Введение Тимоти Лири

Ученье - свет, а неученье - тьма

Народная мудрость.

Да будет Свет! - сказал Господь

Божественная мудрость

Роберт Антон Уилсон

Космический триггер

Янус; 2000

ISBN 5-7101-0063-3, 1-56184-003-3

Аннотация

Каждая цивилизация в пике расцвета создает энциклопедический труд - нейрогенетический справочник, в котором суммируются знание, технология, культура и философия эпохи.

Такой книгой с полным правом можно считать "Космический триггер" Уилсона. Заговор Иллюминатов, феномен Сириуса, НЛО, изменяющие сознание наркотики, проблемы клонирования и бессмертия, новое "прочтение" Тимоти Лири, Алистера Кроули, Олдоса Хаксли, Карла Сагана, Г. Гурджиева, Алана Уотса, Уильяма Берроуза; новый взгляд на пейотные путешествия, современную квантовую теорию, физику сознания, восемь контуров эволюции нервной системы, синхронистичность, магию, парапсихологию, ментальный контроль и межзвездную телепатию - вот далеко не полный перечень тем, которые освещаются автором в этой книге. Уилсон с юмором, непредубежденностью, мужеством и терпением приглашает нас в путешествие по лабиринтам собственного сознания, заставляя нас расти и меняться вместе с ним.

[отсутствуют сноски]

Роберт Антон Уилсон

Космический триггер

Последняя тайна иллюминатов

Плох тот урок, который ничему не учит

Малаклипс Младший, “Principia Discordia”.

Предисловие к новому изданию

Прошло около десяти лет с момента первой публикации “Космического триггера” издательством Энд/Ор Пресс и чуть позже — издательством Покет Букс. Хотя ряд других моих романов продается лучше, но по двум параметрам я считаю эту книгу самой “успешной”.

1. С момента публикации вплоть до сегодняшнего дня я получил больше писем по “Космическому триггеру”, чем по любой другой моей книге, и большей частью эти письма написаны необычайно интеллигентными и свободомыслящими людьми. По какой-то причине многие читатели этой книги верят, что могут писать мне по-дружески и безбоязненно о вещах, которые в нашем обществе считаются официальными табу. Эти письма многому меня научили и помогли найти прекрасных новых друзей.

2. Во время лекционных турне мне всегда задают больше вопросов по этой книге, чем по всем остальным моим произведениям, вместе взятым.

Новое издание дает мне возможность ответить на вопросы, которые чаще всего задаются, и исправить типичные читательские ошибки в толковании прочитанного.

Все мыслящие читатели должны понимать (но, к удивлению, понимают не многие), что в этой книге я говорю с позиции агностицизма. Слово “агностик” открыто фигурирует в Прологе, агностическое отношение отчетливо прослеживается в самом тексте, но многие люди по-прежнему считают, что я “верю” в некоторые метафоры и модели, которые здесь использованы.

Поэтому хочу заявить еще отчетливей, чем прежде, что

Я НИ ВО ЧТО НЕ ВЕРЮ

Эту фразу, причем именно в такой формулировке, произнес редактор журнала “Нью Сайентист” Джон Гриббин во время телевизионных дебатов с мистером Маггериджем на канале Би-Би-Си, и многие зрители восприняли ее с недоверием.

Наверное, какой-то пережиток католического средневековья заставляет многих людей, даже образованных, считать, что каждый человек должен обязательно во что-то “верить”. Если он не ходит в церковь, то должен быть догматическим атеистом, а если он не считает капитализм совершенным, то должен пламенно веровать в социализм. То есть, если у него нет слепой веры в X, то в качестве альтернативы у него должна быть слепая вера в не-Х или в то, что противоположно X.

По моему личному мнению, вера — это смерть разума. Как только человек начинает верить в доктрину того или иного рода и перестает сомневаться, он прекращает размышлять об этом аспекте бытия. Чем большей уверенностью он проникается, тем меньше у него остается пищи для размышлений. Ни в чем не сомневающийся человек никогда не испытывает потребности думать, и его можно считать клинически мертвым по всем медицинским стандартам, ибо прекращение деятельности мозга свидетельствует о наступлении смерти.

Я полностью разделяю точку зрения д-ра Гриббина и большинства современных физиков. Их позиция, известная в физике как “Копенгагенская Интерпретация”, сформулирована в Копенгагене д-ром Нильсом Бором и его сотрудниками в 1926–1928 гг. Копенгагенская Интерпретация, порой именуемая “моделью агностицизма”, утверждает, что какой бы системой мы ни пользовались для упорядочения наших знаний о мире, эта система остается моделью мира, которую не следует путать с самим миром. Семантик Альфред Кожибский пытался популяризировать этот постулат среди нефизической общественности лозунгом: “Карта — это не территория”. Алан Уотс, талантливый экзегет восточной философии, перефразировал это высказывание еще сочнее: “Меню — это не еда”.

Вера в традиционном смысле — или уверенность, или догма — ведет к колоссальному заблуждению. “Моя текущая модель, или система, или карта, или туннель реальности, — полагает человек, — вмещает всю вселенную, и у меня нет необходимости когда-нибудь ее пересматривать”. Вся история развития науки и знания в целом опровергает эту абсурдную и высокомерную точку зрения, но, как ни странно, подавляющее большинство людей все еще придерживаются таких средневековых взглядов.

В “Космическом триггере” описывается процесс сознательного стимулирования изменения мозга, которым я занимался в 1962–1976 гг. Во многих традиционных обществах этот процесс называется “инициацией”. Используя современную терминологию, его можно с легкостью назвать опасной разновидностью аутогенной психотерапии.

Я настоятельно не рекомендую такую практику всем и каждому, потому что мне удалось добиться скорее хороших, чем плохих результатов главным образом из-за того, что:

а) перед отправлением в это рискованное путешествие я уже прошел два разных курса обычной психотерапии,

б) у меня была хорошая научно-философская подготовка,

в) вообще я не склонен слишком буквально “верить” в любые поразительные Откровения.

Коротко говоря, самое главное, что я уяснил в ходе моих экспериментов, состоит в следующем: “реальность” всегда множественна и изменчива. Поскольку в “Космическом триггере” я занимался как раз объяснением и иллюстрированием этого факта, а также пытался объяснить это снова в других книгах, но по-прежнему сталкиваюсь с людьми, которые прочитали все мои сочинения на эту тему, но все еще не понимают, что я имею в виду.

В этом новом Предисловии я вновь попробую объяснить это ЕЩЕ РАЗ, возможно, более доходчиво, чем раньше.

Так уж получилось, что в английском (и русском) языке слово “реальность” — это существительное в единственном числе. Поэтому сам процесс мышления на английском языке (и на родственных ему индоевропейских языках) подсознательно “программирует” нас на представление “реальности” в виде одного многоквартирного дома, похожего на гигантский нью-йоркский небоскреб, в котором каждая часть — это просто другая “комната” в том же самом здании. Эта лингвистическая программа сидит в нас настолько глубоко, что большинство людей вообще не могут “размышлять” за ее пределами, а если кто-то пытается предложить совершенно иной взгляд на мир, им кажется, что он мелет чушь.

Представление, что “реальность” — это существительное вроде монолитной глыбы или бейсбольной биты, обязано своим происхождением тому эволюционному факту, что наши нервные системы обычно преобразуют потоки энергии в такие вот блочные “предметы”, видимо, в качестве непосредственных биовыживательных сигналов. Такие “предметы”, впрочем, растворяются обратно в потоки энергии — процессы, или глаголы, — когда активность нервной системы усиливается под влиянием определенных наркотиков, либо трансмутируется йогическими или шаманскими упражнениями, либо поддерживается с помощью научных инструментов. В целом, мистики и физики сходятся во мнении, что “предметы” конструируются нашими нервными системами и что “реальности” (множественные) лучше описывать в виде систем или энергетических пакетов.

Но довольно о “реальности” как о “существительном”. Представление, что “реальность” единственна, словно это герметично запечатанный кувшин, не вписывается в научные открытия этого столетия, согласно которым “реальность” лучше представлять текучей и извилистой, как река, или взаимодействующей, как игра, или эволюционирующей, как сама жизнь.

Большинство философов по меньшей мере с пятого века до нашей эры знают, что мир, воспринимаемый нашими органами чувств, — это не “реальный мир”, а конструкция, которую мы создаем. Наше собственное произведение искусства.

Современная наука началась с эксперимента Галилея, который продемонстрировал, что цвет содержится не в объектах, а во взаимодействии наших органов чувств с объектами.

Несмотря на философское и научное знание нейрологической относительности, которая по мере совершенствования аппаратуры проявляется все отчетливее, из-за особенностей языка мы по-прежнему считаем, что за текучей, извилистой, взаимодействующей и эволюционирующей вселенной, — детищем нашего восприятия, — скрывается единая незыблемая монолитная “реальность”, резко и четко очерченная, словно металлический кубик.

Квантовая физика разрушила эту платоновскую “реальность”, показав, что с научной точки зрения имеет больше смысла говорить лишь о взаимодействиях, которые мы на самом деле ощущаем (наши операции в лаборатории); а психология восприятия добила эту монолитную “реальность”, когда показала, что, признав ее существование, мы придем к неразрешимым противоречиям при попытке объяснить, как человек на самом деле отличает гиппопотама от симфонического оркестра.

Единственные “реальности” (множественное число), которые мы на самом деле ощущаем и можем осмысленно обсуждать, — это воспринимаемые нами реальности, которые мы переживаем, т. е. экзистенциальные реальности. Эти реальности содержат нас самих в качестве редакторов, и все они связаны с наблюдателем.

Они способны флуктуировать, эволюционировать, расширяться и обогащаться, переходить от низкого разрешения к высокому, но они не совмещаются друг с другом, как мозаичные фрагменты, и не собираются в одну единую Реальность с заглавной буквы Р. Скорее они выгодно оттеняют друг друга, играя на контрасте, как картины в огромном музее или различные симфонические стили Гайдна, Моцарта, Бетховена и Малера.

Возможно, лучше всего об этом сказал Алан Уотс: “Вселенная — это гигантская чернильница Роршаха”.

В восемнадцатом веке наука придает ей одно значение, в девятнадцатом — другое, а в двадцатом — третье; каждый художник видит уникальные значения на разных уровнях абстракции; а все мужчины и все женщины видят каждый свое в разное время суток — в зависимости от внутреннего состояния и внешних обстоятельств.

В этой книге описывается то, что я называю “стимулированным изменением мозга”, а д-р Джон Лилли более звучно называет “метапрограммированием человеческого биокомпьютера”.

Говоря простым языком, я, как психолог и романист, решил выяснить, насколько быстро можно преобразовать мозговую деятельность одного-единственного нормального одомашненного примата среднего ума. Единственным человеком, на котором я мог проводить такой этически рискованный эксперимент, естественно, был я сам.

Подобно большинству людей, которые исторически пытались выполнить подобное “метапрограммирование”, я вскоре попал в метафизическую ловушку. Стало совершенно очевидно, что мои предыдущие модели и метафоры не в состоянии объяснить то, что я переживал. Поэтому по ходу развития событий мне приходилось изобретать новые. А поскольку я имел дело с вопросами, выходившими за пределы общесогласованных, или консенсусных туннелей реальности, некоторые из моих метафор звучат довольно необычно. Лично меня это не очень смущает, поскольку я не только психолог, но и художник. Но меня очень смущает, когда люди воспринимают эти метафоры слишком буквально.

Прошу тебя, благосклонный читатель, запомни цитату из Алистера Кроули, приводимую в начале Части Первой, и мысленно повторяй ее себе всякий раз, когда на каком-то этапе вдруг засомневаешься, а не подсовываю ли я тебе новейшие теологические откровения из Космического Центра.

Мои личные эксперименты демонстрируют (так же, как и все подобные эксперименты в истории) только то, что наши модели “реальности” весьма миниатюрны и упорядоченны, а подопытная вселенная — необъятна и беспорядочна. И ни одна модель никогда не сможет вобрать в себя всю необъятную беспорядочность, которую воспринимает незашоренное сознание.

Как мне кажется (вернее, как я надеюсь), данные моих экспериментов доказывают, что нейрологическая модель агностицизма — эдакое применение Копенгагенской Интерпретации к человеческому сознанию, — позволяет человеку освободиться от определенных ограничений механических эмоций и роботического процесса мышления, которые неизбежны, пока человек остается в рамках одной догматической модели или одного импринтированного туннеля реальности. Что касается лично меня, то я считаю (или предполагаю, или интуитивно чувствую), что наиболее нетрадиционные из моих моделей, которые здесь приведены, — модели, подразумевающие существование Высшего Разума в виде каббалистического ангела-хранителя или пришельцев с Сириуса, — это необходимые рабочие инструменты на определенных стадиях процесса метапрограммирования.

Другими словами, независимо от того, существуют такие сущности где-нибудь за пределами нашего собственного воображения или нет, многие способности нашего мозга останутся тайной за семью замками, если мы не воспользуемся подобными “ключиками”, которые отпирают эти замки. Но я на этом не настаиваю; это просто мое личное мнение.

По-видимому, некоторым людям удается пересечь Гибельное Место без индивидуальных “проводников”. Я даже знаю одного парня, который представлял “суперкомпьютер из будущего”, посылавший его мозгу информацию обратно в прошлое. Более умные люди находят менее “метафизические” метафоры.

Через десять лет после написания этой книги меня не очень волнуют эти домыслы. Наши одинокие маленькие “я” могу т быть “озарены” или залиты радикальной научно-фантастической информацией и космическими перспективами, а их источником могут быть или инопланетяне, или тайные вожди суфизма, или парапсихологи и (или) компьютеры двадцать третьего столетия, посылающие сигналы обратно во времени. Или все это — дело “рук” ранее бездействовавших участков нашего собственного мозга.

В этой связи меня часто спрашивают о двух книгах других авторов, которые удивительно резонируют с “Космическим триггером”, — я имею в виду книгу Филипа К. Дика “ВАЛИС” и книгу Дорис Лессинг “Сирианские эксперименты”. “ВАЛИС” — роман, в котором сквозят явные намеки на то, что это не просто роман, а фактический отчет о личном опыте общения Филипа Дика с некой формой “Высшего разума”.

В сущности, “ВАЛИС” только слегка беллетризирован; об истинных событиях, положенных в основу книги, рассказывается в длинном интервью, которое Фил дал незадолго до своей смерти. Аналогии с моим собственным опытом многочисленны, — но столь же многочисленны и расхождения.

Я встречался с Филипом Диком два или три раза и немного с ним переписывался. По-моему, его тревожило, не был ли этот опыт общения проявлением его временной невменяемости, поэтому он настойчиво пытался выяснить, вменяем ли я. Я так и не знаю, сумел он прийти к какому-то выводу или нет.

Я интервьюировал Дорис Лессинг несколько лет назад для журнала “Нью Эйдж”. Она воспринимает синхронистичности очень серьезно, но к вероятности того, что они режиссируются сирианцами, относится столь же агностически, как и я.

Я искренне рекомендую читателям моей книги все эти три тома — “ВАЛИС”, “Последний завет” и “Сирианские эксперименты”. Если вы не застряли в очень догматическом туннеле реальности, то переживете несколько странных моментов, задавая себе вопрос: а не экспериментируют ли на нас сирианцы в действительности? И эти несколько странных моментов могут стать опытом освобождения для тех, кто не испугается их до смерти.

Но существуют намного более важные вопросы, чем обсуждение внеземной гипотезы. Это практические и прагматические вопросы о том, что человек делает с результатами опыта по изменению мозга. Как я выяснил в ходе встреч со многими нью-эйджерами, применяя техники, описанные в этой книге, довольно легко по-настоящему двинуться мозгами. Среди тех, кто экспериментирует в этой области, широко распространены случаи паранойи и шизофрении.

К менее клиническим, но социально более опасным случаям относятся лиги самопровозглашенных гуру и их заблудших учеников, которые, как и я, обнаружили, что есть много реальностей, но выбрали один ныне модный антизападный туннель реальности, назвав его Высшей Реальностью, или истинной реальностью и окружили свой обман новым фанатизмом, снобизмом, догмами и культами.

В этой книге много лирического утопизма. Я не прошу за это извинений и ничуть об этом не сожалею. Десятилетие, пролетевшее с момента первого издания, не изменило моих основных убеждений о правилах игры, согласно которым оптимист найдет множество способов решить любую проблему, которую пессимист считает неразрешимой.

Поскольку все мы создаем наши привычные туннели реальности, — порой сознательно и осмысленно, а порой неосознанно и механически, — я предпочитаю создавать для каждого часа самый счастливый, самый интересный и самый романтический туннель, соответствующий сигналам, которые понимает мой мозг.

Мне жаль людей, которые упорно превращают жизненный опыт в печальные, отчаянно скучные и бесперспективные туннели реальности, и я пытаюсь им показать, как можно избавиться от этой дурной привычки, но не ощущаю никакой мазохистской обязанности страдать вместе с ними.

В этой книге не говорится, что “вы создаете вашу собственную реальность” в смысле глобального (но таинственно неосознаваемого) психокинеза. Если вас сбивает машина и вы попадаете в больницу, я не верю, что вы “действительно хотели” быть сбитым машиной или “нуждались” в том, чтобы она вас сбила, как утверждают два популярных нью-эйджевс-кнх клише. Теория трансакционного анализа, источник моих излюбленных моделей и метафор, просто говорит, что если уж вы были сбиты машиной, то урок, который вы извлечете из этого опыта, целиком зависит от вас, а результаты зависят частично от вас (и частично от ваших врачей). Если вы очень хотите жить (даже если врачи считают, что с медицинской точки зрения это невозможно), то, в конце концов, именно вам решать, то ли спешно сматывать удочки из больницы, то ли оставаться лежать страдая и жалуясь.

Большей частью такого рода решения принимаются подсознательно и механически, но при выполнении техник, описанных в этой книге, такие решения могут стать сознательными и осмысленными.

В заключительной часть книги я рассказываю о самой страшной трагедии в моей жизни. Хочу сказать без жалости к себе (порок, который я презираю), что годы, проведенные мной на этой планете, включали множество других жутких и суровых испытаний, начиная с двух приступов полиомиелита, когда я был ребенком, и кончая массой иных событий, о которых я не хочу говорить публично. Когда я пишу о создании лучшего и более оптимистичного туннеля реальности, отрансцендировании игр эго и о подобных вещах, — это не пустая декларация или предвыборные разлагольствования очередного кандидата в президенты. Просто я научился нескольким практическим техникам, позволяющим справляться с жестокими условиями жизни на этой примитивной планете.

Слушатели на моих лекциях и семинарах обычно спрашивают, остаюсь ли я прежним оптимистом в вопросах, касающихся общественных космических программ и продления срока жизни. Я настроен даже более оптимистично, чем прежде. Невзирая на кажущееся умирание ригидикус бюрократикус в НАСА, у меня есть основания верить, что некоторые европейские страны вскоре предпримут совместную попытку космической миграции, в защиту которой я выступаю; а предложенная Рейганом Инициатива Стратегической Обороны, при всем ее шовинизме и ура-патриотизме, привела к резкому увеличению финансирования в области фундаментальных научных исследований.

Что касается области продления жизни, то с момента первого выхода “Триггера” появилось несколько бестселлеров на эту тему; интерес к подобным вопросам проявила даже самая интеллектуально отсталая часть общества США (т. е. Конгресс); а ученые, занимающиеся проблемами долголетия, с которыми я в последнее время встречался, охотно рассказывают, что сейчас эти исследования финансируются лучше, чем в семидесятых. Близится время нового научного переворота.

И в конце, в порядке развлечения, расскажу, что не все письма, которые я получаю, глубокомысленны и содержательны. Я получил несколько довольно идиотских и совершенно комических анонимок от двух групп догматиков — христиан-фундаменталистов и материалистов-фундаменталистов.

Христиане-фундаменталисты обвиняют меня в том, что я раб Сатаны и пора из меня изгонять бесов при помощи различных заклинаний.

Материалисты-фундаменталисты сообщили, что я лжец, шарлатан, мошенник и негодяй. За исключением этого небольшого расхождения, письма удивительно похожи. Обе группы демонстрируют слепой фанатизм крестоносцев и полное отсутствие чувства юмора, доброжелательности и элементарной человеческой порядочности.

Эти нетерпимые культы укрепляют меня в агностицизме и все больше убеждают в том, что если догма захватывает мозг, вся интеллектуальная деятельность прекращается.

Роберт Антон Уилсон

Дублин, 1986 г.

Введение Тимоти Лири

“Роберт Антон Уилсон — это человек, время которого пришло”.

К сожалению, так бывает всегда: все хорошее приходит не сразу.

Разум на этой планете эволюционировал метаморфными стадиями: долгие периоды спокойной подготовки внезапно сменялись ослепительно яркими вспышками перемен.

Личная эволюция Роберта Антона Уилсона происходила в таком же ритме. Так всегда происходит с мудрецами, эволюционными агентами, Агентами Разума.

Со времен Геккеля мы считаем аксиомой, что онтогенез повторяет филогенез, — что индивид в своем развитии кратко, стадия за стадией, повторяет эволюцию вида.

Сейчас мы понимаем тайну и парадокс великих алхимиков, философов, мистиков и мудрецов. Они предвосхищали эволюцию вида. Их нервные системы опережали свою эпоху и ощущали будущую эволюцию, — те будущие стадии, которые только ожидают наш вид. Их нервные системы вступают во взаимодействие через обратную транскриптазу с ДНК. Они знают, как расшифровывать генетическую программу. Они ощущают то, что должно произойти в будущем. Безусловно, это самый короткий путь к обретению мудрости. Столбовая дорога эволюции — двусторонняя связь между центральной нервной системой (ЦНС) и архивами ДНК, которую поддерживают курьеры — молекулы РНК.

Обратимся к Лао-цзы. В шестом веке до н. э. он понимает эйнштейновскую относительность и осознает, что все течет и эволюционно изменяется; он предвидит, что энергия представима в двоичном коде “инь-ян”, хотя разработчики компьютеров сумели понять это только две с половиной тысячи лет спустя, и предсказывает (в триграммах “И-Цзин”) триплетную функцию аминокислотной связи, которую микрогенетики откроют через две с половиной тысячи лет.

Теперь задумаемся о печальной участи Лао-цзы. Он знает, что не появится в биологической форме, когда Уотсон и Крик расшифруют код ДНК. Проблема разрыва во времени разрешается при помощи трансвременных нейрогенетических сигналов. Яркий пример символизма: “Агент Разума” под именем Лао-цзы сообщает коды “И-Цзин” одомашненным приматам, заодно подбрасывая в них ряд предсказательных магических формул, а затем отправляет этот основной код по телетайпному каналу ЦНС-РНК-ДНК протяженностью в две с половиной тысячи лет. Он знает, что конфуцианцы исказят этот сигнал с бойскаутским морализмом (который почтительно сохранен в бессмысленных комментариях многих трактователей), знает, что многочисленные полчища шарлатанов будут продавать за гроши вульгарные предсказания “И-Цзин” на восточных базарах. Но он также знает: как только внешняя технология достигнет определенного уровня, Агенты Разума двадцатого века получат сообщение в виде триграммы из точек и тире и поймут, что двоичные коды и триплетные триграммы — это генетические вехи, показывающие направление и молекулярную структуру эволюции.

Теперь перейдем к Будде. Тогда же, в шестом веке до н. э., он понимает, что сознание конструирует реальность; что все сущее — майя, т. е. внутренний танец нейронов, внешний танец протонов. Он рекомендует освободиться от племенных импринтов (локальных туннелей реальности) и возвещает об октавной природе эволюции (вновь-таки зная, что все это будет искажено моралистами, превращено в “восьмеричный путь” цивилизованной добродетели и продано в виде шахматной доски размером 8 х 8). Он также знает, что до Менделеева и октавной классификации кварков пройдет еще сто поколений в будущем.

Нас впечатляет эта неразрывная связь поколений. В каждом из ста поколений со времен Будды рождается несколько Агентов Разума, которые проводят свою короткую жизнь, обособившись от человеческого улья и сосредоточенно изучая октавы. Как мы предполагаем, это ответ на предложение РНК о цикле из восьми периодов эволюции — от тяжести к легкости, от медленного к быстрому, от воды в огню, от земного к постземному, от земных металлов к благородным газам.

Далее, рассмотрим судьбу Г. И. Гурджиева, который за сорок лет до высадки на Луну “Аполлона” и за пятьдесят лет до создания космического корабля многоразового использования пишет “Рассказы Вельзевула внуку”, предсказывая постземное существование.

Вспомним последние строки “Признаний” Алистера Кроули, в которых он с грустью констатирует, что только при жизни следующего поколения станет возможной постановка научных экспериментов, которые точно продемонстрируют все то, что его магические ритуалы способны лишь интернализировать и церемониально предвосхитить.

Книгу “Космический триггер” и ее автора, Роберта Антона Уилсона, можно лучше понять, воспринимая его как звено в последовательной цепи алхимических философов и Агентов Разума, которые систематически учились входить в контакт и настраиваться на свои нервные системы; при помощи биохимических экспериментов на себе учились общаться через РНК с собственными ДНК, расшифровывать генетический “розеттский камень” и получать непосредственное опытное знание об эволюционном процессе.

Уилсон описывает тридцать лет экспериментирования на своем и со своим собственным мозгом. Самое главное, он подробно рассказывает о попытках соотнесения внутреннего, субъективное видения с внешним при помощи объективного языка энергетичесих наук.

А ведь в этом и состоит задача и классическая проблема философии: раздвинуть горизонты внутренней нейрологической реальности и связать ее с внешними реальностями, которые измеряются учеными.

Разум эволюционирует, когда “оккультное” и “магическое” становятся объективно-научными.

Я хорошо помню мой первый разговор с Робертом Антоном Уилсоном, состоявшийся в 1964 году. Это был первый одинокий журналист, который действительно прочитал мои сочинения и понял непрерывную эволюцию моих собственных исследований — от межперсональной психологии к межзвездной нейрогенетике.

Известно, что каждая цивилизация в период наивысшего расцвета создает один или несколько энциклопедических трудов, в которых суммируется знание, технология, культура и философия эпохи. Такие книги сродни нейрогенетическим справочникам, в которых Агенту Разума из другого мира сообщается и объясняется примитивная планетарная культура. Данте, Бокаччо, Джеймс Джойс, Гессе.

Наша цивилизация переходит из отрочества в финальные земные стадии технологической централизации, которые предшествуют Космической Миграции, и начинает “выдавать” соответствующие энциклопедические сочинения.

Это, к примеру, “Радуга тяготения” Томаса Пинчона, трилогия “Иллюминатус” Уилсона и Ши и, конечно, книга, которую вы держите сейчас в руках.

Пожалуйста, обращайтесь к этой книге, если и когда вам понадобятся современные авторские данные по таким базисным концепциям, как: заговор иллюминатов, феномен Сириуса, НЛО и изменяющие сознание наркотики. В ней вы найдете новый взгляд на Ли Харви Освальда, Джима Гаррисона, Хью Хефнера, двадцать четыре биоробота Тимоти Лири, на значение числа 23, на Алистера Кроули, Олдоса Хаксли, Карла Сагана, Гурджиева, Алана Уотса, Уильяма Берроуза, бессмертие, Николу Теслу, современную квантовую теорию, физику сознания, восемь эволюционных контуров нервной системы и т. д. В каждом из этих академических справочных материалов встречаются блистательные биографические эпизоды, благодаря которым эти важные имена и события реально оживают на страницах книги. Это прекрасное произведение.

“Космический триггер” — это одновременно и эпическое произведение. Эпос — это история исследования, путешествия, рискованного поиска смысла. “Космический триггер” — это одиссея, повествующая о персональных поисках автора, в которых он исследует лабиринты собственного мозга.

Он экспериментирует с магией, ритуалами, экстрасенсорным восприятием, изоляцией. Он постоянно советуется со своими самыми драгоценными спутниками — очаровательной рыжеволосой женой Арлен и яркими одаренными детьми.

Уилсон понимает (как и все алхимики), что при создании произведения он должен эволюционировать. Он знает, что девиз: solve et coagule (Растворяй и сгущай) означает личное растворение в исследуемом материале, — он должен изменять свою собственную температуру и давление, тестировать нормальность собственной психики в тигле перемен.

Он бросает роскошную и интересную работу и отходит от общества. Он становится лихим героем — свободным интеллектуалом.

Он отворачивается от профессионального жалованья и государственных субсидий и живет только за счет своего ума и мудрости. Читая эту книгу, мы ощущаем его мучительную блейковскую бедность, его взлеты и падения.

“Космический триггер” блещет юмором, непредубежденностью, отвагой, пониманием, терпимостью. Это эпическое приключение человека, который приглашает нас расти и меняться вместе с ним.

Мы благодарим тебя, Роберт Антон Уилсон, за это сокровище, бесценное сегодня и всегда.

Тимоти Лири

Лос-Анджелес, Калифорния

Date: 2016-05-25; view: 362; Нарушение авторских прав