Приказ НКО № 78 14 февраля 1943 года

В боях за нашу Советскую Родину против не­мецко-фашистских захватчиков 8 кавалерийский корпус показал образец мужества, отваги, дисцип­лины и организованности.

Ведя непрерывные бои с немецкими захватчи­ками, корпус нанес огромные потери фашистским войскам и своими сокрушительными ударами унич­тожал живую силу и технику противника, беспо­щадно громил немецких захватчиков.

За проявленную отвагу в боях за Отечество с не­мецкими захватчиками, за стойкость и мужество, дисциплину и организованность, за героизм лично­го состава преобразовать 8-й кавалерийский корпус в 7 гвардейский кавалерийский корпус.

Корпусу было вручено гвардейское Знамя.

Все соединения и части корпуса получили новые наименования. 21, 55 и 112 кавалерийские дивизии были преобразованы соответственно в 14, 15, 16 гвар­дейские кавалерийские дивизии. В 14 гв. кавдивизии -17, 67, 112 кавполки получили наименования: 52, 54, 56 гвардейские кавалерийские полки.

Вся мобилизующая сила огромного политического подъема в частях была использована на решение серь­езных задач соединений корпуса в сложной и тяжелой обстановке. Высокая награда не только отмечает зас­луги в прошлом, но обязывает множить их теперь и в будущем.

Измотанные в непрерывных боях части не только нуждались в отдыхе, но остро ощущали недостаток бо­еприпасов и горючего. Отсутствовало взаимодействие и обещанная командующим 3 гв. армии поддержка соединений, действующих с фронта. Активность про­тивника возрастала. Фашистское командование спеш­но снимает с фронта 62 и 164 пехотные дивизии, уси­ливает 6 и 17 танковыми дивизиями, подтягивает их к Дебальцево и прочно перерезает все дороги- окружает дивизии корпуса с целью их уничтожения. Вот что пишет по этому поводу в книге

«Утраченные победы» гитлеровский фельдмаршал фон-Манштейн: «...но од­ному кавалерийскому корпусу противника удалось про­рваться до важного железнодорожного узла Дебальце­во, который лежал глубоко в тылу правого фланга 1-й танковой армии, а также за рубежом реки (р. Миус), овладеть которым предстояло группе Голлидта. Этот корпус был, однако, окружен у Дебальцево. Но его уничтожение было трудным делом и проходило мед­ленно, так как он оказывал упорное сопротивление в населенных пунктах. 17 танковая дивизия, в которой так нуждался западный фланг армии, оказалась здесь сначала скованной...» (Воениздат, 1957, с. 402). Далее речь идет, что Манштейн об этом лично докладывал Гитлеру, вероятно, когда Гитлер был в Запорожье.

Но Манштейн умалчивает о том, что помимо 17 тан­ковой дивизии 1-й танковой армии корпус оттянул пе­хотные и танковые соединения из группы Голлидта, охранные эсэсовские части, власовские подразделения и большое количество самолето-вылетов. В Донбассе еще были 4, 40, 48 танковые корпуса и 2 танковый корпус СС из трех отборных дивизий: «Адольф Гитлер», «Рейх», «Мертвая голова». Наши части брали плен­ных из этих соединений, дрались с ними в Мануиловке, Баронской, Софиевке, Городище, Чернухино, Ил­лирии, Фащевке, Красном Куге, Штеровке, Юлино 1 и 2 и в других населенных пунктах. Танки с эмблемой «Мертвая голова» наступали из М.-Ивановки на Демчен­ко, Городище. Это под их гусеницами погиб с противо­танковыми гранатами в руках раненый майор С.И. Басько, первый помощник начальника оперативного отде­ления. Везде во время рейдирования и выхода из рейда мы видели следы танков и везде, где мы встречались с противником, были танки, танки... Наши конники, можно образно сказать, дрались голыми руками с тан­ками врага, дрались и умирали, не роптали на судьбу и начальство. Они с честью выполняли поставленную им задачу.

Конники не виноваты, что командование 3 гв. армии и Юго-Западного фронта не так, как следо­вало, распорядилось 8 кавалерийским корпусом. Целе­сообразно ли было в рейд направлять одних конников без достаточного количества приданных танковых и артиллерийских средств, без прикрытия с воздуха, без тылов, с одним боекомплектом боеприпасов? Кто вино­ват, что первый механизированный и второй танковый корпуса, которые намечалось бросить в прорыв север­ней Ворошиловграда в направлении Коммунарска-Дебальцево не вышли в намеченный рубеж и не соедини­лись с 8 (7 гвардейским) кавалерийским корпусом? Ра­зумно ли было бросать такую массу кавалерии в район, где отсутствовали леса, дороги, при глубоком в ту зиму снеге и больших морозах? Любой рейд конников пред­полагает наличие лесов и перелесков, как это было в Белоруссии и на Брянщине, достаточное количество дорог, в т. ч. рокадных, действие в тылах врага отдель­ными группами, не более полка, маневренность дей­ствий, ни в коем случае не ввязываться в позиционные бои, вести их, взаимодействуя друг с другом, наносить скоротечные удары по штабам, тылам, скоплениям тех­ники на железнодорожных узлах и постоянное переме­щение из одного района в другой, на довольно значи­тельном расстоянии, так, чтобы противник не имел воз­можности даже мечтать об окружении. Где нет лесов, лучшим является любое время года, но не снежная зима. Это не досужие рассуждения автора, это хрестоматия любого кавалерийского рейда. Этой точки зрения при­держивались генералы Н.П. Якунин, Г.П. Коблов, И.Д. Чаленко, полковники М.П. Бондаренко, Е.М. Покровс­кий, В.Е. Пучинский, майор С.Р. Кадыров и др. В лич­ных беседах с автором и в переписке они высказывали именно эту точку зрения на кавалерийский рейд.

Посылая на Дебальцево 8 кавкорпус, генералы Лелюшенко и Ватутин исходили из необходимости, как диктовала обстановка, притом имелось в виду, что вто­рая механизированная группировка выйдет к Дебаль­цево к указанному сроку, тогда крупный железнодорожный узел Дебальцево был бы взят, фронт подви­нулся бы

на запад и жителям Коммунарского, Краснолучского и Лутугинского районов не Пришлось бы быть под фашистским игом до 1 сентября 1943 года, когда советские войска освободили эти районы.

Итак, командир корпуса генерал-майор М.Д. Бори­сов в этой сложной обстановке решил перейти к круго­вой обороне в Чернухино, свх. Демченко, Городище, все еще надеясь на подход \ механизированного и 2 танкового корпусов.

Для многих бойцов и командиров, испытавших в 1941 году бои в тылу врага в Белоруссии, на Смолен­щине, Брянщине, Курских лесах и под Воронежем, сложившаяся обстановка была труднее любой, которые пришлось им изведать в тех боях.

Открытая местность не защищала от ожесточенных авиационных ударов врага. Трескучий мороз с прони­зывающим ветром, временами сменяющийся слепящей пургой, сковывал зарывшихся в снегу бойцов. Жест­кая экономия боеприпасов в борьбе с превосходящими силами противника, сжимающими кольцо окружения, заставляла подразделения штыковыми ударами унич­тожать и отбрасывать врага. Как никогда трудились политработники дивизии и частей. Они постоянно на­ходились рядом с бойцами подразделений, своим жи­вым патриотическим словом поддерживали гвардейс­кий дух бойцов и героическими действиями показыва­ли достойный пример. И гвардейцы не ждали, - что против них предпримет враг. Они вели активную раз­ведку, разрушали железнодорожные полотна и мосты, устраивали засады на путях передвижения противни­ка. Так, развед. взвод 52 гв. кавполка лейтенанта Хробыста преградил путь из совхоза Демченко на Городи­ще и целый день 16 февраля не дал возможности врагу прорваться на Городище. Враг предпринимал несколь­ко атак, но бойцы Хробыста поливали врага огнем из пулеметов и винтовок, отбрасывали его назад. Только тогда, когда все патроны были расстреляны и лейте­нант Хробыст и почти все бойцы взвода погибли, фа­шисты прорвались в Городище.

Старшина Арасланов с группой бойцов и орудием зарылся в снег у железнодорожного переезда за высо­кой насыпью, а бойцы Джаникулов, Малинов и Биби­ков забрались с пулеметом в водосточную трубу (виа­дук). Не обнаружив замаскировавшихся гвардейцев, группа гитлеровцев до 100 человек в колонне подошла вплотную к засаде. Шквалом огня из пулеметов и ав­томатов, а также орудийной шрапнелью гитлеровцы были уничтожены полностью за считанные минуты.

Вот письмо командира 76 мм пушки гв. ст. сер­жанта Григория Александровича Дурандина. Он на­чал войну 22 июня 1941 года. Прошел большой боевой путь. Автор не может его не ввести в книгу об истории 14 гв. кавдивизии, т. к. судьба Г.А. Дурандина в Дебальцевском рейде - это типичная история любого бой­ца и командира в этих боях.

«Находясь в рейде, мы с упорными боями продви­гались в глубину противника. Немецкая авиация на­носила по нам бомбовые удары и обстреливала из пуле­метов. Был убит старшина батареи и ранен мой това­рищ А.Ф. Руцкий осколком бомбы в спину. Я снял шинель, выбросил из его спины осколок, сделал пере­вязку и отправил его в обоз батареи. Днем и ночью шли бои. Мы первыми ворвались в Чернухино. Комбат ст. лейтенант уже ведет уличные бои, а у меня нет расчета, один ездовой. Я оставил орудие у сарая, сам вскочил на коня - и к комбату за получением боевого задания. Павленко сидел в доме. И вдруг послышался рокот танков. Павленко убежал к орудию. Я решил взглянуть на себя в большое зеркало, висевшее в про­сторной комнате. Моя личность даже самому не понра­вилась: лицо грязное, бородатое, голова лохматая. «До чего же довел меня фашист», - подумал я. Опомнился. Гул моторов совсем - рядом. Я отскочил от зеркала и посмотрел в окно. Немецкий танк с развернутым ду­лом смотрел в/дом, где я находился. Выстрел. Выбило простенок. Разлетелось на мелкие куски зеркало. Раз­валилась печь. Болванка сделала пробоину задней стен­ки дома и ушла в степь. Застрочили немецкие пулеметы. Я, не ожидая команды комбата, выскочил из дома, взметнулся

в седло и помчался к своему орудию. Зада­ми, напрямик. Два немецких танка двигались к мое­му орудию, ведя пулеметный огонь. Изрешетило мою плащ-палатку. А я дел! Я балкой проскочил к орудию. С ездовым развернул орудие. Открыл огонь по танку. О, радость! Я с первого выстрела подбил танк. Второй показал мне свой зад, но я и ему всадил два снаряда, и он загорелся, объятый дымом.

Налетели самолеты. Я получил осколочное ранение в ногу. Сделал перевязку. Две орудийные лошади были убиты. Я заменил их другими из колонны полка, ко­торая втягивалась в Чернухино.

Скоро пошли обратно из рейда. На разъезде 28 пе­решли железную дорогу, в 100 метрах от полотна оста­новились возле двух скирд соломы. Солдаты, зарыв­шись в солому, уснули мгновенно. Лошади жадно же­вали почерневшую от дождей и снега солому.

Мне не спалось, как будто я кого-то ожидал. И вдруг перед глазами коричневая длинная лента. Темно. Труд­но понять. Но по телеграфным столбам понял: идет на малой скорости железнодорожный состав. Развернул орудие. Крикнул комбату: «Идет поезд!» Произвел выстрел по паровозу. Поднялся столб пара и искр. Сна­ряд разнес паровой котел. Состав медленно по инер­ции полз вперед. Вторым снарядом остановил эшелон.

В вагонах полно рождественских подарков. Мы взя­ли много продуктов, теплые вещи, без жадности - нам лишнего не надо - обуза.

Перед последним броском к своим нас целый день атаковали немцы. У меня было 8 снарядов, я шесть выпустил по пулеметным точкам прямой наводкой. Уничтожил три пулемета. А в основном вел целый день огонь из ручного пулемета, который всегда был при мне. С нами был командир батареи 45 мм орудий гв. старший лейтенант Королев. Его пушки все подбиты. Он был наводчиком нашей 76 мм. В этот же день его ранил снайпер в левую ногу. Вечером, во время оче­редной атаки я выпустил последние два снаряда.

Глубокой ночью мы рванули атакой на восток. И через полкилометра наткнулись на своих бойцов в по­лушубках.

Это шли пехотинцы к нам на выручку. Радость. Слезы. Объятия».

За бои в «Глубоком рейде», за два подбитых тапка, за мужество и отвагу гв. старший сержант Г.А. Дурандин получил медаль «За отвагу». Наш герой войну за­кончил в Ратенове. После первой медали «За отвагу» последовала еще одна медаль «За отвагу», ордена Сла­вы II и III степеней, Отечественной войны II степени, Красная Звезда и много медалей.

А каково же было девушкам? Была в 67 (54 гв.) кавполку санинструктор Миссамира Нагамадзанова (Чер­ная). Звали ее все Тамарой. В «Глубоком рейде», когда тылы были отрезаны, медицинскому персоналу было трудно. Перевязывать было нечем. Но Тамара находила выход: перевязывала чулками, тряпками, и только на рану держала про запас несколько стерильных бинтов. А так как 67 (54 гв.) кавполк выходил из рейда самостоя­тельно, он не мог воспользоваться немецкими рождествен­скими подарками. Тамаре вместе с бойцами приходи­лось есть поджаренное или совсем сырое конское мясо. Во время всех боев в рейде Тамара все время была на передней линии: то в эскадронах, то в батареях - там, где было трудно, туда и шла Тамара. Была ранена, под лопатку, но оставалась в строю. Да и куда в любом рейде уйдешь, если можешь сам двигаться. Отстал от своих - смерть или мучительное существование. Дошла с диви­зией до конца войны. Награждена орденами Отечествен­ной войны, Красной Звезды, Славы Ш степени, медаля­ми «За отвагу» и «За боевые заслуги». Работая уже в мирное время мастером швейного цеха в Вильнюсе, удо­стоена быть героем публикации в «Правде». Имеет не­сколько рационализаторских предложений. За мирный доблестный труд награждена орденом «Знак Почета».

В 14 гв. кавдивизии было много девушек и выпол­няли они различные по своему характеру работы: са­нитарные инструктора, медицинские сестры, машинистки

при штабе дивизии, в штабе тыла, прачки, свя­зистки. Многие из них не совершали подвигов, не вы­носили с поля боя раненых (как Тамара Черная), но само пребывание их на фронте не далеко от передовой, когда часто они подвергались бомбовым ударам авиа­ции противника, артиллерийскому и минометному об­стрелу - это уже для девушки великий подвиг.

В 10 медико-санитарном эскадроне с ноября 1942 года до конца войны служила Мартынова (Гусева) Ма­рия Карповна. Вот что она пишет в своих воспомина­ниях через сорок с лишним лет: «Героических подви­гов я не совершала. Все было буднично, работа гряз­ная и невидная. И на фронт я пошла добровольцем, как и многие другие девушки.

Когда прозвучали по радио слова песни: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой», то каж­дый из нас, школьников, воспринял их как призыв Родины, партии встать на защиту Отечества.

Поэтому на обращение Калачевского РК комсомола Воронежской области к нам - комсомольцам - помочь фронту в борьбе с фашистскими захватчиками мы с готовностью откликнулись служить Родине в этот гроз­ный час. Так вот, вдруг почти из детства (мне едва минуло 17), шагнула я в суровую, полную лишений и опасности жизнь, попала в самое горнило войны - в действующую армию сестрой милосердия в 21 (14 гвар­дейскую) кавалерийскую дивизию, где начались для меня, санинструктора, военные будни, наполненные болью и страданием к мукам раненых, полные беспре­рывных стонов, крови и смерти.

В очень тяжелых условиях приходилось работать в то время медикам, особенно на передовой и в прифрон­товых районах: в сложной фронтовой обстановке суро­вой зимы 1942-1943 годов на внешнем кольце окруже­ния немцев под Сталинградом.

Наш 10 отдельный медэскадрон обычно размещал­ся в палатках, а медицинский персонал зачастую в землянках. Лютые морозы со сталинградскими свирепыми

ветрами испытывали нас на прочность. Дивизия вела упорные бои.

Поток раненых беспрерывно нарастал. Работу ме­диков тормозила нехватка перевязочного материала. И нам часто приходилось таять снег, чтобы стирать окро­вавленные бинты, сушить и гладить их, восполняя не­достающие бинты. За неимением помещения стирали в тамбурах палаток. Пальцы коченели от холода, но нужны были бинты, много бинтов...

Снеговой водой поили раненых, в ней же кипятили инструментарий. Очень трудно было мне, вчерашней десятикласснице, работать в операционной. В мою па­мять навсегда врезался звук пилы, режущей кость при ампутации конечностей у раненых с газовой гангреной. А ранения в грудную клетку с подкожной эмфиземой, когда в груди у раненого все клокочет, свистит, душит человека, когда шея и голова буквально раздуваются воздухом, изменяя до неузнаваемости человека.

И весь этот беспрерывный поток страданий, мук, стонов длился днями, ночами, неделями. Когда шли бои, терялось представление о времени. Да разве най­дутся слова, чтобы описать чувство боли и сострадания, владевшие нами. Порой хотелось кричать, выть, бежать от этого кошмара, но долг ставил все на свои места. До сих пор удивляюсь, как же можно соединить воедино физические, моральные силы, чтобы выдержать такое.

После оказания первой медицинской помощи тя­желораненым предстоял не менее тяжелый путь транс­портировки в госпиталь. Обескровленных, ослабленных бойцов помещали в кузов полуторки (видавшей виды) на солому, накрытую плащ-палаткой, укрывали бай­ковыми одеялами и везли в корпусной госпиталь, рас­положенный в 60-100 километрах от нас. Перевозку часто производили в ночное время, чтобы избежать бом­бежки самолетами врага.

Дороги были тяжелыми: в ухабах, рытвинах, обле­денелые, перепаханные разрывами снарядов и бомб. Часто приходилось останавливаться, чтобы напоить ра­неных, подбинтовать повязки. Поднимешь одеяло и от пропитанных кровью

бинтов поднимается пар, а на тебя смотрят с мольбой о помощи. Но чем мы могли по­мочь? Утешишь ласковым словом, вниманием, участи­ем! И снова дорога мучений...

Госпитали были переполнены. Хорошо, если примет первый, второй или третий, а то ездишь до утра и со слезами умоляешь принять вконец измученных, продрогших раненых.

Сдашь всех и быстрее назад. Едешь, потрясенная всем увиденным и пережитым.

Мы не совершали военных подвигов, но мы стара­лись делать все, чтобы быстрее вернуть в строй бойцов, а женам и детям - здоровых мужей и отцов,

Делюсь впечатлениями первых дней пребывания в армии, так как они самые яркие и еще потому, что первые годы войны были самыми тяжелыми и были испытанием для всех нас.

Война и женщина вообще не совместимы. Война -это смерть, женщина же - продолжательница рода, хра­нительница мира и добра. Но если нашему дому снова будут грозить беды, то женщина рядом с мужчиной будет его защищать, несмотря ни на какие трудности».

Дивизионный поэт Виктор Голованов сложил сти­хотворение о девушках из города Калач.