Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Любовь по требованию
Обвинения в неполноценности часто звучат в любовных отношениях, когда существует дисбаланс желаний. Один человек хочет больше, чем другой: больше любви, больше времени, больше внимания, больше преданности, но когда он этого не получает, то стремится поставить под сомнение нашу способность любить. Большинство из нас готовы на многое, чтобы доказать, что любят и любимы, поэтому распространенным является заблуждение, что: «Если кто-то меня любит, я тоже должен его любить, иначе со мной что-то не так». Мой клиент Роджер, сценарист в возрасте около тридцати лет, столкнулся с ураганом обвинений в неполноценности, когда решил получить некоторую степень независимости в отношениях с Эллис, актрисой, с которой познакомился на курсах реабилитации 8 месяцев назад. У меня ощущение, что Эллис предана мне больше, чем все остальные, с кем я был знаком. Необыкновенно приятно было проводить с ней время сразу после того, как мы познакомились. Они приходила, садилась на край постели и читала черновики моих сценариев, восхищаясь ими. Казалось, что она ценит мою работу, любит ее и меня. Мне она очень нравилась. Эллис видела все мои фильмы, она веселая, она эффектная и считает, что мы созданы друг для друга. Но всего после пары месяцев Эллис стала настаивать, чтобы мы жили вместе. Она говорила, как здорово, что мы нашли друг друга, и будто бы всегда знала, что это поможет нам изменить свою жизнь. Все, что мне было нужно, — это перестать сопротивляться и позволить Господу направить нас к созданию прекрасных отношений. Она сказала, что понимает, как мне трудно это сделать, потому что в прошлом году я пережил трудный развод, ноя должен смотреть в лицо своим страхам, а не бежать от них. Звучало здорово, но казалось, что все происходит слишком быстро. Эллис и Роджер проводили много времени, обсуждая программу реабилитации, которую проходили, поддерживая друг друга. Но Эллис нравилось играть роль психотерапевта, особенно когда Роджер рассказывал о своем страхе, что их отношения развиваются слишком быстро. Даже на этой ранней стадии Эллис имела склонность определять колебания партнера как остаточное невротическое поведение бывшего алкоголика, хотя он не пил одиннадцать лет. А Роджер принимал ее замечания близко к сердцу. Несмотря на не покидающее его ощущение, что он с головой увяз в отношениях с Эллис, он решил, что она, возможно, права. Он разрешил ей переехать к нему. Она была уверена в нашем будущем и рвалась к нему, а я старался делать по одному шагу за один раз. Но если кто-то так сильно любит, тебе кажется, что он выделяет огромный поток энергии, и этот поток захлестнул меня. Надо признаться, что первое время я был немного напряжен, но старался с этим справиться. Однако в течение последних двух месяцев она стала заводить разговор о ребенке. Эллис 35 лет, и ей очень хочется иметь ребенка. Она говорит, что расписываться не обязательно и что это будет идеальная возможность выразить свою любовь и творческие способности. Читала мне детские книжки и рисовала детские картинки, чтобы определить, на кого будет похож ребенок. Это уже слишком. Не уверен, что хочу прожить с ней остаток жизни или быть чьим-то отцом. Мне требуется пространство, чтобы работать и писать. Не то чтобы я ее не любил, она мне казалась прекрасной женщиной, но мне нужно было привести в порядок мысли. Не уверен, что мои чувства такие же сильные, как ее, поэтому я сказал, что мне хочется некоторое время пожить одному, чтобы все обдумать. Сопротивление Роджера вызвало яростную реакцию Эллис. Она сказала что-то вроде: «Я боюсь за тебя, когда ты так говоришь. Утверждал, что любишь меня, но из того, что только что сказал, я поняла: ты — бессовестный лжец. Я знаю, что ты боишься приблизиться ко мне после того бардака, в который превратил свой последний брак, но думала, что тебе лучше жить реальной жизнью, а не прошлой. Знаю, что я энергичный человек, но считала, что и ты такой же. Наверное, на тебя нельзя злиться, а можно только пожалеть. Ты слишком боишься жизни, чтобы хоть раз испытать любовь. Чувствуешь себя в безопасности только со своими сказками-сценариями. Взгляни в лицо фактам: всю свою жизнь останешься таким же непьющим алкоголиком, как и твой волокита-отец». Нервно рассмеявшись, Роджер продолжил: Все время думаю об этом и спрашиваю себя, а не права ли она. Я трудно вхожу в отношения. Может быть, я просто не знаю, как жить с человеком, который меня любит. Я сказала Роджеру, что он упустил из виду нечто, о чем забывают многие люди: нет ничего ненормального в том, что один человек меньше нуждается в партнере, чем партнер в нем. Как и большинство шантажистов, использующих обвинения в неполноценности, Эллис злоупотребляла словом «любовь». Почти все ее действия были продиктованы зависимостью, безысходностью и желанием полностью владеть Роджером. Ни одно из этих действий нельзя ассоциировать со зрелой любовью. Но для нее прессинг оправдывался всепоглощающей любовью к партнеру, и если он не мог понять Эллис, единственным устраивающим ее объяснением были какие-то ужасные отклонения в его психике. Реагируя на требования Роджера о большей независимости, Эллис использовала тактику, на которую рассчитывают многие шантажисты: она бросила ему в лицо неприятные факты о нем и его семье, в которых ранее признался Роджер. Он рассказал ей о своем отце, который перестал пить, но стал заядлым донжуаном. Эллис знала, что ее партнер, как и многие из нас, испытывает сильный страх быть похожим на отца. Секреты, страхи и тайные признания, которыми мы делимся с шантажистом, становятся удобным оружием в случае конфликта. Болезненные жизненные события — развод, тяжба по поводу детей, аборт, — рассказанные нами в интимные моменты, используются как доказательства нашей неуравновешенности. Для Роджера «доказательства» Эллис, что его с трудом доставшийся трезвый образ жизни не был полноценным, стали источником тревоги. Эмоциональные шантажисты часто обвиняют нас в неспособности любить или сохранять дружеские отношения просто потому, что мы не хотим той близости с любовниками или друзьями, которой они от нас требуют. Этот тип обвинений в неполноценности является уязвимым местом многих из нас, особенно если мы рассматриваем интимные отношения как лакмусовую бумажку и реакцию на свое психическое здоровье. Хотя шантажисты, мягко говоря, преувеличивают, когда заявляют, что отношения не удались потому, что мы больны или ущербны, такие утверждения бьют прямо в цель и часто эффективны. «В чем моя неполноценность?» Не все шантажисты, использующие обвинения в неполноценности, приклеивают ярлык больного. Этим инструментом можно работать более утонченно. Моя клиентка Кэтрин обратилась ко мне за помощью после того, как поссорилась со своим психотерапевтом. Я готовилась к получению степени магистра и работала бухгалтером, поэтому излишне тревожилась. К тому же недавно от меня ушел парень, я была огорчена и пыталась понять почему. Решила пойти к психотерапевту по имени Ронда, которую так хвалила моя подруга Лейни. В Ронде с самого начала было что-то отталкивающее, но я подумала, что для того, чтобы привыкнуть к новому типу отношений, понадобится время. Мне показалось, что она меня постоянно поддразнивает. Ее любимым методом воздействия на меня были вырезки из газет об успешных женщинах, которые она мне подсовывала в начале сеанса для «вдохновения». Это чрезвычайно унижало меня. Она как бы хотела этим сказать: «Вот какой ты должна быть, но никогда не станешь, если не будешь слушаться меня». Ронда все время подталкивала меня, чтобы я записалась в одну из ее психотерапевтических групп, но мне это было неинтересно. Может быть, она была и права в том, что групповая терапия принесла бы мне пользу, но, Боже мой, я столько времени потратила на подготовку к экзаменам, что у меня его не оставалось ни на что, кроме работы. Ронда поняла это по-своему. Сказала, что я упрямая и своевольная, поэтому в жизни меня ожидают проблемы. Обвинение в неполноценности действует особенно эффективно, если исходит от авторитетной фигуры — врача, преподавателя, адвоката или психотерапевта. Наши отношения с этими людьми всегда основаны на доверии, мы наделяем профессионалов мудростью, чего подчас некоторые из них вовсе не заслуживают. Мы предполагаем, что они будут относиться к нам честно и открыто. Однако все мы знакомы с профессионалами, которые считают, что лицензия на практику автоматически делает их мнения и поступки безупречными. По ее тону, жестам и отношению мне было ясно, что она мной недовольна, что представлялось ужасным. Я боялась, что она накричит на меня, и это стало бы окончательным подтверждением: со мной не все в порядке. В конце концов, именно психотерапевт судит, что правильно, а что неправильно, поэтому если он тебя не любит или недоволен тобой, значит, действительно что-то неладно. Кроме того, я всегда боялась гнева и грубостей. А если на тебя сердится человек, обладающий авторитетом, впечатление усиливается в десять раз. «Люди, обладающие авторитетом», такие как Ронда, высокомерно дают понять, что с ними нельзя спорить. Они утверждают, что действуют в наших интересах, но если мы им сопротивляемся, то это для них служит доказательством того, насколько мы упрямые, малоинформированные или неуверенные в себе люди. Экспертами могут быть только они, даже когда дело касается глубочайших знаний собственного Я, и нам не позволено сомневаться в их советах или толкованиях ситуации. Опасные секреты Во многих семьях скрывают «стыдные» секреты издевательств над ребенком, наличие алкоголизма, психических заболеваний или случаев самоубийств, о них по молчаливому согласию предпочитают умалчивать и никогда не обсуждать. Но если какой-нибудь член семьи нарушает заведенный порядок и перестает хранить секреты и отрицать факты, к нему приклеивают ярлык ненормального или разрушителя семьи только за то, что он осмелился обсуждать запрещенные темы. Я часто наблюдала этот тип поведения, когда специализировалась на работе со взрослыми, подвергшимися в детстве физическому и/или сексуальному надругательству. По мере того как мои пациенты выздоравливали, им хотелось (или было необходимо) обсудить свои переживания, однако некоторые семьи жестко сопротивлялись тому, чтобы они нарушали молчание. Аксиомой является тот факт, что чем хуже обстановка в семье, тем сильнее члены семьи сопротивляются возвращению к нормальной жизни. В адрес осмелившегося нарушить запрет звучат угрозы изгнания, наказания, возмездия и общего презрения, которые могут сокрушить решимость человека, а его смелые попытки выздороветь клеймятся как эгоистичные, ненужные и вредные. Роберта, 30-летняя служащая телемаркетинговой компании, до сих пор страдает от повреждений шеи и костей, которые в детстве ей нанес отец. Мы познакомились в больнице, где я работала и куда она была направлена с диагнозом «депрессия». С самого начала она рассказала, что больше не может скрывать царящей в семье жестокости. Когда Роберта стала разбираться в событиях своего детства, она обратилась за подтверждением к матери, но вместо понимания, на которое надеялась, встретила обвинения в неполноценности. Я обратилась к матери по поводу событий шестимесячной давности и сообщила ей, что обнаружила последствия избиений. Но она не захотела меня слушать. Сказала, что можно подумать, будто отец меня отправил на тот свет. А я спросила: «Помнишь, когда он схватил меня за волосы, раскрутил и швырнул на землю?» Мать посмотрела на меня, как будто я свалилась с Луны, и сказала: «О Боже, откуда ты все это берешь? От своих докторов? Тебе что, промывали здесь мозги?» А я ответила: «Мама, ведь ты стояла в дверях, когда он меня бил, и все видела». Она вышла из себя. Не смогла этого вынести. Закричала, что я все придумываю и, по ее мнению, просто сошла с ума. Как я могла говорить такое о своем отце? Сказала, что не будет разговаривать со мной, пока меня не вылечат и мне не нужно будет так бессовестно лгать. Это было поразительно. Мать Роберты нашла воспоминания дочери настолько опасными, что сочла необходимым не только все отрицать, но и настаивать, чтобы дочь сама отвергла их; мать угрожала разорвать все отношения, если Роберта не прекратит огорчать семью. Стремление к выздоровлению — такое, например, как совершенно нормальные попытки Роберты раскрыть и обсудить все, что с ней происходило, — часто выдается остальными членами семьи за вымысел, преувеличение и больное воображение, приобретая при этом чуть ли не зловещий оттенок. Может наступить момент, когда нам отчаянно хочется раскрыть правду о том, что с нами случилось, это требует решительности, подготовки и поддержки, чтобы отразить обвинения в неполноценности, которые идут рука об руку с постоянными издевательствами и серьезными проблемами в семье. Обвинения в неполноценности нацелены на ту область нашего сознания, которую трудно защитить. Нам легче справиться с критикой своих навыков и поступков, потому что мы окружены надежной внешней оценкой наших действий. Но если шантажист утверждает, что мы психически ущербны, то можем принять его мнение за рациональную обратную связь, поскольку знаем, что не всегда объективны в отношении самих себя. Многим становится страшно за свои действия. Шантажисты, обвиняющие нас в неполноценности, рассчитывают именно на это. Как и демагогия, обвинение в неполноценности лишает нас уверенности в собственных воспоминаниях, своем разуме и характере. Но при патологизации ставки еще выше. Этот инструмент заставляет нас сомневаться в собственном рассудке.
Date: 2016-11-17; view: 230; Нарушение авторских прав |