу этим так, что готов вс„ оставить, только бы жить подле этого человека.

Генри вздохнул, ещ„ раз вспомнив Ананду, и пош„л за своим провожатым. К великому для него облегчению, вс„ обошлось благополучно. Подвед„нный Мильдреем к хозяину, Генри даже не успел ничего пролепетать, как Флорентиец усадил его между собой и Алисой, оставив с другой стороны место свободным. На вопрос Сандры, кто же тот счастливец, что займ„т вакантное место. Флорентиец отвечал, что пока он ещ„ полусчастливец, потому что в пути, но вскоре будет счастливцем вполне. Все глаза устремились на Флорентийца, и у Генри даже дух захватило от стольких пар прекрасных глаз.

– Могу вас порадовать, друзья мои, что к нам едет гость, Ты, Алиса, распорядись о чашке и столовом приборе. Наш гость человек бывалый, много видевший, из очень хорошего общества. Кое-кому здесь он уже знаком, а кое-кто будет рад получить от него известия о близких.

– Ну, лорд Бенедикт, я думал, что, посадив меня и мистера Тендля на ящериц и удирая от нас на огне, вы вдоволь задали мне перцу. Теперь вижу, что вы ненасытны: я должен, по-вашему, ещ„ сгореть в огне любопытства.

– Кайся, грешник, что ещ„ и завидуешь, что не сидишь рядом со мной.

– Ну уж нет. В этом неповинен. Честь сидеть с вами мне выпала единый раз, я чту е„ так свято, что понимаю каждого, кому да„тся это счастье. Но зато я никому не позволю чистить вашу шляпу. Утром, дн„м, вечером бегу со всех ног, и все ваши шляпы – мои. Вот какой я хитрый, – хохотал Сандра.

– А я-то никак не мог понять, почему у всех шляпы как шляпы, а мои всегда взъерошены. А дело, оказывается, в тво„м индусском темпераменте.

Под общий смех Флорентиец выслушал доклад слуги о приехавшем госте и велел провести его в свой кабинет.

– Ну вот, друзья, гость здесь. Я приведу его сюда через некоторое время, а вы непременно подождите нас, если мы даже немного задержимся.

Войдя в кабинет. Флорентиец наш„л своего гостя задумчиво стоявшим у окна. На звук шагов он оглянулся и замер в таком изумлении, что не только не произн„с обычного приветствия, но, казалось, был не в состоянии оторвать глаз от лица хозяина.

– Капитан Джемс Ретедли? – сказал, подходя, Флорентиец. – Да, это я или, по крайней мере, то, что до сих пор звали этим нормальным именем. Но сейчас я не настаиваю на том, что я нормален, лорд Бенедикт. Готов дать голову на отсечение, что это вас я видел в Константинополе, что это вы велели помнить о вас и следовать за вами. И в то же время это невозможно. – Капитан от„р лоб платком и, торопясь, продолжал: – Простите, лорд Бенедикт, я растерялся хуже мальчишки, но, поверьте, для этого много причин. И самая важная, что вы, как двойник, похожи на человека моих мечтаний, которого я должен найти и о котором думаю день и ночь. Ананда обещал мне это. И ваше сходство с тем, кого я однажды видел, так меня потрясло, что я даже забыл поздороваться.

– Если вы могли увидеть кого-то на расстоянии тысяч в„рст, капитан, то в числе ваших способностей есть и такие, о которых вы ещ„ не знаете. Взгляните сюда. Не это ли человек ваших мечтаний?

И Флорентиец подв„л своего гостя к стене, где под парчовым занавесом висели портреты людей в длинных белых одеждах. Капитан мгновенно узнал прекрасное лицо Флорентийца и рядом с ним Ананду и доктора И. Другие лица, не менее значительные и прекрасные, он не видел никогда.

– Да, человек моих мечтаний был в такой же белой одежде и казался находящимся в центре огненного светящегося шара. Боже, неужели я наш„л тот великий Свет! Или я впадаю в безумие? – хватаясь за голову, в полном расстройстве говорил капитан.

– Не приходите так легко в отчаяние. При величайшей опасности, во время смертоносного урагана на море, вы храбро, по-львиному боролись за вверенные вам жизни. Теперь же вы расстроены и теряете сво„ знаменитое самообладание,

– взял за руку своего гостя Флорентиец, ласково улыбаясь.

И такая радость, такая тишина вдруг влились в сердце капитана. Не понимая как следует, что и почему он делает, капитан прильнул к рукам Флорентийца, наполнявшим каким-то т„плым электрическим током вс„ его существо, сжал в своих руках и поцеловал.

– Не будем упреждать события. Уверьтесь, что вы не безумны, что в Константинополе вы услышали мой зов. И вскоре узнаете, что то была не первая наша встреча, что я был вместе с вами в момент казавшейся неминуемой гибели во время ужасной бури на Ч„рном море. Пойд„мте теперь со мной, я познакомлю вас со своей семьей. А письма, что вы мне привезли, отдадите потом, – тихо сказал Флорентиец, зад„ргивая парчовый занавес.

На лице капитана снова отразилось такое изумление, что хозяин улыбнулся, взял гостя под руку и пов„л его на террасу.

– Не прошло и получаса с момента нашей встречи, а я уже дважды так потряс„н, что просто боюсь осрамиться… – И сделаться «Левушкой – лови ворон»? – Бог мой, да ведь значит это вы – тот великий друг, обожаемый Левушкой Флорентиец, о встрече с которым для меня он так мечтал!

Флорентиец приложил палец к губам и очень тихо сказал: – Вы только что видели, каков я, когда бываю Флорентийцем. И по опыту знаете, что нужно выявить в себе человеку, чтобы встретиться с Флорентийцем. Сейчас я лорд Бенедикт и веду вас к своей семье. Она разнохарактерна, особенно сейчас. Вы можете стать е„ членом, как и ваша жена. Но надо учиться не только полному самообладанию моряка. Надо ещ„ уметь разглядеть окружающих и найти для каждого тактичное слово. При вашей безукоризненной любезности вам это будет нетрудно. Но обо мне, человеке ваших мечтаний, Флорентийце, – ни слова.

На террасе терпеливо ждали гостя. Генри, как и все, поднялся со своего места, но не сразу увидел входивших, так как сидел спиной к двери. Однако ему показался знакомым звенящий повелительный голос. Он оглянулся и внезапно почувствовал, что у него земля уходит из-под ног. Приветливо здороваясь со всеми, Джемс Ретедли приближался к Генри. И не успел тот подумать, как ему себя держать, как высокая фигура капитана уже стояла перед ним.

– Какая приятная неожиданность, мистер Оберсвоуд, встретить вас здесь после константинопольской жары и пыли, – говорил капитан, пожимая Генри руку. Он посмотрел ему в глаза и пошел знакомиться дальше. Окинув взглядом всех присутствующих, капитан стал отвечать на вопросы Николая и Наль.

Лукаво улыбаясь, капитан говорил, что познакомился в Константинополе с молодым русским, графом Т., который пленил его своим характером и талантом. Что он сразу понял, что видит перед собой его брата, о котором Левушка много рассказывал и по которому не раз чрезвычайно сильно тосковал. Продолжая разговор, капитан ничем, ни одним движением мускулов, не выдал бушевавшей в н„м бури. За его безукоризненной светской выдержкой, любезностью и остроумием, никто, кроме хозяина дома, не увидел взволнованности. Генри, глядя на него, учился тому, как должен вести себя человек, в первый раз вошедший в дом, а экспансивный Сандра, плен„нный элегантностью фигуры гостя, затянутой в форменный сюртук, его выправкой и стройностью, вздыхая, старался незаметно для других од„рнуть свой мешковатый костюм.

– Что. Сандра, тебе, кажется, захотелось быть моряком? – вдруг спросил лорд Бенедикт.

– Что же об этом мечтать. С тем, что я уч„ный, я смирился. А вот что я решительно начну помогать Амедею усерднее лепить из меня хорошо воспитанного человека, – это наверное.

– Могу вас поздравить с большой победой, капитан. Чтобы Сандра разглядел не только внутреннего, но и внешнего человека и запомнил его – много надо.

– Осмелюсь возразить вашей светлости. Увидев впервые вашу дочь Наль, я просто остолбенел. Как же я не замечаю внешности?

– Ну, а у Алисы какого цвета глаза?

– У Алисы? У Алисы фонари, а не глаза. Да, вот только насч„т цвета… На беду вы, Алиса, сидите так, что я лиш„н возможности вас рассмотреть.

Капитан, от которого лорд Бенедикт отвлек внимание, старался успокоиться. Он и сам не мог понять, что же так особенно волнует его здесь. Гость взглянул ещ„ раз на уже поразившее его лицо Алисы. Сейчас е„ т„мно-синие глаза напомнили ему глаза сэра Уоми, а зардевшееся от всеобщего внимания личико показалось ещ„ прелестнее. Необычайная красота Наль вызвала в сердце капитана болезненное воспоминание об Анне. Столь разные, эти женщины заставляли его ощущать себя ниже. Но если с первых же минут знакомства капитан признал в Анне женщину земли и увлекся ею как красавицей, то в Наль он увидел Мадонну. Взглянув сейчас на Алису, отметив е„ незаурядную красоту капитан ощутил к ней братское чувство, огромное уважение к светившимся в ней доброте и чистоте, но ясно сознавал, что это земное создание, которое ид„т обычным человеческим пут„м, подобно тысячам других. Все эти мысли пронеслись в н„м, но бури в себе он успокоить никак не мог. Ему казалось, что если бы от сидевшего рядом хозяина не исходили какое-то тепло, успокоение и мир, он просто не смог бы усидеть на месте от волнения.

– Не располагаете ли вы временем и желанием провести с нами конец недели?

– любезно спросил его лорд Бенедикт.

– Крайне тронут вашим вниманием. В данную минуту я совершенно свободен, но я жду из Парижа свою невесту с е„ родителями. Невесте моей очень не хотелось в Париж, но родители настояли на парижских нарядах, побаиваясь, очевидно, строгого суда моих сест„р и матери. Туалеты заказаны по телеграфу из Гурзуфа, так что времени это займ„т мало. Я вс„ же думаю, что провести завтрашний день в вашем чудесном обществе я мог бы без риска. Но…

– Нет, капитан, раньше понедельника своих гостей не ждите, слишком сложен для них этот вопрос. Вам же до этого времени делать в Лондоне нечего. Если вы хотите, чтобы кто-нибудь справлялся, нет ли для вас экстренных сообщений, то мой человек будет в городе и завтра, и в субботу. Соглашайтесь скорее, и я поведу вас гулять.

Капитан радостно взглянул на лорда Бенедикта и, смеясь, сказал:

– Когда хочется, соглашаться легко. Мне же так хочется иметь возможность высказать, какое чувство необычайного счастья испытываю я в вашем доме. Точно я жил здесь в раннем детстве, а теперь вернулся взрослым, так волнует меня этот дом, лорд Бенедикт.

– Я рад, очень рад, капитан. Живите, как в родном доме. Вечером Алиса нам поиграет, и я уверен, вы ещ„ больше полюбите нас.

Капитан вздрогнул и побледнел, вспомнив Анну, е„ игру, Ананду, сво„ видение… Флорентиец взял его под руку и, пригласив всех желающих присоединиться к предобеденной прогулке, направился к выходу в парк. Генри, не спускавший глаз с капитана, чувствовал себя забытым и одиноким. Он вспомнил о матери, об их бедности, о том, что он мог бы предоставить ей хотя бы минимальный комфорт и красоту, которые она так любит. Но до сих пор он думал только о себе, ничего не достиг и ничего не дал матери.

– А вы разве не с нами, мистер Генри? – услышал он голос Алисы и увидел, что сидит один за столом, а возле него стоят Алиса с Амедеем.

– Боже мой, что сказал бы лорд Бенедикт о моей рассеянности! День ещ„ не кончился, а я уже успел дважды проявить бестактность. Что же будет дальше?

– Дальше вс„ будет прекрасно. Предложите мне руку и пойд„м догонять друзей. По смеху Сандры мы сразу определим, где их искать.

– Я был бы счастлив, леди Алиса, исполнить ваше приказание, но не имею понятия, как ведут даму. Будьте милосердны, идите с лордом Амедеем, а я пристроюсь подле вас. А то я что-нибудь да натворю, уж пожалейте меня, пожалуйста, – молил Генри.

Со смехом взяв незадачливого кавалера под руку, Алиса вскоре заставила его забыть о своей застенчивости. Доброта девушки, е„ приветливость, маленькая, воздушная фигурка – вс„ наводило на мысль о поразительном сходстве с его красавицей-матерью, которую он, ещ„ сравнительно недавно, помнил златокудрой. – Отчего вы так печальны. Генри?

– Я впервые понял, сколько совершил в жизни неверных поступков, а потому впадаю в грусть.

– Ну, Генри, если впадать в грусть, да ещ„ начать раскаиваться, тогда не хватит времени побыть вес„лым. Забудьте ваши скорби, пока жив„те здесь. Расскажите нам что-нибудь о понравившемся нам всем капитане. Вы его давно знаете?

– Я познакомился с ним в Константинополе у Ананды, – с трудом выговорил это имя Генри. Но тут же встретил взгляд Алисы, такой добрый и ласковый. И Алиса, с е„ огромными синими глазами, была до того похожа на миссис Оберсвоуд, что у Генри стало легче на душе. Он перестал чувствовать себя одиноким и рассказал своим спутникам вс„, что знал о капитане, об Анне, о е„ чудесной, волшебной игре и красоте.

– Сегодня вы будете играть нам. Я боюсь этого момента. И не один я его боюсь. Я видел, как вздрогнул Джемс Ретедли, когда лорд Бенедикт упомянул о музыке. Уверен, что он так же страдал, когда играла Анна. Ято рыдал, в моей душе клокотал ад, словно в мо„м сердце смешалось и боролось между собой вс„ добро и зло мира. Правда, мне кажется, что нет на свете человека, могущего спокойно слушать игру Анны или Ананды. А уж оба вместе они разрывают сердце на части, заставляя вас понимать сво„ ничтожество и беспредельную красоту жизни.

– Вы меня не бойтесь. Я только любительница. Я ещ„ ученица, а не настоящая пианистка. Это снисходительность лорда Бенедикта заставляет его слушать и хвалить меня.

– Да, – улыбаясь, вставил Амедей. – Если вы ещ„ только ученица, то что же будет, когда станете артисткой?

– Трудно сказать, лорд Мильдрей, достигну ли я этого. Папа был пастор, а выше его, считаю, я певцов не слышала, если не считать лорда Бенедикта, в голосе и пении которого есть что-то особенное, чего я словами описать не могу.

Генри вспомнил голос Ананды, вспомнил, как бывало тот играл в Венгрии под аккомпанемент своего дяди, и у бедного юноши скатилась непрошеная слеза прямо на ручку Алисы.

– Генри, я видеть этого не могу, и ещ„ больше не хочу, чтобы это видел лорд Бенедикт, – очень тихо, очень спокойно, но так повелительно сказала Алиса, что сл„зы юноши мгновенно высохли.

– Простите, – прошептал Генри, отирая слезу с е„ руки. – Я болен и потому не владею собой.

– Вы страдаете, но ведь никто у вас не умер, ничего ещ„ не потеряно. Мужайтесь, нельзя быть слабым в доме лорда Бенедикта… Он так велик, что тот, кто хочет быть подле него, должен найти в себе полное самообладание. Я слышу впереди голоса, мы догоняем общество. Будьте радостны, раз вы здесь. Верьте и поймите, что ничто не потеряно. Соберите же внимание и силы и покажите себя достойным того радушия, которое вам оказывает этот дом.

– Простите еще раз. Спасибо за поддержку. Вы так поразительно похожи на мою мать, что всякий, увидев вас вместе, принял бы вас за мать и дочь.

Голоса слышались вс„ ближе, и совсем неожиданно для Генри они очутились перед лордом Бенедиктом, который держал под руку капитана и объяснял Тендлю сложное строение цветка.

– А ты, Алиса, сумела привести братца Генри в радужное состояние духа. Как это, волшебница, тебе удалось? Я, как ни старался, а выходил у меня только рыцарь печального образа.

– Если бы у меня была такая сестрица, как леди Алиса, я бы, наверное, смог достигнуть чего-нибудь и меньше наделал бы бед, – принимая цветок от лорда Бенедикта и благодаря за него, сказал Генри.

– А разве у тебя не было близкого друга, который тебе мог бы помочь своей любовью?

– У меня есть мать, как вам, к моему удивлению, известно. Но я лишь недавно сумел оценить е„ любовь и дружбу и вообще понял, чем меня одарила жизнь. И только перед вами могу признаться в одной из грубейших своих ошибок.

– Не тоскуй, друг. Вс„ поправимо между матерью и сыном, если мать носит в сво„м сердце беззаветную любовь и ничего не требует за свой подвиг любви.

– О лорд Бенедикт! Моя мать – святая. Только не с иконы, а хлопочущая в нашем бедном доме. Рядом с ней все находят успокоение. Один я его не находил, я искал там, где были слишком высокие, недосягаемые для меня люди.

Возле Флорентийца оставались теперь только капитан и Генри.

– Я понимаю, ты скорбишь об Ананде. Могу тебя порадовать. Капитан Джемс прив„з мне письмо, и в н„м Ананда немало говорит о тебе. Он просит меня загладить его ошибки в отношении тебя. Но, как видишь, я и без его просьбы тебя разыскал, – ласково говорил Флорентиец.

На лице капитана в третий раз отразилось необычайное изумление. Письма, переданные ему для лорда Бенедикта незнакомым человеком, вс„ ещ„ лежали в его кармане. А лорд Бенедикт рассказывает Генри, о ч„м пишут в одном из них.

– Вот видите, друзья мои, как много ещ„ в жизни для вас непонятного, что кажется чудесным, а на самом деле вс„ просто и ясно. Тебе, Генри, повторяю совет Ананды: Радость – непобедимая сила. А вам, капитан, скажу больше: двигайтесь дальше именно так, как начали в Константинополе. Там вы увидели, здесь нашли. Действуйте же так, чтобы уже не расставаться со мною. Завтра я поговорю с вами обоими, а теперь пора возвращаться, Я обещал вам вечером музыку, но вы е„ боитесь. Не настраивайте себя на этот лад. Если уж вы начн„те напер„д настраивать свои нервы, как им воспринимать то или иное явление, да ещ„ запутаете себя боязнью и воспоминаниями, – вы никогда правильно не воспримете ни одного факта жизни.

Мужество, одно мужество и бесстрашие раскрывает ВСЕГО человека, ВСЕ Его силы и таланты. Старайтесь оба обрести свободное восприятие жизни, не отягощенное мусором личных неудач и скорбей. Живя здесь, не ощущайте себя выключенными из жизни, оторванными и сохраняемыми под моим стеклянным колпаком. Ощущайте себя подключенными к моей энергии, раскрытыми для самого большого героического напряжения.

Никакая скорбь не может сковать той абсолютно НЕЗАВИСИМОЙ СУТи, что жив„т в сердце человека. Находясь сейчас в нашей семье, ищите в себе гармонию. Здесь вам легче будет почувствовать мощь своего духа, легче прийти к радости понимания божественной красоты, в себе носимой.

Лорд Бенедикт покинул молодых людей, предоставив их друг другу, и направился к Сандре и Тендлю, старавшимся постичь тайну игры в бокс; оттуда вскоре послышался жалобный хохоток Сандры, поднятого лордом Бенедиктом одной рукой. Обратная дорога показалась Генри и капитану очень короткой, так были погружены они в свои думы. Увидев вблизи дом. Генри шепнул капитану:

– Дорогой капитан, благодарю вас, десять тысяч раз благодарю за вс„.

– Вот уж, Генри, не знаю, кто кого должен благодарить. На вашем примере я так много понял, что, право, мы квиты.

Незаметно промелькнул обед, и наконец вс„ общество перешло в гостиную, где стоял рояль. У лорда Бенедикта не было обычая после обеда в мужской компании пить спиртные напитки. Вино подавалось л„гкое, и заканчивали обед все вместе, вопреки английскому обычаю. Помня, что им говорил хозяин во время прогулки, оба гостя старались сохранить в себе мир и приготовиться к восприятию музыки без всяких предвзятых мыслей. Наль сидела рядом с капитаном, и он ещ„ раз имел случай близко наблюдать безупречность е„ красоты. И ещ„ раз сказал себе, что Наль не может быть сравнима ни с кем, даже с Анной, красота которой совершенна, как и е„ бездонные глаза, огромные, палящие. Анна плоть, хотя и утонч„нная и божественно прекрасная. Наль же стихия высшая, если и пришедшая на землю, чтобы жить по е„ законам, то только для того, чтобы рассеивать мрак вокруг себя.

Он взглянул на Алису, которой хозяин помогал поднять крышку рояля. И капитан решил, что он видит вовсе не ту Алису, которую, как ему казалось, он так хорошо рассмотрел и понял, к которой тянулось его земное сердце, как к равной ему сестре по плоти и крови. Теперь у рояля сидело существо, синие глаза которого, полные доброты, сверкали такой волей, силой, вдохновением, что тоже жгли, как огонь. А воздушная фигурка девушки словно жила не в этой комнате, а где-то далеко, кого-то видя, куда-то стремясь, и порыв е„ так сильно ощущал капитан, что ему казалось, вот-вот Алиса поднимется и улетит. Чем-то она напоминала ему совершенно не похожую на не„ Лизу, когда та брала в руки скрипку и так же забывала окружающее.

Первые же звуки ошеломили капитана. Мощь и радость лились из-под пальцев Алисы, и Джемсу казалось, что звуки охватывают его со всех сторон, точно стены, потолок, пол – вс„ звучит, вс„ отвечает этим волнам любви. Капитану не плакать и рыдать хотелось, как в Константинополе. Не скорбь о потерянных годах рвалась из его души. Он был счастлив, что жив„т, что знает в себе силу победить препятствия и выйти в тот мир Света, где жив„т «человек его мечтаний». Ему чудилось, что звуки Алисы говорят о н„м.

Ещ„ и ещ„, уступая просьбам, играла девушка, но вот она задумалась, замолкла, заиграла какой-то ритурнель и… запела. С первыми же звуками е„ голоса Генри вскочил, протянул к ней руки и вскрикнул: «Мама!» Он пошатнулся и упал бы, если бы не подоспели Николай с Амедеем, подхватившие юношу. В глубоком обмороке Генри был отнес„н в кабинет лорда Бенедикта, который просил всех успокоиться, объясняя обморок Генри надорванностью его нервной системы. Когда Генри очнулся, то увидел прекрасное лицо Флорентийца, который рассказал, улыбаясь, почему он очутился в его кабинете.

– Простите, лорд Бенедикт. Теперь я вс„ вспомнил. Когда леди Алиса запела песню, что мне в детстве певала мать, то е„ голос, глаза и вся фигура до того напомнили мне мою маму, что я точно с ума сош„л, вс„ забыл и бросился к ней.

– Крепись, Генри, дружок. Бери себя в руки. Зачем ты вс„ время оплакиваешь прошлое, если я дал тебе завет жить не только настоящим, но даже и самым последним моментом его.

Отправив Генри, под наблюдением Дории и Артура, в его комнату, хозяин вернулся в гостиную. Здесь было полное спокойствие. С первой же минуты, как только бросившийся на помощь Генри капитан вернулся на место, Наль ласково стала спрашивать о его невесте. Но видя, что капитан глубоко взволнован обмороком Генри, сказала:

– Если отец объяснил, что у Генри перенапряжены нервы, – вы можете быть спокойны. Да и вообще, если отец рядом с больным, можно ли волноваться? Не только больной поправится, но и каждый найд„т подле отца силу повернуть свою жизнь по-иному. Тот, кто найд„т в себе силы победить сомнения и поверить до конца, – тот останется подле отца и никогда не лишится его дружбы.

К беседующим подошла Алиса. Девушка была, видимо, расстроена, что первые же звуки е„ песни так тяжело подействовали на Генри. Но она только села напротив и спросила капитана:

– Я много слышала об игре Анны и Ананды. Мне хотелось бы спросить вас, какое впечатление произвела на вас музыка Анны и она сама? Я не смею спрашивать об Ананде. Вс„, что я слышала о н„м, кажется мне столь высоким, что слова, пожалуй, и передать не смогут всего величия этого человека. Это, вероятно, вс„ равно что желать описать лорда Бенедикта. Но об Анне, если вам нетрудно, расскажите.

– Я и думал об Анне, когда вы играли, леди Уодсворд. Не знаю, сумею ли описать е„ игру так, как это сделал бы истинный знаток музыки. Но личными своими, очень острыми, очень глубокими впечатлениями я с вами поделюсь. Начать с того, что, увидев однажды Анну, е„ забыть уже нельзя. Что в ней? В ней буря, стихия. В е„ звуках такая мощь захвата, что чувствуешь себя словно меж мельничных жерновов. Кто вчера был обычным обывателем, тот, услышав е„ игру, сегодня сломался. И из каждого обнаж„нного нерва, из каждой мышцы, из каждой клетки мозговой ткани торчат, как иглы ежа, вопросы. Е„ музыкой человек поднят, как целина. В н„м обнажается дух, тлевший прежде под покровом каких-то обветшалых представлений.

Трагедия переоценки всего себя совершается под ударами е„ звуков. Они, если хотите, божественны, но нес„т их ангел печали, скорби и смерти. Нет радости ни в ней, ни в е„ божественной красоте, ни в е„ гениальной музыке. Анну нельзя не признать существом высшего порядка, но встреча с ней, хоть и незабвенная, вс„ же встреча трагичная. Это эпоха, это веха в жизни человека. И долго предстоит заживлять раны слабому и не готовому к испытанию существу. Но… совершенно меняется человек сильный, применяющий свою энергию теперь иначе. Словом, всякий, встретившийся с Анной, обреч„н умереть в той стадии духа, в какой он жил до тех пор. Сильный победит смерть и начн„т жить в более светлой атмосфере. Но слабый будет в ужасе вспоминать о встрече и сожалеть о потерянном рае обывательского спокойствия и счастья, но, увы, вернуться к нему уже никогда не сможет. Анна – это удар молота, это потрясение: перед тобой неотвратимо вста„т вопрос, что сделал ты для жизни? Но это и не сама жизнь, это ч„рный бриллиант печали, а не розовый, который сияет радостью. Не знаю, понятно ли вам то, что говорю. Подобные впечатления очень трудно передать. Кто испытал такую встречу, тому сказал я слишком много. А кто слушает меня только умом, воспринимает мой образный рассказ не более чем фантастический.

Ваша игра, леди Алиса, захватывает так же, но она делает человека счастливым, радостным, уверенным в себе. В ней слышится благоговейное прославление жизни, любви. В ней свет, в ней зов к творчеству. В ней то, о ч„м так часто говорит доктор И.: «Нет серого дня, есть сияющий храм, который строит человек из своих будней».

Я приношу вам глубокую благодарность за счастье и радость, которыми вы меня наполнили. Чем-то, каким-то духовным родством, вы напомнили мне мою невесту в те моменты, когда она бер„т скрипку в руки. Не будучи хороша собой вообще, она преображается и становится прекрасной, когда играет или по„т. И звуки е„ – тоже зов счастья жить. Вы забываете обо вс„м, когда она играет, кроме текущей минуты блаженства, вы благодарите жизнь.

Date: 2016-07-25; view: 257; Нарушение авторских прав