Прощание с Велесдаром 11 page

Свенельд молчал, зная, что княгине лучше не перечить, надо перетерпеть, а потом уж высказывать свои соображения.

Подождав, когда раздражение Ольги выплеснется, он осторожно напомнил, что обучение дружинников — даже самых знатных — всегда так велось, начиная с пути простого воина.

— Что ж, значит, надо менять порядки, — сухо сказала Ольга. — Негоже князю Руси в окружении мужицком воспитываться. Ты вот что сделай, Свенельд, — уже спокойней сказала она. — Отбери-ка отдельно детей тысяцких, боярских и купеческих сыновей, и пусть княжич вместе с ними, а не огнищанскими отроками науку воинскую постигает…

Слова Ольги пришлись Свенельду по душе.

— Светлую мысль изрекаешь, мать княгиня, — отвечал он, — собрать детей начальников и сделать из них особую дружину будущих тысяцких и темников — воистину велик твой замысел! В такую дружину я своего сына Гарольда первым готов отдать!

— Вот и добре, завтра с утра и начни…

Ольга махнула рукой, отпуская воеводу, и поспешила в светлицу, где её дожидался сын.

На следующее утро у ворот Ратного Стана собрались первые два десятка боярских и темницких сыновей. Был тут Путята, боярский сын, малый Издеба — серьёзный отрок, сыновья Притыки и Мечислава, темника Горицвета — такой же чернявый и весёлый юноша — точная копия отца, уже знакомые купеческий сын Олеша, боярич Журавин и другие юноши. Свенельд, как и обещал, привёл Гарольда — долговязого отрока чуть постарше Святослава. В отличие от Свенельда он был темноволосым и кареглазым, однако конопушки на носу и очень светлая кожа показывали смесь восточных материнских кровей с северными норманнскими. В характере его преобладали напористость и деловитость.

А ещё через три дня Малая Дружина, как окрестили её старшие ратники, вместе с юным княжичем, под надзором самого воеводы и опытных темников приступила к воинскому обучению: стрелять из луков, метать копья, рубить и колоть мечом, держать строй. А ещё, как будущие начальники, учились они управлять войском и проводить различные перестроения: как на Ратном поле, рассеявшись, вновь смыкаться, какие подавать команды. Свенельд, глядя на них, довольно рёк:

— Скоро юные научатся управляться не хуже моих темников!

За весну Малая Дружина окрепла, и Святослав как-то сказал Свенельду:

— Вуйко! Ты речёшь, что мы уже строй и порядок знаем, только как нам учиться быть темниками без войска?

Задумался Свенельд. Не ставить же безусых юнцов командовать старыми воинами, даже если они простые огнищане, нехорошо то будет…

— А что, ежели набрать огнищанских детей? — подумал он вслух.

Святослав обрадовался:

— Верно, дядько! Дозволь нам набрать огнищанских детей! А ещё дай нам под начало тот полк, в котором я начинал обучение, там добрые юноши, я знаю, и уже многое умеют, будут настоящие Перуничи!

Вскоре было собрано два полка огнищанских детей, и Святослав с будущими темниками уже сам помалу начал проводить обучение, чтобы Малая Дружина умела стройно ходить и быть послушной указу начальников.

И старые ратники, на них глядючи, говорили:

— Добрые вои будут из отроков, княжич вон как старается. Можно только подивиться, как ладно у него выходит, а сам же ещё дитя!

Подольский кузнец Молотило сквозь стук молота о наковальню услыхал, как залаял пёс. Может, за заказом пришли, решил он и выглянул из открытых дверей кузни. Никого у калитки не было, да и пёс почему-то лаял в сторону от улицы. Кузнецу показалось, что чья-то небольшая, но быстрая фигура промелькнула за угол курятника. Молотило в три огромных прыжка выскочил с другой стороны — и чернявый оборванец с селезнем в руках едва не налетел на него. Бросив птицу, отрок попытался дать дёру через огород, но кузнец семимильными шагами настиг его и ухватил своими железными ручищами-клещами.

«Ведь убьёт же, убьёт!» — мыслил перепуганный отрок, со страху стараясь сжаться в комок и спрятать голову, поняв, что ему не вырваться. Разве ж можно было ожидать, что хозяин вдруг явится, да к тому же такой жилистый, с литыми плечами дядька окажется столь быстрым в движении. Изо всех сил, сопротивляясь, отрок вертелся ужом и верещал поросёнком. Только могучая рука ремесленника даже не вздрагивала от отчаянных рывков и прыжков, будто принадлежала не живому человеку, а кованному из меди истукану. Когда же мрачный хозяин треклятого селезня повёл лихоимца в дом, то сердце виновника и вовсе оборвалось, дыхание остановилось, а перед глазами поплыли тёмные круги, как в омуте. Теперь точно насмерть зашибёт!

Железная рука вовлекла маленького татя в дом и плюхнула у большого стола на дубовую лаву. Стальные клещи пальцев, удерживавшие рубаху за шиворот, разжались, и оборванец ещё пуще скукожился, как засохший стручок гороха, и закрыл глаза, ожидая удара огромного кулачища. Но прошёл миг, другой, третий… удара не было. Оборванец несмело приоткрыл один глаз, потом второй. Перед ним на столе появились миски со снедью.

— Ешь! — кратко повелел кузнец.

Отрок, отказываясь, замотал понурой головой.

— Не хочешь, значит… А кто только что агнцем блеял, мол, я сирота, от голоду злодейство совершил… Ты чей же будешь?

— Мо…Мор…Моржиных… — еле выдавил отрок.

— Каких таких Моржиных? Где живут? Тебя-то как прозывают?

— Его Блудом кличут, — подсказала невесть откуда вдруг появившаяся дочка кузнеца Овсена. Она глядела на неухоженного лохматого пленника с жалостью.

— Утопли в Непре, когда паводок большой был. А дед мой Ладзимир пьянствовать начал, — по-прежнему не поднимая глаз, сказал отрок.

— Знавал я родителей твоих, по Прави жили, и дед добрым перевозчиком на Непре был, а ты что ж? Эх ты, «сирота», нет голодных сирот на Киевщине. Есть захочешь, приходи, разве кто у нас смеет сироте отказать? Только не воруй, как хазарин бесчестный, не лги, как византиец лукавый, за что Блудом тебя и прозвали. Или честно на хлеб зарабатывать своими руками до сих пор не научился? Помни, свершишь отныне что непотребное, сам прибью! — Тяжеленный кулак опустился так, что посуда на дубовом столе подпрыгнула.

— Не надо, тато! — испуганно вскрикнула Овсена. Молотило посмотрел на дочку, потом на Блуда. Тяжёлая тишина повисла в доме, видно, хозяин обдумывал вид наказания. Потом коротко обронил:

— Пойдём! — и снова крепко взял отрока, на сей раз за руку.

— Куда ты его, тато? — спросила Овсена.

— К надёжным людям, дитятко. Там дурь-то из головы его блудливой выбьют. — Глядя, как со страху ещё более округлились глаза Овсены, кузнец постарался её успокоить: — Не бойся, милая, худа ему не будет, молотом своим клянусь! — Закопчённой дланью Молотило нежно погладил дочь по голове.

«Куда это он меня ещё надумал тащить, а вдруг про вчерашнюю татьбу мою у златокузнеца прознал? Коли так, то мне и вовсе конец». Снова тревожные мысли холодными ужами вползли в душу Блуда, когда они двинулись по Подолу.

Точно, так и есть, вот уже и дом златокузнеца рядом, ноги отрока сами собой подломились, он упал бы в дорожную пыль, если бы не могучая рука кузнеца, на которой он повис, как тулуп на вбитом в стену гвозде.

— Ты чего это? — сдвинул недоумённо брови кузнец. — Спишь на ходу, что ли? — Он для порядка встряхнул обмершего от страха мальца. И — о, великая радость для Блуда — прошли мимо калитки златокузнеца.

Так миновали ещё несколько дворов, где успел набедокурить отрок, и всякий раз сердце его сжималось от предчувствия скорой развязки. Но прошли пять, десять дворов, потом всю улицу… «Что за притча, куда этот осилок меня всё-таки ведёт?» — думал вконец растерявшийся Блуд.

Они пришли к самому Ратному Стану, где у ворот седоусый дружинник с уважением приветствовал кузнеца, известного всему Киеву своей силой и мастерством.

— А скажи, брат Божедар, под чьим началом ныне отроки, что учатся постигать ратное дело? — спросил могучий Молотило.

— Сотник Хорь им главный дружинный батька, а ты никак своего родича привёл? Что-то он у тебя больно худой, немытый да нечёсаный. — Воин покачал головой. — Хорь там, у конюшен был, ступайте, — махнул дружинник, пропуская Молотило с мальцом.

Только когда оказались внутри Стана, кузнец отпустил руку пленника. Испуг Блуда сменился неподдельным любопытством. Как же, каждому киевскому отроку хотелось попасть в Ратный Стан, где живут вои, владеющие настоящими мечами и копьями, откуда по утрам доносится звучно-призывное пение рогов, где манящим духом боевых приключений пропитано всё, даже самый воздух! Только дозорные ни в какую не допускали туда отроков. А теперь он здесь… Блуд завертел головой по сторонам.

— Стой на месте, — как всегда кратко, велел кузнец и подошёл к высокому дочерна загорелому старому вою с бритым черепом.

О чём они говорили, стоя возле конюшни, отрок не слышал, но понимал, что говорят о нём, потому как оба глядели в его сторону, поочерёдно кивая. Потом высокий старик поманил его и спросил, улыбнувшись в свои белые усы:

— Ну что, сокол ясный, хочешь стать настоящим воем?

В ответ севшим от волнения голосом Блуд прохрипел что-то невнятное. Да старый воин не особо-то и ждал его ответа, тут же повернувшись к кузнецу:

— Не переживай, брат Молотило, сделаем из твоего мальца справного воя. У меня таких шустрых, чай, не один десяток. А не будет слушаться, — пригладил усы Хорь, — придётся отведать жареного веника…

— Как это? — не понял Блуд.

— О, сие средство имеет великую силу воспитания! Ну да ладно, всему своё время. А сейчас первым делом — в баню. Явор! — окликнул он отрока, сыпавшего лошадям овёс. — Проводи-ка новобранца в мовницу да потри его там мочалом как следует, рубаху чистую дай, потом к деду Гнату — стричься, а там и время обеда приспеет.

— А в чей он десяток пойдёт? — спросил Явор. — Можно в наш? У нас Макогон на прошлой седмице отравился…

— Добро! — махнул рукой Хорь. — Скажи десятнику Мерагору, я потом сам с ним потолкую. Ну, ступайте! — отпустил он отроков и пошёл проводить Молотило до ворот.

Дни текли за днями, месяцы за месяцами. В поту под жарким Даждьбожьим солнцем и холодными струями грозового Перунова дождя крепчали молодые руки, вернел глаз, оттачивалось умение, — во всё тело и душу входила непростая воинская наука. Особенно нравилось юной Святославовой дружине в жаркий день поупражняться на Непре весельной греблей. После азартных гонок плечи юношей наливались силой, крепчали кисти, а мышцы бугрились под бронзовой кожей.

Как-то Святослав раньше других прибежал на берег Почайны, служившей удобной заводью для кораблей. Здесь находилась главная пристань Киева, а также место постройки речных судов. В ожидании сотоварищей княжич пошёл побродить по обширной площадке, где строились лодии. Приятно пахло свежеструганым деревом и плавленой смолой, слышались вжиканья пил, шуршанье скобелей да перестук деревянных киянок. У самого берега лежало с десяток огромных сосновых колод в несколько обхватов, видно, совсем недавно их сплавили откуда-то сверху по реке. Поодаль два мастера из подобной колоды, саженей в восемь длиной, тесали струг-однодревку. На песке несколько закопченных подмастерьев старательно смолили перевёрнутую вверх днищем лодию, а у второй, дробно тукая деревянными киянками, ещё трое плотно законопачивали щели просмоленной паклей.

Княжич остановился у одной из больших лодий, что была почти готова. Белые, пахнущие свежим деревом, ещё неосмоленные бока, гордо изогнутая лебединая шея носовой части, гладкость хорошо отёсанных досок в ярком солнечном свете делали её похожей на огромную сказочную птицу, которая вот-вот встрепенётся, огласит окрестности торжествующе-пронзительным кликом, расправит белоснежные крылья и воспарит прямо в синюю Сваргу.

Святослав погладил рукой нагретое солнцем дерево.

— А можно на такой лодии в военный поход идти? — спросил он коренастого, чуть сутулого мастера с крючковатым носом и желтоватыми глазами, что делало его похожим на хищную птицу. Русые волосы плотника были схвачены на голове тонким кожаным ремешком, а в бороде запуталось несколько золотистых стружек.

— Это купеческая ладья, княжич, для перевозки товаров предназначена, вишь, какая широкая? Хотя при случае, конечно, боле сотни воев поместить может, однако в ходу не столь быстра и увёртливость не та. Малые же, десятка на два гребцов, более пригодны для воинского похода. По любой, даже самой малой, протоке пройдут, а если надо, воины спокойно перенесут её посуху через те же пороги. Это однодревки, вон у воды мастера такую тешут. — Он указал в сторону громоздившихся огромных колод, подле которых два рукомысленника рубили из цельного бревна лодью. — А есть поболее — на сорок гребцов. — Крепкая рука с широкой полированной дланью указала левее, где несколько мастеров суетились у другой посудины, старательно надшивая досками её низкие борта. Такая лодия сможет взять втрое вчетверо больше товаров или воинов.

Святослав знал, что называется она насадой.

— На таких лодиях, — продолжал мастер, — твой дед Олег ходил на греческий Царьград числом в две тысячи, а отец твой Игорь ходил с десятью тысячами малых лодий. Вот это сила была! Греки, как увидели, что Русь море покрыла кораблями, запросили мира и предложили дань. К слову сказано будь, отца твоего и деда лодии не только по Русскому, а и по Хвалынскому морю хаживали, Ширван и Бердаа воевали. Не было им на том море супротивников достойных, так-то, княжич! — с гордостью закончил мастер свою короткую, но горячую речь.

— А лодии князя Буса, они какими были? — с превеликим любопытством в голосе спросил юный княжич.

— Того доподлинно теперь неведомо, но, по рассказам мастеров старых, были те лодии вроде наших насад, только для боя добре приспособлены. Над гребцами — настил из досок, так что одни вёсла наружу, ни стрелой, ни каменьями тех гребцов не поразить было. А на настиле воины стояли, щитами большими червлёными от стрел прикрываясь и врага из своих метких луков разя. А уж когда борт на борт шёл, для того и кошки, и багры с крючьями, и мостки, и сети особые, и балки-тараны, что вражеский борт пробивали, — всё необходимое на тех бусах-лодиях имелось. Да, — вспомнив, добавил мастер, — кормчих на них два было, один на корме, другой на носу. Потому были бусы-лодии увёртливы и с тяжёлыми греческими да римскими дромонами и триерами управлялись, а ежели уходили на мелководье, то становились для больших кораблей противника и вовсе недосягаемы.

— А можно сварганить боевую лодию поболее, чем эта, купеческая? — спросил Святослав.

— Можно, конечно, княжич, такая лодия морской зовётся. Только в Киеве делать её нет смысла, не пройти ей через пороги. Вот ежели б в Тьмуторокани или Корчеве, я бы тебе такую справил по всем канонам, при отце твоём, светлая ему память, приходилось мне большие лодии делать. У тмутараканских причалов насад, больших морских лодий и всяких прочих судов тьма стояла! — молвил мастер, и желтоватые очи его подёрнулись маревом воспоминаний.

Святослав, уже готовый было взобраться на борт купеческого судна, тут же раздумал и быстро зашагал в сторону малых лодий, старший лодейный мастер последовал за ним. Некоторое время они молча стояли, глядя на ловкие точные движения конопательщиков и следя, как чёрная кипящая смола покрывает белую древесину днища.

— Дядька Орёл, готово! — молвил чумазый отрок, закончивший смолить днище. — Принимай работу!

— А что, мастер, долго ли научиться такую лодию делать? — спросил княжич у придирчиво оглядывающего свежее осмоленное днище рукомысленника.

— Всякое дело труда и терпения требует, — отвечал тот. — А на что это тебе, княжич? Сколько дружине вашей надобно, столько и сработаем… — Потом с прищуром взглянул на Святослава. — Нешто сам попробовать корабельного дела хочешь?

— Хочу, — коротко ответил Святослав.

— И то правда, княжич, каждый рус-славянин с детства топором орудовать приучен, а уж вою и подавно такая наука нужна, сколько раз она предков наших спасала, когда они за несколько дней для всего войска лодии рубили и на врага нежданно обрушивались, — одобрил Орёл желание юного княжича.

Святослав не сказал мастеру, что в нём уже давно, — может, с рассказов старого Велесдара о прошлом Руси, а может, ещё и ранее — возгорелась мечта о больших дальних походах, какие совершали его дед и отец, а ещё раньше легендарный князь Бус ходил морем в полуденные страны. Для таких походов потребуются тысячи кораблей, и строить их придётся, может быть, не только на берегах киевских, а и в чужой стороне.

— Хочу, чтоб моя дружина тоже умела строить малые лодии, — повторил Святослав.

— За честь почту, княжич, помощники мне нужны. Только ведь и спрашивать буду по всей строгости, не обидишься?

— Согласен! — серьёзно кивнул Святослав.

На следующий день Святослав привёл свою Малую Дружину к месту строительства лодий. Отроки стали учиться владеть топором, ножом и киянкой, пилить, вытёсывать, резать. Даже дети темников и бояр, мало охочие к простой работе, постепенно увлекшись, старательно постигали корабельные азы. Зато среди огнищанских детей были многие, кто уже неплохо владел плотницким ремеслом, и тем главный мастер доверял более ответственные задания. А кто трудился недостаточно рьяно, того замечал зоркий взгляд княжича, и боязнь насмешки подгоняла нерадивых почище плети. Сам Святослав старался как мог. Вновь пригодилась «лесная наука», где он учился владеть топором, но то было лишь начало, а здесь потребовалось освоить много разных навыков. Вначале, обливаясь потом под ярым солнцем, рубили топорами и тесали скобелями огромную колоду. Потом под придирчивым оком дядьки Орла кипятили котлы и с превеликой осторожностью, чтоб не ошпарить друг друга варом, выпаривали и «разворачивали» её так, чтоб получился широкий и необычайно прочный остов.

— Видишь, княжич, сколь крепкий струг получается, такой и на мелководье загнать не страшно, да и волоком без всякой опаски тащить можно, — подсказывал мастер Орёл, оглядывая, как справляются юные помощники.

Потом делали углубления и накрепко вставляли в них кокоры, на которые затем можно будет крепить набойные доски внаклад или вгладь. Постепенно всё послушнее становились орудия в руках, глаже тесались доски, плотнее ложились в щели просмоленные жгуты конопляной пакли, прочнее входили в пазы деревянные замки, собирая будущее судно в единый остов.

— Поди ж ты, кабы не княжеское звание, добрый был бы у меня помощник! — дивился мастер, радуясь и одновременно немного ревнуя Святослава к своему ремеслу.

Наконец, наступил день, когда первую лодию, сработанную почти полностью руками юных дружинников, спустили на воду. Как водится, посвятили её Перуну, жрец излил на судно и в воду немного священной сурицы, и, поскольку приспел обеденный час, все поспешили к столу. Только молодёжь не уходила, любуясь своей работой.

— Гляди, как легко волна-то её вздымает, — говорил один, — а как хороша, будто лебедь чёрный!

— Поднять бы сейчас парус да испытать! — воскликнул другой.

— Так паруса ещё нет, — возразил третий.

— Зато вёсла есть, на вёслах выйти хоть сейчас можно! Святославу не менее прочих хотелось испытать созданную ими красавицу на ходу.

— Кто хочет плыть? — спросил он.

— Я!

— Я!

— Я! — выкрикивали наперебой юноши.

Святослав быстро отобрал два десятка и первым вскочил в лодию.

— Ты будешь кормщиком? — спросил Гарольд.

— Нет, ты садись за правило, а я пойду загребным! — отвечал Святослав, садясь у правого борта.

Ещё миг — и, подчиняясь дружным взмахам вёсел, сверкая просмоленными воронёными боками, лёгкая лодия птицей понеслась по речной волне.

— Гляди, не утерпели-таки, решили на ходу испытать, вон они! — указал кто-то из мастеров на реку.

— Ох, ну до чего непоседлив молодой княжич!

— И охороны не взяли…

— Зачем им охорона, они вон уже сколько упражняются на вёслах, дело знают.

— В затоне да на мелководье упражняться — это одно, а совсем другое — на середине реки, вишь, к устью Почайны направились. Лишь бы к шуйскому берегу не подались… — прогудел старик мореход, глядя на гребцов из-под козырьком поставленной длани.

— А отчего к тому берегу нельзя? — спросил чумазый подмастерье.

— Там при впадении Почайны в Днепр стремнина скорая и коварных каменьев под водой много, не знаешь — враз налетишь, — отвечал старик, не отрывая глаз от реки, — а вода, она ни хмелю буйного, ни лихости излишней не любит…

Многие побросали трапезу и тоже стали глядеть на реку. Некоторые побежали к берегу.

Лодия между тем скользила по речной волне. Увлекшись, юные гребцы не заметили, как оказались на месте слияния рек, где стремнина тут же подхватила и закрутила лодию. Юные вои, поборовшись с течением, видно, решили править обратно, но повернули неумело, слишком резко, и течение тут же крутануло их так, что борт зачерпнул воду.

— Назад, назад правьте! Держи нос против течеи! — кричали старики, хотя отроки их не могли слышать.

Стремясь вырваться из цепких лап стремнины, гребцы яростнее заработали вёслами. Мышцы на их крепких спинах и загорелых руках едва не звенели, подобно тетиве лука, от напряжения, а вёсла прогибались, готовые вот-вот сломаться, но их сносило всё дальше к левому берегу.

— А ну, ребята, на вёсла, молодёжь выручать! — крикнул Орёл. — А ты, — обратился он к чумазому подмастерье, — живо в Стан за подмогой!

Схватив на ходу верёвки, некоторые из мастеров, рыбаков и охоронцев попрыгали в две другие лодии и отвалили от берега.

В этот миг Святославова ладья, видимо налетев с ходу на неприметный под водой камень, вдруг резко подпрыгнула, накренилась и перевернулась. Гребцы оказались в воде, и теперь уже никто, кроме них самих да батюшки Перуна, прийти на помощь не мог. Стремниной их повлекло вниз, туда, где в окружении белой пены грозно рычал водоворот.

На берегу послышался топот — это с сотней дружинников примчался оповещённый о несчастье воевода Свенельд.

При взгляде на реку сердце Свенельда сжалось. Беда! Не дай боже, с княжичем что случится, не сносить тогда головы! А где же Гарольд, сын? Неужто тоже там? Какое лихо, худшего нельзя было и придумать!

Проклиная беспечность охоронцев и призывая на помощь всех богов, Свенельд, стараясь не глядеть на посеревшие лица начальников, раздавал короткие и резкие, как удары плети, наказы.

— С верёвками, живо! Не допустить до водоворота! Сам головы поснимаю, ежели не спасёте княжича! — хрипло скомандовал он, и дружинники помчались на лошадях вниз по реке.

Когда Святослав понял, что им не выгрести против стремнины, он, барахтаясь в воде, сиплым голосом велел находившимся рядом товарищам:

— Давайте… по течению… Только забирайте… ближе к правому берегу… вынесет…

Самым трудным было пристать к берегу, прежде чем их унесёт к острым валунам, некоторых уже больно ударило о подводные камни. Но вот впереди показались дружинники во главе со старшим Горицветом, которые бросали арканы и сами, обвязавшись верёвками, кидались в стремнину и вылавливали незадачливых гребцов. Живы оказались все, только двоих вытащили без памяти и долго приводили в чувство, откачивали и поили вином.

— Хорошо, что не попали на камни, а оттуда — в водоворот, — возбуждённо говорили очевидцы, — иначе костей бы не собрали! Слава Перуну, всё обошлось!

— А может, княжича сам Перун милует? — задумчиво произнёс старый мастер и, покачав головой, отправился к своим недостроенным лодиям.

Когда поулеглись первые страсти и минули самые худшие опасения, Ольга, вызвав в гридницу Свенельда и Святослава, разразилась страшной грозой.

— Чтоб с нынешнего дня, с этой самой минуты мне больше никаких вёсельных походов и забав с лодиями! Никаких построек и маханий топором, будто на верфи работников не хватает! Для того ли я велела боярских детей собрать, чтоб они, как простые рукомысленники, лодии себе на погибель строили? — метала она молнии в Свенельда. Затем повернулась к Святославу: — Ежели ещё раз кого на верфи увижу, тотчас велю разогнать всю Малую Дружину!

Хмуро молчавший и переминавшийся с ноги на ногу княжич вскинул голову.

— Не надо, мамо! — просительно испуганно проговорил он. В голосе матери была такая решимость, что он почувствовал — угроза может исполниться. Как же тогда без воинского учения, без Малой Дружины, в которой вся его жизнь и мечты?!

Глаза княгини пылали неукротимым огнём.

— Подите вон с очей моих! — велела она. — А тебе, воевода, в последний раз реку: за князя головой отвечаешь, нынче она с тебя едва не слетела…

Княжич со Свенельдом разом вышли из гридницы. Воевода вздохнул, развёл руками, — мол, такие вот, брат, дела, — и пошёл во двор. Святослав слышал, как застучали копыта его коня. Постояв ещё некоторое время в нерешительности перед закрытой дверью гридницы, княжич тихонько потянул за кольцо. В проёме он увидел мать, закрывшую лицо руками и уронившую голову на широкий стол. Всё её тело содрогалось от бурных рыданий. Пожалуй, впервые княжич видел мать плачущей и растерялся.

Проскользнув в дверь, он несмело подошёл ближе, но княгиня никак не реагировала на его присутствие. Тогда он осторожно прикоснулся к плечу.

— Прости меня, мамо… — Слова прорывались тяжело, с усилием.

Ольга не отвечала.

— Ты же знаешь, это не нарочно вышло… я не хотел… прости! Ольга подняла голову, взглянула на сына с такой болью и нежностью, что у него защемило внутри, потом обняла его, крепко прижав к груди, и заплакала ещё сильнее.

— Обещай мне… сынок… — прорывалось сквозь горячие слёзы, — обещай… что ты никогда больше не пойдёшь на реку… не свяжешься с водой…

Святослав почувствовал, как по его щекам тоже побежали горячие слезинки.

— Обещаю! — по-детски всхлипнул он и в свою очередь обнял мать.

Глава 9

Прощание с Велесдаром

В Ратном Стане кипела работа. Малая Дружина готовилась к первому самостоятельному походу. Сколько он продлится, никто точно не ведал, — может, седмицу, а может, и больше. Святославово войско, разделённое надвое, должно стремиться друг за другом по лесам и полям, соперничать в быстроте и выносливости, пока, сойдясь в учебном «сражении», кто-то из двух «противников» не одержит победу.

Поэтому юные воины под присмотром опытного наставника с самого утра проверяли сёдла, уздечки, готовили поторочные сумы, мазали лошадям копыта, ходили к кузнецам менять подковы.

— Снеди пошто так много берёшь? — выговаривал седоусый Хорь молодому Олеше, проверяя его перемётные сумы. — Лучше бы мочал поболе взял, ремней сыромятных да баранью шкуру.

Олеша, отнюдь не худощавый отрок, любитель сытной еды, изумился:

— Так ведь на целую седмицу в чисто поле уходим, что ж, на холоде, под солнцем и ветром, да ещё и голодному мыкаться? И на что мне те мочала?

— А на то, глупая твоя голова, что поставлен ты не в простую сотню, а в следопыты. Как незаметно к супротивнику подберёшься, ежели копыта твоего коня за полгона будут слышны?

— Там на месте что-нибудь найду, — махнул рукой отрок, — травы или лыка…

— В голове у тебя лыко, — ворчал старый воин, высыпая на разостланную попону часть снеди, которую считал лишней. — Делай как сказал! — строго бросил он и пошёл к следующему, также придирчиво проверяя всю амуницию.

— Княжича не видели? — спросил подошедший юноша.

— А на что он тебе? — всё тем же недовольным голосом отозвался Хорь.

— Там старец какой-то его спрашивает, говорит, непременно княжич нужен…

— Вниз спустись, у кузни его недавно видели, там спроси… Услышав, что его разыскивают, Святослав быстрым шагом пошёл к выходу из Ратного Стана, молодой воин едва поспевал за ним.

У ворот на широкой лаве, опершись двумя руками на посох, неподвижно сидел отец Велесдар. Святослав замедлил шаг, вглядываясь в знакомые черты.

Два лета не виделся он со старым учителем, а вчера вечером как раз вспоминал о нём. Теперь часто бывает, что перед встречей с кем-нибудь приходит воспоминание об этом человеке, а потом появляется и он сам. Значит, Велесдар в Киеве? Святослав пытался унять гулко бьющееся от быстрой ходьбы и охватившего волнения сердце.

Старик поднял голову. Да, за эти два лета Велесдар постарел изрядно…

Молодой воин, бегавший разыскивать княжича, был немало удивлён, когда обычно сдержанный и даже суровый Святослав, будто простой мальчишка, вдруг кинулся к старику и они заключили друг друга в объятия. Отрок, недоумевая, прошёл на своё место у ворот Стана, ещё раз оглянувшись на странную встречу. На сей раз ему и вовсе показалось, будто княжич смахнул с глаз набежавшую слезу.

«Поди ж ты разберись, — думал сбитый с толку юноша, — обычный старик, коих множество ходит на киевском Торжище, видно, что небогат и незнатен, а княжич к нему с объятиями, ещё и слезу роняет… Чудно, право!»

Велесдар между тем, отстранившись, осматривал невысокую, но крепкую и ладную фигуру возмужавшего княжича.

— Хорош, Святославушка, хорош! Истинный витязь! — восклицал он.

Святослав чувствовал, как пытливый взор старого учителя оценивает не только его мышцы и плечи, но и проникает в самую глубь души. Княжич не зажался и не смутился, — он искренне был рад встрече, и всё его существо раскрылось навстречу кудеснику.

— Я ждал тебя, отец Велесдар, отчего так долго не приходил? Особенно когда Перунову клятву давали, в тот день были такие состязания!

Он стал рассказывать волхву о своих радостях и тревогах, спеша поделиться всем, что накопилось внутри. Мимо то проходили, то проезжали верхом воины, многие из них прерывали разговор вопросами и приветствиями, поэтому Святослав пригласил кудесника в свой шатёр.