В.2Теория и практика изучения исторических источников/Исторические школы в изучении политической истории России

Исследование политических вопросов в трудах российских историков руб. XIX-XX вв.: П. Н. Милюкова, А. С. Лаппо-Данилевского, С. Ф. Платонова. Н. П. Павлова-Сильванского.

Павел Николаевич Милюков (1859-1943)

Концепция истории России Милюкова складывалась постепенно. Начальный этап ее формирования концепции приходится на середину 80- начало 90-х годов XIX века. Именно в это время он пишет магистерскую диссертацию “Государственное хозяйство России в эпоху преобразований Петра I”. Уже в первых работах Милюкова просматриваются чисто позитивистские позиции. Реформа Петра I в области государственного устройства рассматривалась в связи с государственным хозяйством первой четверти XVIII века, податной системой, деятельностью административных органов. Административная реформа Петра I была представлена в виде трех проблемно-хронологических периодов: приказного (1682-1709), губернского (1710-1718), и коллежского (1719-1725) хозяйства. Время разрушения старого государственного порядка сопровождается кризисом государственного хозяйства. Этапы преобразования рассматривались Милюковым в связи с военными нуждами государства, тесно связанными с проблемой финансов.

Следуя традиции, заложенной С.М.Соловьевым и в определенной мере - Ключевским, П.Н.Милюков рассматривал петровские реформы с точки зрения их подготовленности. “Петровская эпоха дала только последний толчок давно совершавшемуся процессу”. По Милюкову, “не личная инициатива, и не исторические прецеденты вызвали эту реформу, хотя тот и другой элемент в ней соединились; ее вызвали текущие потребности минуты, в свою очередь созданные и личными инициативами и историческими прецедентами”. Как видим, в объяснении реформы автор исходил из совокупности перечисленных выше причин, среди которых военный фактор доминировал. Таким образом, реорганизация государственного строя проводилась Петром I в первую очередь исходя из внешнеполитических потребностей и представляла собой не цель само по себе, а лишь средство достижения цели - возведение России в ранг европейской державы. Одним из важных выводов труда Милюкова был вывод об ограниченности влияние Петра I на выработку и проведение реформы. Причем в критической оценке царя-реформатора он пошел дальше своего учителя Ключевского. Административная реформа проводилась по Милюкову помимо сознательной и целенаправленной деятельности Петра I и была “по крайней мере, в своем начале создана течением самой жизни…”. Вопросы государственного устройства интересовали царя настолько, насколько от нее зависело удовлетворение ближайшей, очередной нужды…”. Существенный недостаток реформы - отсутствие в ней необходимого элемента - мысли: “лишенная мысли она разрушала старое только по необходимости, не решаясь ни на шаг ступить далее, чем требовала нужда текущей минуты”. Главный итог, к которому пришел Милюков: “Политический рост государства… опередил его экономическое развитие. Ценой разорения страны Россия была возведена в ранг европейской державы”. Обозначенные подходы позже оформились в законченную общеисторическую концепцию наиболее полно представленную в “Очерках по истории русской культуры”.

Общая историческая концепция Милюкова строилась на позитивистском многофакторном подходе к анализу исторического материала. В ряду факторов, влияющих на процесс исторического развития Милюков особое значение придавал “фактору народонаселения”. Процессы народонаселения в России Милюков постоянно сравнивал с аналогичными процессами в странах Западной Европы. Как справедливо замечает М.Г.Вандалковская, Милюков считал, что существует два типа стран: страны с низким благосостоянием, и слабым развитием индивидуальности, с наличием неизрасходованных источников жизненных средств. В этих странах возрастание населения будет наиболее значительно. Для второго типа характерна высокая степень благосостояния населения, личность имеет большой простор для развития, а производительность труда может быть увеличена искусственными средствами, и, соответственно, прирост населения тормозится. Россию Милюков относит к первому типу стран. Для России был характерен низкий уровень благосостояния, обособленность низшего общественного строя, слабое развитие индивидуальности, и, соответственно многочисленность браков и рождений. Милюков демографические процессы, как в России, так и в Европе “рассматривал в совокупности и обусловленности этнографического состава населения и колонизации”, считал необходимым учитывать время заселения, отмечал запаздывание указанных процессов в России по сравнению с западноевропейскими.

Запоздалость исторического процесса объясняется Милюковым климатическими и географическими причинами.

Начало промышленного развития России Милюков связывал с деятельностью Петра I. "В стране без капиталов, без рабочих, без предпринимателей и покупателей капиталистическая промышленность могла привиться только благодаря продолжительному и усиленному покровительству", - пишет историк. Второй этап развития промышленности исследователь связывает с именем Екатерины II. Новый тип вполне капиталистической фабрики, по П. Н. Милюкову, развивается в XIX веке, особенно после 1861 года, причем традиционное покровительство государства достигло к концу XIX века своего апогея.

Милюков далее выделяет пять фискально-административных революций в жизни государства, проведенных вследствие роста военных потребностей в период между концом пятнадцатого столетия и смертью Петра Великого (1490, 1550, 1680 и 1700-20). Суммируя свои аргументы в заключении к первому тому “Очерков”, Милюков писал: “Если мы захотим формулировать общее впечатление, которое получается при сравнении всех затронутых нами сторон русского исторического процесса с теми же сторонами исторического развития Запада, то, кажется, можно будет свести это впечатление к двум основным чертам. В нашей исторической эволюции бросается в глаза, во-первых, ее крайняя элементарность, во-вторых, ее совершенное своеобразие”.

Как справедливо заметил Т.Эммонс, Милюков представил это видение российского “совершенного своеобразия…”, в терминах контианско-позитивистской риторики, утверждая, что развитие России в конечном счете происходит в соответствии с теми же универсальными закономерностями, что и на Западе, и что, в соответствии с ними, Россия уже проходит стадию гипертрофии государства и развивается в том же направлении, что и Европа;

По мере удаления от берегов Атлантического океана к Уралу процесс политического развития становится все более и более запаздывающим, считает историк. Зарождение государственного стоя на берегах Сены и Луары он относит к V-VII столетиям, на беспредельных равнинах будущей Российской империи тот же процесс совершается от пяти до девяти столетий позднее, чем во Франции: всего ранее он начался в Южной России, на Днепре и его притоках, в IX-XII веках; всего позднее от протекал в Московском центре - XIV и следующего столетия...

Государство на востоке появилось слишком поздно, чтобы вести свое происхождение исключительно изнутри, из стихийного процесса органического внутреннего развития, делает вывод автор. Оно было перенесено в Россию извне викингами. Причины позднего политического развития П. Н. Милюков видел в слабости или отсутствии "внутренних пружин, приводящих в движение" весь процесс политической эволюции", которые коренились в развитии экономического и социального строя.

На Западе общество и государство строилось снизу вверх: из примитивной стадии племенной жизни через промежуточную ступень феодальной аристократии. На Востоке социальное расслоение племен еще не успело развиться, как уже появилась потребность в государстве.

За отсутствием элементов местной национальной государственности, государственные учреждения здесь просто были положены сверху, над учреждениями племенными. В России общество строилось сверху вниз: "центральная политическая власть закрепила под собой военно-служилый класс, занявший место отсутствующей или слишком слабой местной земельной аристократии; а тот служилый класс закрепил под собой крестьянство", - пишет П. Н. Милюков.

П. Н. Милюков в "Очерках по истории русской культуры" пытается вернуться к государственной теории, но аккумулирует новейшие достижения отечественной и европейской мысли, подводя, таким образом под нее, более прочный фундамент.

Историк подчеркивает такую особенность России как отсутствие "плотного непроницаемого слоя" между властью и населением; т.е. феодальной верхушки. Это привело к тому, что общественная организация на Руси была поставлена в прямую зависимость от государственной власти. В России, в отличие от Запада, не было самостоятельного землевладельческого дворянского сословия, по своему происхождению оно было служилым и зависимым от государства. Всю историю русского дворянства (также как и горожан и крестьянства) П. Н. Милюков делит на четыре периода: до XV века дворяне-вольные слуги; в течение XVI-XVII вв. они сделались невольными слугами и были прикреплены к своему занятию (военная служба становится обязательной и связывается с владением земельным участком); в XVIII веке - дворяне раскрепощены, но сохранили за собой даровой труд и сделались привилегированным сословием; четвертый период начинается с 1861 года - с этого времени дворяне нуждались в опеке и покровительстве правительства, в связи с разрушением их экономической основы и привилегий. Таким образом, дворянство России, по П. Н. Милюкову, не являлось самостоятельной силой с которой могло бы считаться государство, потому что оно никогда не было в оппозиции. Городскому населению, считает историк, также присуща аморфность. Раньше, чем город стал нужен населению он понадобился правительству. Это был военный оборонительный пункт. Городское население приходилось создавать насильно.

Военно-национальное государство олицетворялось П. Н. Милюковым с Московским царством XV-XVI веков. Основная пружина - "это необходимость самообороны, незаметно и невольно переходящая в политику объединения и территориального расширения". Развитие русского государства связанно с развитием военных потребностей. "Войско и финансы... с конца XV века надолго поглощают внимание центральной власти", пишет П. Н. Милюков. Все другие реформы всегда вызывались этими двумя нуждами. Так с конца XV века до смерти Петра Великого Россия пять раз переживает коренную ломку во всем строе государственного управления, в основе которых лежит необходимость финансового переустройства, вызываемого увеличением военных расходов. После Петра Великого государственная и финансовая системы были уже настолько развиты, что влияние военных потребностей на весь ход правительственной деятельности не проявляется больше так резко, хотя и не перестает играть определяющую роль.

Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (1863-1919)

Историческая концепция А.С.Лаппо-Данилевского разрабатывалась в целом ряде трудов историков, таких как “Организация прямого налогообложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований”. “Императрица Екатерина II. Очерк внутренней политики”, “Русские промышленные и торговые кампании в первой половине XVIII века”, “Служилые кабалы позднейшего типа”, “Екатерина II и крестьянский вопрос”, “Собрание и свод законов Российской Империи, составленные в царствование императрицы Екатерины II” “Идея государства и главнейшие моменты ее развития в России со времени Смуты и до эпохи преобразований”, “The Development of Science and Learning in Russia”, “Очерк развития русской историографии”, “История русской общественной мысли и культуры XVII- XVIII вв.” и др.

Развивая государственную теорию исторического процесса, движущей идеей которого было государство, Лаппо-Данилевский давал повод для критики себя как историка (в научном сообществе 1890-х годов следование идеям государственной школы считалось моветоном). Проявляя независимость от основного течения петербургской исторической школы, сам Лаппо-Данилевский считал себя последователем историко-юридического направления. Нам представляется, что уже в проанализированном труде историк не укладывался в формальную схему государственников. Его увлекает идея государства как определенный “культурный тип” и постоянно присутствует интерес к взаимоотношениям личности и государства, соотношению ценностных установок эпохи и уровня их реализации.

Спустя два десятилетия историк в специальной работе “Идея государства в России” рисует картину эволюции идеи государства в сложнейших переплетениях православной и светской мысли, различных культурных и политический влияний, акцентируя “соотношение между состоянием культуры и правосознанием”. По Лаппо-Данилевскому, из среды православного духовенства вышли первые доктринеры, рассуждавшие о русском государстве, “они формировали его принципы с православной точки зрения и в соответствии с некоторыми византийскими идеями, в особенности, с понятием о “василевсе”, православном наместнике Божием и самодержце, царствующем во имя Христово и под Его руководительством”. Религиозная идея о государстве в России, с точки зрения Лаппо-Данилевского, прошла некоторую эволюцию и постепенно стала сближаться со светской идеей о государстве. Важным этапом в этом направлении он называет трактат Стефана Яворского, в котором осмысливаются определенные принципы государства на основе естественного права. И хотя Стефан Яворский в своем курсе богословия опирается на схоластику, он тем не менее “начинает прилагать принципы средневекового естественного права к построению гражданских отношений”. Данные идеи нашли отражение на практике, примером чему является Московское законодательство Федора Алексеевича. Царь имел уже некоторое понятие об “общем добре” государства; он пользовался им в качестве общего принципа реформы (январь 1682 г.- упразднение местничества): Федор Алексеевич говорил, что получил свой скипетр от Бога, чтобы заботиться о всем, что касается “общего добра” и отвращать все, что наносит ему ущерб.; с такой точки зрения он и упраздняет местничество как учреждение вредное для “общего государственного добра”.

В качестве других факторов, содействовавших секуляризации политической мысли А.С. Лаппо-Данилевский называет литературное движение, вышедшее из среды жидовствующих, Возрождение, и Реформацию. Благодаря Возрождению практическая философия обособилась от религии и “стала служить более независимым основанием для политических теорий”. Данное влияние на развитие политических идей в Московском государстве проводилось через посредство Польши. Лаппо-Данилевский подчеркивает, что практическая юриспруденция проникала в Россию во многом благодаря связям России с протестантским миром. В связи с этим, он отмечает и оппозицию католической мысли (теория “умеркованного господства” Ю. Крижанича).

Утилитарная идея государства прошла в России несколько стадий развития, прежде чем приобрела светский и политический характер. XVII и начало XVIII вв. характеризуются доктринами, для которых было характерно смешение православия и идей утилитаризма. Доктрина государственного интереса постепенно начинает освобождаться, обособляться от других интересов - религиозных, сословных и т.д. Для Петра Великого характерно светское и утилитарное понимание характера государства и государственного интереса. Он не отличал пользу государя от пользы государства и отождествлял эти понятия. Во имя “государственного интереса” и подчиненного ему “общего блага”, царь устанавливал свои отношения к подданным даже в мелочах и частной жизни”.

В XVIII в естественное право стало широко распространяться в России в виде двух различных учений: “Петр Великий и его сотрудник Феофан Прокопович особенно высоко ставили теорию Гоббса, которую легко было приспособить к самодержавной власти царя; князь Д.М. Голицын и В.Н. Татищев предпочли теорию Гроция и его последователей и воспользовались ею…с различных точек зрения в проекте 1730 г.”. При всех различиях в интерпретации теории естественного права Лаппо-Данилевский говорил о том, что и Прокопович и Татищев усвоили юридическую идею государства и понимали отношения между государем и подданными как договор, имманентный государству.

Историк рассматривает историю государства в генезисе и выступает по преимуществу как историк культуры и науки. Его интересовали закономерности эволюции мысли. Он отмечает, что “в эпоху преобразований история этой идеи в России еще не получила характер непрерывной и прогрессивной эволюции: звенья этой цепи почти не входили друг в друга; каждая из них скорее зависела от общего и соответствующего движения исторических идей, чем от предшествующего звена, и только довольно слабо определяла следующее за ним звено”. Он подчеркивает случайность и обезличенность этого процесса, фиксирует культурный разрыв между ценностными установками доктрин и уровнем их бытований. В этой общей концепции государства он указывает наиболее динамическую составляющую на- идею отношения между государем и подданными. “Русские люди …уже начинали представлять себе это отношение имманентным, а не трансцендентным государству” и черпали такое понимание из теории естественного права. Они уже могли судить об идеальном договоре, о его формальной ценности и юридическом значении, а не только о реальном и утилитарном применении. И “несмотря на самодержавный режим некоторые из наших политиков уже пытались осуществить эту идею на практике”, он говорит о прогрессивном развитии идеи в осознании русскими людьми необходимости единения с русской монархией, (хотя в другой работе по этому поводу Лаппо-Данилевский заметил расхождения умонастроений общества и правительства).

И хотя в Петровское время государственная власть по-прежнему не давала возможности для развития личного начала и общественных союзов, но она, с точки зрения историка, расчистила почву “на которой смогла с течением времени свободно развиваться человеческая личность”. Новая образованность и оживление хозяйственной деятельности создали духовную и материальную опору для проявления индивидуальной инициативы и самодеятельности.

Во второй четверти XVIII в. правительственная власть ослабла и начали развиваться общественные силы, прежде всего благодаря освоению идей естественного права, полицейского государства, общественного блага- личность, оцепеневшая под железной рукой правительства становилась “самостоятельной единицей общественного строения”.

К образу императрицы Екатерины II историк обратился еще в конце XIX века в книге, посвященной ее внутриполитической деятельности. Екатерининская эпоха привлекала внимание историка тем, что здесь он видел истоки идеи эмансипированной личности в русском образованном обществе. К этому же времени он относил и первые проекты формирования русского общественного строя. С точки зрения Лаппо-Данилевского, важнейшим показателем данных процессов является русское право.

Отмечая противоречивость царствования Екатерины II, историк подчеркивает “выдающееся его место в прогрессивном ходе нашей отечественной истории”, высоко оценивает государственную деятельность императрицы, в которой отразились “передовые особенности своего времени”. Екатерина II в первую половину своего царствования пыталась осуществить связь между престолом и гражданами. “Идеальной целью” Екатерины Лаппо-Данилевский считал “народное благосостояние”. Апеллируя к законодательному творчеству императрицы, историк отмечает определенную самостоятельную жизнь некоторых нереализованных юридических инициатив. В частности, Лаппо-Данилевский установил, что несмотря на роспуск законодательной комиссии для составления нового уложения остатки ее канцелярии и ее специальных (частных комиссий) продолжали свое существование в течение почти всего царствования Екатерины II. Результатом деятельности явились “Обозрение” и “Свод” законов, обнаруженные историком среди рукописей московского румянцевского музея.

Одновременно он фиксирует противоречивость крестьянской политики Екатерины II. Он отмечает, что императрица дарила своим' приближенным деньги для покупки крестьянских душ, характеризует ряд ее указов распространявших крепостную зависимость на малорусские и южнорусские губернии, утверждавших право продажи крестьян без земли помещикам белорусских областей. Лаппо-Данилевский констатирует неизменность существенных принципов крепостного права во о время правления императрицы Екатерины II и признает, что крепостной, в конечном счете, осуществлял свои права лишь в зависимости от благоусмотрения помещика”; в своей деятельности “всегда мог почувствовать гнет помещичьей власти”, что “самый отпуск крестьян на волю и размеры выкупа продолжали зависеть от воли владельца”, а право владения крепостными приближалось “к праву частной собственности”. “Закон давал основание приравнивать крепостных чуть ли не к хозяйственному инвентарю, составлявшему принадлежность имения” - пишет он.

Историк приходит к выводу:” государыня лишь несколько ограничила способы возникновения крепостного состояния, но слишком мало позаботилась о способах его прекращения; она много рассуждала о вредных последствиях” порабощения”, но не коснулась его сущности; она хотела улучшить положение владельческих крестьян, но кончила тем, что способствовала дальнейшему усилению помещичьей власти и распространению крепостного права”. Необходимо обратить внимание на замечание современных исследователей А.Н. Нечухрина и С.П. Рамазанова в связи с анализом двух вышеназванных работ. Авторы пишут “сравнение конкретных трудов по близкой тематике, созданных историком в позитивистский и неокантианский период его деятельности позволяет сделать заключение об их принципиальном сходстве”. Такой вывод нуждается в комментариях. Во-первых, он подчеркивает отсутствие жесткой наднормативной связи теоретических и конкретно-исторических позиций, о чем было упомянуто в вводном разделе учебника. Во-вторых, он является косвенным подтверждением нашей точки зрения о раннем преодолении позитивистских установок Лаппо-Данилевским, ибо изначально феноменологическая проблематика не укладывалась в строгий “футляр” позитивизма и проводить “демаркационную линию” перехода на позиции неокантианства 1905 г., как это делают авторы, неправомерно.

Отличие от Милюкова состоит, пожалуй, в том, что при всей важности филиации идей культурная традиция, по Лаппо-Данилевскому не задается воспитанием и обстоятельствами, а создается из совокупности различных фрагментов культурной действительности. Поэтому он придает большое значение изучению этих влияний и исследованию их потенций, возможных горизонтов их значения. Лаппо-Данилевский ценностен и феноменологичен. В этом плане представляется интересной его самооценка: “Я не принадлежу к разряду тех людей, которые из-за деревьев не видят леса, я, например, вижу лес, но не вижу его границ, и это меня ужасает”.

Сергей Фёдорович Платонов (1860-1933)

- по взглядам был близок к Ключевскому

- занимался историей второй половины 16 – начала 17в. (“Очерки по истории Смуты в Московском государстве 16-17 вв.”, “Памятники древнерусской письменности, относящиеся к Смутному времени” – ценный материал по истории крестьянской войны, польско-шведской интервенции)

- провёл важные источниковедческие исследования

Об опричнине

- перенес интерес с террора и сыска по делам боярской измены на перетряску боярского землевладения

- борьба царя и аристократии

- первый увидел в опричнине борьбу мелких землевладельцев и крупных вотчинников – боярами и монастырями, - борьбу за землю, за крестьян.