С.Штильман, семейная школа «Лествица», г. Москва

«Открылась бездна, звезд полна,

звездам ЧИСЛА нет, бездне – дна...»

(Разговор о русском языке в свете межпредметных связей)

Чем дальше, тем искусство становится более научным, а наука – более художественной; расставшись у основания, они встретятся когда-нибудь на вершине.

Г.Флобер

Лет двадцать тому назад, в самом начале моей педагогической деятельности, довелось мне преподавать литературу на подготовительных курсах одного из московских медучилищ. Завуч этого уважаемого учебного заведения в напутственной беседе со мной высказала мысль о том, что неплохо было бы исходя из того, что посещать мои занятия будут ребята, которые свяжут свое будущее с медициной, предусмотреть в лекциях хотя бы вскользь, попутно медицинский аспект творчества русских писателей.

И я послушался...

Если с Пушкиным дела шли довольно туго (хотя я и продекламировал кое-что медицинское, например, «Не дай мне Бог сойти с ума...», «Я ускользнул от Эскулапа, // Худой, обритый— но живой...»), то, когда мы добрались до Тургенева и его романа «Отцы и дети», медицинский аспект этого романа уже затмевал все остальное.

Финал-апофеоз всей этой истории пришелся на лекционное занятие по творчеству А.П. Чехова. Помнится, я назвал ее простенько, но со вкусом: «Чехов как врач». Все шло как по маслу: обучение в Московском университете на медицинском факультете, работа в Чикинской земской больнице, лечение больных во время эпидемии холеры летом 1892 года в Тульской губернии, подробный разговор о врачебной практике доктора Чехова. Взгляд на творчество Антона Павловича Чехова в свете таких произведений писателя, как «Палата № 6», «Ионыч», «Случай из практики», «Цветы запоздалые», «Черный монах» и так далее.

К слову сказать, именно на эту лекцию (впервые за все время) пришла завуч. В ее сторону я старался не смотреть – был уверен, что она будет потрясена. А когда лекция закончилась и ребята разошлись и я приготовился выслушать дифирамбы в свой адрес, произошло то, чего я никак не ожидал. Завуч долго молчала, видимо, подыскивая слова, а потом высказалась примерно в таком духе: «В общем, судя по вашей лекции, Чехов был гениальным врачом и никудышным писателем».

И хотя с курсов меня не погнали, но на оставшихся занятиях я уже не стал затрагивать медицинский аспект в творчестве А.М. Горького, А.А. Блока, С.А. Есенина. Зато я накрепко усвоил простую истину: не всегда стоит выбирать самый прямой и короткий путь.

Мой учитель физики и астрономии Илья Евгеньевич Батраков, человек, о котором я всегда вспоминаю с огромной благодарностью, частенько начинал очередной урок с того, что записывал на доске какую-либо строчку из стихов Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Есенина – стихотворный эпиграф к уроку. Речь могла идти об оптике или о таких разделах механики, как кинематика и динамика. Помнится, мы удивлялись, зачем ему это нужно: ведь он преподавал физику, а не литературу. А Илья Евгеньевич терпеливо объяснял нам, что одно другому не мешает. Наоборот, случалось, что вдумчивое чтение поэзии помогало ему лучше понять какой-нибудь мудреный физический закон, говорил он, а теперь позволяет просто и доступно объяснить его нам. Примеры, которые он приводил, не были «притянуты за уши», были всегда точны и уместны. «Ты поила коня из горстей в поводу, // Отражаясь, березы ломались в пруду...» – писал учитель строки Есенина – и беседовал с нами о явлениях, изучаемых оптикой.

Рассказывая о великих физиках, Илья Евгеньевич непременно упоминал о том, в каких областях науки или искусства оставили эти люди свой след. До сих пор помню о том, что Андре Мари Ампер под влиянием книг Руссо создал «универсальный язык», чтобы сблизиться с людьми разных национальностей, а Луи Гей-Люссак был не только физиком, но и химиком, редактором многих издательств. Уже после школы я узнал, что Исаак Ньютон был не менее известен в свое время как богослов, а физики Томас Юнг, Ганс Христиан Эрстен, Луиджи Гальвани и Уильям Гильберт были врачами. Нужно ли говорить, что многие ученые-физики сделали выдающиеся открытия в области астрономии и математики!

Не меньше впечатляет и список русских писателей, которые получили медицинское образование, занимались врачебной практикой. Вот только некоторые из них: А.П. Чехов, В.В. Вересаев, М.А. Булгаков... И дело не только в том, что в произведениях этих выдающихся мастеров слова затрагиваются пресловутые медицинские аспекты. Сам стиль их рассказов и повестей подчас напоминает записи в истории болезни. Истории жизни многих персонажей рассказов Чехова, таких, например, как врачи Андрей Ефимович Рагин и Дмитрий Ионыч Старцев, учитель словесности Никитин, чиновник Чимша-Гималайский, очень напоминают записи лечащего врача, сделанные во время первичного и повторных осмотров... Правда, чаще всего речь идет о болезни нравственной, о постепенной нравственной деградации, которая, конечно, идет бок о бок с немощью физической.

А как не обратить внимание на то, что стиль Некрасова-поэта неотделим от стиля Некрасова-репортера, что в стихах, таких, как циклы «О погоде», «На улице», в Некрасове сказывается мастер небольшой – в несколько строчек – газетной заметки, в которой говорится об очередном происшествии: кто-то застрелился, кого-то раздавила лошадь, кто-то лишился единственного кормильца...

А как отделить горький опыт чиновника Салтыкова-Щедрина от его саркастической прозы? Чего в ней больше: желания бывшего администратора средствами литературы добиться того, чего не удалось сделать на вице-губернаторском посту в Твери и Рязани, а в Пензе и Туле – в должности председателя Казенной палаты?..

А литературные произведения наших выдающихся ученых, таких, как академик В.А. Обручев, автор «Плутонии» и «Земли Санникова», в которых явственно слышатся отзвуки научных рефератов, докладов и трактатов!

А детективные произведения бывших следователей по особо важным делам! Их авторам никуда не деться от въевшегося в них языка протоколов допросов...

Список можно продолжать и продолжать.

Любой язык, в том числе и русский, не только позволяет выразить тончайшие оттенки чувств, глубокие переживания поэтов и писателей, но и способен передать самую сложную мысль, научную и философскую теорию. С другой стороны, любая наука, будь то физика или химия, биология или математика, история или география, немыслимы без языка, и дело не только в тех словах, которые мы называем профессионализмами. Может быть, язык – это инструмент, с помощью которого устанавливаются межпредметные связи? Или материал, из которого они «сделаны»? И может ли вообще существовать литературное произведение, в котором не проявляются межпредметные связи?

Пушкину принадлежит фраза, ставшая крылатой, – «Одной любви музыка уступает, // Но и любовь – мелодия...». Мир чувств человека и музыка, по Пушкину, являются звеньями одной цепи. Мелодичны и стихи: недаром слово лира (оно первоначально обозначало струнный инструмент, под звуки которого исполнялись песни и стихи; «Одиссея» и «Илиада» были без такого сопровождения просто немыслимы) стало теперь символом поэтического творчества, вдохновения.

Стихи Александра Сергеевича Пушкина вообще очень напевны – не случайно многие из них стали романсами. Причем на многие стихи поэта писали романсы сразу несколько композиторов. Известно, например, что музыка к «Вакхической песне» была написана А.Г. Рубинштейном, А.С. Даргомыжским, П.И. Чайковским, Н.А. Римским-Корсаковым, С.И. Танеевым, А.К. Глазуновым и Э.Ф. Направником. Более 15 композиторов написали романсы на слова раннего стихотворения поэта «Певец» («Слыхали ль вы за рощей глас ночной...»). Только в XIX веке 21 композитор был вдохновлен пушкинским шедевром «На холмах Грузии лежит ночная мгла...». А ведь есть еще и «Не пой, красавица, при мне...», и «Я здесь, Инезилья...», и «Я помню чудное мгновенье...», и «Зимний вечер»...

Связана поэзия и с живописью. «Словесная живопись» – так порой можно охарактеризовать пушкинские шедевры, такие, как «Зимний вечер», «Осень», «...Вновь я посетил...».

В 1825 году А.С. Пушкин написал любопытнейшее стихотворение. Называется оно «Движение». Вот его текст:

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.

Оно очень живописно, даже кинематографично – во всяком случае события, описанные в нем, похожи на быстро сменяющие друг друга кадры кинофильма, где период античности мгновенно сменяется эпохой Галилея, чтобы тут же уступить место времени Пушкина и нашим дням: ведь каждый день пред нами солнце ходит. И несколько тысячелетий соединены в этих кадрах воедино.

«Движение» не может не заинтересовать языковеда. Оно, во-первых, написано языком Мастера, воздушным и гибким, абсолютно точно попадающим в сердцевину образа. Во-вторых, оно вместе с другими творениями поэта стало одним из кирпичиков в том грандиозном здании русского литературного языка, архитектором, строителем и чернорабочим которого был А.С. Пушкин. И, в-третьих, стихотворение очень любопытно с точки зрения того, какие процессы происходили в русском языке в первой четверти XIX века.

Естественно, стихотворение «Движение» нельзя рассматривать вне общелитературного контекста. Оно связано множеством нитей с другими произведениями поэта, с лирикой его предшественников и современников. Кроме того, это произведение оказало определенное влияние и на лирику русских поэтов последующих поколений.

Безусловно, стихотворение Пушкина «Движение» представляет немалый интерес для лингвистов и литературоведов, изучающих творчество русских поэтов с точки зрения стиховедения. У этого произведения своя особая история создания, идейное содержание, композиция, определенная система средств художественной выразительности, речевые особенности, ритмика, строфика, система рифмовки, эвфония. Таким образом, для теории стихосложения «Движение» – настоящая находка.

Языкознание, история литературы, поэтика, музыка, живопись – вот мир, в котором существует стихотворение. Но, может быть, оно связано незримыми нитями и с иными областями знания?

В любом примечании к стихотворению «Движение» можно прочесть, что в основе этого стихотворения – античное предание о споре между Зеноном Элейским («мудрец брадатый») и Диогеном (точнее – Антисфеном). Таким образом, разговор об этом стихотворении трудно вести без соответствующих знаний об истории древних времен, в частности, истории Древней Греции. (Как видим, и без географии здесь не обойтись!)

В то же время, поскольку Зенон Элейский и Диоген были философами, придерживающимися в вопросе о сущности движения различных точек зрения, комментарий к этому лирическому произведению должен содержать информацию о том, в чем состояли взгляды этих античных «любителей мудрости». Не обойтись при этом и без указания на то, что Зенон Элейский был последователем философского учения Парменида, жившего в южноиталийской Элее в середине первого тысячелетия до нашей эры. Именно Парменид утверждал, что «движенья нет», а «быстроногий Ахилл никогда не догонит черепахи».

Как мы видим, Пушкин в своем стихотворении затронул такие сложнейшие философские понятия, как «движение», «покой», «бесконечность», «относительность». Многие философы понимали их по-разному. К тому же и А.С. Пушкин в этом стихотворении убеждает нас в относительности человеческих знаний и представлений о мире вообще!

Стоп! Но ведь мы вторглись в область других наук – математики и физики. Именно математика решает задачи о том, за какое время при определенной скорости движения один объект поравняется с другим, движущимся с меньшей скоростью, и в какой токе пространства это произойдет. Разумеется, пространство и время в этом случае конечны.

Однако есть один из разделов физики (механика), который рассматривает вопросы движения тел относительно других тел. В книге А.С. Иванова и А.Т. Проказы «Мир механики и техники» можно прочесть об этом следующее: «Любой объект окружающего нас материального мира в любой момент времени и движется (относительно одних тел), и в то же время покоится (относительно других). Движение – такое же естественное состояние любого тела, как и его покой».

Вопрос не праздный. Он имеет огромное мировоззренческое значение. Ведь считалась же Земля абсолютно покоящейся, а все небесные объекты движущимися относительно нее.

Да ведь это уже астрономия! Галилей и его гениальное открытие, опровергнувшее геоцентрическую теорию строения мира и противопоставившее ей гелиоцентрическую, в первую очередь являются предметом изучения именно астрономов.

Но слово мировоззренческое снова возвращает нас в область философии; кроме того, многочисленные вычисления, сделанные Галилеем для того, чтобы доказать состоятельность своего открытия, невозможны без математической базы. Да и механика, уже упоминавшийся нами раздел физики, не могла не учитываться великим итальянским ученым, который упрямо твердил: «А все-таки она вертится!»

А разговор об открытиях Галилея опять же невозможен без исторического комментария, без четкого понимания того, в какую эпоху он жил.

Словом, как писал Ломоносов, который, как известно, оставил свой след едва ли не во всех современных ему науках, был выдающимся стихотворцем, реформатором языка, теоретиком стихосложения и прочее, и прочее,

Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне – дна.

Впрочем, кроме «Вечернего размышления о Божием величестве при случае великого северного сияния», из которого взята эта цитата, есть и другие стихи этого великого «архангельского мужика», которые приходят на ум, когда размышляешь о пушкинском «Движении». Например, вот это:

Случились вместе два астронома в пиру
И спорили весьма между собой в жару.
Один твердил: «Земля, вертясь, круг Солнца ходит»;
Другой – что Солнце все с собой планеты водит.
Один Коперник был, другой слыл Птолемей.
Тут повар спор решил усмешкою своей.
Хозяин спрашивал: «Ты звезд теченье знаешь?
Скажи, как ты о сем сомненье рассуждаешь?»
Он дал такой ответ: «Что в том Коперник прав,
Я правду докажу, на Солнце не бывав.
Кто видел простака из повара такова,
Который бы вертел очаг кругом жаркова?»

«Историк, Ритор, Механик, Химик, Минералог, Художник и Стихотворец – он все испытал и все проник», – писал о Ломоносове А.С. Пушкин. Мир един, но только истинный талант может увидеть его стройность и гармонию. Может быть, в этом все дело?..