Строение фрагмента в современной публичной речи.

Стиль современной устно-письменной речи сложился под сильным влиянием сначала художественной прозы и публицистики, а позже — массовой информации и документа. Если оратор прежних времен, обращаясь к аудитории, стремился обосновать свои мысли рационально, подчеркивая в речи и вынося на суд аудитории логическую и понятийную структуру каждой отдельной мысли, то писатель-художник и литературный критик, создавая образ автора, напротив, стремится за разговорно-интимной интонацией речи и ее образным строем скрыть логико-смысловую структуру мысли, которая подвержена критической оценке и к тому же далеко не всегда совершенна.

Так, со второй половины XIX века вырабатывается современный стиль ораторской и публицистической прозы, для которого характерны отказ от периодического строения речи, относительно краткая фраза и изложение, в котором не выражены или слабо выражены логико-смысловые связи между отдельными мыслями.

q Уже в речах архиепископа Амвросия Ключарева, замечательного проповедника и церковного публициста второй половины XIX века, заметно сильное влияние художественной и научно-популярной прозы этого времени. Период в его классической форме уступает место прозаическому изложению мысли, но логико-смысловая структура речи сохраняется: фразы связаны союзами, союзными словами или специальными словами-коннекторами (отмечены жирным шрифтом), фигурами диалогизма и развитыми пунктуационными средствами. Фразы примыкают одна к другой, создавая сплошную плавную речь. И весь текст речей и статей архиепископа Амвросия предстает как единое последовательное рассуждение, части которого вытекают одна из другой.

“Трудно и для зрелого человека в каждом частном случае с уверенностью определить, к какому исходу ведет то или другое решение; тем более это трудно для молодости. Но Господь, даровавший свободу человеку при сотворении его и восстановляющий ее после его падения, указал путь жизни в виде общего закона, или начала, из которого при нашем размышлении должно исходить определение каждого частного случая нашей жизни. B чем же состоит этот закон? “Чтобы ты любил, — продолжает Моисей в указанном нами наставлении, — Господа Бога твоего, слушал глас Его и прилеплялся к Нему; ибо в этом жизнь твоя и долгота дней твоих” /Втор.30:20/. Итак, второе условие правильного направления нашей свободы есть тщательное определение, — согласно ли принимаемое нами решение с волею Божией. А так как не на всякий отдельный, более или менее важный, случай нашей жизни тотчас можно найти ясное указание в Законе Божием, то Моисей и говорит: “прилепляйся к Нему,” то есть входи во внутреннее общение с Богом молитвою, сердечным желанием, любовию, и Он скажет волю Свою в твоем сердце и совести и укажет путь жизни. Берегись, юноша, необдуманно поддаваться ныне обычным, шумным движениям и порывам легкомысленных сверстников, кто бы они ни были, столь же неопытных, как и сам ты; не отдавай никому своей свободы, за которую ты один отвечаешь; а в трудных обстоятельствах уединись, призови в сердце своем единого непогрешительного советника — Господа Бога твоего, и Он вразумит тебя, как поступить и кого держаться. Одно это движение души к общению с Богом мгновенно освободит твое воображение и сердце от обольщения и твой разум от увлечения; все силы души твоей возвратятся в твое обладание и ты будешь в состоянии направлять их куда должно.”

Амвросий, архиепископ Харьковский.

q Β ораторской прозе и публицистике К. Π. Победоносцева, которая создавалась примерно в то же время, заметно стилистическое сходство с творчеством архиепископа Амвросия, но из приведенных примеров можно видеть, что средства логико-смысловой связи в тексте К. Π. Победоносцева уступают место лексическим связям за счет повтора и воспроизведения ключевых слов и значений, длинных сложных предложений; изложение сохраняет плавность и связность, даже более тесную, чем в речи владыки Амвросия.

Но у К. Π. Победоносцева сильнее чувствуется художественно-литературный образ автора. “Объективный” монологический стиль изложения, в котором отсутствуют фигуры диалогизма, наряду с оценочной лексикой и повествовательной формой изложения, приводит к тому, что речь автора сливается с речью читателя. А это и является характерным признаком стиля художественной литературы.

Такой текст уже не произносится, а читается с трибуны для избранной и внимательной публики.

“Посреди таких явлений и воздействий возрастал и образовался будущий Император. И вместе с тем вырастала и укреплялась в народе вера в Него, оправдавшаяся в течение всего 13-летнего Его царствования. Для крепости правления нет ничего важнее, нет ничего дороже веры народной в своего правителя, ибо все держится на вере. Что бы ни случилось, — все знали и были уверены, на что, в важных случаях государственной жизни, даст Он отрицательный и на что положительный ответ из Своей русской души. Все знали, что не уступит Он русского, историей завещанного, интереса ни на польской, ни на иных окраинах инородческого элемента, что глубоко хранит Он в душе Своей одну с народом веру и любовь к Церкви Православной, понимая все ее воспитательное значение для народа, — наконец, что заодно с народом верует Он в непоколебимое значение власти Самодержавной в России, и не допустит для нее в призраке свободы гибельного смешения языков и мнений.”

К. Π. Победоносцев.

q Β судебной речи мы видим сходное построение мысли. Но судебная речь по необходимости предполагает диалогизм, потому что обвинитель или защитник, обращаясь к составу суда, который выносит вердикт, и одновременно к широкой публике, должен отделить свою позицию от позиций оппонента, подсудимого, свидетелей, присутствующей публики, судьи и коллегии присяжных.

Судебный оратор использует различные приемы связи мыслей. Β зависимости от того, какую часть речи он строит, ритор будет либо подчеркивать формальные логико-смысловые связи в тексте, либо в изложении материала (как в примере) создаст плавные переходы от одной мысли к другой, выстраивая единый эмоционально-этический образ речи.

Β тексте мы видим формулировку положения аргумента — зачин (выделен курсивом). Положение раскрывается в последующих фразах посредством не просто сообщения данных, но их истолкованием, в котором особую роль играет отбор слов и последовательная связь предложений с их коммуникативным членением. Это изложение фактического материала на самом деле содержит рассуждение, логическая структура которого не выявлена словами-связками, но видна из содержания фраз. Последняя фраза представляет собой заключение рассуждения, подтверждающее положение и содержащее переход к последующему изложению.

“Подробности настоящего дела кратки и немногосложны. Они состоят из откровенного рассказа самого обвиняемого и шести свидетельских показаний. И все-таки они с замечательной ясностью и силой рисуют перед нами многолетнюю и глубокую драму человеческой жизни. Я не понимаю только, почему неискренними считает объяснения обвиняемого г. прокурор. Право, я редко встречал такую прямоту, такое мужество в передаче обвиняемым каждого факта, каждого события, какие желал бы знать u установить даже против него суд. Не вижу я и той озлобленности и жестокосердия, какие находит в душевном состоянии его г. обвинитель в роковой для него день 21 июня. Свидетели говорят совсем ο другом: что всегда, вне случаев опьянения покойной, Киселев нежно любил жену, “души в ней не чаял,” как выражается свидетель Тальникова, а после события свидетель Иван Киселев находит его на завалинке своего дома горько плачущего, окруженного своими детьми, которым он говорил, указывая на брата: “Вот вам теперь отец, — а на его жену: вот мать... Только не проклинайте своего отца!” Вот настроение человека в первые моменты после события. Можно ли говорить ο какой-либо дикости, жестокосердии в те минуты с его стороны? Нет, я думаю, тогда произошло раздвоение, в нем померк под давлением роковых событий — горя, отчаяния, стыда, душевных мук — бодрый, мягкий, любящий человек и вырвалась наружу гневливая воля оскорбленного и негодующего мужа...”

Η. Π. Шубинский.

q Сходное строение фрагмента видим мы и в политической ораторской речи.

Зачин фрагмента содержит положение с истолкованием, соответствующее протасису периода. Положение раскрывается в реме, соответствующей аподосису периода и представляющей собой серию высказываний-доводов, расположенных по принципу деления содержания. Предложения отделены друг от друга по смыслу, и содержание мысли предстает в виде не сплошного, но разделенного, дискретного смыслового пространства, оно дается как бы пунктиром. Связи отдельных высказываний строятся посредством специальных слов-коннекторов и в содержании фраз. Но слова-связки использованы в основном внутри отдельных доводов; сами же доводы связаны по смыслу, паузами и интонацией.

“Восстановив истинные ценности внутри себя, надо восстановить их u вовне. Жизнь общества, государства требует осмысленности так же, как и жизнь отдельного человека. Не может материальное благополучие быть целью всех стремлений. Сытое брюхо еще не значит — чистая совесть. Критерием государственного устройства должна стать его богоугодность, соотнесенность с тысячелетними святынями веры. Нужно во всей полноте использовать богатейший опыт русской государственности. Выкинуть на свалку наглую ложь об “империи зла,” “России — тюрьме народов,” “гнилом царизме,” сказать правду о семидесятилетнем пленении Православной Церкви и русского народа. Нужно осознать, что у Православной России есть враги, ненавидящие наш народ за его приверженность к Истине, за верность своему религиозному служению, своим христианским истокам и корням. Осознать, что если мы хотим выжить — нам надо научиться защищать себя, свою веру, свои святыни...”

Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский.

q Итак, в XIX и в XX веках русская риторическая проза развивалась под сильным влиянием художественной литературы. Это влияние проявилось прежде всего в том, что черты стиля, характерные для выражения образа ритора, подменялись чертами стиля, свойственными образу автора. Но в последние десятилетия художественная литература утрачивает влияние в обществе. Современный стиль речи связан с развитием массовой коммуникации, деловой прозы, ораторской речи, философской литературы. Это означает возрождение риторического стиля речи, который в современных условиях, разумеется, не повторяет и не может повторять черты стиля прошлых эпох, но необходимо подчиняется в своем развитии объективным условиям и требованиям, которые общество предъявляет ритору.

Глава пятая.

Исполнение речи.

С лово подразделяется на внутреннее и внешнее. Внутреннее слово организует мысль, которую предстоит выразить. Слово внешнее есть непосредственное выражение мысли в устной или письменной форме.

Материал, изложенный в предшествующих главах, относится, в основном, к внутреннему слову. Правила и рекомендации, которые приводятся ниже, относятся к внешнему слову, то есть к основным видам общения — монологу и диалогу. Эти правила обобщают опыт организации речевых отношений, которые можно изобразить следующей схемой.

Диалогическое общение представляет собой коммуникативное кольцо с обратной связью,[284] в котором имеются по крайней мере два участника.

Диалогическое общение происходит в трех обводах этого единого кольца — внутреннем (Sg^1,2), внешнем (Sg_1,2) и промежуточном (Sg¹₁,Sg²₂).

Внутренний обвод представляет собой словесную мысль участника коммуникации А, который, создавая замысел речи, прогнозирует собственные реплики-высказывания и возможные ответы собеседника.

Создав первую инициирующую реплику, А адресует ее Β. Β ходе произнесения реплики А контролирует ее последовательность, интонацию, темп речи по реакции собеседника и сопоставляет эту реакцию с произносимыми частями реплики, перестраивая ее, если замечает, что B не понимает его или неадекватно реагирует на его речь (промежуточный обвод). Когда мы говорим, мы видим и слышим собеседника и слышим в то же время собственные слова. Поэтому внешнее слово не совпадает с внутренним, а внутреннее — представляет собой только общий план звучащего слова.

Собеседник B по мере получения сообщения стремится понять его, соотнося звучащее слово с поведением, внешними признаками А и с образом А, который существует в его представлении, а также с последовательностью элементов полученного сообщения, членя его различными способами (как это рассмотрено в главе об элокуции), то есть устанавливая грамматическую, логическую и коммуникативную структуру речи и вычленяя ее предметно-словесное содержание.

Получив сообщение, B анализирует его исходя из тех данных ο собеседнике, ситуации и высказывании, которые он усвоил и сумел понять. Главное для А и Β здесь —установить новое и актуальное содержание, которое является целью общения, и принять решение вступить в диалог. Затем Β анализирует содержание речи в отношении к ее предмету, к личности собеседника и характеру его высказывания. На основе этих данных Β создает собственный замысел речи, но уже как ответ на реплику Α, тο есть частично включает эту реплику в свой ответ.

Тем самым содержание и слова каждой реплики диалога воспроизводятся в последующих, в результате чего устанавливается общий язык участников диалога, который в ходе общения постоянно изменяется и пополняется. Β ходе такой взаимной адаптации накапливается система знаковых (не только словесных) ресурсов с их особыми конкретными значениями, поэтому язык общения представляет собой динамическую, постоянно развивающуюся систему знаковых средств, определяемую содержанием диалога и сценариями речи, которые совместно строят участники общения.

По мере установления взаимопонимания, оба собеседника, различаясь содержанием мысли, сближаются через постоянно становящийся и приспособляемый к обстоятельствам речи общий язык и образуют единораздельную мыслительно-коммуникативную систему. Именно эта общность позволяет им принять совместное решение и осуществить совместную деятельность.

B условиях устного общения весь этот обмен репликами происходит в едином потоке времени, которое организуется и членится последовательностью высказываний, так как устное высказывание понимается слушающим в ходе его произнесения говорящим. Тем самым диалогическая речь представляет собой инструмент пространственно-временной адаптации и организации языка.

B этом смысле общий язык (как русский, французский и т. д.) представляет собой не систему, а набор ресурсов потенциально возможного общения, то есть совокупность имен и общих правил построения высказываний. По мере развития диалога этот набор ресурсов становится системой, в которой устанавливаются отношения между предметом речи, конкретными людьми, в ней участвующими, и совместной предметной деятельностью этих людей.[285]

Нижеследующие правила монологической и диалогической речи представляют собой, по существу дела, правила взаимопонимания и установления общего языка. Монологическая речь содержит правила внешнего слова для отдельной реплики, а диалогическая речь — правила соединения таких отдельных монологических высказываний в словесные произведения различного рода, создаваемые совместной речью.

Date: 2016-07-18; view: 311; Нарушение авторских прав