баловым (в мае–июле 1923 года - председатель

Костромского военно-революционного комитета и губисполкома).

Привожу некоторые фрагменты из данного доклада. «Не перенеся на своих плечах тяжести крепостного права, народ этот (т.е. уренцы – В.К.), казалось бы, не должен иметь на себе и отпечатков рабства, но постоянные преследования со стороны властей за религиозный фанатизм, разорение старообрядческих скитов, экономическая зависимость от удела и притеснения его – все это отозвалось на психологии жителей и внесло в их характер черту подавленности и раздраженности против всякой власти наряду с тайным стремлением к прежней независимости и свободе пользования богатствами своего края».

Обстановка накалялась. Особенно разогрело ее решение Варнавинского уездсовдепа от 26 июня о проведении учета хлеба на корню: власть дележом шкуры неубитого медведя занимается! Осложнило положение и пагубное для будущего урожая природное явление – сильнейший град, который 9 июля побил многие крестьянские поля.

Растет сопротивление со стороны элитной части обитателей Заветлужья. В конце июля того же 1918 года на секретном собрании ветлужских эсеров и кадетов в имении Панфилиха создается «Организация безопасности Ветлужского уезда».

В начале августа 1918 года Варнавинский уездный Совет стал активно готовиться к новой кампании по изъятию «излишков хлеба» в заречных хлебных волостях уезда. Согласно решениям ВЦИК об изгнании из местных Советов эсеров и меньшевиков, сюда направляются уездные и губернские представители. Они проводят волостные собрания по перевыборам волостных Советов, созданию комитетов бедноты, избранию комиссий по учету нового урожая.

Собрания по перевыборам Советов проходят довольно бурно. Крестьяне сопротивлялись избранию в Советы безграмотных бедняков. Председатель уездной ЧК Махов 11 августа срочно выехал в Урень, где на волостном собрании предложил крестьянам устроить районное собрание по поводу образования самостоятельного Урень-края. Уренское волостное собрание 14 августа избрало волостной Совет не из бедняков, а из состоятельных крестьян. Председателем Совета вместо М.Э. Рехалова избирается К.А. Вьюгин, волвоенкомом - И.С. Любимов, в комиссию по учету хлеба избрано было 18 человек. По инициативе активных крестьян собрание избирает оргкомитет по созданию самостоятельного уезда с центром в Урене. Избирается и районный военком в лице местного офицера Ф.И. Корсукова. Срок проведения районного собрания назначается на 19 августа.

Если в Урене создать волостной Совет из бедняков не удается, то в Тонкине собрание 11 августа избирает членов Совета исключительно из бедняков. Председателем Совета стал А.Ф. Иванов, волвоенкомом - Г.И. Комаров. Создается и волостной комитет бедноты. В комиссию по учету хлеба вошли тоже бедняки. Против такого состава органов власти и их решений крестьяне волости подняли бунт. Избранный Совет вынужден был телеграммой просить уисполком направить в Тонкино вооруженный отряд. Волнения крестьян проходили также в Черновской и ряде других волостей Урень-края. Большинство населения решительно было настроено на создание самостоятельного Уренского уезда с уездным Советом без коммунистов.

А вот еще пример. В комбед деревни Мураиха (ныне Шахунского района) были избраны беднейшие крестьяне – батраки Думкин И.Ф. (по прозванию «Билюшко»), Смирнов В.М. (по прозванию «Левушко»), Бровкин Н.И., Смирнова М.П., Доймин И.П. Имя Бровкина стало нарицательным по определению бедности на территории почти всего района («Никонорко Мураинский»). Думкин И.Ф и Смирнов В.М. даже лапти не умели плести и потому с ранней весны и до поздней осени ходили босиком. Советская власть изменила их положение и предоставила условия для активной деятельности. Думкин И.Ф. работал милиционером, а Смирнов В.М. длительное время был членом сельсовета. Бровкин Никанор раньше слыл на всю округу отъявленным лодырем, но при организации колхозов постоянно избирался в органы власти.

На свою родину в село Черное в эти дни прибыл бывший командир Вятского пехотного полка полковник И.И. Корсуков. Активный участник мятежа в городе Ярославле, он рассчитывал укрыться от преследований в глухих лесных дебрях Заветлужья. Но обстановка в селе Черном оказалась благоприятной для возобновления деятельности бывшего царского офицера. Он связался с местными антибольшевистскими силами и вскоре встал во главе их. К нему примкнули бывшие офицеры И.О. Духанцев, вернувшийся в деревню Пасечное, А.Е. Полетаев из деревни Полетайки.

Между тем в Карпове убит разъяренными крестьянами ехавший в Урень с отцом тонкинский военрук Георгий Иванович Комаров (р. 1894),

в окрестностях Карпова – ехавший из Уреня в сторону Тонкина по сообщению об укрываемом пулемете заместитель уездного военкома Павел Иванович Брагин. 18 августа в Урень был направлен карательный отряд из 92 человек под командованием военрука И.И. Виноградова и председателя уездной ЧК П.И. Махова. И 19 августа на собрании представителей по созданию самостоятельного уезда, собравшем 49 делегатов от 6 волостей Урень-края и сотни местных жителей, Махов сообщил о решении Варнавинского уездного Совета: «Решение Уренского волостного собрания отменить, за анархическую направленность наложить на Урень-край денежную контрибуцию в 300 тысяч рублей»!

Мятеж начался

Толпа крестьян, прибывших на собрание, не убоявшись вооруженных красноармейцев, вынудила их отойти от села. При отступлении по приказу Махова по преследователям были сделаны предупредительные выстрелы. Уренцы же расценили это как стрельбу по мирным людям. Завязалась перестрелка. Возбужденная толпа еще яростнее набросилась на отряд, которому пришлось спасаться бегством. Мятеж начался.

Утром 20 августа самочинное районное собрание в Урене возобновило свою работу. Поскольку руководители собрания за прошлую ночь разослали по волостям курьеров, чтобы в Урень шли «старый и малый», то из «соседних деревень народ валил толпами». В протоколе от 20 августа отмечается, что «состав собрания увеличивается». На продолжившемся расширенном собрании Урень-край, объединявший на тот момент шесть волостей, был объявлен мятежниками самостоятельным уездом. Основаниями для этого были названы следующие обстоятельства: дальность расстояния до уездного Варнавина, бездорожье, отсутствие переправы через реку Ветлугу, неимение в заречных волостях средних учебных заведений, плохое медобслуживание, малонаселенность местности между Уренем и Варнавиным.

Дальше – больше. Решено было продразверстки не платить, для охраны уезда от внешних врагов, как «красных» так и «белых», сформировать собственную армию. В этих целях была объявлена поголовная мобилизация всех мужчин в возрасте до 45 лет. После чего начались выборы органов власти мятежного Урень-края: Комитета охраны, военного Штаба, Трибунала. В состав Комитета вошли: Иван Нестерович Иванов – председатель (1881-1924), демобилизованные офицеры – полный Георгиевский кавалер Федор Филиппович Щербаков (1894-после 1945), Федор Иванович Коротыгин (Каратыгин) (1892-1957), полный Георгиевский кавалер Иван Петрович Кочетков (1889-?). Командирами двух уренских «крестьянских дружин охраны» избираются прапорщики Михаил Васильевич Москвин (1896-?) и 3иновий Васильевич Вихарев (1883 -1937), а вахрамеевской дружины - И.П. Кочетков. Начальником Штаба стал Ф.И. Коротыгин, а общее командование возлагается на полного Георгиевского кавалера Ф.Ф. Щербакова. В «охранные дружины» каждая волость должна была направить по 65 человек, а для содержания Комитета и дружин устанавливался налог по 50 копеек с каждой десятины земли. Во главе армии был поставлен уроженец деревни Суходол Иван Нестерович Иванов, двухметрового роста отставной вахмистр, получивший прозвище «Уренский царь».

Но среди уренцев сразу начались разногласия, связанные с автономизацией края. Одни готовы были проявлять терпимость к органам Советской власти при условии, что те не будут требовать с крестьян продразверстки и посылать в край продотряды, другие призывали к немедленной организации вооруженного похода на большевистский Варнавин.

Развитие мятежа

В первый же день в районную боевую дружину, прозванную в народе «войском», вступили более трехсот человек. Штаб «охранной дружины» отправляет группы разведчиков и агитаторов в Баки и Макарий для организации там мятежей в помощь уренской повстанческой армии.

В Варнавине о мятеже в Урень-крае узнали 20 августа. На экстренном заседании в 2 часа ночи 21 августа был создан Чрезвычайный военно-революционный штаб, запрошена помощь из Ветлуги и Костромы. Ветлужцы сразу же выслали отряд в 140 штыков, позабыв о безопасности собственно Ветлуги, где остались лишь 20 солдат охраны оружейных складов. Из Костромы помощь можно было ожидать только через три-четыре дня.

А в Урене 23 августа все-таки пришли к решению предпринять поход на Варнавин, ведь лучшая оборона от врага это наступление. Очень плохо вооруженное войско (гладкоствольные охотничьи ружья, сабли, вилы, рогатины, бутылки с зажигательной смесью и даже трещотки, имитирующие стрекот пулеметов) из трех отрядов насчитывало около 800 человек. Отряды намерены были выступить на Варнавин с трех сторон при поддержке восставших крестьян Баковской и Макарьевской волостей. В лазарет сестрами милосердия были набраны уренские учительницы. Протоиерей Владимир Успенский дал войску свое благословение. По сообщению плененного уренца, прибыло из Уреня под Варнавин до 450 человек, которые имели при себе не более 120 винтовок и 150 дробовиков.

По прибытии 24 августа к реке Ветлуге под Варнавиным начали готовить средства переправы. В разведку боем были высланы две группы тремя верстами выше Варнавина и тремя верстами ниже. Донесения разведки были безрадостными: противник оказался хорошо вооруженным, имея в арсенале пулеметы и три пушки, хотя количество красноармейцев по прикидкам было меньше количества мятежников. В Уренском стане вновь начались разногласия по поводу дальнейших действий: идти ли на штурм города с голыми руками, отойти ли благоразумно и довооружиться.

25 августа в Баках проводится митинг населения с призывом встать вместе с уренцами на борьбу против Варнавинского Совета. 26 августа с благословления священника Волчкова восставшие разгоняют волостной Совет, арестовывают его руководителей. Однако организовать вооруженный отряд из жителей волости они не успели. В этот же день в Баки прибыл пароход с красноармейским отрядом из Костромы во главе с губвоенкомом Николаем Алексеевичем Филатовым (1891-1937). По прибытии он легко подавил сопротивление баковских мятежников, расстреляв всего лишь по подозрению в пособничестве мятежникам десяток из них, в том числе шестерых уренцев. В Варнавин же между тем прибывали все новые и новые отряды подкрепления из Буя и Галича.

Оценив обстановку, Филатов готовит поход на Урень с двух сторон: из Варнавина и Баков. Утром 28 августа передовой отряд из 60 человек с орудием и пулеметами под командованием Гединского выступил в поход на Урень по дороге Варнавин-Урень, а отряд под командованием Рябинина по дороге Баки-Урень.

Однако на левом берегу Ветлуги уренского войска и след простыл – снялось накануне ночью и отступило. Отряд Гединского благополучно проследовал до самого Холкина – ближней к Уреню деревни и только тут был остановлен цепями мятежников, зарывшихся по берегам реки Морквы в две линии окопов. И уренцы одержали здесь небольшую, но важную победу, оттеснив с холкинских позиций варнавинский разведотряд, захватив у них пушку, правда без затвора, делавшего ее бесполезной. Уренский протоиерей Владимир Успенский в честь этой победы отслужил торжественный молебен. В боях отряд Гединского потерял треть личного состава. Неудачу потерпел и отряд Рябинина.

А в штабе мятежников, несмотря на успешный отпор, между тем царило смятение: столь быстрых и решительных действий со стороны красных они не ожидали. Однако 29 августа настроение переменилось решительным образом – поддержавшие мятеж ветлужане с помощью уренского отряда М.В. Москвина овладели уездной Ветлугой и захватили в ней склады с огромным количеством оружия, которое тут же было направлено в Урень. Уже утром следующего дня прибыл обоз с оружием: 375 винтовок, 3 пулемета, ящики с гранатами и прочими боеприпасами. Стало известно также, что после захвата Ветлуги были расстреляны руководители местных органов власти. Дела после этого приобретали еще более кровавый и необратимый поворот.

События же в Ветлуге развивались следующим образом. По просьбе офицеров из ветлужской «Организации безопасности» Уренский военный штаб выделяет из своей «Охранной дружины» отряд в 60 человек при офицерах Москвине и Вихареве. Отряд мятежников вместе с уренцами под общим командованием ветлужского офицера С. Овчинникова ранним утром подошли к городу, сняли охранные посты и овладели оружейным складом. Захваченные в плен председатель уездной ЧК Сергей Александрович Куликов, военревком Дмитрий Владимирович Штурмин и председатель уисполкома Николай Васильевич Алешков у заводской трубы были расстреляны. Убит был упродкомиссар Василий Иванович Цыганов и смертельно ранен Николай Аристархович Уколов.

Мятежное руководство приступает в городе к организационной работе. Колокольный набат собирает жителей на народное собрание, где ораторы информировали о свержении власти уездного Совета и о необходимости создания «Ветлужского временного комитета общественной безопасности». При Комитете создаются отделы: земельный, народного хозяйства, милиции, казначейства и др. Для руководства военно-оперативными делами избирается военный штаб. Главкомом армии становится офицер А.М. Гаврилов, а начальником штаба - А. Разумов.

30 августа Комитет публикует приказ о призыве в армию граждан 1892 - 1899 годов рождения и офицеров, «постоянно и временно проживающих в городе и уезде». Оборона города возлагается на поручика Михаила Александровича Рожина, выставляются патрули, заградительные отряды, направляется разведка в район деревни Хвастово. Особым распоряжением Комитет обязывает всех бывших служащих городских, земских и государственных учреждений приступить к исполнению прежних обязанностей, а торговцам - торговать обычным порядком.

В уезде проводятся народные собрания, которые избирают волостные комитеты общественной безопасности. В селе Белышеве такое собрание состоялось 31 августа, председателем Комитета избран бывший земский начальник Капитальный. 1-го сентября собрание Новоуспенской волости председателем Комитета избирает тоже бывшего земского начальника Белова. Таким же путем ликвидированы Советы в Печенкинской, Подгорной, Хмелевицкой, Широковской, Тоншаевской и Ошминской волостях. В Тоншаевской волости на собрании сам председатель Совета П.С. Изюмов выступил сторонником мятежников и ушел с группой своих сторонников в город Ветлугу, где был введен в состав городского Комитета.

Известие о падении Ветлуги переполошило не только Кострому и руководство Ярославского военного округа, но и штаб Северного Советского фронта в Вологде. Губерния была объявлена на осадном положении.

О планах мятежников позднее плененный Ф.И. Коротыгин рассказывал: «У нас было желание завязать связь с Казанью. Когда Ветлуга перешла в руки советских войск, мы послали двоих: одного в Казань, а другого в Уржум. На картах были намечены пункты: Урень, Ветлуга, Варнавин, Воскресенск, Козмодемьянск и станция Шарья, как важнейший путь, имеющий стратегическое значение, при занятии которой будет остановлен приток советских войск».

Но планам этим не суждено было сбыться. На освобождение Ветлуги от повстанцев была направлена группировка красных войск под командованием Михаила Фомича Букштыновича (1892-1950). Общая числен-

ность красных войск в Варнавинском и соседнем Ветлужском уездах достигла 2,5 тыс. человек. Выработанный план разгрома предусматривал одновременное наступление на Урень с трех направлений: Букштынович - от Ветлуги на Новоуспенское, Широкое, Черное Первое, Тонкино. Филатов - от Варнавина на Черное Второе, Петрово, Михайлово. Рябинин - от Баков на Заводь, Носовую, Семеново.

Но начавшиеся затяжные дожди, разрушив дороги, приостановили наступление на Урень войск как Букштыновича с севера, так и Филатова с запада. Дожди прекратили и пожары в деревнях, через которые проходили красноармейцы и потехи и отместки ради поджигали самые богатые дома. Имеются свидетельства, что в результате такой «потехи» выгорела значительная часть села Темта, сильно пострадало и Большое Горево. Об этом не умолчал в своем докладе о причинах повстанческого движения в Урень-крае, цитируемом выше, и Н.А. Огибалов: «Со стороны наших частей тоже часто допускались совершенно ненужные жестокости и тоже по отношению к ни в чем не повинным семьям. Были случаи, когда зачем-то сжигались дома, не говоря уж о расстрелах на «ура» после покорения Уреня, без выяснения часто виновности расстрелянных».

Между тем 3 сентября вторым обозом лесами из Ветлуги в Урень были доставлены еще сотня винтовок и несколько ящиков боеприпасов. Однако численное превосходство было уже на стороне красных.

Оперативная сводка о занятии мятежной Ветлуги сообщала: «Ветлуга взята отрядом Букштыновича после вечернего боя с 3-го на 4-е сентября. Вечером, во время наступления, у ветлужцев произошел взрыв ящика ручных гранат. Убит начальник отряда и ранено до 60 человек. Это вызвало панику и растерянность. К утру мятежники стали покидать город, оставляя оружие, продовольствие и даже дела оперативного Штаба». 4-го сентября Букштынович сообщает в Кострому: «Ветлуга сдалась после вечернего боя утром 4-го сентября. Белые бежали». Комендантом Ветлуги назначается представитель штаба округа Зорин.
9 сентября Букштынович вступил в село Первое Черное. Организаторы восстания были преданы военно-полевому суду. Председателя Черновского Волисполкома Потребникова и секретаря Малкова за антисоветскую деятельность приговорили к расстрелу. Организатор сопротивления И.И. Корсуков был захвачен и также расстрелян.

11 сентября Букштынович занимает село Новоуспенское, а 12 сентября — село Широкое. Отряд Рябинина в эти же дни занимает села Заводь, Носовое, Семеново.

9 сентября над Уренем был устроен демонстрационный пролет самолета «Фарман», ведомого летчиком Феофановым, сбросившим несколько бутылочных бомб, что ужасно перепугало мятежников. Дезертирство стало приобретать повальный характер. После бомбежки авангардный отряд западной группировки войск Филатова занял деревню Холкино без боя. Однако штурмовать укрепления противника на берегу реки Морквы Филатов не решился до подхода главных сил. 10 сентября он уведомил губисполком и губвоенкомат: «…противник имеет свыше 10 тыс. человек». Сведения о мятежных отрядах были явно преувеличены. По свидетельству участников, их вкупе с безоружными было не более 2-3 тысяч.

Ранним утром четвертого дня противостояния под Холкиным к губвоенкому Филатову из стана деморализованных мятежников прибыли парламентеры во главе с заместителем председателя волисполкома Артемием Прокофьевичем Смирновым, 40-летним уроженцем деревни Малая Арья. Филатов предъявил парламентерам условия: немедленная выдача и доставка в двухчасовой срок всего оружия, беспрепятственный учет хлеба, возмещение расходов на подавление восстания, выдача всех зачинщиков и главарей восстания.

Днем 14 сентября подобная делегация прибыла к Букштыновичу от крестьян Черновской волости. В условиях, подписанных председателем волостного собрания Перминовым, говорилось: «Мы против Советской власти не шли и не идем. Протестуем против грубых насилий, против поголовного отбирания хлеба. Чтобы в Красную Армию и уездный Совет выбирали народом благонадежных. Мы желаем того, чтобы Урень был утвержден на основании журнального постановления районного собрания 20 августа 1918 года уездным городом с волостями: Уренской, Черновской, Тонкинской, Карповской, Семеновской и Вахрамеевской. Мы желаем, чтобы вы согласились на все указанные пять пунктов, чтобы не производить никаких репрессий над всеми гражданами волости и считать все происшедшее чисто всеобщим народным движением против насилий. Мы просим, чтобы граждане Черновской волости всех возрастов считались бы нейтральными, и из них в будущем никаких мобилизаций не производилось бы. Мы очень желаем открыть новую вольную торговлю».

Букштынович переговоры вести отказался и повел наступление на опустевший Урень.

14 сентября в 2 часа дня войска Филатова и Букштыновича без единого выстрела заняли село Урень. Основная масса мятежников еще в ночь с 12 на 13 сентября покинула село в числе около одной тысячи человек. Оставшиеся покинули его утром 14 сентября. В губисполком полетело скороспелое сообщение: «Мятеж в Урень-крае почти ликвидирован. Черносотенная банда позорно бежала в направлении Яранска, где принимаются меры к поимке бежавших. Кроме того оставлен отряд и направлен по южной части Уренского района». В погоню за отступившими мятежниками был направлен Буйско-Галичский отряд под командованием Неронского. Из Костромы прибыл карательный отряд губчека во главе с Яном Карловичем Кульпе (1888-1938) и следственная комиссия.

А на освобожденных от мятежников территориях красноармейцы учинили масштабный грабеж, о чем и сообщалось в статье В. Керженцева, написанной по следам кровавых событий и опубликованной 22 января 1919 года в газете «Известия»: "…реквизиции происходили без особого порядка и имели скорее характер грабежа. Представители власти крестьян и рабочих шли в деревню к крестьянам с пулеметами и нагайками, обвитыми проволокой. Хлеб, необходимый для бедноты города, они добывали, обирая бедноту деревни. Своими действиями Галахов и компания лишь объединили бедноту с кулачьем в общей ненависти к нашей Красной Армии… Понятно, что к такой Советской власти даже и беднейшее население особой симпатии не чувствовало, да и чувствовать не могло. Во власти Советов оно не видело защитников своих классовых интересов. Оно видело лишь, что у власти стали авантюристы низкой марки, и с их личностями отождествляли и принципы Советской власти".

Разумеется, В.Керженцев в рамках одной газетной статьи не мог изложить всех фактов, выявленных следственной комиссией, работавшей осенью 1918 года в Урень-крае по поручению Костромского губисполкома. Вот еще и некоторые другие факты из уже цитировавшегося доклада Н.А. Огибалова, общую картину дополняющие.

"…многие люди, малозаметные ранее, попав в уездный Совет, проявили низкие инстинкты, тщеславие и опьянение властью…"

"На отказ Уреня подчиниться учету и разоружить заставы Варнавинский исполком объявил село на осадном положении, было приказано вывезти женщин и детей, т.к. по истечении определенного срока село будет сметено с лица земли. Подобный приказ устрашил даже уренцев. Была выслана мирная делегация… и был заключен мир… Советская власть, покоряет, но не убеждает и доказывает, она наказует, но не доводит до сознания преступности содеянного. И результат такой политики самый плачевный".

"… приехали в М. Содомово… начались избиения… Галахов приказал взломать двери и замки и начал раздавать бедноте или, вернее, тем, кто ей назывался, все, что там было: одежду, шерсть, муку, инвентарь и вообще все; скоро все было роздано. Галахов, чтобы еще более наказать… хотел зажечь дома и постройки, но его упросили это не делать, т.к. могут сгореть и невинные жители".

. "Как крупный дефект наших частей, - читаем в докладе комиссии, - надо отметить и то, что под подозрение бралось все население. Случаев в Уренском районе опереться на бедноту не было, и наши части в своих действиях очень мало отличались от монархической армии. Весь Уренский район после покорения буквально был разграблен. Совершенно не разделяя на бедноту и кулачество, красноармейцы тащили все, что попадется под руку, до женских юбок включительно…"

Как видно из доклада следственной комиссии, досталось от «доблестных» красноармейских войск и соседям-ветлужцам. "По занятии Ветлуги город оказался наполовину пустой. Из 9 тысяч осталось лишь 5600 человек. Спустя некоторое время начались грабежи. Только зарегистрированных разграблено было до 230 квартир… В частях началось поголовное пьянство…"

А затем началась кровавая расправа над мятежниками. Участники событий в Ветлуге с мятежной стороны после занятия города красными войсками попытались пробраться в Архангельск, занятый белыми войсками, но по дороге были схвачены и по постановлению Северо-Двинской ГЧК расстреляны. Среди них - офицеры Николай и Павел Ивановичи Воронцовы, Осип Якубович Лайцан, Владимир Александрович Рожин, Александр Васильевич Тюрин, Иван Иванович Чиркин.

Расправа над мятежниками

Если при захвате Ветлуги мятежниками было убито при перестрелке и расстреляно 5 человек, то чекистами только по газетным сообщениям расстреляно 27 человек ветлужцев. Из них 20 человек - в октябре и 7 человек - 30 ноября 1918 года. Притом по решению губчека расстреляно 10 человек «за участие в белогвардейском выступлении» и 10 человек «заложников в ответ на белый террор».

Участвовавшие в мятеже крестьяне всех шести волостей Урень-края начали свозиться в Урень. Одни после скорого суда, а то и без оного, тут же (на Борке и в овраге под «Хмелевкой») расстреливались. В одном Урене в первые дни после подавления мятежа было приговорено к смерти около 60 человек. 18 человек казнены из деревни Б. Арья. 12 крестьян Вахрамеевской и Тонкинской волостей были расстреляны карателями около деревни Б. Шалега. Кроме того, было расстреляно 10 человек в селе Баки. И т.д., и т.п.

Сотни человек были отправлены для расследования в уездный Варнавин. Один из членов Уренской следственной тройки Василий Иванович Оборин (1893 - 1973) писал в своих воспоминаниях: «За две недели варнавинская тюрьма была забита мятежниками до отказа. В камеры, рассчитанные на шесть человек, набивали по двадцать, но все равно места не хватало. Пока суд да дело, из ВЧК поступило распоряжение выпускать всех тех, кому не предъявлялось обвинительного заключения по истечении семи дней. А таких оказалось до девяноста процентов. Вопросы освобождения и решали мы на пару с К.И. Мочаловым. Считаю своей заслугой, что удалось освободить около 250 человек без вины виноватых».

Кровавые события охватили все волости Урень-края. Так, в Тонкинской волости в отместку за убийство военрука Комарова арестовали 24 крестьянина и погнали к Уреню. По дороге «караул устал»… Об этом имеется рассказ В.М. Журавлева, осенью 1918 года - продотрядника, в начале 1919 года - заведующего ссыпным пунктом в Урене. Датированы воспоминания 1926 годом, то есть достаточно «свежи» и потому особо достоверны:

"В порядке мобилизации для руководства на местах учетом было мобилизовано несколько человек из числа варнавинских советских служащих, в том числе попал и я в качестве старшего группы в 5 человек. Это было числа 29 сентября 1918 г… В Тонкине в то время стоял… отряд под начальством Неронского. В Тонкине и близлежащих селениях ими было арестовано 24 крестьянина… На другой день отряд выступил… к Варнавину и, уходя, захватил с собой арестованных… Один из арестованных, дряхлый больной старик, был посажен на телегу, в суматохе у него свалилась шапка. Его старуха бросилась надевать шапку. Красноармеец холодно отстранил ее и сказал при этом: "Не потребуется". Арестованных разделили на две партии по 12 человек и, отойдя от села, расстреляли в упор на ходу выстрелами в голову. Одну партию в версте, а другую - в полутора от села. Арестованные и не подозревали о своей участи. Отряд ушел, оставив трупы около дороги… Убитых… везли через село по домам… Еще не застывшая кровь, вывалившиеся мозги… Только в такие минуты познаешь весь ужас гражданской войны, требующей таких жертв…"

По-разному сложились судьбы руководителей мятежа. Начальник штаба Ф.И. Каратыгин, приняв большое участие в мирной сдаче Уреня, а еще получив заступничество жены Ленина Крупской, был властями помилован. Командир Уренской роты М.В. Москвин скрывался в лесу, но после захвата в заложники его семьи добровольно сдался, был приговорен к расстрелу, замененному, однако, 10 годами лишения свободы, освобожден по отбытии 5 лет. Затем еще дважды арестовывался по старому же делу, лишь в 1953 году освобожден окончательно, работал в Костроме диспетчером.

Командир Пакалевской роты И.П. Кочетков около года скрывался в лесах, затем бежал в Казахстан, где и был арестован в 1924 году, но вновь бежал, на этот раз еще дальше – к атаману Семенову в Маньчжурию. Командир Черновской роты З.В. Вихарев был приговорен к расстрелу, замененному длительным заключением; однако в 1937 году приговор был приведен-таки в исполнение.

Наконец, «Уренский царь» И.Н. Иванов более года скрывался в землянке в лесу у деревни Стафеево, тяжело заболел и благоразумно был сдан властям его сожительницей. Для содержания и лечения был отправлен в Кострому, откуда 31 декабря 1919 с 5 арестантами доставлен в город Варнавин для суда, который состоялся в начале 1920 года. И.Н. Иванов и пять активных участников восстания Костромским ревтрибуналом были приговорены к расстрелу. 5 февраля в числе 19 арестантов отправлен обратно в Кострому. Причем у двоих арестантов, Собелкина и Лимонова, не было лаптей на ногах, потому заведующий арестным домом просил выделить их у начальника варнавинской милиции.

Приговорённые к смертной казни, однако, направили ходатайство о помиловании в кассационный трибунал при ВЦИК, который оставил в силе приговор Костромского трибунала. Дальнейшая их судьба зависела от решения ВЦИК, который на своём заседании постановил: «Ходатайство о помиловании удовлетворить и расстрел всем осуждённым заменить содержанием под стражей сроком на 10 лет с применением принудительных работ». 21 марта 1921 года СНК принял Декрет об установлении общих начал лишения свободы лиц, признанных опасными для Советской Республики, и о порядке условно-досрочного освобождения заключённых. На основании этого декрета Костромской ревтрибунал постановлением от 4 июня 1921 года всем руководителям и наиболее активным участникам этого восстания (Иванову, Москвину, Галочкину, Вихареву, Голубеву и Шишкину) сократил срок наказания до 5 лет. Около 1924 года Иванов в концлагере на острове Соловки скончался от туберкулеза.

Загнанные в угол

После подавления всеобщей фазы мятежа еще в течение нескольких лет разрозненные группы (Опушкинская, Емельяновская, Зубовская и др.) укрывались в лесах Урень-края, пополняясь молодежью, уклонявшейся от призыва на братоубийственную Гражданскую войну. В Пакалевской волости Урень-края известны три группы укрывавшихся: Галочкина – 27 человек, Смирнова – 17, Ушакова – 14, а по месту укрытия – Полянская, Вахрамеевская (Пакалевская), Хвоинская (см. на карте). Действовали они разрозненно, соблюдая строжайшую конспирацию. Командир Пакалевской роты во время восстания Иван Кочетков пытался скоординировать их действия, для чего в мае 1919 года собрал всех на кордоне Боровский, но былой запал у его сподвижников уже иссяк, и они лишь дожидались падения ненавистной власти. Преследуемые карателями, повстанцы порой не гнушались в выборе средств собственного жизнеобеспечения: отнимали у населения продукты питания и одежду силой, за сопротивление избивали, а троих и вовсе убили. Таким образом, повстанческое движение приобретало некоторые черты бандитского сопротивления.

Но и органы советской власти корректностью в ведении борьбы с участниками мятежа и дезертирами не отличались. 3-я уездная партийная конференция, состоявшаяся в Варнавине в феврале 1919 года, приняла решение за смерть каждого члена партии расстреливать заложников из семей тех, «кто идет против Советской власти». В ряде случаев расстрел заменялся отправкой на фронт, о чем свидетельствует заявление жительницы Уреня Спасской Анастасии Степановны, в котором она, ссылаясь на то, что ее семья «вовсе пролетарского происхождения», хлопочет за мужа Алексея Петровича, взятого заложником в июле 1919 года и отправленного в армию.

Лесные сидельцы от отчаяния шли на кровавые действия. Припомнив расстрел 24 тонкинских крестьян в сентябре 1918 года, они в ночь с 31 января на 1 февраля 1919 года в починке Ларионовский, что в десяти верстах от Пакалей, застигли врасплох на ночлеге 22 членов продовольственного отряда во главе с В.М. Сироткиным и учинили жестокую расправу. Возглавлял группу лесных сидельцев житель данного починка Иван Лебедев, торговец хлебом и мясом, в период восстания бывший хранителем казны уренского войска. Облив водой из колодца в тридцатиградусный мороз, продотрядников казнили в лесу, а Сироткина сожгли на костре. Двое из отряда чудом остались в живых и рассказали о расправе. Этой же ночью была учинена расправа еще над 7 продотрядниками в починке Вахрамеевский. Находившаяся среди них девушка, Варвара Матасова, дочь агента продкомитета, получив 6 штыковых ранений, также уцелела. Иван Лебедев впоследствии был схвачен и расстрелян. А по приговору Костромского губернского трибунала было расстреляно 17 человек, участвовавших в убийстве продотрядников

В ответ на расправу с продотрядом чекисты из комиссии ЧК во главе с М.В. Задориным самочинно расстреляли еще 15 человек и взяли в заложники от каждой из волостей Урень-края по 5 человек. Кроме того, Урень-край был обложен контрибуцией в размере 10 миллионов рублей в погашение убытков «…понесенных беднотой от бесчинств… со стороны некоторых частей Красной Армии» (!) и чрезвычайным налогом в размере 20 миллионов рублей, а также обязан был к сдаче 450 тысяч пудов хлеба.

Весной 1919 года были допущены новые «ошибки» по отношению к крестьянам при очередных реквизициях хлеба. В Урень-край были направлены вооруженные отряды во главе с чрезвычайным комиссаром А.А. Смирновым, упродкомиссаром Полевым. Отдельные отряды возглавляли Шишкин, Скатов и другие. Как работали эти отряды, сообщает в уком партии А.А. Смирнов в докладе «О вредной политике упродкомиссара Полева»: «Деятельность Полева связана с грубыми выходками и грабительскими действиями его боевого отряда, что весьма обозлило население к советским работникам». Он указывает и на безобразную деятельность отрядов Скатова и Шишкина, учинявших незаконные расправы и пьянство, и просит отозвать этих работников.

В ответ на эту «деятельность» уренцы послали своего ходока Николая Ивановича Дубенского (1898 г.р.), заведующего избой-читальней из села Тонкино, с жалобой в Москву к Ленину. 24 апреля Ленин поручил Калинину и Дзержинскому лично разобраться в вопросе и исправить положение. А к концу 1919 года председателем Варнавинского уездного продовольственного комитета был назначен тот самый… Полев.

Не помогло решению вопроса и пространное объяснение наркома Луначарского от 11 мая 1919 года: «Если нельзя взять у крестьян хлеба, то у них жестоко отбирают скотину, лошадей… Подумайте сами: отобрав у здешнего крестьянства почти всех лошадей, подрезается в корне крестьянское хозяйство целой губернии. Я уже говорил Вам, что в Варнавинском и Ветлужском уездах имелось некоторое количеств излишнего хлеба. Путем гигантского напряжения сил и чисто военной реквизиции удалось выкачать у тамошнего населения 160000 пудов хлеба, которые были единственным ресурсом, на котором держалась губерния в течение весны. Взять оттуда еще что-нибудь – это значит вести кровавую войну с ничтожным результатом» (Ленинские документы о Костромском крае. ЦПАИМЛ, ф. 461, ед. хр. 30904).

Немало безрассудных смертей потрясло в те годы Уренщину. 28 мая 1919 года постановлением Костромского губисполкома была объявлена полная амнистия всем рядовым участникам мятежа, происходившим из рабочих и крестьян, при условии их добровольной явки. Подлежали амнистии и офицеры, однако судьба каждого из них решалась президиумом Варнавинского уездного совета совместно с ревтрибуналом. До 1 июля на сборные пункты явились 1153 человека, в том числе из Урень-края 306 человек. В целом к концу июля 1919 года обстановка в губернии стабилизировалась. 22 июля во все уезды губернии из Костромы направлена телеграмма о снятии осадного положения. В январе 1920 года была отменена смертная казнь для всех добровольно сложивших оружие. Карательному отряду во главе с Кульпе удалось обнаружить 5 землянок лесных сидельцев, но только 3 из них оказались обитаемыми. Однако остатки так называемой «елошной армии» окончательно были ликвидированы лишь в 1922 году.

СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ (1918-1926 годы)

Административные преобразования 20-х годов

Карта России во все времена нещадно перекраивалась. Правителям казалось, что этим они улучшат положение дел. Но это лишь вносило путаницу в картину народонаселения, обрывало родственные связи отдельных семей и целых народов. «На славу» потрудились в этом плане и пришедшие к власти большевики. Однако возвращение Воскресенского района из ареала Поволжья в Поветлужский ареал, «на родину», было шагом весьма правильным.

Сначала, в 1918 году ни много, ни мало из северной части Макарьевского уезда Нижегородской губернии образуется Воскресенский уезд. Становление новой административной единицы проходило трудно. Это был один из самых из глухих углов губернии, сплошное лесное пространство. Реки были практически единственными путями сообщения. Связь уезда с губернским центром и железной дорогой поддерживалась по грунтовым дорогам на лошадях. Но уже в 1923 году Воскресенский уезд был ликвидирован, а его территория отошла к Бакам, которые в этом году в знак перемены власти получили к имени прибавку «Красные».

А годом ранее Варнавинский и Ветлужский уезды из Костромской губернии были переведены в состав Нижегородской губернии. 27 января 1923 года административная реформа по укрупнению уездов создала в Поветлужье вместо трех уездов (Варнавинского, Ветлужского и Воскресенского) два уезда: Ветлужский и Краснобаковский. Варнавинский уезд делился между ними. К Ветлужскому уезду отошли 6 северных правобережных волостей Варнавинского уезда, включая Шудскую волость, а к Краснобаковскому уезду все другие волости и Воскресенский уезд, образованный было в 1918. Такое деление сохранялось до 1929 года, когда создаются Нижегородский край, районы и сельские Советы.

Все волости Урень-края были включены в состав Краснобаковского уезда. Сюда переехали из города Варнавина все государственные учреждения. В 1924 году деревня Девушкино из Архангельской волости Ветлужского уезда была передана в Краснобаковский, а из Вознесенской волости – Вязовая, Копылиха, Липовка, Сабуровка, Щелочиха. В этом же 1924 году из Ветлужского уезда в Краснобаковский были переданы селения Заречной волости Карпунихинского куста, а из Широковской волости - селения Кокуйского куста.

Дальше – больше. Все в том же 1924 году Карповская волость была ликвидирована, а селения переданы в Пакалевскую волость.

Семеновская волость в 1924 году была ликвидирована, а селения переданы в волость Носовскую.

Целесообразность передачи уездов из Костромской губернии в Нижегородскую была вызвана не только большей близостью Варнавинского и Ветлужского уездов к Нижнему Новгороду, чем к Костроме, но и в связи со строительством железнодорожной магистрали Н. Новгород — Котельнич, которая экономически связала один из крупнейших индустриальных центров России Н. Новгород с лесистым Заветлужьем.

Расстояние до нового губернского центра значительно, чуть не в два раза, сократилось, тем паче с этого года открылось временное движение поездов по железной дороге Н.Новгород- Котельнич. Заветлужье всегда тяготело к Нижнему Новгороду, поскольку хозяйственными узами была с ним крепко связана.

Урень и Шахунья благодаря вводу в эксплуатацию железной дороги становятся крупными транспортными узлами, связывающими лесопромышленный север области с индустриальным областным центром.

Село Хмелевицы (ныне Шахунского района) являлось неофициальным центром так называвшихся Заречных волостей (Хмелевицкой, Б-Широковской, Ново-Успенской и Тоншаевской). В 1921 году уездный Совет в городе Ветлуге принял решение просить передать Ветлужский уезд из Костромской губернии в Нижегородскую. Правительство РСФСР удовлетворило эту просьбу.

В 1925 году город Варнавин в связи с потерей статуса уездного переименован в село Варнавино.

В 1926 году волости разукрупнены на сельские Советы.

БЕЗРАДОСТНАЯ УЧАСТЬ БЫВШИХ ХОЗЯЕВ ЖИЗНИ

Самый крупный промышленник баковских мест В.П. Чирков умер до революции 1917 года, оставив после себя троих детей. В 1918 году его лесопилка, магазин, дом были национализированы. Иконы, картины, вещи разграблены. Дети умерли в холоде, голоде, рубищах. Сейчас валяется на берегу реки Ветлуги двухметровый памятник из черного мрамора с надписью: "Потомственный почетный гражданин Василий Петрович Чирков скончался 18 декабря... (далее разбито), 56 лет".

Жизнь разбросала других лесопромышленников и их детей по белу свету. Из воспоминаний жителей Красных Баков: «И.А. Шашин - крупный лесопромышленник и торговец, в 1918 году участвовал в Уренском мятеже. Когда мятеж был разгромлен, бежал в Москву. После амнистии работал в советском правительстве (!), а его сын или внук был министром нефтяной промышленности в начале 80-х годов». Рассказал эту историю лесник Ковшарев из деревни Драничное, который работал у Шашина, вел с ним переписку и бывал в гостях у него в Москве.

Прилуцкие - купцы и лесопромышленники - бежали из Баков в 1918 году также в Москву, оставив свой дом и имущество. Устроились работать в Кремле (!), один из сыновей впоследствии был комендантом Кремля. "Ф. Дегтев из Красных Баков, когда учился в военной академии в Москве в 1945 году, посетил Прилуцких и получил богатый прием и угощение, - так рассказывает житель р.п. Красные Баки А. Шкаликов. - Все эти люди имели хорошее образование, воспитание».

Прошлое иногда открывает свои тайники, и подчас весьма неожиданным образом. В центре посёлка Ветлужский, копая котлован под новый магазин, рабочие наткнулись на необычную находку: мраморные могильные памятники. Памятников было два. Первый принадлежал лесопромышленнику Толмачеву из Черепанихи. У другого памятника (скорее, не памятника, а памятного обелиска) надписями были покрыты все четыре стороны. На одной из сторон значилось: «Поручик Петр Абрамович Захарьин», на другой - «Жена поручика Захарьина». На третьей стороне: «Дочь Захарьина» В 30-е годы ХХ века на этом месте начали строить чайную. Место попалось сырое, нужен был хороший фундамент. Время трудное и достать нужный материал оказалось непросто. Тут и пошли в дело памятники некогда почитаемых, богатых людей. Привезли памятники из села Дмитриевского.

РАЗГРОМ ДВОРЯНСКИХ УСАДЕБ

Разгром дворянских усадеб, последовавший после революции 1917 года, справедливо называют «культурной трагедией России в чрезвычайно широких масштабах». Культурные потери были невосполнимы. Печальна и судьба обитателей этих усадеб.

Местные жители - те, кто «был ничем» и «стал всем», - хорошо усвоили слова о разрушении старого мира «до основания, а затем…» Хотя закон советского правительства о ликвидации помещичьего землевладения не давал права разрушать помещичьи усадьбы, а рекомендовал на их основе создавать общественные хозяйства и советские культурные очаги, но завистливая ленивая беднота начала грабить эти имения, разрушать их.

А стоило ли? Жившие в усадьбах потомки бывших крепостников находились в уезде на земской или государственной службе за жалованье. Только отдельные из них занимались лесным промыслом. Например, у князя А.П. Трубецкого был небольшой лесопильный завод, который в 1914 году уже не работал. Военный инженер П.П. Ставицкий, находясь на службе в Петрограде, имел при станции Боярка Макарьевской волости лесопильный и мукомольный заводы при 15 рабочих. Захарьин, Кривцов и Железнов занимались только служебной деятельностью. Будучи образованными, культурными и гуманными людьми, они понимали нужды крестьян, жертвовали свои средства на постройку школ, больниц, строительство дорог. Кроме того, с их лесных дач земство взимало крупный налог, который шел на те же нужды местных жителей. Однако все это пошло не в счет.

Грабежи и разрушение усадеб начались сразу же после революции. Вот что об этом сообщалось в докладе председателя исполкома Варнавинского уездного Совета Галахова на IV уездном съезде Советов 5 июня 1918 года. «...Возник вопрос о ликвидации и разграблении имений окрестными жителями, на что Советом тоже своевременно было обращено серьезное внимание; были командированы члены на места для производства описи и принятия имений на учет. Совет вынес постановление, что все виновные в расхищении и разграблении имений будут предаваться военно-революционному суду вплоть до каторжных работ. Постановление это разослано по волостным Советам для оповещения населения. Но это на темные элементы населения не подействовало. Пошли грабежи и кражи из имений. Местное население стало являться в Совет с требованием разрешить продажу имений, угрожая полнейшим их разграблением и сожжением, с чем Совет не в силах бороться, и под давлением масс пришлось разрешить продажу имений с торгов. Всех имений было продано четыре: Базилевского, Ставицкого, Кочукова и Ильиной...».

Фактически продавать из имений было уже нечего. Движимое имущество разграблено, и только часть его перешла в создаваемые бедняцкие сельхозартели. Дело доходило до наглых надругательств над владельцами имений. Так, старейшая жительница деревни Баландиха рассказывала, что местный активист того времени Василий Соловьев, по прозвищу «Вася Синка», потребовал от П.П. Ставицкого снять с ног сапоги, сказав, что «хватит, походил ты в сапогах, теперь мы будем в них ходить…» Невежество крестьян и волостного руководства погубили тогда мебель и произведения живописи XVIII – XIX веков, многотомные библиотеки с редкими изданиями книг и другие ценности, которые находились в усадьбах.

Перейдя в общественное ведение бесхозяйственных местных руководителей, усадьбы вскоре были погублены. Так, в усадьбе «Новое» Ставицкого создается, казалось бы, нужное учреждение - лечебница типа санатория. Но через некоторое время все здания сгорели. В Дмитриевской усадьбе Захарьина в 20-30-е годы находились волостной Совет, контора Баковского опытного лесхоза. В годы Отечественной войны здесь был детский дом, затем турбаза, пионерский лагерь. Бесхозное здание усадьбы варвары нашего времени настолько обезобразили, что на него теперь страшно смотреть. Как будто в 60-70-е годы в районе не было и Советской власти. В запущенном со­стоянии находятся здесь и жалкие остатки парка.

Все эти очаги культуры края были осквернены, порушены беднотой с благословения большевистских Советов, которые использовали клич кремлевских вождей «грабить награбленное». Вырублены были парки и разобраны здания помещиков Кривцова и Кочукова в селе Сквозняки. Всего в пределах Варнавинского, Ветлужского, Краснобаковского и Воскресенского районов было погублено около 30 помещичьих усадеб. Вместе с усадьбами нарушена была и хозяйственная деятельность владельцев.

Недалеко от Воскресенского, сразу за деревней Галибиха начинается усадебный парк. В нем стоят деревянные терема середины XIX века - усадьба Левашовых, помещиков Макарьевского уезда. В конце XIX века в усадьбе Левашовых было пять хозяйских домов, в основном деревянных и двухэтажных, хозяйственные постройки и живописный усадебный парк на берегу реки с теплицей и оранжереей, где выращивались экзотические цветы, южные плодовые деревья: ананасы, черешня и персики. В одном из домов была обустроена обсерватория с телескопом, проведен телефон, что для провинции было большой редкостью.

Валерий Валерьевич и Вячеслав Валерьевич Левашовы - последние хозяева усадьбы. У жителей Галибихи и окрестных деревень остались добрые воспоминания о братьях Валерии и Вячеславе. Они поддерживали пострадавших от пожаров местных крестьян, выдавая им ссуды на строительство домов, иногда даже без возврата. Не жалели средств на благотворительность, являясь, в частности, попечителями уездных учебных заведений.

После революции семью Левашовых постигла участь всех дворянских семей Российской империи – их выселили из усадьбы, лишили всего состояния. Когда усадьбу покинули прежние владельцы, она стала разрушаться. Барские дома варварски грабили мужики: что могли, то выносили и продавали с молотка. Мебель, которую не удалось вынести: рояль, буфеты - разрубали топором и выбрасывали. По рассказам старожилов, ходил Валерий Левашов по округе с котомкой - собирал милостыню на пропитание. И умер нищий, не нужный никому в 1930 году в старой бане, служившей ему жилищем, в бывшей крепостной деревне своего деда Чанниково. В разные годы в Левашовских зданиях размещались школа колхозной молодёжи, детский дом, база отдыха.

ГОЛОД И ЭПИДЕМИИ

Вся промышленная продукция в первые месяцы после подавления Уренского крестьянского мятежа распространялась в строгом порядке через потребительские лавки. На год отпускалось мануфактуры по 9 аршин, по одной коробке спичек на месяц, 300 грамм табаку на человека, 3\4 фунта соли на человека.

Тяготы продразверстки 1918-1919 годов крестьянство так или иначе сумело перенести, но неурожайный 1921 и голод 1922 года ударили по каждой крестьянской семье. Заведующий общим отделом Уренского РК ВКП(б) Смирнов в докладе от 1922 года сообщал, что для корма скота во многих селениях снята солома с крыш, отмечается большой падеж животных, преимущественно лошадей. Только 10% населения питается хлебом без примесей, 40% - с примесями, 30% - суррогатами, 20% совершенно голодают. «В Тонкине заведующий внешкольным образованием умер от голода, нашли подле него лишь три печеные картофелины» (Центральный архив Нижегородской области. Фонд 20, опись 1, дело 109, лист 65). Скорбный урожай голода по уренским деревням не определен до сих пор, хотя холмиков могил на деревенских кладбищах осталось от того времени больше всего.

Крестьянам по-прежнему не хватало земли. Хоть Ленин и наобещал одним из первых своих декретов дать ее в требуемом количестве, но, если до революции в Нижегородской губернии на каждого едока приходилось в среднем 1,19 десятины земли, то после революции в 1919 году – 1,29 десятины. И это при том, что значительная часть населения погибла в годы Гражданской войны (по официальным данным в стране – 8 млн. человек). Вдобавок поголовье лошадей значительно сократилось. В 1917 году на 100 хозяйств их приходилось в среднем 62,3, в 1922-м – только 49,4. А количество безлошадных увеличилось за этот же отрезок времени с 40% до 48%. На 2,7% сократилось поголовье коров, а свиней – наполовину. Зато существенно увеличилось количество коз, ведь известно, что «коза – корова бедняка».

В голодные годы в деревнях от голода спасались обычно расширением посадки картофеля. Вот и на этот раз в сравнении с 1917 годом площади, засаженные им, увеличились в 1922 году на 57,7%. А под неприхотливым к погодным условиям просом – на 190%. Все же остальные посевы культур катастрофически уменьшились: от 37,7% гороха до 73,8% пшеницы и 57,7% ячменя.

А в 1920 году в Заветлужье разразилась эпидемия тифа. Число заболевших за один год сравнялось с числом заболевших за 25 предыдущих лет. Тифом переболели до 63% мужчин. Эпидемия также оставила после себя множество могил на кладбищах. Большевистская статистика, разумеется, умолчала трагические цифры, а сообщила лишь о смерти во время проведения кампании по борьбе с тифом фельдшера Е.К. Галаховой, жены ответственного работника.

СОЗДАНИЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ КОММУНИСТИЧЕСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ

Лишь с ликвидацией крупнейших очагов сопротивления мятежников жизнь в Заветлужье начала входить в относительно спокойное русло. Создаются постоянно действующие охранительные для режима общественно-политические объединения, вставшие на помощь в идеологическом оправдании действий органов Советской власти.

Принадлежность к партии большевиков в период смуты показывать было опасно, да и ряды партии в Заветлужских волостях пополнялись мало. Но вот декабре 1918 года, сразу после подавления крестьянского мятежа, возникают новые волостные организации РКП(б) - в Баках, Медведихе, Лапшанге, Богоявленском, Вознесенье, Н. Покровском.

В марте 1919 года первая партийная ячейка большевиков во главе с Николаем Григорьевичем Старыгиным из деревни Туманки была создана в Шаранге.

14 марта 1919 года создали свою организацию уренские сторонники большевизма. 7 человек стали членами РКП(б), 13 – «сочувствующими», иначе говоря, кандидатами. Следом создаются партячейки в Первом Черном, Тонкине, Вахрамеевском починке.

В 1920 году (по со­стоянию на 18 февраля) численный состав Ветлужской уездной партий­ной организации составил 311 членов РКП(б) и 17 кандидатов в члены РКП(б).

В 1921 году в Хмелевицах был создан волком РКП(б), секретарем которого избирается Николай Николаевич Максимовский.

В ноябре 1922 года Ветлужский уездный Комитет РКП(б) создает Заречный комитет партии с центром в селе Хмелевицы. Райком обслуживал семь заречных волостей: Ново-Успенскую, Большешироковскую, Лужайскую, Тоншаевскую, Хмелевицкую, Какшинскую, Верховскую. Секретарем Хмелевицкого райкома РКП(б) направляется Ге­оргий Максимович Смир­нов из деревни Копани.

Тоншаевская партийная ячейка образовалась в 1922 году. Ее организатором и первым секретарем был питерский рабочий – коммунист М.Н. Туликов.

24 января 1922 года образован Уренский опытный райком партии во главе с А.Г. Дубовым

Растут как грибы и комсомольские организации. В Уренском районе предшественником комсомольской организации была группа молодых анархистов во главе с Иваном Заливным, принудительно переименованная затем в Союз социалистической молодежи. Уренские анархисты установили связь с варнавинскими и получали от них журнал «Клич черного знамени».

В начале 1919 года первая комсомольская ячейка из 10 человек была создана в Б. Карпунихе, а в ноябре 1920 года из 12 человек – в Урене, в январе 1921 года – в Карпове.

В декабре 1919 года была создана Ветлужская уездная комсомольская организация. В местном краеведческом музее хранятся пожелтевшие от времени документы, свидетельствующие о том, что 10 декабря 1919 года является днем рождения ветлужского комсомола.

В 1919 году была создана военизированная комсомольская ячейка из учащихся школы в Шаранге.

16 февраля 1921 года была создана Баковская комсомольская организация. К весне 1921 года она насчитывала 25 комсомольцев. Это потребовало помещения для проведения необходимой работы. Комсомольцы заняли дом сбежавшего из Баков попа Александровского. По примеру баковской молодежи были созданы комсомольские ячейки в п. Ветлужский и с. Медведиха.

С 1923 года на территории Краснобаковского уезда молодежь начинает организованно заниматься физкультурой и спортом, организуются массовые спортивные соревнования в Красных Баках и крупных населенных пунктах уезда.

В 1921 году в Урене был создан волостной, а в 1922 – Уренский районный комитет комсомола.

Первая комсомольская организация по инициативе Николая Чиркина возникла в Тоншаеве в 1923 году. В организованном клубе появился первый радиоприемник, купленный на деньги, собранные комсомольцами по подписным листам.

Даже в самом глухом углу Заветлужья комсомольцы организовывали свои ячейки. Вслед за Тоншаевым были Ошминское и Одошнур. Для пропаганды большевистских идей возникали клубные комнаты с библиотекой, выписывались в них газеты и журналы. При комнатах обычно работали ещё разнообразные кружки: политграмоты, агрономический, художественной самодеятельности. Беседы и лекции проводили руководители Тоншаевской волости, бывшие солдаты, учителя, агрономы и фельдшеры.

Основными направлениями деятельности комсомольцев в те годы были выискивание повстанцев, сбор продовольствия для голодающих (в том числе, посредством устроения платных самодеятельных спектаклей) и помощь в этом вооруженным продовольственным отрядам, борьба с самогоноварением, с неграмотностью, организация спортивных мероприятий и антирелигиозных праздников.

Революция сломала буржуазную государственную машину, смела со сцены эксплуататорские классы. Молодым казалось, что следом за ними должно кануть в лету все, что использовалось буржуазией в жизни и быту. Строго осуждались комсомольцы за рукопожатия, за ношение сережек, колец, за «прилизанные» прически, вообще «мещанские вкусы», к которым относили даже пользование одеколоном. Мучительным являлся вопрос о галстуках — вроде бы и он не нужен комсомольцам, но в то же время Ленин носил галстук. Танцы, по твердому убеждению, являлись наиболее ярким выражением «мещанства».

Комсомольцы того времени давали спектакли, концерты, беспощадно бичуя пьяниц, хулиганов, самогонщиков, разоблачали «толстопузых» нэпманов, кулаков, попов и белогвардейцев. Плата за вход в зрительный зал у шахунцев, к примеру, взималась зерном - тонкий стакан ржи или два стакана овса - в фонд помощи голодающим Поволжья.

По образцу скаутского в Заветлужье возникает пионерское движение. По мере эволюции движения роль наследия скаутинга в нём падала (что хорошо прослеживается на эволюции пионерского лагеря от типа спортивно-туристического палаточного к типу санаторного комплекса).

С 1922 года пионерское движение внедряется в Уренском районе. Первый небольшой отряд был создан в Карпове, а осенью 1923 года из 30-35 человек – в Урене (пионервожатый – Иван Кузнецов по прозвищу Гаврош). В 1924 году создана районная пионерская организация (пионервожатый – нижегородец Борис Александров). Пионерскому клубу – гримаса безбожного времени – передали здание единоверческой церкви. В нем пионеры-ленинцы организовывали игровые и спортивные мероприятия, вели среди населения борьбу с неграмотностью и религиозностью. Пионерам были приданы также несвойственные детским движениям функции – борьба с самогоноварением и агитация по сбору налогов, а затем и по вступлению в колхозы.

В январе 1924 года создан был первый пионерский отряд в Тоншаевской школе (на снимке), а летом этого года организован первый летний пионерский лагерь. На следующий год пионеры организовали свой лагерь в палатках на берегу лесного пруда в Пижме с целью охвата местных ребят, не состоявших в пионерии.

Весной 1925 года в Шахунье состоялся первый торжественный прием в пионеры. Самой массовой у шахунских пионеров была игра "В знамя". Отряд делился на красных и белых. У тех и других одна цель - захватить знамя.

ВОССТАНОВЛЕНИЕ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА

И НОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА (НЭП)

Строительство столь необходимой железной дороги из Нижнего Новгорода на Котельнич возобновилось только в 1918 году. На строящейся дороге возникают станции и полустанки, а при них поселения. Так на разъезде под номером 21 в 1918 году появляется поселение, давшее начало станции Тоншаево.

В 1920 году поезда уже ходили от Моховых гор до Ветлужской и от реки Ветлуги до Уреня. Мостов через Ветлугу и Волгу еще не было, вагоны пере­правляли на баржах. От стан­ции Урень до Обхода ездили не на поездах, а на ручных и меха­нических дрезинах. Со стороны Котельни­ча составы шли до реки Пижмы, через которую моста также не было. Дальше - по грунтовой дороге с гужевой тягой. Участок от реки Пижмы до станции Обход достроили по решению Совнаркома в 1921 году. Колонны строителей двигались навстречу друг другу, встретились на 673 ки­лометре, рельсы соединили, в последнюю шпалу забили тра­диционно «золотой» костыль.

Обслуживал заветлужский участок пути железной дороги, созданный в Шахунье крупный железнодорожный узел. В 1926 году в поселке при нем проживало всего 286 жителей, но население стремительно росло.

В селе Воскресенском обширную деятельность развернула лесозаготовительная артель (на снимке внизу) для сплава леса по реке Ветлуге.

Возобновляются и возникают новые промыслы и производства. На территории Тонкинского района в старые времена имелись источники, содержащие в растворе поваренную соль, которая когда-то здесь добывалась. В июле 1924 года крестьянин из деревни Никитин Завод Кирилл Иванович Соловьев открыл солеваренный завод, существовавший здесь 150- 200 лет тому назад.

С 1925 года широкое развитие в Заветлужье получает подсочка сосны, и на станции Ветлужской строится канифольный завод для переработки получаемой при подсочке живицы.

С началом Новой экономической политики (НЭП) многим баковцам опять захотелось открыть собственное торговое дело. Вот, к примеру, Василий Иванович Ковалев. Из армии привез небольшое количество денег, купил дом с пекарней у Збруева. Муку завозил из Уреня, дрова для печей - из деревни Лысица. И начал выпекать кренделя, сушки, баранки, калачи. Дела пошли хорошо. Построил двухэтажный дом. На первом этаже устроил пекарню с большой печью. Предчувствуя скорое окончание НЭПа, чтобы не быть раскулаченным, переоформил пекарню в сельпо, сам же нанялся пекарем. А вот две сестры его жены, Мария Александровна Чиркова и Анастасия Александровна Купоросова, были раскулачены. А также имели пекарню, занимались еще и забоем скота и поставкой мяса на базар.

Другой баковец Иван Иванович Чирков имел бакалейный магазин. В магазине его продавались чай, сахар, мука, крупа, перец, сыры, сушеные фрукты, вино и др. В 1931 году И.И. Чирков поехал в город Иваново за товаром. В этот период в стране уже началось раскулачивание. Чирков в Баки больше не вернулся. Его жена и дочь отбывали ссылку в Кайске. Дочь Александра со своей подругой Казимировой дважды бежали оттуда, но их возвращали, потом они сидели в тюрьме в городе Горьком, и опять их вернули в Кайск.

В 1920-е годы в баковских пределах действовали предприятия, связанные