Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Шувалов А. В. Патографические изыскания в отечественной литературе





Начало научных патографических исследований можно отнести к 80-м годам ХIX столетия, когда немецкий невропатолог и психиатр Пауль Юзеф Мёбиус (1853–1907), работавший доцентом кафедры неврологии (1883–1893) в Лейпциге, ввёл в употребление термин «патография».

В широком смысле патографическими работами можно считать те, в которых собственно биографический аспект дополняется сведениями о болезни человека, патологических проявлениях личности в связи с её исторической или творческой деятельностью. Тем самым патографический подход добавляет «третье измерение» биографии, наряду с жизнью и историей личности начинает фигурировать болезнь (Котиков, 2004: 93).

Патографические изыскания в своём развитии испытывали периоды активности и спада. Если выделить время первого расцвета психиатрической патографии, то оно придётся на период с конца 1890-х до конца 1920-х годов. Именно этот отрезок времени, только ограниченный двадцатым веком и географическими рамками России, нас и будет интересовать.

Первое, что необходимо констатировать, — фундаментального исследования, выявляющего закономерности становления и развития психиатрической патографии в отечественной литературе, до настоящего времени так и не появилось.

Сначала определим термин «патография», как он понимался именно в то время. По определению немецкого психиатра Карла Бирнбаума (1878–1950), патография — это «биография, составленная под углом зрения патологии и освещающая не только историю жизни личности, но и творчество» (цит. по: Зиновьев, 1934: 411). Его определение является всеобъемлющим и в то же время достаточно точным. Дефиниция термина, разумеется, претерпевает своё развитие и по настоящее время, приобретая различные интерпретации.

Знакомство со специальной литературой показывает, что патографические изыскания того времени обычно были направлены:

1) на теоретические вопросы механизма творческого процесса гениальной личности;

2) на психопатологические расстройства автора или исторической личности, вплоть до постановки ему диагноза;

3) на психопатологические нарушения, изображаемые у героев художественных произведений;

4) на влияние, которое могло быть как негативным, так и позитивным, психического заболевания автора на творческий процесс;

5) на психопатологический анализ отдельных направлений современной литературы и живописи;

6) на творчество душевнобольных.

Можно отметить, что при решении этих вопросов в большинстве случаев преобладал клинико-психиатрический подход; работ психологической, психоаналитической и медико-философской направленности выходило в свет значительно меньше.

С точки зрения методологических подходов в указанный период доминировали следующие: клинико-психопатологический, клинико-архивный, историко-биографический. В России в это время было опубликовано немало патографических исследований, но лишь немногие учёные пытались при этом дать теоретическое обоснование гениального творчества. Приведём обзор наиболее видных авторов, занимавшихся проблемой психиатрической патографии.

* * *

Хронологически первым стоит отечественный психиатр профессор Владимир Фёдорович Чиж (1855–1922). Обратимся к тому периоду его жизни, который приходится на двадцатый век. В это время Чиж возглавлял кафедру психиатрии Юрьевского университета (ныне г. Тарту в Эстонии). Там же и были опубликованы его первые так называемые медико-психиатрические портреты, которые смело можно отнести к патографическим: «Тургенев как психопатолог» (1899), «Достоевский как криминолог» (1901), «Ницше как моралист» (1908), а в 1904 г. вышел капитальный труд «Болезнь Н. В. Гоголя», где Чиж психопатологически анализировал не только личность писателя (Чиж, 2001), но и созданные им персонажи (так, Плюшкину он ставил диагноз старческого слабоумия (Чиж, 1902: 217–220)). В 1905–1907 гг. Чиж опубликовал три большие статьи, в которых на примерах, взятых из русской истории, рассматривал с психиатрических позиций психологию властелина (император Павел I), психологию злодея (государственный деятель А. А. Аракчеев) и психологию фанатика (настоятель Юрьевского монастыря Фотий Спасский) (Чиж, 2002). После революции и оккупации Эстонии немецкими войсками университет в мае 1918 г. был закрыт, учёный переехал в Киев, где и скончался в доме для престарелых в 1922 г. (Журавель, 2005: 27–29).

Одновременно с Чижом создавал свои патографические произведения профессор Павел Иванович Ковалевский (1849–1923), опубликовавший в 1901 г. сразу несколько патографических работ: о Петре I, Иване Грозном и Наполеоне. В теоретические обоснования проблемы гениальности он также не углублялся, ограничиваясь подробным изложением биографии личности под психопатологическим углом зрения. Ковалевский заведовал кафедрами психиатрии в Харьковском и Казанском университетах, был ректором Варшавского университета, написал первое отечественное руководство по психиатрии (1880 г.) и основал первый русский психиатрический журнал «Архив психиатрии, неврологии и судебной психопатологии». Разрозненные сочинения Ковалевского (он писал также о таких исторических личностях, как Навуходоносор, Саул, Мухаммед, Жанна д’Арк, император Петр III, Суворов) только в 1995 г. были собраны и опубликованы двумя солидными томами (Ковалевский, 1995).


Профессор Николай Николаевич Баженов (1857–1923), председатель правления Русского союза психиатров и невропатологов, представлял качественно новую ступень патографических исследований. Баженов первый сформулировал мысль о том, что гений — прототип человека будущего, и предложил назвать прогрессивное развитие человечества до стадии гениев термином, противоположным вырождению, т. е. говорить не о дегенерации, а о «прогенерации» (Баженов, 1903: 74). Баженов предполагал, что психические расстройства у гения — всего лишь «побочный продукт» его мощной духовной деятельности. Он писал: «Из фабрики человеческих душ может быть до сих пор не вышло ни одного инструмента без изъяна, безукоризненного по гармонии всего психического склада, а выходили только более или менее удачные приближения к некоторому идеальному будущему типу. Этим, может быть, и объясняются те психологические особенности, те низменные черты, которые встречаются в биографиях даже величайших людей» (Баженов, 1903: 133).

Вообще странная получается картина: чтобы раскрыть духовную мощь гения в полную силу, часто необходима немощность (физическая, а нередко — как это ни парадоксально! — и психическая).

В своей книге «Психиатрические беседы на литературные и общественные темы» (1903 г.) Баженов пишет о психически больных писателях: Де Квинси, Эдгаре По, Достоевском, Мопассане. Отдельно и не очень доброжелательно останавливается на творчестве известных символистов и декадентов: Брюсове, Бодлере, Верлене, Малларме, Метерлинке, безоговорочно относя их к когорте душевнобольных. Большие патографические статьи посвящены «душевной драме Гаршина», который страдал, как известно, маниакально-депрессивным психозом, и «болезни и смерти Гоголя», о психиатрическом диагнозе которого до сих пор существуют различные мнения.

К патографам безусловно можно отнести профессора П. А. Преображенского, который в октябре 1910 г. на публичном заседании Общества невропатологов и психиатров в Москве прочитал оригинальный доклад: «Нервно- и душевнобольные как объект культа» (Ковалевский, 1995). Преображенский приводит психопатологический анализ некоторых мифологических и исторических фигур (Аякс, Одиссей, Саул, Орлеанская Дева). Автор заканчивал доклад такими словами: «Какая странная ирония судьбы, когда вспомнишь, что для того, чтобы попасть в божество или достигнуть обоготворения, нужно быть или эпилептиком или истеричкой…» (Преображенский, 1911: 154).


Эту же тему продолжил в 1912 г. в казанском «Неврологическом вестнике» приват-доцент Н. Н. Топорков (Топорков, 1912), опубликовавший статью «Религиозные движения и душевное расстройство». В ней он доказывал, что между религиозным культом и психопатологией «существует очень много постоянных точек соприкосновения». Так, у больных эпилепсией часто обнаруживается религиозное ханжество, у больных депрессией — бред греховности, у маниакальных — религиозные экстазы, у галлюцинирующих — видения ангелов и Святой Девы Марии. В качестве примеров Топорков рассматривает биографии пророка Самуила, основателя ислама Мухаммеда и ряда других вплоть до Савонаролы и Франциска Ассизского. По поводу последнего автор приходит к выводу, что «историческую роль основателя ордена францисканцев, существующего уже несколько веков, сыграл душевнобольной, позднее канонизированный» (Топорков, 1912: 162).

Ленинградский профессор Семён Осипович Грузенберг занимался преимущественно теоретическими вопросами философии и психологии гения. Он категорически возражал против «мистической» концепции творчества и ратовал за «построение рационалистической теории... свободной от догматических предпосылок и внутренних противоречий». Грузенберг сомневался в том, что экспериментальный метод может быть пригоден для изучения «внутреннего мира» художника. В своём двухтомнике «Психология творчества», 1923 г. (Грузенберг, 1923) и «Гений и творчество», 1924 г. (Грузенберг, 1924) учёный проводил теоретический анализ механизмов творческого процесса.

Книги Грузенберга можно было бы считать далёкими от непосредственно патографических изысканий, если бы он не включил в них обильное количество примеров творчества в патологических состояниях. Грузенберг выделял две концепции творчества. Рационалистическая концепция выдвигала на первый план интеллект и «рассудочную стихию творческого духа», признавала первенство рассудка и опыта над чувством. Мистическая концепция выдвигала приоритет интуиции, «иррациональной стихии творческой психики». Она признавала доминирование «чувствующей сферы душевного мира» над рассудком и опытом и рассматривала творчество как непроизвольную и бессознательную деятельность. Именно «мистическая концепция» включала в себя те виды творчества, которые протекали в психопатологических состояниях. Грузенберг, в частности, описывал «творчество как демонизм», «творчество как сомнамбулизм», «творчество как эманация божества» и «творчество как эстетический эрос», иллюстрируя их многочисленными примерами.

Невропатолог и психиатр Владимир Михайлович Бехтерев (1857–1927) рассматривал творчество с рефлексологической точки зрения. Академик представлял творческий процесс как «сложную цепь сочетательных… рефлексов, направленных к достижению в данной области путём анализа… или синтеза… чего-либо нового, и возбуждающих подъём энергии под влиянием благоприятного воздействия самого акта и получаемых результатов на мимико-соматическую сферу». Бехтерев различал два вида творчества: интуитивный (внезапное озарение) и систематический. В обоих случаях «раздражителем» творчества являлась, по его мнению, поставленная проблема. Другими словами: проблема — раздражитель, а «творчество — ответная на него реакция». Продукт творчества, таким образом, — «результат окончательного разрешения этой… совокупности рефлексов» (Бехтерев, 1928: 293–294).


Звонок, конечно, может вызвать выделение желудочного сока, что удостоверено Нобелевской премией академика Павлова, но считать, например, роспись Сикстинской капеллы только «совокупностью рефлексов» не хотелось бы. Статья Бехтерева «О творчестве с рефлексологической точки зрения» впервые была опубликована в Приложении к монографии С. О. Грузенберга «Гений и творчество» в 1924 г. и позже отдельной главой целиком вошла в четвёртое посмертное издание руководства Бехтерева «Общие основы рефлексологии человека» (Бехтерев, 1928). В 1924 г. Бехтерев на годичном акте Государственного института медицинских знаний прочитал доклад «Достоевский и художественная психопатология». В нём учёный утверждал, что Достоевский потому художественно правдиво воспроизвёл многие картины душевных заболеваний («полный курс художественной психопатологии»), что сам имел патологические особенности личности. Бехтерев подчёркивал важное обстоятельство творчества Достоевского, который «приблизил… к народной душе и привлёк внимание массы людей к этим печальным явлениям человеческого бытия, чего не могла сделать никакая научная популяризация» (Бехтерев, 1962: 139).

В театральном альманахе «Арена» за 1924 г. академик опубликовал статью «Личность художника в рефлексологическом изучении», но в ней говорил в основном о тех же механизмах творческого процесса (Бехтерев, 1924: 24–44). Бехтерев хоть и рассматривал вопросы творчества между прочим, наряду с сотнями другим проблем, но сделал большое количество наблюдений патографического характера.

В мае 1925 г. на Втором Всероссийском съезде зоологов, анатомов и гистологов московским доцентом А. А. Капустиным был сделан доклад «О мозге учёных в связи с проблемой взаимоотношения между величиной мозга и одарённостью». Оригинальность сообщения заключалась в морфологическом подходе. Изучив головной мозг ряда профессоров (в том числе психиатра Сергея Сергеевича Корсакова), Капустин пришёл к следующим выводам: «Головной мозг выдающихся учёных отличается совокупностью признаков, не типичною для мозга средне-одарённого представителя той же народности. Лобные доли, являясь необычайно развитыми у лиц с высокой одарённостью, обусловливают собой возможность проявления выдающейся творческой деятельности» (Капустин, 1926: 114). В «Клиническом архиве гениальности и одарённости» Г. В. Сегалина, где в 1926 г. был опубликован этот доклад, других подобных статей нет.

Работа Капустина подчёркивает, что учёные рассматриваемого нами периода уделяли внимание длящейся с середины XIX в. дискуссии о путях эволюции человека. Если французский психиатр Бенедикт Август Морель (1809–1872) считал, что всё человечество, в том числе, разумеется, и гении, постепенно дегенерирует, вырождается, то Чарлз Дарвин (1809–1882), основываясь на своей теории, смотрел на эту проблему более оптимистично. Как видим, Капустин считал гениев результатом прогрессирующей эволюции, людьми будущего.

Иван Дмитриевич Ермаков (1875–1942) был одним из пионеров русского психоанализа, работал директором в организованном им Государственном психоаналитическом институте. Ермаков публиковал статьи по алкоголизму и психиатрии, был редактором и способствовал изданию наиболее популярных в то время работ Фрейда в многотомной «Психологической и психоаналитической библиотеке», выходившей в свет с 1922 по 1928 г. В рамках этой «библиотеки» Ермаков издал две книги, посвящённые психоанализу творчества Пушкина (Ермаков, 1923) и Гоголя (Ермаков, б/г). Тексты Ермакова насыщены многими любопытными наблюдениями, но лишены гипотез и теоретических обобщений. После закрытия в 1925 г. института Ермаков ещё сумел перевести и издать фрейдовскую «Будущность одной иллюзии», содержание которой было не только далёким от марксистской ортодоксии, но содержало прямые намёки на иллюзорность социалистического эксперимента. После этого Ермаков уже не печатался. В августе 1941 г. его арестовали, умер он в тюрьме весной 1942 г. Только в наши дни (в 1999 г.) была опубликована большая рукопись Ермакова о Достоевском и его произведениях, написанная, по всей вероятности, в 1925 г. (Ермаков, 1999).

В нашей стране проблема патологии творчества впервые наиболее полно изучалась Григорием Владимировичем Сегалиным (1878–1960), врачом и преподавателем Уральского политехнического института. Согласно Г. В. Сегалину в большинстве случаев наивысшей творческой продуктивности имеет место слияние психопатии и одаренности. Гениальную личность автор рассматривает как симбиоз двух скрещивающих­ся наследственных компонентов: потенциальной одарённости и психопатического компонента, причем последний освобождает из подсознательной сферы компонент одаренности и помогает ему проявить себя. Сам по себе, изолированно психоз никакого ценного творчества дать, разумеется, не может (Сегалин, 1925). Находясь, видимо, под сильным впечатлением книги Ломброзо, Сегалин пытался также доказать, что творческий прить, чтоалин,ий анализряда исторических фигур (Аякс, Одессей, прессией — бред обретают форму замкнутого круга.льнаступ по своему механизму адекватен эпилептическому (Сегалин, 1926; 1927a; 1927b). (Страдавший эпилепсией Ломброзо придерживался именно такой точки зрения.)

В 1920 г. в Уральском университете Сегалин сделал доклад на тему организации «Института гениального творчества». Этот же доклад в 1921 г. был зачитан им в Московском неврологическом институте, куда Сегалина пригласил профессор Григорий Иванович Россолимо, который сам горячо поддержал эту идею. Россолимо, работавший директором основанного им Института детской неврологии, помог образовать комиссию, готовую рассматривать проект. В комиссию вошли известные личности: художник Василий Васильевич Кандинский, литературовед Юлий Исаевич Айхенвальд, психолог Николай Александрович Рыбников, психиатр и психоаналитик Иван Дмитриевич Ермаков. Но работать комиссия так и не начала. В 1922 г. проект предполагаемого института был опубликован во втором номере газеты «Уральский врач», имевшей очень ограниченный круг читателей. В проекте, в частности, говорилось о том, что созданием «Института гениального творчества» было бы положено начало небывалому культурному феномену — новой науке «ингениология», т. е. науке о гениальном человеке. Термин, разумеется, принадлежал Сегалину. В институте предусматривалась организация нескольких отделов, среди которых особенно оригинально выглядят «Отдел, регулирующий творчество душевнобольных, находящихся в психиатрических заведениях», а также «Отдел, регулирующий вопросы вундеркиндизма и творчества дефективных детей». По наблюдениям Сегалина, очень многие великие люди в детстве производили впечатление «дефективных» и «умственно отсталых»; поэтому автор и считает крайне важным раннее распознавание «дефективного, но гениального ребёнка». А примерами творчества душевнобольных, «находящихся в закрытом (психиатрическом) заведении», Сегалин ничтоже сумняшеся называл произведения Михаила Александровича Врубеля, Ван Гога, Глеба Ивановича Успенского. Научную программу изучения гениев Сегалин предлагал дополнить социальной. Эта программа включала в себя открытие профессиональных лечебниц и санаториев для талантливых людей, а также организацию органов социального обеспечения (собесов) для «гениальных безумцев» (Вольфсон, 1928: 52–60).

Сегалин является также автором оригинального термина «эвропатология». Под последним подразумевалась всякая патология, которая так или иначе связана с творчеством и творческой личностью. Принципиально важно замечание Сегалина о том, что «безразлично», о какой творческой личности идёт речь. Он уточняет: «…гений, талант, вундеркинд, обыкновенный человек вдруг, ни с того ни с сего в приступе своего безумия творящий необычайное; точно также безразлично, какого рода творчество: творчество ли гения или таланта, или творчество душевнобольного — раз это творчество связывается с патологией — мы выделяем такого рода творческую патологию в особую область — эвропатологию» (Сегалин, 1925: 7).

Выступая против популяр­ного в те годы направления по оздоровлению человека — евгеники, Г. В. Сегалин в 1925 г. писал: «…если в смысле стерилизации людей от плохой наследственности мы достигнем хороших результатов, то в смысле рождения великих людей у нас будут отрицательные результаты, — не будет ни одного великого или замечательного человека, ибо… генез великого человека связан органически с патологией, понимая патологию не как болезнь, а как биологический фактор, который является одним из сопутствующих биологических рычагов генетики в создании природы великих людей» (Сегалин, 1925: 11). Другими словами, если мы избавимся от эпилептиков, то можем потерять вместе с ними и потенциального Достоевского. Издававшийся Г. В. Сегалиным в 1925–1930 гг. «Клинический архив гениальности и одарённости» был единственным не только в русской, но и в мировой научной литературе тех лет, положив начало концентрации и систематизации огромного материала по патологии клинико-психиатрического и литературно-биографического творчества. Методологическая база журнала была весьма уязвима для критиков, и после выхода очередной большой статьи о патологии личности Льва Толстого издание «Архива» запретили.

Несколько слов о содержании статей, публиковавшихся в «Архиве». Я уже упоминал о шести возможных направлениях патографических изысканий. И можно увидеть, что тематика статей «Архива» охватывает все направления патографических исследований того времени. «Архив» Сегалина приветствовали такие видные европейские психиатры, как Август Форель и Эрнст Кречмер. Чтобы сделать своё издание доступным иностранному читателю, сам Сегалин переводил его на немецкий язык.

Остановлюсь подробнее на личности Сегалина. Григорий Владимирович был сыном московского фабриканта, учился в Казанском университете, продолжил обучение и получил медицинскую степень в университетах Германии (в Халле и Йене). Проведя там около девяти лет, перед Первой мировой войной Сегалин вернулся в Россию и начал преподавать психиатрию в Казани, но его деятельность прервали революция и гражданская война. После демобилизации из армии он участвовал в организации медицинского факультета в только что открытом в Екатеринбурге университете. Здесь Григорий Владимирович преподавал неврологию и психиатрию и основал в Уральском политехническом институте лабораторию психотехники. Доктора Сегалина считали последним на Урале издателем-частником. «Это был субтильный, очень разговорчивый и общительный человек в больших очках и с длинными волосами. Он появлялся… в мешковатой толстовке, с папкой, набитой рукописями, рисунками и гранками… кроме врачебно-литературной работы занимался живописью. Его картина «Дом умалишённых»… — во всю стену — пользовалась тогда шумной известностью. В молодости он учился живописи у художника Н. И. Фешина в Казани, но потом, окончив Берлинский университет, стал психиатром и с начала 20-х годов жил в Свердловске. …Журнал… приносил ему немалый убыток… Сегалин переписывался со многими выдающимися учёными и литераторами, в том числе с А. М. Горьким… Почти каждая книжка (всего их было 19, последняя — «Эвропатология личности и творчества Льва Толстого» — вышла сдвоенной) встречалась с интересом, тираж поднялся с тысячи до тысячи двухсот экземпляров. Однако… некоторые статьи давали обильную пищу критикам и фельетонистам. В 1930 г. журнал закрылся, но Горький поддерживал с Сегалиным переписку» (Петряев, 1973: 72–73). В 1934 г. по рекомендации Максима Горького (патологии личности и творчества которого в «Архиве» было посвящено несколько больших статей) Сегалина приняли в Союз писателей. Позже предполагалось возобновление сегалинского «Архива», о чём даже писали газеты, но времена уже наступили другие. В тридцатые годы Сегалин занимался «профилактикой борьбы с перегревами в горячих цехах». В более позднее время жил в Ленинграде на Васильевском острове, изучал проблему предраковых состояний, обнаружил, что важную роль в торможении опухолевого роста играет марганец. Скончался он в возрасте 77 лет в 1960 г.

В сегалинском «Архиве», начиная с его первого тома, активно сотрудничал психиатр Иван Борисович (Иоганн Барух) Галант (1893 — после 1965). Свою научную деятельность он начал в студенческие годы в психиатрической клинике Блейлера в Цюрихе. В 1919 г. опубликовал монографию «Неологизмы душевно больных». С 1921 г. работал в различных медицинских учреждениях Москвы, Смоленска, Ленинграда, а в 1935 г. был назначен заведующим кафедрой психиатрии Хабаровского медицинского института. Галант переписывался с Максимом Горьким, поэтому неудивительно, что большинство его работ было посвящено психопатологическому изучению личности и творчества знаменитого пролетарского писателя. В «Клиническом архиве гениальности и одарённости» Галантом было опубликовано 16 патографических статей, некоторые из них можно считать предвестниками создания нового направления патографических исследований — эвроэндокринологии. Она базировалась на следующем тезисе: «Если принять во внимание, что эндокринная система… воздействует на мозг и на центральную… нервную систему вообще, то мы легко убеждаемся, что все наши психические функции находятся под постоянным благотворным или угнетающим действием инкреторных желёз, и нет никакого сомнения, что и кумулятивный компонент одарённости всецело находится под постоянным влиянием желёз внутренней секреции» (Галант, 1926: 104). Приведу только один пример его подхода: по мнению учёного, Александр Сергеевич Пушкин отличался «гармоничной функцией обеих долей гипофиза», которая обусловила «недюжинную силу его гения, поражающего молодостью, блеском, красотой и неистощимой энергией». В то же время Пушкин страдал гипертрофированным развитием половых желёз — был «болезненным эротоманом гипергонадального типа» (Галант, 1927a: 19–65).

Две большие статьи в первом выпуске пятого тома «Архива» (1929 г.) принадлежат профессору Михаилу Павловичу Кутанину (1883–1976), только что занявшему в то время кафедру психиатрии медицинского факультета Саратовского университета. В статье «Бред и творчество» (Кутанин, 1929a: 3–35) Кутанин проводил психопатологический анализ не только литературных, живописных и музыкальных произведений выдающихся авторов, но и разбирал творчество душевнобольных. Кутанин, можно сказать, открыл отечественному читателю книгу Вильгельма Ланге-Айхбаума «Гений, помешательство и слава» («Genie, Irrsinn und Ruhm», первое издание — 1928 г.) (Кутанин, 1929b: 45–62). Учёный печатает обширную рецензию этого фундаментального труда, который в дальнейшем, постоянно дополняясь, выдержал ещё шесть изданий (последнее относится к 1967 г.). Эту монографию с полным основанием можно считать следующей после книг Ц. Ломброзо «Гениальность и помешательство. Параллель между великими людьми и помешанными», 1863 г. (Lombroso, 1863) и английского врача J. F. Nisbet «The Insanity of Genius», 1891 г. («Помешательство гения») (Nisbet, 1891) энциклопедической основой всей патографической литературы. Кутанин заложил основы музея творчества душевнобольных в Саратове, один из первых познакомил отечественных врачей с учением о шизофрении и активно внедрял в лечение оригинальный психотерапевтический метод — библиотерапию.

Анализом «психотехники творческого процесса», полностью укладывающегося в рамки дефиниции патографии, занимался П. И. Карпов, опубликовавший в 1926 г. монографию с примечательным названием: «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники» (Карпов, 1926). Начиная приводить примеры с образцов творчества обычных душевнобольных, автор каждую диагностическую категорию заканчивал перечислением выдающихся личностей, страдавших этим психическим расстройством. Критики писали, что, если уж заявлять о «влиянии» на развитие культуры, то Карпову следовало бы ограничиться только великими людьми, так как творчество обычных психически больных оказывает лишь одно влияние — помогает лечащему психиатру в изучении и уточнении клинической картины их заболевания. По сути дела, каждый лечащий психиатр участвует в создании маленького патографического произведения, когда пишет историю болезни своего пациента (Зиновьев, 1927).

Основная идея Карпова о механизмах процесса творчества такова. Первый этап творчества — процесс интуитивный и совершается следующим образом: синтетическая работа происходит в недрах подсознательного, где и получает готовое решение. А оформившаяся идея уже, как он выражался, «производит психическую сенсацию» в «потоке контролирующего сознания». Второй этап творческого процесса заключается в том, что «сознание, овладев готовой идеей», путём анализа расчленяет её на составные части, по которым и создаёт в дальнейшем стройные теории, «оплодотворяющие жизнь новыми ценностями».

В рецензии на эту книгу И. Б. Галант пишет (Галант, 1927b: 95–97), что монография Карпова имеет ценность как первое полное и систематизированное выявление различных видов творчества душевнобольных, проявляющихся в условиях психиатрической больницы. Само же творчество душевнобольных, как живописное, так и поэтическое, культурного интереса не представляет. Казалось бы — неоспоримый факт. Но давайте заглянем в сегодняшний день. Мы к собственному удивлению обнаружим, что популярная молодёжная рок-группа «Агата Кристи» исполняет песню, написанную на стихотворение одного из тех самых анонимных психически больных, которое было опубликовано 79 лет назад в книге Карпова.

«В кругу облаков высоко

Чернокрылый воробей

Трепеща и одиноко

Парит быстро над землей.

Он летит ночной порой,

Лунным светом освещенный,

И, ничем не удрученный,

Все он видит под собой.

Гордый, хищный, разъяренный

И летая, словно тень,

Глаза светятся как день»

(Карпов, 1926: 40–41).

Вот вам и «влияние на искусство». Здесь уместно привести фразу Вадима Петровича Руднева из его книги «Словарь безумия»: «Познание человеческой культуры невозможно вне рамок безумия» (Руднев, 2005: 4).

В 1927 г. под редакцией профессора Петра Борисовича Ганнушкина врачом-психиатром, работавшим в то время в клинике Первого Московского государственного университета Петром Михайловичем Зиновьевым была опубликована книга «Душевные болезни в картинах и образах» (Зиновьев, 1927). Формально труд посвящён, как гласит подзаголовок, «психозам, их сущности и формам проявлений», и содержание представляет собой сухое перечисление психиатрической нозологии того времени. Но книга обладала одной любопытной особенностью: весьма обширный иллюстративный материал после изложения диагностической единицы являлся по сути патографическим исследованием. Так, в главе, посвящённой отравлениям, подробно излагалась патография английского писателя Томаса де Квинси, злоупотреблявшего опиумом, приведены цитаты из его произведений с описанием испытанных автором галлюцинаторных расстройств. Не забыт также и Эдгар По. В главе о прогрессивном параличе анализировались с психиатрических позиций биография и творчество Мопассана. И так далее.

В 1929 г. в 6-м томе первого издания Большой медицинской энциклопедии была опубликована (в последующих изданиях уже не повторявшаяся) статья «Гениальность» (Выготский, Зиновьев, 1929: 612–615). Она состояла из двух одинаковых по объёму разделов. Первый был написан Львом Семёновичем Выготским; в нём освещалось значение для появления гения «наследственной основы» и «общественной среды». Выготский, ссылаясь на итальянского психиатра Морселли, называл гениев «эволюционирующей, прогрессивной вариацией человеческого типа». Он подтверждал, что гения «роднит с болезнью отклонение от нормального типа, но это — плюс отклонение, — иного рода, чем вырождение». Второй раздел был написан Петром Михайловичем Зиновьевым и имел собственный подзаголовок «Гениальность и патология». В нём, в частности, приводилось утверждение немецкого философа и психиатра Карла Ясперса о том, что у некоторых поэтов и художников заболевание шизофренией явилось условием значительности их творчества (Гёльдерлин, Ван Гог). Утверждение, как видим, чисто патографическое. Эту публикацию в Большой медицинской энциклопедии можно считать примечательным фактом, который свидетельствует о том, что данная проблема была весьма актуальна в первой трети XX в.

* * *

«Безумный гений» с точки зрения логики — на первый взгляд, безусловно, катахреза, сочетание несовместимых понятий. Современные педагоги, психологи и психиатры до последнего времени в своём абсолютном большинстве весьма критично относились к существованию самой проблемы, выражаясь языком Ломброзо, «гениальности и помешательства», считая её «жёлтой литературой» эпохи «примитивной психологии». Но интерес к феномену, наиболее эффективным инструментом изучения которого остаются патографические исследования, почему-то не уменьшается. Более того, в последнее десятилетие наблюдается его явный подъём. Основываясь на данных собственного патографического материала (Шувалов, 2004), включающего в настоящее время более 1100 персоналий, можно предположить, что взаимоотношения между творческим процессом и психическими аномалиями носят неустойчи­вый характер и не могут быть заключены в рамки определенной закономерности. Правильнее было бы придер­живаться индивидуального подхода, который только и может объяснить всю внешнюю противоречивость существующих фактов. В одном случае психическое нарушение может способствовать творчеству, стимулируя и своеобразно расцвечивая его, в другом — оставаться индифферентным, в третьем — угнетать или полностью разру­шать творческий потенциал.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Баженов, Н. Н. (1903) Психиатрические беседы на литературные и общественные темы. М.: Тов-во типографии А. И. Мамонтова.

Бехтерев, В. М. (1924) Личность художника в рефлексологическом изучении // Театральный альманах «Арена» / под ред. Е. Кузнецова. Пг.: Время.

Бехтерев, В. М. (1928) Общие основы рефлексологии человека. Руководство к объективному изучению личности. 4-е изд. М. — Л.: Государственное издательство.

Бехтерев, В. М. (1962) Достоевский и художественная психопатология // Русская литература. № 4. С. 134–141.

Вольфсон, Б. Я. (1928) «Пантеон мозга» Бехтерева и «Институт гениального творчества» Сегалина. Историческая справка // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 4. Вып. 1.

Выготский, Л. С., Зиновьев, П. М. (1929) Гениальность // Большая медицинская энциклопедия. Т. 6.

Галант, И. Б. (1926) Эвропатология и эндокринология // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 2. Вып. 2.

Галант, И. Б. (1927a) Эвроэндокринология великих русских писателей и поэтов // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 3. Вып. 1.

Галант, И. Б. (1927b) Рецензия на книгу П. И. Карпова «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники» // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 3. Вып. 1.

Грузенберг, С. О. (1923) Психология творчества. Введение в психологию и теорию творчества. Т. 1. Минск: Белтрестпечать.

Грузенберг, С. О. (1924) Гений и творчество. Основы теории и психологии творчества. Л.: Изд-во П. П. Сойкина.

Ермаков, И. Д. (1923) Этюды по психологии творчества А. С. Пушкина // Психологическая и психоаналитическая библиотека. Серия по художественному творчеству. Вып. XIV. М.: Госиздат.

Ермаков, И. Д. (б/г) Очерки по анализу творчества Н. В. Гоголя // Психологическая и психоаналитическая библиотека. Серия по художественному творчеству. Вып. XVI. М.: Госиздат.

Ермаков, И. Д. (1999) Психоанализ литературы. М.: ТОО «Новое литературное объединение».

Журавель, В. А. (2005) Владимир Фёдорович Чиж как психолог (1855–1922) // Обозрение психиатрии и медицинской психологии. № 1.

Зиновьев, П. М. (1927) Душевные болезни в картинах и образах. Психозы, их сущность и формы проявления. Изд. М. и С. Сабашниковых.

Зиновьев, П. М. (1934) О задачах патографической работы. В кн.: Сборник «Памяти Петра Борисовича Ганнушкина». Труды психиатрической клиники первого ММИ. Вып. 4.

Капустин, А. А. (1926) О мозге учёных в связи с проблемой взаимоотношения между величиной мозга и одарённостью // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 2. Вып. 2.

Карпов, П. И. (1926) Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники. М. — Л.: Госиздат.

Ковалевский, П. И. (1995) Психиатрические эскизы из истории: в 2 т. М.: ТЕРРА.

Котиков, Г. (2004) О патографии // Независимый психиатрический журнал. № 2.

Кутанин, М. П. (1929a) Бред и творчество // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 5. Вып. 1.

Кутанин, М. П. (1929b) Гений, слава и безумие // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 5. Вып. 1.

Петряев, Е. (1973) Друзья уральского букиниста // Альманах библиофила. М.: Книга.

Преображенский, П. А. (1911) Нервно- и душевнобольные как объект культа // Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии». № 3.

Руднев, В. П. (2005) Словарь безумия. М.: Независимая фирма «Класс».

Сегалин, Г. В. (1925) О задачах эвропатологии, как отдельной отрасли психопатологии… // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 1. Вып. 1.

Сегалин, Г. В. (1926) Эвропатология гениальных эпилептиков. Форма и характер эпилепсии у великих людей // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 2. Вып. 3.

Сегалин, Г. В. (1927a) Частная эвропатология аффект-эпилептического типа гениальности // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 3. Вып. 1.

Сегалин, Г. В. (1927b) Симптоматология творческих приступов у гениальных эпилептиков // Клинический архив гениальности и одарённости (эвропатологии). Т. 3. Вып. 2.

Топорков, Н. Н. (1912) Религиозные движения и душевное расстройство // Неврологический вестник. Т. ХХ. Вып. 1. Казань.

Чиж, В. Ф. (1902) Плюшкин, как тип старческого слабоумия // Врачебная газета. № 10.

Чиж, В. Ф. (2001) Болезнь Н. В. Гоголя. Записки психиатра. М.: Республика.

Чиж, В. Ф. (2002) Психология злодея, властелина, фанатика. М.: ТЕРРА — Книжный клуб; Республика.

Шувалов, А. В. (2004) Безумные грани таланта. Энциклопедия патографий. М.: АСТ, Астрель, ЛЮКС.

 







Date: 2016-07-22; view: 438; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.032 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию