Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть первая: На самом донышке души





 

Душа моя, ты губишь свою душу.

Уильям Батлер Ейтс

 

Джинни медленно закрыла «Взметнитесь, Брюки!» и положила книгу на подоконник у кровати. Это была последняя часть «брючной» трилогии, подарка Драко на Рождество, и как Джинни ни растягивала удовольствие, на дворе уже стоял май, и последняя страница книги была только что перевёрнута.

…Вот и всё, — подумала она, обнимая подтянутые к груди колени.

Как это бывало частенько, едва закончился очередной любимый роман, стало не по себе, накатила странная хандра — такое случалось даже при хэппи-энде, после которого неотвратимость прощания всё так же напоминала смерть… ну, или сулила как минимум долгую разлуку со знакомыми и уже успевшими полюбиться героями. И вообще, от хэппи-эндов становилось только противней, особенно от таких, когда все сюжетные ниточки были аккуратненько связаны. В жизни подобного отродясь не дождёшься: вечно-то в ней всё наперекосяк, и твоей любви не светит ни воздаяния, ни кары, вот и увядает она где-то на задворках, утопая в кипучей массе вопросов, так и не получивших ответов.

Ничего не поделаешь: хочешь повзрослеть — терпи.

Печальная, но с ощущением, будто стала чуть мудрее, Джинни высунулась из окна. Стоял восхитительный день начала лета, веял прохладный ветерок, и небо голубой фарфоровой чашей опрокинулось над землёй. Высыпали на лужайки студенты, разлеглись на расстеленных пледах, смакуя первое тепло. У озера виднелись тёмные фигурки гуляющих — в основном, держащиеся за руки парочки. Сама Джинни не была там с зимы, да и не собиралась — слишком уж много связано с тем местом воспоминаний, которых хотелось бы избежать.

Стук в дверь прервал её размышления. Она сползла с подоконника, мельком бросив на себя взгляд в зеркало: волосы, не стриженные с зимы, вились уже до пояса, выбиваясь из кос непослушными прядками.

— Да?..

— Ты одета? — в дверь просунулась голова. Соседка по комнате, Элизабет. — Тебя кое-кто ждёт у портрета.

— Да? И кто именно?

Элизабет ухмыльнулась.

— Кое-кто из Слизерина.

— А так скалиться обязательно? — Джинни натянула жакет и застегнула пуговицы. К собственной радости, с зимы она наконец-то поправилась, и жакет начал обтягивать грудь. — Ладно, иду…

Окна в гостиной были распахнуты навстречу майскому ветру, полному запаха свежей травы, вскопанной земли и распускающихся цветов. В одном из роскошных кресел угнездился Невилл Лонгботтом, играющий со своей жабой, Тревором Вторым, в Летающие Слова. Он махнул Джинни рукой. Она пересекла гостиную и нырнула в проход, не обращая внимания на бурчание Полной Леди по поводу длины её юбки и узости жакета.

— Привет, — выпрямилась она, когда портрет захлопнулся за её спиной, — так и думала, что это ты.

— Само собой, — откликнулась Блэз.

Джинни прикинула, получила ли слизеринка взбучку от Полной Леди — плиссированная юбка Блэз была короче терпения Снейпа, а в вырезе свитера виднелась кружевная оторочка лифчика. Одним апрельским днём Блэз постриглась, и короткие теперь волосы волнами обрамляли лицо и огненными язычками вились у висков.

— Слушай, ты не против прогулки? Разговор есть.

— Только не у озера, — моментально заявила Джинни.

Блэз приподняла бровь:

— Розарий подойдёт?

— Нет, тоже отпадает. Как насчёт квиддичного поля? — предложила взамен Джинни и, видя удивление Блэз, пояснила: — Едва ли там сейчас кто-то есть.

Та грациозно повела плечами:

— Как угодно.

 

* * *

 

— Ты, вроде, утверждал, будто тут никого не будет, — пожаловался лежащий на траве Драко, переворачиваясь на живот и подперев подбородок руками. Покосившись, он добавил: — И этих «никого» несёт как раз сюда…

— Наплюй, — Гарри сидел по-турецки, силясь следовать своему же совету. Но давалось это нелегко: слизеринец не относился к тем, кого можно заткнуть приказом посидеть тихо, потому что тебе-де надо подумать; напротив, Драко был из тех, кто считает, что его блистательные речи исключительным образом стимулируют мыслительный процесс. И при этом не имеет значения, какого труда тебе стоит сосредоточиться на чём-то другом. — И заткнись.

— Знаешь, — сказал Драко, — никак не возьму в толк, зачем ты меня сюда приволок, коли хочешь, чтобы я тут просто молча красовался… Это, разумеется, вовсе не значит, — тут же добавил он, — будто сие не входит в список моих многочисленных талантов.

— Это не талант, а раздражающая привычка, и приволок я тебя сюда для молчаливой моральной поддержки… Как пишется «бессмертная» — через «з» или «с»?

— Через «с». Однако словцо не самое впечатляющее. Только не говори, будто собираешься разводить трепёж по поводу бессмертной любви, я этого не переживу.

Гарри отшвырнул перо.

— Это же свадьба! Ты где-нибудь видел свадьбу без трепежа про бессмертную любовь? А о чём мне тогда говорить свой тост? — Гарри прищурился. — О! Джинни!..

— Че-го? А она тут каким боком? Собираешься приплести её в свою речь?

— Нет, — отозвался Гарри тоном, недвусмысленно дающим понять, что Драко сегодня на редкость тормознутый, — она во-он там, у трибун.

Драко c несчастным видом вжался поглубже в траву.

— Как думаешь, зачем она здесь?

— Поди, тебя пришла прикончить, — Гарри снова взялся за перо.

— Нет в тебе сострадания, Поттер, — возмущённо взглянул на него Драко. — И жалости тоже нет. Это-то тебя и губит.

— Видишь ли, в чём дело, — вполне резонно возразил Гарри, — ежели б ты мне поведал, что там у вас с Джинни стряслось, я бы, может, и посочувствовал.

— Понятно. Хочешь сказать, все эти издёвки и прочая клевета — следствие информационного голода.

— О! В самую точку.

Драко уселся, вытряхнул из волос траву и прищурился, глядя в сторону маленькой ярко-рыжеволосой фигурки вдалеке. Гарри искоса следил за ним. Временами ему удавалось заметить, как, словно на фотографии с двойной экспозицией, сквозь этого Драко проступал другой — с бледным тонким лицом, будто вылепленным из заострённых теней, с сиреневыми кругами под глазами… Тот Драко был тонок настолько, что порыв ветра, несомненно, унёс бы его прочь, и держался на ногах одной лишь силой воли.

Ресницы дрогнули, и мираж исчез: перед Гарри сидел пышущий силой и здоровьем худощавый парень со светлыми волосами, чья кожа уже зазолотилась ранним летним загаром, а глаза, безо всяких теней вокруг, были серыми и яркими. Гарри не в первый раз подумал, не подсыпали ли чего дополнительного в противоядие — чего-то такого, что не просто вернуло Драко былое здоровье, но сделало его ещё крепче.

— Похоже, она меня избегает, — задумчиво покусывая травинку, изрёк Драко.

— Они нас пока просто не заметили. А с кем она?

— С Блэз, — уныло отозвался слизеринец.

— О, точняк. Забыл, что она обстриглась. А раньше ей лучше было…

— Поттер, ты у нас практически уже женатик, тебе не положено обращать внимание на причёски всяких посторонних девиц.

Гарри возвёл очи горе.

— Малфой…

— Готов спорить, они говорят обо мне, — с жизнерадостностью французского аристократа, вершащего путь к гильотине, поделился Драко.

— Можешь мне не верить, Малфой, — чуть резковато заметил Гарри, — однако не все и не везде говорят о тебе.

 

* * *

 

— Это насчёт Драко, да? — скрестив руки на груди, Джинни развернулась к Блэз. Над квиддичным полем дул пронизывающий ветер, и Джинни, задрожав, обхватила себя за плечи.

— Э… Ну… — Блэз замялась. — Ладно. О нём. Как ты догадалась?

— У тебя на лице написано, — угрюмо пояснила Джинни. — Вид под кодовым названием «Только Драко Малфой Способен Настолько Довести Меня До Ручки».

— Верю на слово, — Блэз в смятении поискала прядку, чтобы покрутить её в пальцах, не нашла и, сообразив, что нынче волосы у неё коротковаты для этого, опустила руку. — В общем, так: Драко спросил, не пойду ли я с ним на свадьбу в субботу.

Джинни опешила. Ветер разом стал ещё более пронизывающим.

— Я не… В качестве его девушки?..

После паузы Блэз ответила:

— Ну, я бы не стала утверждать наверняка, но, похоже, он, с одной стороны, ищет компанию, а с другой — не хочет никого приглашать, потому-то и остановился на мне. В конце концов, мы по-прежнему ладим и, рискну предположить, понимаем друг друга.

Джинни сунула руки в карманы.

— В любом случае, это не моё дело. Я, разумеется, буду с Симусом.

— Разумеется, — Блэз не стала задавать вопросов об отношениях Джинни с Симусом, как не осмеливались задавать их остальные. Как будто если проблему игнорировать, она исчезнет сама собой. — Просто не хочу совершать поступок, который тебя расстроит.

— Какая предусмотрительность, — процедила Джинни.

Она так предвкушала свадебную церемонию… Для неё это была возможность в последний раз повеселиться с друзьями, прежде чем их всех разметает по белому свету, — ведь в следующем сентябре в школу она отправится уже одна. Одна… Теперь же перед глазами встал, как наяву, искрящийся Бальный Зал Имения Малфоев и хохочущая в руках Драко Блэз — они кружились под парящими в воздухе люстрами…

Джинни стало страшно.

— Дело не в предусмотрительности, — хмыкнула Блэз. — Зная твой характерец, не желаю получить чашей с пуншем по физиономии в самый разгар произнесения клятв.

— Прекрати, я бы так не поступила. И вообще, у меня есть парень, так что факел неугасимой любви к Драко в моей душе не горит.

Блэз приподняла бровь.

— Спасая его жизнь, ты прошла через все круги ада. Это даже не факел, это форменное аутодафе.

— Было да быльём поросло, — пожала плечами Джинни. — Если б нам что-то предстояло, всё бы давным-давно случилось. И вообще — у меня Симус, я уже говорила.

— Говорила. Но вот любишь ли ты его? В смысле — Симуса.

Незваные, всплыли в памяти слова Тома.

…Я исконный её враг, я — её возлюбленный, я — её радость и отвращение, её неразделённая страсть. Я — её вина, её воспоминание. Её сладкое отчаяние. Все её несбыточные мечтания и грёзы. Я создан из крови, слёз и чернил. Она — мой создатель. И я никогда не покину её…

…Он ошибался… Это я никогда его не покину.

— Конечно, люблю.

Уголки губ Блэз приподнялись.

— Ой, а ты помнишь — тогда, в Большом Зале, когда у Симуса ум за разум зашёл, а Драко…

— Нет, — отрезала Джинни.

— Как скажешь, — с сомнением кивнула Блэз.

 

* * *

 

Само собой, Джинни соврала. Она всё помнила. Ещё как помнила!

Едва она убедилась — убедилась целиком и полностью — что Драко выживет, как принялась изо всех сил его игнорировать. С началом учёбы старательно избегала встреч в коридорах и после кубковых игр, держалась подальше от Гарри и Гермионы, если те собирались с ним повидаться, и ныряла за колонны во дворе, едва заметив серебристый проблеск волос или заслышав знакомый смех.

Слава тебе, Господи, столкнуться с ним один на один было практически невозможно — вокруг него вечно толклись другие слизеринцы. И если вокруг Гарри ходил на цыпочках весь Гриффиндор (по меткому замечанию Рона, сложновато хвастаться зимней поездкой на Ибицу перед парнем, который провёл Рождество в смертельной схватке с Вольдемортом), то сокурсники Драко, будто бы решив перещеголять друг друга в искусстве лести, наперебой к нему подлизывались.

— Большинству кажется, что с Пожирателями Смерти они дали маху, — как-то вечером в библиотеке поделилась с Джинни Блэз. — И дело, само собой, не в том, что те олицетворяют зло, а исключительно в их поражении. А Драко чуть ли не единственный с нашего факультета, кто ухитрился сохранить хорошие отношения с нынешними ключевыми министерскими фигурами. Все, ясное дело, думают, что это просто блестящая игра, однако никто не желает попасть ему под горячую руку. А то, не ровен час, ещё Гарри на них науськает, — она усмехнулась.

— В гробу Гарри их видал, — холодно ответила Джинни.

И действительно: вопреки всем волнениям друзей, вопреки случившемуся и осадку, который остался у него в душе, Гарри отлично вписался в обычную школьную жизнь. Дамблдор преуспел и держал Министерство в стороне, наложив до окончания школы вето на церемонию вручения Ордена Мерлина, отменив несколько праздничных демонстраций в Хогсмиде и запретив репортёрам из «Пророка» и нос казать на хогвартские просторы под угрозой скормить их Клыку. Разумеется, Гарри по-прежнему ели глазами. Но Гарри всегда ели глазами. Тоже мне новость…

Новостью стал взгляд, которым он отвечал, — не провоцирующий и не защищающийся, не оскорблённый и не смущённый. «Я знаю, кто я, — вот что говорил этот взгляд, — смотрите на здоровье, мне всё равно».

Джинни помнила, каким был Гарри несколько лет назад, когда пригибался и закусывал губу в приступе болезненного возмущения при виде значков «Поттер — вонючка». Того Гарри больше не существовало.

— Вырос, — заметила Гермиона печально-счастливым голосом, допустимым только для той, кто знал Гарри с одиннадцатилетнего возраста.

…Ну, не знаю, не знаю… Он не выше меня.

Это сказал не Драко, но голос Драко в голове Джинни. Иногда она слышала этот шепоток, хотя его самого рядом не было. И пусть она знала, что это происки непослушного воображения, ей всё равно стало неловко смотреть Гермионе в глаза, а потому Джинни сбежала, так и не ответив.

Тем вечером за ужином Дамблдор объявил о проведении поминальной службы по Пенси Паркинсон и другим невинно убиенным в так называемом «Рождественском Кровопролитии». Джинни знала, что директор полностью в курсе роли, которую сыграла Пенси в похищении Рона и прочих прискорбных делах, равно как знала, что он ни словом об этом не обмолвится, — и да пусть в памяти всех Пенси упокоится с миром. Само собой, ответственность за все жертвы была возложена на Вольдеморта — и хотя сие не кривило против истины, однако же оставляло у Джинни болезненное ощущение вины.

Во время речи Дамблдора она сидела рядом с Симусом и видела, как напряглись его плечи при первом же упоминании Рождественского Кровопролития. Директор вещал: надо-де примириться со смертью, понять, что это — часть жизни, хотя и не отрицал вполне понятные ярость и внутренний протест, тем паче жертвы были столь юны, а убийства — бессмысленны.

— Как и три года назад, когда погиб Седрик Диггори, мы снова смотрим в уродливый лик крайнего фанатизма, редкостной нетерпимости, и даже лучшие из нас иногда способны дать приют… — тут у Джинни зазвенело в ушах, и она пропустила следующие слова, — …злу. Злу, о котором, по мнению Министерства Магии, вам по молодости лет даже представления иметь не положено. Однако если мы не признаем существование зла, то никогда не сумеем его опознать, а значит, не сможем углядеть в наших душах…

Звон в ушах стал пронзительней, и Джинни наконец сообразила, что дело не в чувстве вины — это вилка Симуса, зажатая в его трясущейся руке, всё громче и громче колотилась о край тарелки. Джинни вилку отобрала.

— Симус…

Он отшатнулся, вскочил; покачиваясь, будто пьяный или слепой, побрёл к выходу. По Залу пробежал недоумённый ропоток, словно зажужжали летним днём пчёлы, и Джинни встретилась взглядом с Драко: подперев рукой подбородок, тот смотрел на неё из-за слизеринского стола.

Она кинулась следом за Симусом, найдя его в одном из прилегающих коридоров. Привалившись к стене и уткнув лицо в ладони, он что-то лепетал. Джинни уловила нечто вроде «мои руки — не мои руки…» и отдёрнула его ладони от лица, сжала в своих, борясь с желанием встряхнуть Симуса как следует.

— Что происходит, Симус? Что не так?

Он сурово взглянул на неё сквозь соломенные волосы до странности тёмными для синего оттенка глазами.

— Внемлите же, ибо отмщение в руце Моей, и Аз воздам, аще кто преступит закон Мой.

Джинни попятилась.

— Это ещё откуда?

— Не знаю. Но я услышал эти слова, когда зажмурился.

— Почему ты сбежал из Зала?

— Потому что Дамблдор говорил обо мне. И я чувствовал, как все вокруг таращатся! Зло во плоти, — он резко хохотнул.

— Никто на тебя не таращился, — стараясь удержать гнев, возразила Джинни. — И даже в мыслях ничего подобного не держал.

— Я держу.

— Вот и прекрати. Сколько ты собираешься пытать себя, Симус? Сколько собираешься пытать меня?! — она немедленно поняла — последняя фраза была лишней.

— Ты не обязана оставаться со мной, Джинни, — отрезал он. — Я пойму, если ты уйдёшь. Любой бы понял.

Она полуприкрыла глаза и вновь увидела Liber-Damnatis и чернильную кровь дневника, пятнающую пальцы, пока Джинни вытаскивала его из огня, и страницы, что испуганными птицами бились в руках, когда она отдирала их от корешка.

Ненавижу тебя, Том.

— Но Симус! Я хочу, чтобы ты поправился! Мне нужно, чтобы ты поправился!

Он поднял на неё глаза:

— Зачем?

Мгновение колебания — и…

— Потому что я люблю тебя.

Его лицо сразу смягчилось.

— Джинни… — Симус убрал с её лица волосы, погладил по скуле, на миг превратившись в того веснушчатого мальчишку, который перед Рождеством целовал её за кладовкой с квиддичным инвентарём и приглашал к себе в Ирландию, чтобы познакомить с роднёй…

Речь об этом с тех пор не заходила — то ли он больше не доверял Джинни, то ли сторонился своих обожающих сына и совершенно сбитых с толку родителей — тем только было очевидно, что с сыном неладно, но вот что именно?..

Само собой, никто этого толком не знал, даже сам Симус. Его терзали кошмары, странные голоса нашёптывали что-то ночи напролёт, обрывки слов и образов обращали жизнь в ад наяву. И лишь Джинни дарила ему утешение, лишь она стояла меж ним и тьмой.

Она прильнула щекой к его ладони:

— Наверное, тебе стоит отдохнуть. Давай вернёмся в гостиную…

— Я бы прогулялся. Может, сходим в розовый сад?..

— Нет! — перебила она так резко, что Симус аж отдёрнул руку. Сад, полный льдистых лучинок-звёзд, розы в снегу… — Там холодно, — неуклюже заоправдывалась она. — Мне тогда надо хотя бы мантию набросить…

Его глаза помрачнели, он отступил.

— Не стоит. Мне не мешало бы побыть одному, — Симус развернулся и зашагал прочь, напряжённо расправив плечи.

Вонзив зубы в нижнюю губу, Джинни смотрела ему вслед.

…Беги же, беги за ним, он так этого хочет! — твердил разум, но усталость связала её по рукам и ногам. Ей тоже захотелось одиночества — без беспрестанного контроля за каждым жестом или колебанием настроения, без постоянной готовности прийти по малейшему намёку на то, что он в ней нуждается, — просто рухнуть в гриффиндорской гостиной на какую-нибудь кушетку у камина, закрыть глаза и…

— Лично мне, — зазвучал за спиной протяжный голос, — спич Дамблдора показался скучным. Я вообще предпочитаю во время них дремать. Но закатить истерику в Большом Зале — это, конечно, впечатляюще, хотя, возможно, и не слишком практично…

— Не пори чушь, — буркнула Джинни, разворачиваясь навстречу приближающемуся по коридору Драко. Ей давно не доводилось смотреть на него в упор, и вид Драко её поразил. Она-то помнила его таким, каким он сидел у её кровати в ночь, когда она, едва не умерев, отыскала противоядие: худой юноша с запавшими глазами, вокруг которых залегли тёмные, словно чернильные, тени. Теперь ничего этого не было, измождённость исчезла. От того Драко остался лишь широкий шрам на левой руке да яркий серебристый блеск в глазах.

— А я и не порю, — возразил он.

— Порешь, порешь. Ты прекрасно понимаешь, почему я выбежала из зала — уж вовсе не от скуки.

Он приподнял брови:

— Какая внезапная откровенность!

— Симусу стало нехорошо, — объяснила Джинни, — нужно было проверить, как он.

Драко развёл руками, и Джинни увидела шрам, крестом рассекавший его левую ладонь.

— А ты ведь стала такой же, заметила?

— Какой — «такой»?

— Я слышал, как ты говоришь в коридорах, — с горечью пояснил Драко, — не со мной, конечно, со мной-то ты не разговариваешь, хотя, вроде, и не онемела. Каждое второе слово «Симус-Симус», а то и «Сим-Сим» — что, надо понимать, отвратная кличка нашего колхозного друга Финнигана.

Джинни прильнула щекой к прохладе каменной стены.

— Ревнуешь? — она тут же пожалела о сказанном. У неё и в мыслях не было поддевать Драко, ей хотелось, чтобы он оставил её в покое. Рядом с ним в нынешнем-то состоянии? Ох нет, её словно наизнанку выворачивало.

— А то! Я, понимаешь, сам рвался в сиделки к потенциально опасному шизику, но ты меня обставила.

— Симус не опасен. И он не шизик. Он…

— Сломался?.. — подсказал Драко.

Джинни почувствовала, как губ коснулся призрак улыбки.

— Я бы сказала «надломился».

Драко не засмеялся.

— Любишь ты возиться со сломанными игрушками. Меня вот тут заинтересовало, почему ты не разговариваешь со мной с тех самых пор, как я излечился…

— Вовсе я не…

— …и единственный напрашивающийся вывод — умирающий, я был тебе милее. Но теперь под рукой Финниган и, коль скоро можно чинить его, во мне больше надобности нет.

Джинни с усилием распрямилась. Кости просто-таки горели от усталости, особенно запястья и спина.

— Так нечестно…

— Какая разница, честно или нет. Я хочу знать, правда ли это.

Драко приблизился ещё на шаг, и полыхнувший факел швырнул пригоршню золотых бликов на его лицо и волосы. Изгиб чуть приподнятых губ был настолько ей знаком, что Джинни нарисовала бы его, даже разбуди её среди ночи.

— Неужто такой трудный вопрос?

— Какой же это вопрос — скорее, утверждение. А вот верное ли… — Джинни подняла глаза. Драко сейчас стоял так близко, что она даже увидела светлеющий под глазом шрамик в виде полумесяца. — Какая тебе, собственно, разница?

— Ты обрекаешь себя на муки, поскольку считаешь, что случившееся с ним — на твоей совести. И в итоге превратилась в праведную бледную немочь. А зря — мне ты куда больше нравилась веснушчатая и порочная.

— Кто бы мог подумать, что тебе может нравиться нечто порочное, — огрызнулась Джинни, а сама уже льнула к нему, как льнёт виноградная лоза к решётчатой ограде.

— Напротив, напротив — я просто-таки фанат несовершенства. Безгрешность скучна, — рука Драко приподняла её лицо за подбородок, принуждая Джинни смотреть ему прямо в глаза. — Он не кровь, которую тебе надо смыть со своих рук, не столб для аутодафе — он просто парень. Как думаешь, каково ему будет узнать, что это не любовь, а наложенная на себя епитимья?

Джинни шарахнулась в сторону:

— Зачем?! Собираешься ему рассказать?!

Драко хохотнул.

— Даже и не думаю стоять на пути меж тобой и твоим терновым венцом, Святая Вирджиния.

— А сам-то, сам! — швырнула она в ответ. — Пришёл весь такой из себя страдалец — ах, больше я тебе не нужен… Ну а как бы ты поступил, скажи я, что нужен? Что я люблю и любила тебя всё это время? Что жить без тебя не могу?!

Драко опешил. Судя по всему, такой поворот разговора был им не предусмотрен.

— Мне не…

— Знаю-знаю, что ты скажешь! Дескать, тебе не нужно то, что валяется под ногами — а исключительно то, до чего нельзя дотянуться! — она попятилась. — Ну так ты до меня и не дотянешься. У тебя была возможность, Драко Малфой, но ты её проморгал.

Она ожидала боли, но испытала лишь величайшее удовлетворение — такое же, как давным-давно, когда её, пятилетнюю, Рон просто-таки смертельно достал, и она звезданула ему по голове чугунной сковородкой-саможаркой. Единственное различие — крови сейчас было не в пример меньше.

Брови Драко приподнялись ещё выше.

— Кто-то из нас её точно проморгал, — словно невпопад пробормотал он, — вот только не уверен, что именно я.

Джинни предполагала несколько вариантов ответа на своё заявление, но никак не ожидала насмешки. В груди вскипел гнев. Рука потянулась к воротнику, к золотой цепочке. Джинни сдёрнула её с головы и протянула Драко.

В свете факелов закачались, закрутились, поблёскивая, два Эпициклических Заклятья.

— Забирай.

Драко вытаращился на неё с несвойственным ему ошеломлением.

— Чего?!

— Забирай, говорю! — холодно повторила она. — Ты ведь никогда не спрашивал меня — да и всех остальных тоже — где они, что с ними, верно? И кто, по-твоему, хранил их всё это время?!

Малфой мотнул головой. Изумление поблекло, и лицо вновь обрело непроницаемость. Что сейчас тщательно прятал он — гнев? отвращение? горечь? насмешку? — Джинни не могла разобрать. Он протянул руку и принял у неё золотую цепочку и созданные из стекла, золота и плоти заклятья, сжал их в кулаке.

— Уже во второй раз, — заметил он.

Джинни была взбешена до дрожи собственных пальцев.

— Что — во второй раз?

— Ты возвращаешь мне мою жизнь… Однако в лицо швыряешь впервые.

Глаза будто обожгло — Джинни поняла, что вот-вот разревётся и, не желая рыдать перед ним, кинулась прочь по коридору. Слёзы превращали факелы на стенах в смазанные золотистые круги. Остановись она на миг перед поворотом, обернись — увидела бы смотрящего ей вслед Драко на том же месте с по-прежнему вытянутыми руками и выражением иронической покорности на лице.

 

* * *

 

— Нет, — повторила Джинни. — Совершенно не помню.

— С тобой точно всё хорошо? — не сводя с неё взгляда, уточнила Блэз.

— Точно, точно.

Слизеринка потянулась и отвела с лица Джинни огненно-рыжую прядку.

— Плачешь?

Та в ответ лишь крепче обняла себя за плечи и снова содрогнулась.

— Это всё ветер. Говорю же — просто ветер.

Блэз убрала руку и пробурчала что-то вроде «упёртая гриффиндорская ослица».

— Мне пора обратно в башню, — заметила Джинни. — Там Симус, и мне бы не хотелось надолго бросать его в одиночестве.

— Ясное дело. Только богу известно, что может стрястись, когда он один: того и гляди, возродит очередного Тёмного Лорда и разнесёт в пух и прах долины со взгорьями.

Джинни прикусила губу.

— Не смешно!

— А вот Драко бы посмеялся, — заметила Блэз, а её глаза безмолвно добавили «…и ты бы тоже посмеялась каких-нибудь полгода назад»…

 

* * *

 

Совершенно раздавленная, Джинни свернулась калачиком в постели. Бархатный полог был задёрнут, её окружала кромешная тьма, в которой чёрными птицами реяли мрачные мысли. Под рукой больше нет «Брюк», чтобы это вороньё разогнать, и кровь в ушах шумела неустанным биением их крыльев.

Итак, Блэз с Драко пойдут на свадьбу вместе. Ну и? Едва ли ей пристало жаловаться: с того вечернего разговора в коридоре у Большого Зала Джинни говорила с Драко только однажды, исключительно по причине вежливой необходимости. Она больше не играла никакой роли в его жизни, тем паче в любовной её составляющей. Впрочем, осознание этого ничего не меняло: Джинни ощущала себя тыквой, выпотрошенной к Хэллоуину.

Рука скользнула вверх к медальону, который она по-прежнему носила на шее, пряча под блузкой, чтобы никто-никто не увидел.

«Люблю и надеюсь».

Она вспомнила слова Драко — дескать, всего лишь год, как познал я разницу между ненавистью и любовью. Я ещё такое дитя, тебе нужен кто-то повзрослей… Тот же Финниган.

Тот же Финниган… Мысли перетекли к Симусу: его открытому лицу, синим глазам, его мягкости и заботливости. Драко считал — с Симусом Джинни будет куда спокойней, и в кои-то веки она, пожалуй, была с ним согласна. Что там она думала, чего отчаянно желала на самом деле — всё настолько спуталось, что выпутаться из этого клубка теперь представлялось невозможным.

Джинни осознавала: в каком-то смысле она действительно стала «как все» — все те девицы, что без умолку трещат о своих парнях, нагоняя тоску на друзей, раздражая знакомых и возмущая родню. Она сама совсем недавно на дух таких не переносила: вот ведь трындят — да какой он потрясающий, да какой милашка, да каких шуточек вчера наговорил… а ежели, не ровен час, парень осмелится улыбнуться другой — заливаются слезами в три ручья и требуют, чтобы он всех девчонок от себя отогнал, да и прочих друзей тоже. И не дай бог такой девице напомнить, как в прошлом году её парень пошёл на Рождественский Бал с Орлой Квирке, упился до положения мантий и оную же — новую, шёлковую — уделал: устроит натуральную истерику, хотя сама в то время вовсю зажигала с тем же Эрни МакМилланом, а нынешнего ухажёра в упор не видела. А уж коли отыщется у него какое-нибудь чахлое романтическое прошлое — всё, пиши пропало. Нет — всё ей, лишь ей одной.

Джинни таких особей ненавидела: зачем врать? Зачем рваться в мир фантазий, если рано или поздно реальность от всей души приложит тебя лбом о землю?

Теперь она знала: иногда ложь нужна, иногда ложь — единственное, во что ты способен поверить. Заводя речь о Симусе, она замечала, как смотрят на неё Элизабет и Блэз, ловила на себе встревоженные взгляды Гермионы и шаг за шагом начинала сочувствовать тем девицам, которые, видать, трещали о своих отношениях отнюдь не по причине суперсовершенства своих романов и романчиков… Как раз наоборот.

…А может, любовь — это просто некая разновидность лжи? — подумала она, таращась во тьму. — И чтобы всё сработало, надо просто в неё поверить. Обоим. А если почему-либо не получается — не помогают ни сила воли, ни чувство вины, ни желание — то, наверное, надо просто зайти с другого бока…

 

* * *

 

Гермиона устроилась на подоконнике в гриффиндорской башне, взирая сверху вниз на отделанный серыми камнями зелёный весенний газон, пересечённый то тут, то там тропинками, которые протоптали спешащие на квиддичное поле студенты. По одной из тропинок шагали Гарри и Драко — хотя отсюда они казались просто движущимися точками — светлую шевелюру Драко и красный свитер Гарри ни с чем не спутаешь. Погружённые в разговор, юноши шли в сторону замка.

Гермиона обхватила коленки, подтянув их к груди. Учебник по Толкованию Снов и Защитным Чарам соскользнул на подоконник. Вечерело. По небу протянулись багряные полосы — первые вестники заката. Скоро Гарри поднимется по лестнице и появится в портретном проёме, распространяя аромат травы, весеннего дня и юности, и они свернутся на диванчике вдвоём, чтобы в чтении и разговорах скоротать время до ужина.

Мысль о Гарри осветила лицо Гермионы робкой улыбкой. Она так и не поняла, как и когда всё вернулось на круги своя — не враз, а постепенно, само собой; сложилось из мелочей: из рук, не расцепленных при входе в класс, из посиделок бок о бок вечером в гриффиндорской гостиной, из безмолвного понимания друг друга… Именно о последнем Гермиона отчаянно тосковала в начале года, когда всё пошло наперекосяк. Рядом с Гарри она была счастлива, и по тому, как, едва завидев подругу, сиял он, понимала, что он испытывает то же самое. Они стали частью друг друга — не в собственническом плане, но в том самом, описанном ещё в древней Песне Песней: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему»…

Подобные мысли вызывали у неё беспокойство — ведь в этой жизни бесплатных пирожных не бывает. Время от времени Гермиона доставала из шкатулки на ночном столике синее стеклянное колечко, смотрела на трещину посредине, снова прятала и потом сидела на кровати в раздумьях.

 

Гарри внизу вдруг остановился и замахал рукой: по парадной лестнице сбегал безошибочно узнаваемый по ярко-рыжей шевелюре и долговязой фигуре Рон. Он махнул рукой куда-то себе за спину, и Гарри, а следом Драко, прибавили шагу.

Кажется, спорят.

Рон. У него, по мнению Гермионы, тоже всё складывалось на редкость удачно, хотя она до смерти боялась пропасти, которая могла разверзнуться между ней, Гарри и Роном после всего случившегося. Однако ничего не произошло — напротив, в каком-то смысле они даже сблизились, будто, предав сожжению тайное недовольство и сокрытые от всеобщих глаз обиды, кои так долго подтачивали их дружбу, получили шанс начать всё заново.

Пожалуй, Рон изменился сильнее остальных. Когда-то такой же импульсивный и порывистый, как сестра, он стал рассудительней и сдержанней и теперь частенько сидел, о чём-то размышляя. Как-то раз Гермиона спросила, о чём же, и Рон ответил, что после Румынии понял одно: если постараться, он может заглянуть в будущее невыразимо далеко и увидеть конец света.

— Всего-всего света, — уточнил он, пожёвывая кончик пера, — звёзд, планет, галактик. И даже магии. После этого начинаешь смотреть на вещи по-другому.

Кто бы сомневался…

Впрочем, спрашивать, действительно ли он заглядывал настолько далеко, Гермиона не собиралась, потому как попросту не хотела этого знать. Рон же держал новообретённые знания при себе, за что она была ему весьма признательна, хотя время от времени болью растревоженной старой раны и подкатывало желание подойти и спросить.

Меж ней и Гарри тоже существовала тема, которую они не обсуждали и которая не давала ей покоя: что же ждёт их потом, после школы? В день выпуска малфоевские коляски доставят их на церемонию бракосочетания: Гермиону и Гарри, Рона, Драко с Блэз, Джинни… с Симусом, само собой… Далее последуют несколько дней празднеств, а потом… А потом — неизвестность. Будущее простиралась перед ней белым пятном на карте. Если у Гарри и были какие-то планы, Гермиона об этом не знала. Равно не представляла она и как себя по этому поводу вести.

А ещё — она не знала, как он к ней относится.

 

Внизу, на лестнице, Гарри и Драко простились с Роном, а потом и друг с другом, разойдясь в разные стороны. Рон замер на ступенях — задумчиво? одиноко?.. Через мгновение к нему подошла девушка с рыжими же волосами.

Джинни?

Гермиона как раз собиралась высунуться из окна, когда портьера, за которой она сидела, отодвинулась. Перед оторопевшей девушкой стояла Джинни — явно на взводе. Впрочем, гриффиндорская староста не приняла это близко к сердцу: всё последнее время Джинни ходила с таким видом, будто вот-вот раскричится или разрыдается, и Гермиона была тут совершенно не при чём.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Джинни.

…Ага, значит, с Роном был кто-то другой… — озадаченно подумала Гермиона и подвинулась, приглашая подругу присесть.

— О чём?

Джинни помедлила, и во время паузы Гермиона успела отметить, что и жакет-то на девушке застёгнут сикось-накось, и косы, обычно тщательнейшим образом собранные, растрепались, а на правой руке невесть откуда появился подозрительный синяк. К горлу подступила волна сочувствия: в январе Джинни была отчаянно-смелой — такой смелой, что едва уцелела, а в итоге же эта самая отвага её и сломала.

Наконец Джинни открыла рот:

— Хочу, чтобы ты приготовила мне Любовное Зелье, — пряча глаза, сказала она.

Всё сочувствие как ветром сдуло.

— ЧТО я должна для тебя приготовить?!

— Любовное Зелье, — нахмурилась Джинни.

Выронив книгу, Гермиона за руку вздёрнула Джинни на подоконник рядом с собой. Портьера снова отгородила их от мира.

— Это какая-то шутка, да? Успокой меня — признайся, что ты добралась до вина, которое мы приготовили на свадьбу, и напилась.

— Я не пьяна. И отдаю отчёт, о чём прошу.

— Нет, не отдаёшь. Ты вообще соображаешь, насколько безнравственно это зелье? А уж насколько незаконно!..

— Вот только не надо говорить, будто тебя волнует законность, — отрезала Джинни. — Я в курсе насчёт Многосущного Зелья…

— Тогда имелась серьёзная причина!

— Сейчас тоже!

— Джинни, — прошипела Гермиона, изо всех сил стараясь не повысить голоса, — ты не имеешь права поить Драко Малфоя Любовным Зельем, ясно?

Джинни разинула рот, и именно в этот миг портьера вновь отодвинулась. Перед ними возник улыбающийся Гарри, пахнущий, как Гермиона и ожидала, свежей травой.

— А я-то думаю, куда ты подевалась, — обратился он Гермионе. — Что-то замышляете?

Гермиона мысленно взмолилась, чтобы Покровители Влюблённых на небесах посмотрели сквозь пальцы на ложь, которую она собралась произнести: сложно даже предсказать, как отреагирует Гарри на новость про Джинни, Драко и Любовное Зелье. А вдруг у него голова оторвётся и будет, что твой бладжер, летать туда-сюда по гостиной?

— Мы тут наряды обсуждаем. К свадьбе.

— Я буду в чём-нибудь простом и чёрном, — поделился Гарри. — Ну, может, ещё бархотку с жемчугом…

К вящему изумлению Гермионы, Джинни, побагровевшая до корней волос, рассмеялась:

— Какое скудное у тебя воображение. А как насчёт шпилек?.. В этом году актуально.

— Не понимаю, как девчонки вообще могут ходить на этих… — охотно подхватил Гарри, но Гермиона его перебила:

— Гарри, — она улыбнулась с ощущением, что лицо предательски трещит по швам, — если можно, нам бы хотелось продолжить разговор с глазу на глаз.

— Да ну? — Гарри приподнял брови.

— Ну да. Не хочу, чтобы ты узнал о моём наряде до торжества.

— Вообще-то это не наша свадьба, так что…

— Такова традиция, — отрезала Гермиона.

— Чушь собачья… — пробурчала Джинни.

Гарри с любопытством посмотрел на неё, только-только разглядев взволнованное выражение лица и румянец.

— Уже слышали, что Драко будет с Блэз? — безо всякой подначки поинтересовался он, обращаясь вроде как к обеим, хотя на деле вопрос адресовался именно Джинни.

Щёки той запунцовели сильней. Но до того, как она успела подобрать слова, Гермиона вскочила и вытолкала Гарри за портьеру, в гостиную.

— Честное слово, Гарри, поимей совесть, а? И оставь нас с Джинни, мы разговариваем.

— Как скажешь, — он наклонился, чмокнув её в макушку. — Тогда до ужина, да?

Раздражение Гермионы тут же улетучилось:

— Конечно.

— И если вырядишься на свадьбу в какие-нибудь кошмарные кружавчики — чур, на меня потом не пенять. Я честно пытался предупредить.

— Зато мой наряд будет как раз под стать твоему бирюзовому смокингу, — она отпустила его, и Гарри отправился по лестнице вверх.

Гермиона перевела дух и вернулась к окну.

Джинни сгорбилась на краешке подоконника, теребя какую-то висящую на шее подвеску. Увидев Гермиону, она отдёрнула руку и вызывающе вскинула раскрасневшееся лицо.

— Значит, так: я ничего ему не рассказала. Но дай мне слово немедленно выбросить из головы эту идиотскую идею. Подумай сама: использовать Любовное Зелье — форменное насилие! Ведь тем самым ты лишаешь человека права на собственные желания, отнимаешь у него волю. Это же как Империус — нет, в каком-то смысле даже хуже, поскольку жертва даже не будет знать, что случилось!

— Любовное Зелье не относится к Непростительным, — сдавленно возразила Джинни. — Хотя я с тобой согласна.

— Что… Что значит «согласна»?.. — оторопела Гермиона. — Неужели ты настолько ненавидишь Драко?!

Джинни медленно покачала головой, и рыжие кудри дрогнули — их пронзительный цвет на фоне белизны лица смотрелся почти пугающе.

— А ты ведь и в самом деле подумала, что я опою Драко Любовным Зельем… — она прикусила губу. — Оно не для него.

— Не для Драко?! — окончательно растерялась Гермиона. — Так для кого же?

— Разве это не очевидно? Для меня, разумеется.

 

* * *

 

Гарри как раз добрался до двери в спальню, когда что-то пощекотало разум — словно свист или шепоток, только понастойчивей.

Его звал Драко.

Гарри опустил уже занесенную над дверной ручкой ладонь и постарался выкинуть всё из головы.

…Поттер?

…Ага, тут.

…Забыл, что сказал Уизли? Дамблдор хотел с нами поговорить.

…Помню, я просто…

…Слушай, давай-ка сюда, — мысленный голос Драко звучал до странности напряжённо.

Гарри похолодел:

…Всё в порядке?

…Дуй к директору.

Разом позабыв о желании сменить вывоженный в грязи свитер, Гарри прогромыхал вниз по лестнице, пролетел мимо по-прежнему задёрнутого портьерой окна, мимолётно подивившись, что же всё-таки замышляют Джинни с Гермионой — разумеется, он ни на секунду не поверил, будто они говорили о тряпках, — и выскочил за портрет.

— Шкворчащие блинчики, — буркнул он горгулье, и та любезно посторонилась. На полдороге по деревянной лестнице гриффиндорца снова прошиб озноб, в итоге обосновавшись где-то под ложечкой.

Драко давно не говорил в таком тоне. С января.

С января.

Иногда, зажмурившись, он вновь видел опалённые румынские просторы — серую землю за каменным фортом, горные кряжи, уходящие обломанными чёрными зубами за горизонт. От этих воспоминаний тут же начинали ныть от холода и усталости кости, а перед глазами вставал будто залитый полуденным солнцем коридор, где на руках Гермионы лежал Драко, и серебристая кровь текла из уголка его рта. Иногда, во снах, являлись те, кого он убил — вольдемортовы стражи и люди, пришедшие в квартиру Виктора. Он помнил, как потом отмывал руки кипятком, но вот лица их память воспроизводить отказывалась. Однажды Гарри поделился этим с Драко — после обретения противоядия прошло несколько дней, но Малфой, хотя уже совершенно поправился, по настоянию Снейпа ещё находился в лазарете.

Слизеринец, встрёпанный, в пижаме, взглянул на него:

— В аду темно…

— Это ты к чему?

— К тому, что не стоит грузиться по поводу того, чего всё равно не изменишь, Поттер.

— Я убил людей, Малфой.

Глаза Драко вспыхнули.

— Ты — спаситель волшебного мира. Так что роль неугомонной совести оставь кому-нибудь другому.

 

Лестница застопорилась. Гарри стоял перед кабинетом Дамблдора.

Он толкнул дверь, и то, что недавно холодком сосало под ложечкой, превратилось в здоровенный кусок льда. Дамблдор в кабинете был не один — Люпин и Снейп, мрачнее туч, сидели в креслах по обе стороны от директорского стола. Напротив ссутулился Драко — как всегда, непроницаемый, разве что губы поджал.

— Гарри, — начал Дамблдор, и свет из окна отразился в очках, полностью скрыв глаза, — ты лучше присядь.

Гарри не шевельнулся.

— Что такое? — голос плохо повиновался из-за накатившей паники. — Сириус? С ним что-то стряслось?!

— Нет, — выпрямился Драко, — ничего такого, Поттер. Никто не умер.

Гарри перевёл взгляд на Снейпа:

— Это ведь не противоядие, нет? Оно не перестало действовать или типа того?

— Подобное исключено, — сухо отрезал Снейп.

— Ладно тебе, Поттер, это же противоядие, а не экстази. Никто не умер и не при смерти. Даже не кашляет. Расслабься.

— Вот-вот, — мягко подтвердил Люпин. — Давай-ка присядь и послушай директора.

 

* * *

 

— Для тебя?! — ахнула Гермиона. — А тебе-то зачем Любовное Зелье?

Джинни вызывающе вздёрнула подбородок:

— Чтобы влюбиться в Симуса.

— О, — Гермиона почувствовала, как праведное негодование уносится в заоблачные дали. — О.

— Так что никакой это не Империус, — продолжила Джинни, — потому что заколдовать я хочу саму себя и нахожусь при этом в здравом уме, так что никакого выбора себя не лишаю. Это и есть мой выбор. Я и без того уже почти… почти влюблена в него, нужен последний лёгонький толчок…

Чувствуя, как голова идёт кругом, Гермиона откинула чёлку со лба.

— Джинни, — произнесла она наконец насколько могла мягко, — а что, если вы с Симусом не предназначены друг для друга? Ты только задумайся: ведь Любовное Зелье — это навсегда. Потом обратно не отыграешь.

— А я и не хочу ничего отыгрывать.

— Честное слово, Симус бы подобного не одобрил.

Джинни стиснула зубы.

— Ну так и не рассказывай ему.

— Я и не собиралась, просто… Пойми же: задуманное тобой — совершеннейшее безумие. Это незаконно, аморально, опасно…

— Знаешь, почему я пришла к тебе? — перебила Джинни срывающимся голосом. — Знаешь, нет?

— Потому что у меня ладится с зельеварением? — не без язвительности предположила Гермиона и получила в ответ взгляд, безо всяких слов говоривший: она сейчас сморозила отчаянную глупость.

— Нет. Потому что ты одна из немногих, кто знает правду. Знает, что произошло с Симусом и насколько я в этом — во всём — виновата: и Liber-Damnatis в прошлом забыла, и Тома возродила… Том бы не вселился в Симуса, если б не я…

— …и не освободился бы от него, — закончила Гермиона. — Ты сделала всё, что могла. Ты его спасла. Вернула.

— Куда вернула-то? — горько огрызнулась Джинни. — К кошмарам, к ужасам, к истязающей его вине?.. Он не убивал тех людей, однако чувствует себя так, будто это его рук дело! И я, я во всём виновата — но, тем не менее, не меня мучают воспоминания о том, как умирали они, истекая кровью…

— Они были негодяями, Джинни.

— Убийство остаётся убийством, — возразила Джинни, и Гермиона промолчала, потому что крыть было нечем. Джинни качнулась вперёд, и закатное солнце залило её розовым сиянием, подсветив бледное лицо и окропив золотом медные волосы. — Лишь мне известно, через что прошёл Симус. Лишь я способна ему помочь. Лишь я у него в таком долгу. Всё верно — он не захочет, чтобы я приносила себя в жертву. Но если я выпью Любовного Зелья, никакой жертвы не будет — я останусь с ним по собственной воле. Счастливая.

Гермиона прильнула щекой к прохладному стеклу.

— Меня волнует один момент, Джинни… Зелье понадобилось тебе только для того, чтобы влюбиться в Симуса? Не для того, чтобы разлюбить Драко Малфоя?

Джинни словно пощёчину получила — судя по виду, подобного вопроса она и ожидала.

— Я думала об этом, — в итоге ответила она. — Но, насколько мне известно, не существует магии, способной заставить разлюбить…

— Именно, — вспоминая собственный опыт, подтвердила Гермиона: Любовное Зелье истязало её, раздирая напополам, словно орудие средневекового палача. Вынуждая её любить Драко, оно никуда не девало любовь к Гарри. — Это вроде заклинания потери веса или повышения интеллекта: они ведь так толком и не работают.

— Да если б такое заклинание и существовало, я бы им всё равно не воспользовалась. Любовь к Драко — часть меня, которой я не хочу лишаться. Наверное, она поблекнет со временем, но хоть память останется…

Гермиона открыла рот и закрыла его, в очередной раз подумав, что Джинни живёт в мире, где правит её собственная логика, и спорить с ней бесполезно.

— А, ладно, — вдруг дёрнулась Джинни. — Вижу, ты помогать не собираешься. Если честно, я так и думала.

— Но это же полный бред. Сама ведь понимаешь.

— То же самое ты первым делом заявила, когда я собралась в прошлое за противоядием для Драко. И всё получилось.

На миг Гермиона опешила.

…Но тогда была отчаянная ситуация, — хотелось сказать ей.

Драко бы умер, не отправься Джинни тогда в прошлое. Однако теперешняя ситуация в глазах Джинни тоже была отчаянной. Но даже эта мысль не смягчала боль, рождающуюся в груди при виде несчастного лица подруги и синих кругов под её глазами.

— Я подумаю.

— Ну-ну, — отозвалась Джинни. — В любом случае — спасибо, что выслушала, — она помедлила. — Если я добуду Зелье в другом месте, пообещай не вмешиваться.

— Джинни…

— Ладно! — стиснув кулаки, та соскочила с подоконника. — Забудь о моей просьбе.

Гермиона провела рукой по лицу.

— Ты хоть осознаёшь, что если преуспеешь в своём сумасшедшем деле, это положит конец всему между тобой и Драко — навсегда?

Джинни вскинула на неё тлеющие глаза:

— Кому как не тебе знать — невозможно лишиться того, что ты никогда не имел, — и нырнула меж портьер.

Гермиона услышала какой-то невнятный возглас — ушибла ногу? — потом топот и поднимающиеся по лестнице шаги…

Она уткнулась в ладони, покачиваясь на волнах охватившей её темноты.

…Я не ради тебя спросила, — мысленно призналась Гермиона, — а ради Драко. «Навсегда» — это слишком долго даже для Малфоев.

 

* * *

 

Когда она с тяжеленным фолиантом вышла из-за портьеры, то поняла причину заполошного возгласа Джинни: посреди гостиной невесть откуда взявшимся пнём торчал Гарри, безмолвный и совершенно неподвижный. Гермиона сама с трудом удержалась от вскрика.

— Гарри?! Я думала, ты… — он повернулся, и она осеклась: лицо Гарри было пустым, а зелёные глаза — куда темнее, чем обычно. — Гарри… — уже по-настоящему встревоженно повторила она и шагнула к нему. — Что с тобой?..

Он смотрел куда-то сквозь неё, в никуда:

— Я только от Дамблдора. Он…

— Что — он? Что он сказал? Всё нормально? Что-то с Сириусом?..

Гарри неожиданно фыркнул.

— Вот-вот, я тоже первым делом об этом спросил. Нет, не угадала. Все живы, — он взъерошил упавшие на лоб волосы. — Да нет, я зря так гружусь. Ерунда.

— Какая ерунда?

— Потом расскажу. Сейчас надо написать Сириусу, уточнить, во сколько нас завтра заберут. Он пришлёт кареты, — Гарри протянул руку и быстрым жестом погладил её по щеке. — Мне нужно немного подумать, ага?

— Ладно, — Гермиона не хотела тянуть его за язык и хотя чувствовала смутное беспокойство в груди, без звука проводила взглядом его нырнувшую в портретный проём фигуру.

Теперь Гарри научился хранить молчание, однако по-прежнему старался улизнуть, когда чувствовал себя несчастным: точь-в-точь прячущийся под крыльцом раненый кот.

…И потом, у меня же не отвалится голова, если я сама подумаю, — Гермиона прикинула, не прогуляться ли напоследок к озеру. Почему бы не сейчас? Ей наверняка никто не помешает… В кресле лежала шаль — подарок Драко на Рождество; Гермиона оставила книгу, укутала плечи и пошла следом за Гарри — из башни и вниз по лестнице.

 

* * *

 

Сияние заката превратило озеро в рубиновое зеркало, пронзённое отблесками молочно-розового и кроваво-алого. Гермиона шла по узкой тропинке вдоль озера. Под ногами шушукалась о чём-то трава, воздух дышал прохладой: в горах, где был расположен Хогвартс, зима подолгу не желала уступать место весне, дотягиваясь своими холодными лапами до мая и даже начала июня.

Гермиона помнила, как совсем недавно озеро было ледяным полотнищем, окружённым ободранными догола деревьями — садом скелетов… И как стояла она на ступенях присыпанной снегом — будто засахаренной — школьной лестницы, вместе с Джинни дожидаясь возвращения мальчишек из Хогсмида. И как поднимался на холм Драко, неся Гарри, в припадке жалости к самому себе упившегося до бесчувствия… Какими же несчастными все они были тогда — пусть по разным причинам, — и каждый забился в свою собственную конурку отчаяния.

Теперь всё утряслось.

Правда?..

Она поднырнула под нависшую над тропинкой ветку, задела её плечом, засыпав всё вокруг источающими яблочный аромат лепестками, и стала нетерпеливо вытряхивать их из волос.

— А вот это ты зря, — протяжно заметил кто-то за её спиной. Не будь голос таким выверенным, слова бы прозвучали нечленораздельно. Гермиона резко развернулась — на самом берегу, практически обмакнув ботинки в воду, в траве разлёгся Драко. Закинув правую руку за голову, он задумчиво разглядывал блекнущие небеса из-под полуопущенных век. Левая рука описала ленивый круг. — Было вполне так симпатичненько… ну, розовые лепестки в твоих локонах, которые… как этот цвет, бишь…

— …каштановый? — подсказала Гермиона. — Ты пьян, Драко?

Он перевернулся на живот. В волосах запутались листья.

— Может, и пьян. Самую чуточку.

— Добрался до Архенского вина, да? Оно же в подарок Сириусу!

— Ну, глотнул разок, — признался Драко. — Будь спок — мой будущий отчим не станет возражать. Подозреваю, он даже не заметит.

Гермиона подбоченилась:

— Ты его откупорил, да? — Драко задумался, после чего вынужден был признать, что — да, скорее всего, именно это он и сделал. — Отлично. С тебя десять галлеонов — это мой взнос в подарок, — она присела на траву рядом и уставилась на озеро. — Пьёшь перед ужином… Ну-ну. Дурной знак.

— Если честно, предпочитаю пить во время ужина, однако Дамблдор считает — не стоит учить плохому невинных первогодков.

— Честное слово, Драко, что за глупости!

— Вот-вот, полностью с тобой согласен — какая, к чёрту, невинность в первом-то классе! Захожу я, понимаешь, на днях в гостиную — и что вижу? Эрментруда Брэддок с толпой мальчишек-первокурсников натрескались Лимонных Шипелок-Взлеталок! Пришлось цеплять их зонтиками, и всё равно — следующие шесть часов они у нас реяли воздушными змеями. В общем, ты меня понимаешь.

— Сомневаюсь… — Гермиона погрузила пальцы в травяную прохладу, нашла и сорвала опушившийся одуванчик. — Говоря о глупостях, я имела в виду совершенно другое: глупо напиваться и страдать у озера. Рассказывай, что происходит?

— В общем-то, — Драко взглянул на неё из-под ресниц, — ничего.

— Прекрати, — потребовала Гермиона. — И перестань на меня так смотреть.

— Как — так?

— Сам знаешь, — буркнула она. — Итак, это связано с Джинни?

Драко сел, вытряхнул травинки из волос. Глаза превратились в серебристые полумесяцы.

— Нет. Не связано.

— Знаешь, она на свадьбе будет с Симу…

— Разумеется, знаю. Она, похоже, считает, что с него нельзя спускать глаз — а ну как прозеваешь Возрождение Великого Зла!..

Гермиона хихикнула.

— Чего?

— Нет-нет, ничего, просто подумала: вот ты так старался встать на путь истинный… А Джинни дала тебе полную отставку — и почему, спрашивается? Да потому, что сам ты и не зло вовсе. По сравнению с Симусом. Хотя потенциал у тебя имеется, — добавила она, чувствуя укол совести: как ни крути, Симус тоже считался её другом, и то, что с ним случилось, — просто ужасно.

— О, как смешно, — мрачно кивнул Драко. — Кстати, никто не отправлял меня в отставку: она всегда была с Картонным Капитаном — за исключением краткого мига, когда он пытался выкосить всю Англию под корень.

— Не пытался.

— Ладно, не всю. Но пытался. Короче, если ей вместо меня по душе тупоголовые парнокопытные пудинги, нашпигованные тестостероном, то это уже проблемы её дурного вкуса.

— Признаться, я-то полагала, — задумчиво заметила Гермиона, — что она искала как раз полную твою противоположность.

— Значит, преуспела. Я — гений, а у него мозгов не больше, чем у бурых водорослей. Я — красавец, а он — уродливый громила…

— А вот это уже нечестно, Драко.

— Договорились — он не виноват, что рожей не вышел. Тут все вопросы к его матушке, троллю и бармену, который им наливал.

— Нечестно оскорблять его, вот что! Никто Джинни против воли не умыкал. И вообще — ты, насколько мне известно, собрался на свадьбу с Блэз.

Драко пожал плечами:

— Почему, собственно, нет? Какие-то возражения? Мне Блэз нравится, мы с ней добрые друзья.

Гермиона бросила на него косой взгляд:

— Значит, и Блэз, и Джинни, и всё-что-там-есть-остальное — не то, из-за чего ты напился?

— Нет, — твёрдо отозвался он.

— Отлично. Прости, что поторопилась с умозаключениями, — она протянула Драко одуванчик. — Загадаешь желание?

— Не верю я в желания, — пожал он плечами, но всё же дунул, взметнув в пространство меж ними облако белых парашютиков, защекотавших Гермионе нос.

— Сбудется, — заверила она, взглянув на голый зелёный стебелёк, и отшвырнула его в сторону.

— Говорю же, — Драко поднялся, — я не верю в эту вашу сбычу мечт, — он протянул ей руку. — Пройдёмся?

— А что не так в мечтах? — Гермиона позволила поднять себя на ноги и тут же спрятала ладони в карманы: пальцы замёрзли. Над узкой тропкой, петлявшей меж деревьев вокруг озера, сгущался вечер, пронизанный то тут, то там отблесками закатного солнца, которое подсвечивало розовым загорелую кожу Драко, вспыхивало яркими — будто металлическими — прядями в волосах.

— Вот какое у тебя желание? — спросил он, смотря не на Гермиону, а куда-то за деревья, на озеро.

…Моё желание… — подумала она. — Хочу знать, что нас с Гарри ждёт после школы. Хочу узнать, что с нами станется. Хочу узнать, как сказать ему то, что должна… Ах, если б только я не любила его так сильно… Временами даже хочется, чтобы мы и вовсе не встретились.

— Хочу научиться танцевать, — вместо этого сказала Гермиона. — Я тут почитала про всякие замороченные танцы, положенные на грандиозных волшебных свадьбах, и выяснила, что совершенно невежественна. Наверняка оттопчу Гарри все ноги.

Драко рассмеялся:

— Так это ж просто! — они как раз добрались до небольшой полянки, и он, развернувшись, предложил Гермионе руку. — Могу помочь.

Она не вытащила кулаки из карманов:

— А я думала, ты не любишь танцевать…

— Не люблю. Но умею.

— И насколько хорошо? — поддразнила Гермиона. Дунул холодный ветер, и её пробила дрожь.

— Коль скоро отец лупил меня до тех пор, пока я не отточил своё мастерство, могу заверить, что хорошо.

Гермиона ахнула.

— Драко, я… — начала она и осеклась при виде его ухмылки. — Честное слово, ты такой негодяй!..

— Ну же!

В этот раз она подала ему ладонь. Пальцы Драко были тёплыми, особенно по контрасту с её, ледяными — Гермиону до сих пор трясло от холода.

— Ноги вот так… Ага, верно… Теперь внимательно повторяй за мной.

Малфой оказался отличным танцором, что отнюдь не удивляло: не будь он в чём-то действительно хорош, Драко никогда б так не заявил. Следовать за ним было легко. Трава шелестела под её ногами, ветер бросал волосы в лицо, шептались над головами деревья на своём, только им понятном языке. Однако Гермионе показалось, что их шёпот звучит удивлённо. И, пожалуй, неодобрительно.

Как приятно тепло его рук…

Её щёки вспыхнули, и холодный ветер остудил их своим поцелуем.

— Теперь — самое сложное, — сообщил Драко, разворачивая Гермиону спиной к себе, руки на её плечах. Она чувствовала его пальцы сквозь тонкий свитерок. Вот левая рука коснулась её шеи. — Вытяни руку назад…

Гермиона резко развернулась.

— Довольно. Теперь признавайся, почему ты напился. Или больше никаких танцев.

Свет заискрился в серых глубинах глаз Малфоя.

— Почему тебе так хочется это узнать?

— Потому что перед прогулкой я видела Гарри — его словно поленом по голове огрели. А ну, отвечай: у вас с ним одно полено на двоих?

Сияние в его глазах поблекло.

— Он… Но у Дамблдора он держал себя в руках… Кто бы мог подумать, что…

— Ты можешь просто сказать? — её голос прозвучал резче, чем ей хотелось бы. — Я имею в виду — что с ним.

Драко то ли застонал, то ли вздохнул и выпустил Гермиону. Сел на валун и невидяще уставился на озеро.

— О нет, только не начинай снова, — она устроилась рядом, глядя на него со смесью раздражения и сочувствия. — Ну? Что вам Дамблдор наговорил?

Драко смотрел на неё искоса понимающим взглядом: он прекрасно знал, что она не отстанет, пока не выяснит правду, и часть его этому радовалась, хотя другую часть это раздражало.

— Помнишь, как мы с Гарри выпили Многосущного Зелья и превратились друг в друга?

— Думаю, смогу напрячься и припомнить дела столь давно минувших дней, — сухо кивнула Гермиона.

— Значит, помнишь, что это продлилось намного дольше, чем было запланировано?

— Ну да. Вроде бы Дамблдор объяснил это вашими способностями магидов.

Драко не ответил прямо:

— И, если ты помнишь, мы выяснили один из побочных эффектов — умение разговаривать друг с другом без слов… ну вроде как чувствовать друг друга.

— Да-да, телепатические узы.

— Вот. Они самые, — он подобрал веточку, с которой начал методично обдирать листья. — Словом, выяснилось, что Дамблдор сказал тогда не всю правду.

— Как понять — не всю? Он солгал?

Драко тихо хмыкнул.

— Блин, я вообще временами сомневаюсь, что этот старпёр когда-нибудь говорит всё как есть, — ещё несколько листьев упали на землю, древесный сок, будто кровь, выступил на коре. — В общем, похоже, Дамблдор со Снейпом не слишком-то верили в наши магидские силы, так что слегка им, так сказать, поспособствовали, чтобы уж наверняка. И вот — вуаля! — перед вами телепатически сплочённая, непобедимая команда борцов с Вольдемортом.

— Но… зачем?! — ахнула Гермиона. — Почему ты?! Зачем им это понадобилось?!

— Кто ж ещё! Нужен был именно магид — сама понимаешь, вы с Уизли отпали сразу. Может, они и к Флёр примеривались, но потом отказались — у неё семь пятниц на неделе. А единственным, кроме Гарри, магидом в школе оказался именно я.

— Я всё ещё не понимаю…

— Думаю, им требовался человек, который пошёл бы за Гарри куда угодно и был бы готов умереть, защищая до самого конца. Он-то у нас ведь на вес золота. Был. Пророчество, опять же: никто другой не может убить Вольдеморта. И потом — кто не знает Гарри? Он же перед финальной битвой сам кинется вперёд в одиночку, лишь бы не подставлять друзей… Так что пришлось подсовывать того, от кого бы он не сбежал.

— Но ведь вы… вы же ненавидели друг друга! Презирали! Ты же последний человек, с которым Гарри бы…

— Да какая разница, — странным, неживым голосом откликнулся Драко. — После сделанного с нами мы уже не могли друг друга ненавидеть… Думаю, перед ними встала непростая дилемма, когда они обнаружили отсутствие в школе других магидов, кроме меня. С одной стороны, весьма кстати пришлись мои навыки в области Тёмных Искусств и оружия, но с другой — а где гарантия моей лояльности? — Драко кинул облысевшую веточку, и та с тихим плеском упала в воду. — Не хватало уверенности, что для меня безопасность Гарри окажется столь же важна, как и собственная. Им нужно было связать нас. Намертво.

— …и они создали вам одну душу, — вспоминая кое-что, пробормотала Гермиона. — В двух телах.

— Но осталось недолго.

— В смысле?

— Эксперимент превзошёл все ожидания, однако оставался экспериментом. И на всякий случай под рукой был Снейп с противоядием, при помощи которого мы бы снова стали прежними.

— Прежними? Погоди, но ведь и так всё неплохо вышло: если им нужна была неразделимая команда, они её получили. А то, что узы между вами создала магия, не делает их менее реальными.

— Пока да. Но сделает, когда на следующей неделе Снейп даст нам противоядие.

Гермиона вытаращила глаза. Её лицо онемело, и не только от холода.

— Ч…что?!

— Противоядие. Зелье, отменяющее эффект предыдущего. Так-то вот. И всё — завязываем с этой мысленной болтовнёй. Снова станем нормальными.

— Но я… Ты действительно этого хочешь?

— А кого интересуют мои желания? Судя по намёкам Дамблдора, они вообще не предвидели настолько сильный эффект. А если нельзя предсказать исход опыта, то самое безопасное — прервать его. И вообще, старый хрыч тянул так долго лишь для того, чтобы не портить нам конец учёбы.

— А что Гарри?

— Гарри-то? «Отлично, — говорит, — и когда?»

— Он даже не разозлился?! — не поверила Гермиона.

Драко дотянулся до очередной веточки и начал её обдирать.

— Может, и разозлился. Но, кажется, уже привык, что благо волшебного мира нужно ставить вперёд собственной жизни. Хех. Чёрт, да и я тоже.

— Драко, они тебя не заставят, ты можешь сказать, что…

Малфой повернулся и посмотрел на неё с прохладным презрением:

— Ты действительно думаешь, будто я откажусь от противоядия, тогда как Гарри хочет его принять?

— Да не хочет он, не хочет!

— А ты? — задумчиво спросил Драко. Гермиона не ответила. — Я не могу винить его за такое решение. Он наверняка здорово устал.

— От чего устал?

Драко поднялся. Солнце уже село, но озеро собрало все остатки дневного света и мерцало отполированным зеркалом.

— От всех нас.

…Вовсе он не устал, — запротестовал её внутренний голосок, но Гермиона не стала возражать вслух, по

Date: 2016-07-18; view: 255; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию